bannerbannerbanner
Уловка медвежатника

Евгений Сухов
Уловка медвежатника

Полная версия

Глава 4
МОРГАНАТИЧЕСКИЙ БРАК

Месяц назад был отстроен новый царский дворец в Ливадии. В отличие от прежнего этот в первую очередь поражал своими большущими размерами, имел огромные высокие окна, ярко освещавшие залы, а также смотровые башни, с которых обозревалась вся окрестность. Но особенно живописен был просторный внутренний дворик, засаженный тропическими цветами. Клумбы в нем, разбитые на длинные расходящиеся лучи, собирались в самом центре двора у греческой арки с фонтаном. И были весьма удобным местом для прогулки по вечерам.

Николай Второй, удобно устроившись в широком кресле у окна, просматривал корреспонденцию. Однако всякий раз ловил себя на мысли, что не вникает в смысл прочитанных посланий, – все его думы вертелись вокруг заболевшего наследника, Алексея. Неделю назад у него открылось почечное кровотечение, и по настоянию Александры решили послать за Григорием Распутиным. Что бы там ни говорили о старце, но как было не поверить в его искусство врачевания, если мальчику становилось лучше тотчас, как только он перешагивал порог его спальни или просто начинал молиться во здравие.

Теперь главное, чтобы болезнь не обострилась. Впрочем, с присутствием Григория этого не должно случиться.

Николай Александрович отложил письма и, поднявшись, подошел к окну, с которого просматривался внутренний дворик. Алексея (в матросском костюме, который невольно делал его старше и очень шел ему) в сопровождении Григория он увидел вблизи греческой арки. Старец, присев на корточки, что-то вещал наследнику в самое лицо. Оба улыбались и чем-то напоминали заговорщиков. И здесь свои секреты!

Немного поодаль стоял «дядька» наследника, матрос Деревенько. Простоватый, малость угрюмый, он не без ревности наблюдал за дружбой царевича и Распутина. А в дальнем конце двора, сбившись в плотную группу, стояли офицеры. В одном из них Николай Александрович узнал Петра Старицкого – приятеля своего младшего брата великого князя Михаила Александровича.

Между бровей императора пролегла глубокая складка. Интересно, что тот делает в царствующем доме, если дорога сюда заказана самому великому князю Михаилу?

Император вернулся в глубину комнаты и надавил на кнопку звонка в самом углу стола. Через минуту дверь распахнулась, и на пороге предстал секретарь.

Умело справляясь с раздражением, подступившим к самому горлу, Николай Александрович произнес:

– Милостивый государь, вы не могли бы мне сказать, почему здесь находится князь Петр Старицкий? Я не помню, чтобы было приглашение на его счет.

Подбородок секретаря чуток дернулся – всего лишь отголосок той бури, что сейчас копилась в душе секретаря и, видимо, искала выхода.

– Ваше величество, я к этому не имею никакого отношения. Князь Старицкий прибыл по приглашению княгини Ольги.

– Ах, вот оно что, – протянул ошеломленный новостью Николай Александрович. Что это за дом, когда внутри семьи появляются какие-то свои тайны? Не хватало еще одного морганатического брака – подобного удара семья Романовых может не выдержать. – Ступайте, голубчик… Хотя, знаете что, попробуйте как-нибудь спровадить князя из дворца.

– Слушаюсь, ваше величество!

– И умоляю вас, попытайтесь это проделать под каким-нибудь благовидным предлогом и с большим тактом, еще не хватало, чтобы меня мои дочери упрекали в деспотизме. Вы хорошо меня понимаете?

– Ваше величество, можете не беспокоиться, я сделаю все так, как подобает.

– Вот и славно, – с видимым облегчением вздохнул Николай Александрович, возвращаясь к разложенной на столе корреспонденции.

Поверх газет лежало два конверта. В одном из них была вложена фотография, о чем ему сообщили при вручении, в другом, большем конверте из плотной желтой бумаги, помещался рапорт полицейского агента Федора Грищука, составленный после свадьбы великого князя Михаила Александровича со своей морганатической супругой Натальей Сергеевной, урожденной Шереметьевской.

Первым возмутителем спокойствия в династии Романовых стал дядя Николая Второго великий князь Павел Александрович, – втайне от царя он женился на разведенной женщине, к тому же матери троих детей, госпоже Ольге Пистолькорс.

Весьма грустная история!

Причем его страсть оказалась настолько сильной, что он позабыл не только о своих собственных детях, но даже о родине. Пожертвовал всем: благополучием, уважением царственной семьи, карьерой – ради вздорной, глуповатой женщины. Право, она не достойна подобных жертв!

И вот теперь на очереди новое неприятное разбирательство.

Николай Александрович вскрыл конверт и вытряхнул из него небольшую фотографию, на которой был запечатлен великий князь Михаил Александрович с супругой Натальей Сергеевной. Новоиспеченные супруги были запечатлены в Каннах, во время своего свадебного путешествия. Их поездка была строго законспирирована даже от самых близких лиц, а потому по Европе они путешествовали инкогнито без пышного сопровождения и подобающей их положению охраны, останавливаясь в неприметных и недорогих гостиницах. Но то, что неведомо было даже ближайшему окружению, известно было его старшему брату, царю Николаю. Едва ли не ежедневно на императорский стол ложился отчет о пребывании великого князя и его супруги за границей. И, судя по тому как они проводили время, были вполне счастливы и наслаждались обществом друг друга.

Морганатический брак – большой удар по семейным традициям, хотя Николай и не исключал того, что в его основе может быть заложено весьма глубокое чувство. Это ему повезло любить женщину, которая оказалась его круга, но далеко не каждому выпадает подобное счастье. А потому частенько Романовы были большими эгоистами и во главу угла ставили личные интересы, нежели благополучие всего царствующего дома.

Николай Александрович глубоко вздохнул. На небольшой фотографии была запечатлена молодая красивая пара, стоящая на балконе. Николаю Александровичу приходилось бывать в Каннах, и он прекрасно представлял местность, где были засняты молодожены. Это был бульвар Круазет, главная улица, где расположены весьма дорогостоящие отели. Ему и самому очень нравились эти места. Бывая в Каннах, он всякий раз удивлялся предприимчивости британского политика лорда Броухэма, который сумел превратить маленькую рыболовецкую деревушку в центр аристократического курорта.

Княгиня Шереметьевская была в демисезонном пальто с белой розой на правом отвороте. Гибкую шею укрывал длинный белый шарф. На красивой головке темная широкополая шляпа с коротенькой вуалью, заброшенной наверх. В нарочитой небрежности чувствовался тонкий женский шик. Получалось весьма пикантно, даже где-то чарующе. Впрочем, Наталья Сергеевна не совершала непродуманных поступков, так как отличалась весьма острым умом, так же как и ее отец, видный финансист Москвы. Так что с ее стороны была разыграна блестящая партия. Не исключено, что Михаил полностью попал под влияние Шереметьевской, сделавшись даже на какое-то время невменяемым. Если это не так, тогда как же объяснить тот факт, что великий князь не единожды давал обещание государю не жениться на этой вздорной женщине и тем не менее нарушил свое слово, намеренно углубив конфликт с семьей, и тайно обвенчался за границей.

Николай Александрович вздохнул. Ссориться с любимым братом было тяжело. Царь вновь принялся рассматривать фотографию.

Михаил Александрович был в темном пальто и в высокой шляпе. Широкий ворот белоснежной рубахи небольшим узлом стягивал галстук. Весьма трогательно князь поддерживал жену за левую руку, взгляды обоих были устремлены в одну сторону. Создавалось впечатление, что они позировали неведомому фотографу на балконе отеля, но в действительности дело обстояло иначе – они были зачарованы карнавальным шествием, а фотография была сделана нелегально агентом тайной полиции.

Чтобы Михаил сполна осознал тяжесть содеянного греха и гнев Его величества, его следует наказать: для начала нужно воспрепятствовать въезду в Россию обоим, а также учредить опеку над его имуществом. Пожалуй, подобное распоряжение следует отдать завтра же!

Николай Александрович вернулся к разложенным на столе газетам, что усиливало чувство комфорта и покоя. Два часа, оставшиеся до обеда, всецело принадлежали ему. Их он по обыкновению посвящал чтению корреспонденции и периодической печати. Так что Николая Александровича никто не беспокоил. Исключение делалось разве что для Алешеньки, который до бесконечности мог показывать ему лошадку, вырезанную «дядькой» Деревенько. В какой-то степени это был отдых.

Николай Александрович оказался предоставлен самому себе и мог сполна насладиться чтением. Кроме политических новостей, которым он уделял особое внимание, его интересовала и светская хроника, куда частенько в качестве главных действующих лиц попадали члены царской семьи, и, надо признать, порой их представляли не в самом лучшем свете. А все эти скандалы, связанные с несостоятельными браками, подрывали его личную репутацию. Правда, этому в немалой степени способствовали и сами журналисты, порой смакуя подробности личной жизни членов царской фамилии.

В этот раз в скандалах императорская семья замешана не была, а потому чтение газет доставляло некоторое удовольствие. «Саратовский вестник» оповещал о том, что в город прибыла большая группа итальянских акробатов, которые пробудут в городе целую неделю и обещают подивить взыскательную саратовскую публику новыми номерами. Гвоздем труппы был «первый Геркулес мира», молодой акробат Ванченцио Модельяни, который, вися вниз головой, умудрялся при этом поднимать лошадь, обхватив ее руками за брюхо.

Это надо было видеть. Наверняка итальянский акробат произвел в провинции настоящий фурор.

Николай Александрович отложил просмотренную газету в сторону, взял следующую, «Коммерсант». «На свадьбе у городского головы присутствовало триста персон…» – читал император. Совсем неинтересно.

Перевернув страницу, принялся читать дальше. А это еще что такое? Брови Николая Александровича рассерженно изогнулись. «Вчера злоумышленниками был ограблен „Российский купеческий банк“. Преступниками было похищено процентных бумаг на сумму 2 500 000 рублей. Злоумышленники проникли в помещение банка через смежную стену. После чего режущими инструментами вскрыли несгораемые шкафы и похитили ценные бумаги и наличность. Пропажа обнаружилась только утром следующего дня. По какой-то непонятной причине банк не был оснащен надлежащей сигнализацией, а с той стороны, где был совершен взлом, охрана не была выставлена. Как нам удалось выяснить, в соседнем помещении с банком находилась ресторация, также неохраняемая. Так что преступникам не составляло большого труда проникнуть в залы ресторации и добраться до хранилища. Так, господа, мы можем порастерять не только деньги, но и отечество».

 

Нервно отодвинув газету в сторону, Николай Александрович поднялся и зашагал по комнате. Сумма похищенного впечатляла. Российской казне был нанесен существенный ущерб. Но это еще полбеды. Что подумают зарубежные вкладчики, которые держали свои сбережения именно в этом банке? Как получилось, что полиция не сумела предотвратить столь дерзкого ограбления? Нельзя не учитывать, что это ограбление может иметь резонанс в Европе, последствия могут быть самые серьезные. Ведь именно в этом банке держал часть своих семейных накоплений двоюродный брат Алекс.

Император надавил на звонок. Получилось несколько нервно, и уже через несколько секунд дверь распахнул встревоженный секретарь.

– Вызывали, Николай Александрович?

Самодержец, стараясь не показать накопившегося раздражения, произнес как можно спокойнее, приподнимая со стола «Коммерсант»:

– Вы читали этот номер, батенька?

Помощник выглядел слегка смущенным. Стараясь смотреть императору прямо в лицо, отвечал:

– Не успел, Николай Александрович. Разбирал документы, присланные вам накануне.

Знакомства с периодикой от секретаря и не требовалось. Ему вполне хватало того, чтобы вникать в прибывшие документы, устанавливать очередность подписи, записывать на прием нуждающихся, вести прочую канцелярскую работу. Упрекнуть его было не в чем. Но в интонации сквозило столько раскаяния, как если бы он совершил непростительную оплошность.

Император самобичевание оценил.

– Могу вам сообщить, что вчера вечером ограблен «Российский коммерческий купеческий банк» на очень крупную сумму. Дело может принять политический оборот с весьма неприятными для нас последствиями, – голос царя звучал ровно и уверенно. Уже ничто не указывало на раздражение императора. – Передайте мое высочайшее распоряжение министру внутренних дел, что я буду лично следить за раскрытием этого преступления.

Секретарь был из рода князей Трубецких. Малый представительный, едва ли не на голову выше самого императора, он обладал очень важным качеством – умел быть незаметным и открывал рот только в том случае, когда того требовали обстоятельства. Вот и сейчас, приподняв острый раздвоенный подбородок, он внимал с невероятным прилежанием. Надо отдать ему должное, все указания секретарь справлял в срок, не забывая ни о чем. Впрочем, иного и не ожидалось. Иначе бы его при императорской особе не держали.

– Будет немедленно исполнено, – заверил секретарь.

– Вы уж поторопитесь, голубчик. Да, еще вот что… Меня настораживает криминальная обстановка в Санкт-Петербурге и в Москве. В какую газету ни глянь, обязательно натолкнешься на какую-нибудь леденящую душу историю. Вызовите ко мне в ближайшее время для доклада министра внутренних дел, мне бы хотелось услышать, что же он скажет в свое оправдание.

– Я немедленно передам ваше распоряжение.

– Уж постарайтесь, – чуток ворчливо проговорил Николай Александрович и, заложив руки за спину, отошел к окну.

Князь Трубецкой, кроме гвардейского роста и выправки кавалергарда, обладал еще одним немаловажным качеством – тактичностью. Государю не нужно было его выпроваживать даже наклоном головы – он прекрасно знал, когда следует возникнуть и когда нужно отбыть. Дверь неслышно закрылась, оставив государя в одиночестве.

Во внутренний дворик вышла Алекс. На ней было длинное темно-синее приталенное платье, еще более подчеркивающее ее почти девичью фигуру. В правой руке императрица держала небольшой зонтик, больше служивший для опоры во время ходьбы, чем от возможного дождя.

Наследник, доверчиво прижавшись к матери, что-то ей оживленно рассказывал. Внутри у государя защемило. Он болел вместе с сыном и вряд ли когда-нибудь поправится окончательно.

Глава 5
ОГРАБЛЕНИЕ «КУПЕЧЕСКОГО БАНКА»

Григорий Леонидович остановился перед четырехэтажным домом с пилястрами и мезонином по третьему и четвертому этажам. Внимательно оглядел себя – кажется, все в порядке – и уверенно вошел в подъезд.

Нигде не задерживаясь, Григорий Леонидович поднялся по мраморной лестнице, устланной широкой зеленой ковровой дорожкой, и заторопился в приемную директора Департамента полиции, действительного статского советника господина Трегубова Александра Павловича.

Коротко поздоровавшись с секретарем, Виноградов внимательно всмотрелся в его лицо, стараясь угадать настроение начальства. Как известно, физиономии секретарей с зеркальной точностью передают настроение хозяина, и по тому, какими глазами оглядывает тебя секретарь, можно предположить, как в настоящее время относится к тебе собственник кабинета.

Секретарем у директора был Степан Меллер, из потомственных военных. Воспитывался в Санкт-Петербургской военной гимназии, затем учился в юнкерском училище и вступил на военную службу офицером лейб-гвардии в Измайловский полк. Оставалось только ломать голову, что его заставило прервать так блистательно начавшуюся военную карьеру и проситься в Департамент полиции, где он вряд ли мог рассчитывать на стремительное продвижение. Впрочем, место ему досталось неплохое.

Несколько суровый с виду и оттого казавшийся малость замкнутым, он был необычайно располагающим во время беседы. Сейчас на его лице, напротив, промелькнуло нечто похожее на улыбку (весьма редкий случай), из чего Григорий Леонидович поспешил сделать вывод, что вызван он был не для разноса. От души малость отлегло, хотя расслабляться не следовало.

– Проходите, господин статский советник, Александр Павлович ждет вас!

Секретарь легко поднялся и приветливо распахнул перед Григорием Леонидовичем дверь. Подобная любезность с его стороны наблюдалась не всякий день, а потому совсем сбила с толку.

Дверь в кабинет директора Департамента была высокой и необычайно широкой, с тонкой искусной резьбой, по сути, она представлялась воплощением художественного мастерства, и у каждого, кто созерцал подобное творение, невольно возникала мысль, что за такой преградой должно скрываться нечто особенное, невероятно примечательное. Но стоило только распахнуть ее пошире, как на всякого невольно обрушивалось разочарование. Взгляду открывался вполне обыкновенный кабинет, напрочь лишенный каких бы то ни было излишеств, правда невероятно просторный, в котором запросто могла бы уместиться целая рота солдат во время построения.

Навстречу, обескураживая своей простоватой внешностью, выходил хозяин кабинета, – невысокого росточка человечек, невероятно упитанный, со здоровым румяным лицом. Короткие щеголеватые усики и ухоженная, аккуратно стриженная бородка делали его похожим на собственника преуспевающего трактира. В его внешности не было ничего такого значительного, что могло бы связать его с просторным кабинетом. Невольно посещала мысль, что тот оказался здесь в качестве обыкновенного просителя или по недоразумению.

Создавшуюся иллюзию непроизвольно развеивали манеры, с которыми держался толстяк, побуждавшие осознавать, что он оказался в кабинете далеко не случайно. Люди, знавшие близко Трегубова, утверждали, что своим стремительным возвышением тот был обязан природному уму, необычайной хитрости и сметке, какая обычно встречается у людей из низших сословий, сумевших пробиться на самый верх.

Чего у него действительно невозможно было отнять, так это колоссального трудолюбия. Не умея останавливаться, он заставлял работать на пределе и весь Департамент.

Свою карьеру Трегубов начал после службы в армии обыкновенным агентом наружного наблюдения. Неброский, юркий, пронырливый, он обладал незаурядной сообразительностью и совсем скоро заставил обратить на себя внимание вышестоящих чинов. Природная смекалка и проницательный ум со временем позволили ему дорасти до больших высот.

Глядя на этого простоватого человека, напрочь лишенного какого бы то ни было наружного лоска, трудно было поверить, что он держал в своих руках сильную империю под названием сыск. И только его глаза – спокойные, умные и невероятно холодные – давали понять, что общаешься с незаурядным человеком.

Григорий Леонидович вошел в кабинет директора Департамента не без внутреннего волнения. О его умении перевоплощаться ходили самые невероятные легенды. К своей профессии он относился почти как к искусству и, используя навыки, приобретенные в той среде, что его породила, мог представиться уличным торговцем, а то и недалеким урядником. И поэтому трудно было понять, кого можно повстречать в высоком кабинете в очередную встречу. Даже сейчас, добравшись до головокружительных чинов, Трегубов не брезговал тем, что выходил на улицу в качестве обыкновенного филера, показывая мастер-класс начинающим агентам.

Порой казалось, что Александр Павлович был соткан из сплошного лицедейства. Никогда нельзя было понять, какую маску он наденет в следующую минуту, ни тем более понять, как следует вести с ним в этом случае.

Сейчас перед Виноградовым предстал слегка растерянный человек, погруженный в какие-то свои, видимо невеселые, думы. Но уже в следующую секунду, распахнув руки для объятия, Трегубов шагнул навстречу вошедшему Виноградову. Его круглое лицо было воплощением ликования.

– Дорогой вы мой человек! Как добрались?

Слегка обескураженный столь радушным приемом, Григорий Леонидович смотрел прямо, пытаясь угадать скрытый подвох. Индиговые глаза взирали подчеркнуто внимательно, с большой заинтересованностью. Но обниматься отчего-то Трегубов не спешил. Остановившись в шаге, протянул широкую ладонь. Крепко пожал.

– Присаживайтесь, Григорий Леонидович, – указал директор на свободный стул.

Селезенку слегка щипануло от дурного предчувствия. Уж слишком мягко стелил – следовательно, спрос будет большим. В характере Александра Павловича!

Григорий Виноградов присел и почувствовал, что явно неудачно – такое впечатление, что на уголке выступал острый гвоздь. Слегка подвинулся, но понял, что бесполезно. К концу беседы гвоздь истреплет не только ляжку, но и душу.

– Вы наверняка догадываетесь, зачем я вас к себе вызвал, Григорий Леонидович?

Голос директора Департамента малость посуровел, видно подчеркивая серьезность ситуации.

Налепив маску должной суровости, Виноградов отвечал:

– Разве только в общих деталях, господин действительный статский советник.

– Хм… А я думал, что уже сообщили, – несколько обескураженно протянул Трегубов.

Виноградов слегка пожал плечами, – верить не торопился, не исключено, что это было еще одно искусное лицедейство. На выпуклом лбу директора Департамента проступили крупные капли пота. Видно, Александр Павлович и вправду был великий лицедей, если способен на подобный фокус. Достав из кармана белоснежный платок с вышитым в углу замысловатым вензелем, Трегубов аккуратно промокнул влагу и, собрав его вчетверо, так же аккуратно уложил на место.

– Вы, наверное, слышали об ограблении «Российского купеческого банка»?

– Да, – осторожно произнес Виноградов. – Было похищено облигаций на сумму свыше двух миллионов рублей и еще…

– …и еще наличности на полмиллиона! – подхватил директор. – Однако вы хорошо осведомлены, даже знаете порядок цифр. Откуда вам это известно?

– Вчера я получил письмо от министра внутренних…

– Тем лучше, – перебил директор Департамента. – Я тоже получил нечто похожее… Это значительно облегчает дело. Хочу вам сказать, что мы должны проявить массу усилий, чтобы раскрытие этого преступления произошло в самые короткие сроки. На этом настаивает лично император! – Все маски были сняты и выброшены за ненадобностью. В голосе Трегубова прозвучали честолюбивые нотки. – Так что понимаете, какая на нас возлагается ответственность?

– Понимаю, – невесело буркнул Виноградов.

– В связи с этим я поручаю вам, как наиболее опытному и способному работнику, возглавить эту группу. Так вы не возражаете?

– Разве бы я посмел?

– Вот и славно! У вас имеются какие-нибудь соображения по этому делу?

– Сначала нужно посмотреть все на месте, – осторожно протянул Виноградов, понимая, какой груз ответственности взваливает на себя. – А уже потом сделать какие-то выводы.

 

– Вот и отлично! Надеюсь, что вы займетесь этим делом незамедлительно. Кстати, ведь именно вы занимались делом о фальшивых ассигнациях.

– Именно так, господин действительный статский советник, – отвечал Виноградов. – Фальшивые ассигнации были весьма высокого качества. Нам удалось выяснить, что прибывали они в Россию из Франции, а впоследствии нашими агентами было установлено, где именно печатались фальшивки.

– И где же?

– В одном небольшом доходном доме в Париже. По согласованию с французской полицией мы попытались задержать фальшивомонетчика там же, но он так и не появился. Не исключено, что его кто-то предупредил.

– Что вы о нем знаете?

– Признаюсь откровенно, что немного. Его фамилию, но не исключено, что она может быть фальшивой… Представляем, как он выглядит. Но внешность тоже можно изменить.

– Понятно, – задумчиво протянул Трегубов. – Это дело тоже не упускайте. Сами понимаете, подобное преступление подрывает доверие к рублю, а следовательно, бьет по авторитету нашего государства.

– Я вас понял, господин действительный статский советник.

Поднявшись, Трегубов протянул через стол руку:

– Держите меня в курсе всего хода расследования.

– Хорошо, господин действительный статский советник.

– Докладывайте мне каждый день!

В этот раз рукопожатие директора Департамента было слабее. Да и улыбка отчего-то потеряла прежнюю симметрию.

– Непременно, господин директор Департамента.

Трегубов проводил Григория Леонидовича до самых дверей.

– Я буду ждать от вас хороших новостей.

Виноградов почувствовал невероятное облегчение, когда за ним захлопнулась массивная дверь директорского кабинета.

«А теперь все зависит от тебя, батенька, и тут важно не оплошать».

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18 
Рейтинг@Mail.ru