Евгений Сурмин
Красный Жук. Предварительные решения

– В античности?

– Курсанты очень быстро расширили, так сказать, исторические горизонты. Битва на Сомме или высадка в Дарданеллах разыгрываются ничуть не хуже Канн. А когда курсанты где-то достали свинец и все поголовно принялись его плавить и лить модели военной техники, то пришлось вмешаться самому начальнику училища, чтобы все это хоть как-то упорядочить.

– И как сейчас обстоят дела с этой игрой?

– К сожалению, руководство училища проявило излишнее рвение и, после того как курс, где учился Самойлов, выпустился, вообще игру запретило, мотивируя тем, что, играя в такие игры, недолго доиграться и до троцкизма с бонапартизмом.

– Я думаю, товарищи погорячилось. Такая игра была бы полезна не только курсантам, но и командирам Красной армии. Нужно обсудить этот вопрос с товарищем Шапошниковым.

– Борис Михайлович сейчас занят на строительстве укрепрайонов.

– Товарищ Сталин знает, чем сейчас занимается товарищ Шапошников. Но у товарища Шапошникова академический склад ума, думаю, ему будет интересно и полезно немного отвлечься от своей стройки. Пусть вместе с Жуковым организует штабную игру типа январской, только менее масштабную, выберут подходящих командармов или даже комдивов. А мы посмотрим и решим, что делать дальше с этим начинанием. Продолжай, Лаврентий.

– Третья странность. Или просто осторожность, смотря как посмотреть. Самойлов в приватных беседах с сокурсниками крайне отрицательно отзывался о Троцком, Бухарине, Зиновьеве, Каменеве. Предупреждал, что любые контакты с их последователями доведут до тюрьмы. Вообще, политические разговоры не любил и пресекал их с первого курса. Вот в общем-то и все странности за время учебы, о которых мы смогли узнать.

– А что тебе самому показалось самым необычным, Лаврентий?

– Водоросли, Иосиф Виссарионович.

Несколько минут товарищ Сталин в задумчивости прохаживался по кабинету, что-то для себя решая.

– Да, водоросли – это интересно. Если на самом деле будет экономический эффект от внедрения, то надо наградить товарища Гая. Хорошо. Продолжай.

– Следующий период – служба в ЗабВО и конфликт на Халхин-Голе. Наверное, самым невероятным можно считать то, что только что выпустившийся из училища лейтенант сумел с нуля создать подразделение, эффективно решающее задачи за линией фронта. Там были очень неблагоприятные условия, начиная от рельефа и заканчивая менталитетом японцев. Были значительные потери личного состава. Где-то были неудачные решения, недоработки. Но в целом человек без реального боевого опыта сколотил работающую структуру. И если судить по результатам, а мои люди хорошо покопались там, проанализировав боевую работу роты Самойлова, весьма эффективно работающую. Это поразительно.

– Насколько я знаю, ему создали хорошие условия для формирования подразделения.

– Да, товарищ Сталин. С материальной стороны ему очень помогали и Конев, и Штерн с Жуковым. Думаю, товарищам командующим в итоге самим стало любопытно, что из этого выйдет. Рота по меркам всего особого корпуса величина, скажем прямо, исчезающе малая. Я вот справочку подготовил, здесь разведданные, которые получили разведчики Самойлова, документы и захваченные в плен японские командиры. Особенно много их было на последнем этапе операции, когда они прорывались из окружения. Рота очень хорошо показала себя в преследовании отступающего противника.

– Давай сюда, Лаврентий, потом ознакомлюсь. У меня сегодня еще встреча с нашими радиолокаторщиками.

Нарком позволил себе чуть улыбнуться, прекрасно зная, что радиолокация – это одно из направлений, которые с упорством носорога пробивает Самойлов.

Сталин же за это время успел пробежаться глазами по первому из переданных Берией листов, хмыкнул и чуть кивнул головой каким-то своим мыслям, спросил:

– Что еще?

– Амуниция и снаряжение. Некоторые решения мы весь сороковой год обкатывали на пограничных войсках. Привлекли 98-й Любомльский погранотряд (Западный округ) и 56-й Благовещенский погранотряд (Хабаровский округ). Сейчас подводятся итоги испытаний, но уже могу сказать, что пограничники получат три разработки Самойлова.

– Ты про разгрузки? Мы же разбирали этот вопрос. Нарком Тимошенко высказался против, Кулик Григорий Иванович был категорически не согласен.

– Семену Константиновичу, наверное, лучше знать, что нужно для Красной армии. А вот пограничников и некоторые другие войска НКВД я прошу новым снаряжением обеспечить. Не такое оно и дорогое, материя да немного кожи.

– Справку по этим нововведениям, я так понимаю, ты тоже приготовил?

– Да.

– Давай сюда, а сам очень коротко по этим трем новинкам.

– Разгрузка. Ременная или матерчатая система подвесов, перераспределяющая вес носимого груза на плечи. Если разгрузка в форме жилета, то это плюс еще много удобных, в том числе на груди, карманов. В справке есть рисунки и схемы нескольких типов разгрузок.

– Хорошо, я посмотрю.

– Второе – трехточечные оружейные ремни. Отличие всего в одном карабине, но это позволяет надежно фиксировать оружие в различных положениях, облегчая перемещение по лесистой и труднопроходимой местности. Там, – Берия указал на бумаги в руках Сталина, – есть схемы, но по-настоящему понимаешь, насколько это замечательное решение, только когда сам держишь автомат в руках. Я могу завтра прислать инструктора, обучающего дзержинцев^[24].

– Хорошо, присылай. Заодно пусть и разгрузку прихватит. Думаю, демонстрация много времени не займет, посмотрим на твое снаряжение, а потом с товарищем Гаем побеседуем.

Иосиф Виссарионович чуть кивнул, разрешая Лаврентию Павловичу продолжать.

– И последнее, что меня очень удивило. Самойлов близко сошелся с авиаторами и предложил товарищу Смушкевичу несколько новых тактических схем ведения воздушного боя. «Этажерка», «свободная охота» и самое интересное – звено из двух пар истребителей. Между Рычаговым и Смушкевичем сейчас настоящее противостояние. «Испанцы» за старое звено, «монголы» – за новое. Тимошенко на стороне Рычагова.

Сталина удивила последняя фраза, да и интонация. Нарком для того и поставлен, чтобы решать такие споры, это его прямая обязанность. Зачем Берия подчеркнул, что Тимошенко занял сторону своего зама по авиации?

– А ты сам как считаешь?

– Я лично беседовал с генерал-лейтенантом Кравченко…^[25]

– Григорий Пантелеевич, дважды Герой?

– Да. Он сейчас в Москве. Слушатель курсов усовершенствования начальствующего состава при Академии Генштаба.

– Боевой командир. Нам сейчас нужны такие командующие. Продолжай.

– Мы проговорили больше двух часов. Сначала Григорий Пантелеевич схемы чертил, а потом не выдержал, достал модели самолетов, и мы несколько вариантов боя разыграли. Даже пришлось помощников звать, рук на семь самолетов не хватало. В итоге меня Кравченко убедил, что двухпарное звено всегда будет иметь подавляющее преимущество. И чем более крупные соединения самолетов встретятся в бою, тем явственнее будет преимущество нового тактического звена. А вот с парой три самолета будут сражаться на равных.

– Три против двух – и на равных? Почему?

– И там и там, по сути, атакует один ведущий, ведомые только прикрывают. А крутить виражи вдвоем даже легче, меньше вероятность столкнуться со своим. Кравченко считает, что эскадрилья нового формирования будет на пятьдесят процентов сильнее.

– Уверен?

Берия встал по стойке смирно.

– Уверен, товарищ Сталин.

Иосифу Виссарионовичу нужно было о многом подумать, он снова встал из-за стола и стал размеренно мерить шагами кабинет.

Опять все упиралось в кадры. В людей. В соратников. Не совершает ли он ошибку, сосредоточившись на политике и экономике и отдав военные вопросы на откуп «красным маршалам». Вроде бы очевидно, что экономика важнее. Чтобы у Тимошенко были те же танки, не отличные и не хорошие, а хоть какие-нибудь, нужно связать в единый узел десятки логистических цепочек. А личный состав? А снабжение?

Вот товарищи военные говорят, для защиты рубежей нужно минимум 10 тысяч танков. Колоссальная цифра. А если вспомнить, что протяженность сухопутной границы СССР округленно 12 тысяч километров… Если вспомнить, что Забайкальское и Дальневосточное направления в случае войны никак не смогут оперативно получать подкрепления…

А промышленность, которую после Гражданской пришлось заново отстраивать с нуля и которая до сих пор еще во многом неэффективна и выдает чудовищное количество брака? Большинство рабочих – это бывшие крестьяне, имеющие три класса образования. Инженеры – рабфаковцы^[26].

Еще десять лет назад вопрос стоял – выпустить как можно больше хоть чего-нибудь. Посадить за штурвал этого «чего-нибудь» опять же бывших крестьян и надеяться, что буржуи, обескровленные Мировой войной, не решатся, дадут молодому Советскому государству лет десять-двадцать передышки.

И вот ситуация начала меняться, уже пошла в войска новая техника. Самолеты Як-1 и МиГ-3. Танки «Клим Ворошилов» и линкоры типа «Советский Союз», и многое-многое другое. Значит, все было не зря. Значит, направление на индустриализацию выбрано верно. Еще год-два – и Красная армия будет оснащена качественно новым оружием.

Одному человеку невозможно управлять такой огромной страной. И, казалось бы, подобралась надежная команда соратников. Молотов, Каганович, Тимошенко, молодой Берия.

Но до Берии были Ягода и Ежов. Последний, на короткое время оставшись без пригляда, умудрился наломать таких дров. Вместо точечных ударов по троцкистам устроил настоящий террор. Реабилитировано, страшно подумать, более ста пятидесяти тысяч человек^[27].

В вопросах строительства вооруженных сил Сталин всегда опирался на проверенные кадры. Маршалы Ворошилов, Буденный, Тимошенко, Шапошников, Кулик – вот те люди, кто вынес на своих плечах всю тяжесть Гражданской войны и интервенции. Но, с другой стороны, Тухачевский, Блюхер, Егоров – ведь им он тоже доверял. А выходит, из пяти первых маршалов СССР^[28] трое стали предателями! И ведь прежде всего это его вина. Недоглядел, понадеялся на других там, где нужно было лично проконтролировать, и упустил из виду момент перерождения.

И сейчас получается, нарком внутренних дел прямо говорит, что нарком обороны неправ. А Тимошенко настолько уверен в своей правоте, что даже не счел нужным доложить об особом мнении Смушкевича? Не считает товарища Сталина достаточно компетентным? Забыл, наверное, что, когда он в августе 1918-го командовал кавалерийским полком под Царицыном, товарищ Сталин возглавлял Военный совет фронта. Ведь даже со слов Лаврентия понятно, что идея летать парами требует как минимум вдумчивого обсуждения на всех уровнях.

Выходит, хочешь не хочешь, а придется выкроить время и заняться вопросом этой новой истребительной тактики самому. Да и не только этим, вон сколько вопросов, требующих решения, обозначилось, а ведь это Берия только начал свой доклад.

Если посмотреть на ситуацию со стороны, то получается полнейшее безобразие. Почему Смушкевич сам не вышел на ЦК? Не хочет сор из избы выносить? А Жуков? Что по этому поводу думает начальник Генерального штаба? Молчит? Не потому ли, что у наркома Тимошенко и ныне покойного маршала Кулика сложились очень непростые отношения с майором Самойловым? Почему товарищ Сталин, как обманутый муж, все узнает последним?

Что ж, в отличие от гипотетического мужа, у товарища Сталина есть товарищ Берия. Вождь принял решение и даже позволил себе тень улыбки.

– Знаю, что ты загружен, Лаврентий… – Сталин помолчал. – Но край к маю мне нужна развернутая справка по нашим ВВС. Если нужно, привлеки Мехлиса или самого Самойлова. В общем, привлекай кого хочешь, но к Первомаю мне нужно знать, в каком состоянии наша авиация.

– Хорошо.

Сталин сел и кивнул, предлагая Берии продолжать.

– По новаторству в этот период всё. Остался случай с ранением.

– Я помню в общих чертах. Пуля была отравлена, и наши медики сказали, что Самойлов не выживет. Вылечили его какие-то монахи. Что ты узнал?

– Самого доктора, который лечил Самойлова в Монголии, к сожалению, уже нет в живых. Язва. Но остались записи, я показывал их доктору Майрановскому^[29], типичная картина отравления чем-то нервно-паралитическим. Медик, который осматривал Самойлова на Халхин-Голе, не имел нужного оборудования, чтобы определить яд. Он предположил, что это может быть какой-то растительный алкалоид.

– Почему?

– К сожалению, неизвестно, просто запись в журнале.

– Продолжай.

– То, что Самойлов находился при смерти, кроме записей также подтверждают несколько десятков очевидцев. В том числе Георгий Константинович Жуков. На спине Самойлова присутствует шрам, характерный для таких ранений. Считаю, вероятность инсценировки крайне мала.

– Но все же есть?

– Я вижу только один вариант: на пуле вместо смертельного яда был нанесен какой-то состав, который вызвал все симптомы (температуру, рвоту и так далее), но имел короткий период действия.

– Что по этой версии сказали твои медики?

– Сказали, что не смогли бы приготовить такой состав, который, имитируя все симптомы смертельного отравления, тем не менее не прикончил бы пациента. Вернее, в лаборатории смогли бы, намешали, но вот нанести на пулю… Какие пропорции, какая дозировка – совершенно неясно. А если даже такой состав смогли бы подобрать, остается куча сложно учитываемых факторов, вплоть до того, чем питался отравленный накануне попадания в его организм яда. Майрановский считает, что, останься пуля в теле, а не пройди по касательной, в организм попало бы намного больше яда, и смерть наступила бы в течение нескольких минут.

Сталин снова кивнул, показывая, что принял информацию к сведению.

– Что по монахам?

– Нашли этот, если можно так выразиться, монастырь. Несколько полностью углубленных в землю помещений из грубо обтесанного камня. Возраст предположительно от пятисот до тысячи лет. Но место покинуто, те, кто там жил, забрали с собой практически всё. Голый камень. Местные жители рассказали, что там жили какие-то монахи. Точно не буддисты, не мусульмане и не христиане, какой-то старый полузабытый культ. И, наверное, не очень добрый. Их не трогали и, как показалось моему человеку, немного побаивались, но монахи вели себя тихо, с проповедями и советами не лезли. Правда, иногда лечили за еду или меняли обереги на продукты.

Берия замолчал, и Иосиф Виссарионович понял, что нарком ждет вопроса.

– Почему побаивались?

Лаврентий Павлович вытащил из кармана костяную фигурку сантиметров пяти и поставил ее на стол.

– Оберег.

Сталин взял фигурку и поднес ее поближе к глазам.

– Любопытно. Насколько я помню, это не Ям.

– Да. Только не Ям, а Яма. – Нарком вытащил из папки очередной листок. На этот раз это была фотография мужской спины, точнее вытатуированного на спине изображения.

– Вот, на спине Самойлова Яма, а этот, с головой слона, скорее всего, Ганеша, индуистский бог мудрости и благополучия. Вообще, хоть они и выглядят, скажем так, необычно, но вполне себе положительные герои.

– Но почему они ушли? Куда? И главное, зачем они красному командиру нанесли этого своего бога на спину?

– По словам местных, ушли в сторону Тибета, видение им было. А вот зачем набили татуировку, пока спросить не с кого.

– Сам Самойлов?

– В основном спал, подозревает, что поили чем-то наркотическим, бессвязные отрывки в тумане.

– У тебя самого есть какие-то мысли на этот счет?

– Скорее религиозные фанатики, чем спецслужбы. Эта татуировка, она рационального смысла с нашей точки зрения не несет. А вот человека на всю жизнь помечает. Слишком Самойлов там по краю прошел, так своими агентами рискуют, конечно, но рядовыми. А тут, можно сказать, проходная пешка. Не верю. Не сходится. По крайней мере, известные мне разведки так бы не стали поступать.

– А есть разведки, неизвестные наркому внутренних дел СССР?

– Разрешите, я вернусь к этому вопросу в конце доклада, товарищ Сталин, – Лаврентий Павлович внешне никак не прореагировал на слова генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза, но внутренне все же поежился.

– Хорошо, я подожду. Продолжайте, товарищ Берия.

– Теперь Польша. Рота по ходатайству Жукова была в авральном порядке переброшена на западную границу. В середине сентября, кажется пятнадцатого числа, они прибыли в Минск и практически с колес приняли участие в Освободительном походе. С первых часов подтвердилась высокая эффективность его тактики. Но и потери были относительно велики. Рота потеряла двоих убитыми и семнадцать человек ранеными.

– Разве это много?

– Сопротивление поляков нашим частям было откровенно слабым.

– Тогда почему?

– Самойлов объясняет это отсутствием времени на подготовку. У него были люди, разговаривающие на немецком, украинском и белорусском. Но было всего два человека, чисто говоривших по-польски. Также им самим пришлось добывать польское обмундирование, никто об этом не позаботился, хотя Самойлов просил об этом еще в Монголии, перед погрузкой в эшелоны. Хорошо еще, что эти недостатки частично компенсировались разработанными легендами и общим нежеланием поляков воевать.

– Подожди, Лаврентий. Ты хочешь сказать, он еще на Халхин-Голе начал планировать свои действия в Польше?

– Да, – Берия даже немного удивился вопросу, – с конца августа. Он даже просил прислать ему с пополнением бойцов поляков или живших в Польше.

– Интересно, товарищ Жуков тоже в конце августа начал слать в свой наркомат телеграммы, озаботившись предстоящей немецко-польской войной. Ты, Лаврентий, проработай этот вопрос поглубже.

– Хорошо, товарищ Сталин. Если Георгию Константиновичу кто-то что-то подсказал, я это выясню.

Берия перелистнул страницу в своей папке и продолжил:

– Когда мы начали анализировать этот временной отрезок, то сначала показалось, что в Польше Самойлов и не выходит за пределы своей компетенции. После того как наши войска встретились с немецкими, его люди остались вроде как не у дел. И чтобы чем-то себя занять, стали помогать комендатуре. Силовое прикрытие при обысках и задержаниях, помощь в допросах —, в общем, помогали как могли. Даже своим транспортом. И что самое интересное, помощь же добровольная, так что отследить и потребовать отчета о перемещениях его бойцов и командиров не представлялось возможным. Да и никому в голову не приходило отчет требовать. Зато все люди Самойлова примелькались и с комендантскими перезнакомились. Да, честно сказать, не только с ними. Моим людям тоже помогали, в чем ни попроси. И гуляли по округе в любое время. Это сейчас я понимаю, что Ямщик нашел идеальное прикрытие для своей деятельности. Если девять человек из десяти постоянно тебе помогают, то разве ты будешь допытываться, что десятый делает. Сейчас у меня картинка сложилась, а тогда, осенью тридцать девятого, когда наш источник сообщил, что Самойлов с доверенными людьми шастает к немцам и проводит там диверсии, в наркомате был шок. Думали, агент или понял что-то не так, или вообще умом тронулся.

– Тут можешь рассказывать покороче, Лаврентий. Мы с тобой это обсуждали.

– Тогда можно только добавить, что диверсиями и убийствами немецких офицеров дело не ограничилось. Еще один слой – это создание агентуры в приграничных районах. Все это, можно сказать, в одиночку и под носом не только у немцев, но и у нас. Да, еще, практически перед самым отъездом в Москву, Самойлов нашел, или, правильнее сказать, завербовал своего первого «эксперта» – актера Малого императорского театра, Геннадия Лютовского. Между прочим, ученика самого Станиславского.

– Зачем ему это? Самойлов что, собрался учить своих бойцов актерскому мастерству?

– Уже учит. Не всех, конечно, а только тех, кого планирует послать за линию фронта в немецкой форме. Мы тоже учим этому своих нелегалов. Меня тут больше удивляет, как это пришло в голову ему. Ведь на тот момент Самойлов был старшим лейтенантом, год как выпустившимся из училища. И там, в Ровно, осталось много вопросов.

– Поясни.

– Пользуясь своими особыми отношениями с комендатурой города, Самойлов имел возможность общаться с задержанными и даже забирать некоторых с собой.

– И комендант это допускал?

– Это было взаимовыгодное сотрудничество. Даже сильно больше в пользу комендачей. Можно сказать, еще одна маленькая агентурная сеть, созданная Самойловым и переданная нашей администрации в городе, но заточенная против националистов и польских непримиримых. Мои сотрудники, работая с архивами, отмечали: было такое впечатление, что работал сыщик с десятилетним стажем и без лишних моральных принципов. Но всплыло это только сейчас, и картина за давностью прошедшего времени очень неполная. Достоверно известно, что Самойлов интересовался работниками театра. Режиссерами, учителями актерского мастерства, постановщиками развлекательных фильмов. Было минимум двое из представителей театрального цеха, которых Ямщик увел с собой. А потом он нашел этого мэтра Лютовского, который от революции сбежал в Варшаву, а от немцев снова к нам в Ровно.

– Какой шустрый артист. Как думаешь, Лаврентий, он не сбежит в третий раз? Теперь для разнообразия, например, в Берлин?

– Не сбежит, мои люди все держат там под контролем. Да и Самойлов очень ответственно, даже скорее параноидально, относится к вопросам безопасности.

Сталин кивнул, соглашаясь.

– А помнишь, Лаврентий, как ты лично с ним познакомился, а потом привел его ко мне?

– Да, любопытная вышла беседа, – Берия позволил себе чуть-чуть улыбнуться, вспоминая.

Разговор вышел занятный, особенно та часть, где старший лейтенант доказывал комиссару государственной безопасности 1-го ранга, что оперативники НКВД не имели никаких шансов взять живыми бойцов его лейтенанта. Опыта работы с таким материалом у них, видите ли, нет. И ведь самое интересное, если и не доказал, то посеял обоснованные сомнения, стервец.

Как он там говорил? «Если к шпиону пришли, он уже проиграл. И остается всего два выбора – успеть покончить с собой или договариваться. Боевая подготовка в лучшем случае базовая. У уголовников цель – вырваться. Подготовка, может быть, и не хуже, однако они профессиональные воры, мошенники, но никак не убийцы. Минус – подорванное здоровье и алкоголь. У некоторых еще наркота. А вот моим бойцам на уровне рефлексов ставится задача: убей противника и не забудь еще проконтролировать. И весь последний год они без роздыха тренируются делать именно это. А Монголия еще и отсеяла самых неумелых да неудачливых. Вот честно, Лаврентий Павлович, готовы ваши волкодавы к такому противнику? А в нашем конкретном случае ситуация еще усугубилась и тем, что ваши люди не провели разведку и профукали фактор внезапности».

Тогда нарком не нашел аргументов возразить борзому лейтенанту, зато потом в рамках наркомата создал группу именно «волкодавов», во многом используя лекала подразделения самого Самойлова.

– Что там дальше было? Ты вроде бы одно время планировал забрать его к себе.

– Планировал. И даже забрал. – Лаврентий Павлович сделал вид, что верит в забывчивость товарища Сталина. – Если коротко, то мы хотели использовать Самойлова для ликвидации врагов Советского Союза за рубежом. Первый раз все прошло гладко. Ушел, пришел, а в немецкой газете появился некролог – «нелепой смертью погиб выдающийся ученый, большой друг немецкого народа…» и так далее и так далее. А вот второй раз… Второй раз он привез мешок документов и двух китайских девчонок.

Иосиф Виссарионович неторопливо выдвинул ящик стола, чуть помедлил и достал трубку. На этот раз его выбор пал на изготовленное из бриара^[30] изделие фирмы «Данхилл». Разломав две папиросы и набив трубку табаком, Сталин задумался.

Мешок документов, да. Лаврентий тогда прибежал одновременно злой, обрадованный и ошарашенный, как будто за ним али^[31] бежали. Что ж, его можно понять. Переписка со многими корреспондентами в Европе и Америке. Множество документов, в том числе частью зашифрованные. Финансовая отчетность, какие-то списки и инструкции, с которыми еще предстоит разобраться.

Тот случай, когда инициатива исполнителя оказалась оправданной на все сто процентов. Но самое главное, Самойлов каким-то наитием, каким-то звериным чутьем понял всю мерзкую извращенную суть хозяина замка. Понял, что у того должно быть что-то для себя, что-то тешащее его больное самолюбие и фиксирующее богомерзкие дела.

Сталин поежился и мысленно сплюнул.

Граф Кенгоф вел дневник, как он успел объяснить перед смертью, для потомков. «Мемуары толерантного Европейца»… да-да, именно так, с большой буквы, раса господ как-никак. Эх, дать бы им в руки лопаты, и пусть роют Атлантико-Тихоокеанский канал где-нибудь по широте города Нью-Йорка. Правда, не совсем понятно, почему «толерантного»: насколько он помнит, этот латинский термин означает «привыкание».

Похотливый садист настолько уверовал в свою непогрешимость и вседозволенность, что без всякого шифра и стеснения подробно описывал не только свои забавы, но и посредническую деятельность между фашистами и англо-американскими бизнесменами.

В том, что многие мировые финансово-промышленные круги поддерживают фашистов, в Советском Союзе не сомневались. Но одно дело слухи, догадки, обрывки разговоров – их к делу не пришьешь. Да и кому какое до этого дело. До недавнего времени Гитлер был очень популярен и в Европе, и в мире. Вон в 1938 году американский журнал «Тайм» назвал его человеком года.

Но достаточно детальная схема распределения денежных потоков, направляемых в Германию через Польшу и Швейцарию из США, это уже совсем другое дело.

Если такие гиганты, как «Форд», «Шелл» и «Дженерал моторс», делали это от своего имени, то многие финансовые воротилы предпочитали анонимность и создавали всякого рода «общества американо-германской дружбы». Так что о большинстве фамилий Кенгоф только догадывался, но не забывал щедро делиться своими догадками с будущими читателями. Кланы Рокфеллеров и Морганов, Ротшильдов и Кеннеди, Бушей и Дюпонов – все поучаствовали в возрождении нацистской Германии. И граф чувствовал себя демиургом, ведь благодаря заокеанским кузенам именно через него проходила значительная часть денежных средств. Еще один посредник, имени которого Кенгоф точно не знал, сейчас находится в Швейцарии и предположительно занимает обманчиво скромную должность в министерстве финансов.

Что ж, большевики умеют ждать и найдут момент, когда полученная от графа информация ударит по капиталистам больнее всего. Пригодятся тогда и списки офицеров американского Федерального бюро расследований, работающих рука об руку со своими германскими коллегами.

Эти сведения на 99,99 процента исключали вероятность того, что Самойлов может быть британским или американским агентом, уж больно скверно они пахли. А учитывая персону графа Кенгофа, так и вообще. Если опубликовать его дневник, то последний молочник будет всеми силами открещиваться от знакомства с графом.

Товарищ Берия плавно перешел к событиям Зимней войны, рассказывая про штурм укреплений Карельского перешейка, и Сталин подумал, что именно финские доты его тогда почему-то убедили поверить молодому лейтенанту и дать ему, как говорят французы, карт-бланш.

По мнению Иосифа Виссарионовича, предположить, что переговоры с финнами не увенчаются успехом или что Гитлер будет последовательно захватывать страны, не входящие в антикоминтерновский пакт, мог любой здравомыслящий человек. И Самойлов, по сути, ничем не рисковал, озвучивая перед высоким начальством свою версию грядущих событий.

Началась война с финнами – он прозорливый, умный человек, чуть ли не провидец. Нет – так все равно инициативный командир, не боящийся высказывать перед руководством свою точку зрения. Не думает же на самом деле кто-то всерьез, что грамотного командира, орденоносца и Героя Советского Союза пошлют служить в какую-нибудь дыру в случае, если его прогноз не исполнится.

С захватом Европы то же самое: ошибиться легко, всегда может пойти что-то не так. Но на самом деле ошибка в прогнозе ничем не угрожает. Самойлов озвучил радикальный вариант: к лету 1941 года, кроме Швейцарии и Швеции, в Европе нейтральных государств не останется. Только союзники Германии или те, кто с ней воюет.

Конечно, такой быстрый разгром Франции никто не предполагал. Тут неопытность старшего на тот момент лейтенанта сыграла, пожалуй, в плюс. Ни один генерал не рискнул бы такое высказать вслух. Пара месяцев маневренной войны, и французы вместе с англичанами будут вышвырнуты с континента.

Нужно признать, тогда лично он, Сталин, был занят вопросами своих западных границ: Финляндией, Прибалтикой, Бессарабией. А от слов Самойлова просто отмахнулся, не поверил. А с другой стороны, как он мог помочь французам или норвежцам? Или мог? Знай он о Самойлове то, что знает сейчас, наверное, хотя бы попытался предупредить. Только что бы он сказал? Немцы собираются обойти линию Мажино? Смешно. Нет, тогда он от прогнозов Самойлова по Европе отмахнулся, не до них было.

А вот выкладки по финнам его зацепили. Герой Халхин-Гола не сомневался, что Красная армия упрется на перешейке в оборонительную линию, упрется и умоется кровью. Вот тут и понадобятся инженерно-штурмовые части, которых у нас нет от слова совсем. Самойлов расписал тогда не только предполагаемую систему укреплений и конструктивные особенности финских дотов. Хотя особенность была одна – фланкирующий огонь. Главное, он предложил тактические приемы взламывания таких укреплений относительно небольшими силами.

Да, Сталин тогда поверил зеленому лейтенанту с горящими глазами и дал разрешение создать особый батальон. Много тогда чего разрешил. Полный карт-бланш, посмеивался еще про себя, насколько у парня пыла хватит. Потом как-то не до того стало, чтоб судьбу этого батальона отслеживать, понадеялся на Ворошилова и Тимошенко. И очень удивился, когда от Бориса Михайловича Шапошникова узнал, что эта часть, специально созданная и подготовленная для прорыва линии дотов, не используется.

Не зря, ох не зря попросил он Лаврентия собрать исчерпывающую информацию о майоре. Вон уже сколько интересного попутно вылезло. Придется все же в дела наркомата обороны вникать поглубже, выкраивать как-то время и вникать. Решено.

Товарищ Сталин снова сконцентрировался на словах наркома.

– Во время очередной вылазки одна из групп Самойлова наткнулась на штаб финского батальона, в перестрелке погиб комбат майор Вальве Аарне-Юхан. Это стало последней каплей, и финны устроили на «призраков» настоящую облавную охоту. Снимали даже подразделения, блокирующие 44-ю дивизию, чем, в общем-то, значительно облегчили ей выход из окружения.

– Облегчили? Если я правильно помню, дивизия потеряла все тяжелое вооружение!

Сталин быстро подавил вспышку раздражения, понимая, что Самойлов тут точно не виноват.