Возможно, именно это ощущение и называется интуицией. Он не осознавал, зачем так поступает, но нечто совершенно необъяснимое, что жило внутри его, заставляло его двигаться в сторону собора. И совсем не так, как если бы он вдруг вознамерился полюбоваться храмом, а хищно, по всем правилам оперативно-диверсионной науки, скользя от одного камня к другому, быстро пересекая открытое пространство. При этом он старался не шуметь, не наступать на сухие ветки и гравий, которым была осыпана тропа. Так крадется рысь, выслеживая добычу.
Теперь Тимофей отчетливо осознал: все, что делает он, – не случайно, естественная мера предосторожности. Треснувшая в ночи ветка прогремит так же громко, как залп из артиллерийских орудий.
Подкравшись к собору, Тимофей увидел в глубине подвала свет и понял, что интуиция его не подвела. Место это было нежилое. На старой железной двери, проржавленной по углам, висел огромный замок, который, по всей видимости, не открывался с тех самых времен, когда в соборе проходили богослужения. Собственно, замок на двери был и не нужен, потому что все, что возможно было вынести, уже растащили по дворам хозяйственные крестьяне, а охранять холодные стены было как-то без надобности. Замок на двери подвала висел, по-видимому, для пущего порядка. Во всяком случае, он никому не мешал и вопросом: «Почему заперта дверь?» тоже никто не задавался. Но сейчас дверь подвала оказалась распахнута, что выглядело весьма непривычно. Из сумрачных недр на каменные ступени падал мягкий колеблющийся свет горящей свечи.
Свет становился все более ярким, кривые ломаные тени, зловеще выпрыгивая, падали в пустынный коридор. Неожиданно где-то в стороне прозвучали глухие удары. Тимофей невольно насторожился. Но человек, находящийся в глубине подвала, совершенно не обращал внимание на звуки, раздававшиеся извне, и продолжал заниматься какими-то своими делами. Беспалый невольно подивился – неужели тот не слышит громких ударов? И через секунду с усмешкой осознал, что это было биение его собственного сердца.
Укрывшись в непроглядной тени неподалеку от двери, ведущей в подвал, Беспалый с нетерпением стал ожидать, кто же выйдет из подвала. Наконец он увидел сухую долговязую фигуру, слегка согнувшуюся, словно под какой-то тяжестью. Лица было не разобрать, оно оставалось в тени, и только когда рука со свечой поднялась, чтобы осветить дорогу, Беспалый невольно вздрогнул от неожиданности. В высоком худощавом мужчине он узнал генерала Голицына. Интересно, что же здесь делает глубокой ночью этот странный старик?
Генерал вдруг остановился и, оглянувшись, негромко произнес:
– Ты все закрыла?
– Да, – послышался в ответ женский голос.
– А то хлопот не оберешься! – предупредил генерал.
– Я знаю, папенька, – отозвался женский голосок.
Папенька, значит! Генерал никогда не говорил, что обременен семейством. По его личному заверению вся его семья сгинула в огне Гражданской войны. Он был одинок как перст. Собственно, зная быт генерала, никто в этом не сомневался. И вот на тебе, сюрпризец выискался!
Беспалый подался назад. Генерал Голицын обладал необыкновенной интуицией и почти звериным чутьем. Порой Тимофею казалось, что Петр Михайлович имеет глаза даже на затылке.
– И больше сюда не приходи, – строго наказал Голицын, выбравшись из подвала.
Их разделяло всего лишь несколько метров и тяжелая толстая дверь. Ладони у Беспалого сделались слегка влажными, и он боялся, что генерал почувствует, что кто-то рядом. Собственно, страх – это такая же физическая субстанция, как свет или, предположим, звук. Только не каждому дано воочию увидеть его. Важно настроиться на соответствующую волну, и, насколько Тимофею было известно, князь подобными талантами обладал. На прошлом занятии Голицын рассказал о том, что любой офицер царской контрразведки способен был ввести себя в состояние боевой направленности, отключая все мысли, создавая внутри себя абсолютную пустоту. В эти минуты тело, как чуткий камертон, способно было принимать все звуки, все движения, даже те, которые прежде не улавливались органами слуха и зрения. Но самое удивительное заключалось в том, что в таком состоянии человек способен был видеть ощущения. Например, страх и радость других людей. И если веселье походило на какие-то желтоватые лучи, исходящие от всего тела, то страх был темно-синего цвета, он словно испарялся от всей поверхности кожи, отнимая у человека значительные силы.
Голицын рассказывал о том, что именно таким образом ему удалось подстрелить вражеского лазутчика в Гражданскую войну, когда тот надумал пересечь линию фронта. В состоянии боевой направленности настоящий разведчик способен отличить человека от нагретого предмета. Важно только суметь мобилизоваться и сосредоточиться. Сначала он увидел невесть откуда струившийся словно бы синеватый светящийся дымок и только потом сумел распознать ползущего человека. Странное дело, но в тот момент он даже сумел прочитать его мысли и понять, насколько тому одиноко и страшно. Взяв винтовку, князь прицелился в этот движущийся сгусток энергии и выстрелил. Даже не видя цели, он был уверен, что поразил противника, потому что мерцающий синеватый дымок враз исчез. Когда наступило утро, Голицын убедился в том, что выстрел его был удачен: точно в левый висок, как он и предполагал.
Тимофей опасался, что нечто подобное может произойти и сейчас. Эти контрразведчики царской армии действительно какой-то особенный народ. Вдруг его страх в образе какой-нибудь темно-синей змейки просочится сквозь дубовый заслон и доберется до генерала Голицына.
Беспалый нагнулся, пошарил по земле рукой. Где-то здесь должен быть обломок кирпича. Он не смотрел себе под ноги, он не бывал в этом уголке прежде, но точно знал, что под ногами лежит половинка кирпича. Тимофей абсолютно точно представлял, какой она формы: слегка округлой, с отбитыми краями. И когда его пальцы нащупали именно такой обломок, он даже не удивился. Выпрямившись, он подумал, что просто так он не дастся. Куда-то незаметно, сам собой, отступил страх, а на его место вернулась утраченная уверенность в себе. В течение нескольких минут он превратился в зверя, способного действовать на обостренных рефлексах. Только так и можно было выжить. И вместе с неведомым ранее ощущением полной сосредоточенности усилились и все чувства. Он понимал, что сейчас превосходит способности генерала. Оно и понятно: Голицын – старик, с угасающей энергетикой, часть органов чувств, в силу естественного дряхления, уже безвозвратно притупилась, а Тимофей – боец в расцвете сил, наоборот, приобрел качества, не познанные ранее. И чем сильнее он ощущал перемены в себе, тем сильнее зрела в нем уверенность, что он непременно победит. Тимофею казалось, что в этот момент он способен видеть даже сквозь стены.
Но перед ним была всего лишь небольшая щелочка, в которой он отчетливо различал два силуэта. Не расплывчатые, как это бывает ночью, а предельно четкие, будто в ясный солнечный день. Удивительное дело, но он сумел рассмотреть даже глаза девушки, а они оказались светло-карими. Вместе со звериным чутьем к Тимофею пришла уверенность, что он одолеет старого контрразведчика, если тот вдруг сумеет его обнаружить. Хотя убивать генерала будет очень жаль. Беспалый надеялся, что у Голицына сработает интуиция, и он, поддавшись инстинкту контрразведчика, пойдет прочь от опасного места.
Но генерал выглядел каким-то беспечным. Он совсем не собирался уходить, тем самым продолжая искушать судьбу. Некоторое время Голицын смотрел в его сторону, будто пытался рассмотреть в темноте нечто враждебное. Тимофей уже подготовился к стремительному броску, но Петр Михайлович неожиданно отвел глаза.
– Хорошо, – отвечала девушка.
– Ладно, я пойду, что-то тревожно у меня на душе, а ты возвращайся к себе.
Генерал задул свечу. Темнота навалилась со всех сторон, пытаясь поглотить присутствующих. Но Беспалый знал совершенно точно, что у нее ничего не получится, в эту самую минуту он так сумел раздвинуть диапазон своего зрения, что ему позавидовали бы даже кошки.
Девушка направилась в сторожку. С минуту он видел ее тонкую фигуру, скользящую по узенькой тропинке, а потом барышня исчезла. Еще через несколько секунд тишину расколол скрежет задвигаемого засова.
Беспалый продолжал прислушиваться. Голицын удалялся, и под его подошвами равномерно и тихо похрустывал гравий. Но что-то не поддающееся объяснению подсказывало Тимофею, что это еще не все, угроза все еще находится где-то рядом. Именно это не позволяло ему выходить из-за укрытия.
Еще через несколько секунд он понял, что интуиция его не обманула. Опасность находилась всего лишь в каких-то сорока метрах от него и двигалась неторопливо точно по направлению к собору. Это был человек среднего роста с пистолетом в правой руке. Он уверенно держал оружие у пояса. Наиболее удобное положение для выстрела. В случае ближнего боя оружие будет очень трудно выбить, и в то же самое время амплитуда его действий чрезвычайно широка. С такой позиции можно было поразить практически любую цель, достаточно только развернуть в нужном направлении кисть.
Тимофей не шевелился, всматриваясь в крадущегося человека. Тот был насторожен, держался скованно, следовательно, он ожидал встретить здесь опасность и, несмотря ни на что, продолжал идти к ней навстречу. Подобное поведение вызывало уважение и заставляло относиться к незнакомцу с еще большей осмотрительностью.
Его фигура показалась Беспалому знакомой. Хотелось рассмотреть его лицо, но из-за широкого козырька, что был надвинут на самый лоб, сделать это не удавалось. Неизвестный был одет так же, как и все остальные курсанты, стало быть, не только у Беспалого возникла потребность прогуляться в ночи. Ноги от неподвижного напряженного состояния занемели. Тимофей шевельнулся и почувствовал, как под левой ступней ворохнулся махонький камешек. Такой шорох вряд ли можно было услышать дальше трех метров. Но человек, находящийся от него на расстоянии в полсотни шагов, резко развернулся в ту сторону, где прятался Беспалый. Теперь Тимофей был уверен, что тот расслышал в ночи хруст камешка. А следовательно, неизвестный был подготовлен не менее обстоятельно, чем он.
Постояв секунды две в ожидании, незнакомец прыгнул за груду камней и мгновенно слился с темнотой.
Тимофей посмотрел на небо, светало, звезд уже поубавилось. Пора бы возвращаться в казарму. Хватит на сегодня приключений.
Как удалось выяснить Варягу, Леонид Яковлевич Зальц был весьма стар и являлся одним из лучших ювелиров в России. Свое мастерство он не пропагандировал, ему это было без надобности. Не случалось у него и персональных выставок, но тем не менее от богатых клиентов у него не было отбоя. Каждому знающему человеку было известно – где Зальц, там всегда присутствует отменное качество ювелирных изделий.
Хорошие ювелиры – это всегда некая каста избранных, посторонних они в свой круг не пускают. Традиционно весь мир для них делится на коллег (очень тонкая прослойка) и клиентов. Дружеские связи здесь тоже не приветствовались. Просто так с улицы к Зальцу было не попасть, не потому что тот не откроет дверь, а оттого, что так не принято. Даже если предположить, что ювелир разрешит пройти в свою гостиную, то он по-прежнему будет оставаться глух и непрошибаем, как толстая кирпичная стена, и это при всей кажущейся внешней любезности. «Раскрутить» Зальца на откровенный разговор невозможно, даже если подвесить его за ноги, а внизу распалить огромный костер. Он, как и его камни, явно был сотворен из твердого материала.
Единственное, чем не пренебрегали ювелиры и к чему относились с заметным уважением, так это к рекомендациям от почтенных людей.
У Варяга был такой достойный человек. Ювелир и владелец очень крупного магазина. Несколько лет назад коронованный избавил его от залетных беспредельщиков, прибывших откуда-то с Южного Урала, которые почему-то посчитали справедливым забирать у бедного еврея половину дневной выручки. За те три месяца, что шакалье пробыло в Москве, они успели изрядно поднадоесть всем. Избавить от них город было просто благодеяние. Собственно, дело было не столь и сложным, тем более что шайка залетных, пренебрегая всеми правилами безопасности, успела засветить все свои берлоги. Оставалось только выждать удобное время и завалить парочку наиболее ретивых. Остальные, не пережив шока от нежданной потери, ближайшими поездами оставили негостеприимную столицу.
Ювелир оказался человеком благодарным и искренне пообещал Варягу, что если потребуется помощь господина Блома, то он всегда к его услугам. Тогда Варяг встретил предложение ювелира улыбкой, но тактично отказываться не стал, помнится, даже сделал вид, что она ему может понадобиться. И вот сейчас, при новом повороте судьбы, Варяг осознал, что ювелир был большим провидцем.
Внимательно выслушав просьбу Владислава, Блом со всей серьезностью сказал:
– Для меня нет большего дела, чем помочь вам, Владислав Геннадьевич. Мне это не будет особенно обременительно. Леня Зальц – мой кум. Если бы вы знали, какую замечательную рыбу-фиш делала его матушка! – в восхищении Блом закатил глаза и поцеловал сложенные пальцы. – Умерла старушка! – безжалостно вынес он печальный вердикт. – Сейчас такую рыбу делать не умеют… А кто умел, так уже давно уехали в Землю обетованную… Так что по поводу рекомендации не беспокойтесь. – И, выдернув из блокнота листок, он коротко написал: «Леня, отнесись с пониманием. Мой человек».
Записка на Леонида Зальца произвела должное впечатление. Он привечал Варяга так, словно у того было желание скупить весь ювелирный магазин. А если бы Зальц не овдовел три года назад, так наверняка подложил бы под бок уважаемому гостю свою престарелую женушку.
За ювелирным залом была небольшая комнатка с мягкой мебелью. Собственно, там и происходил разговор.
– Так что вас интересует, милейший? – спросил Леонид Яковлевич, наливая в бокал Варягу красного вина.
Отказываться было грех.
– Меня интересует Тимофей Беспалый, – откровенно ответил Варяг.
В лице Зальца что-то неуловимо переменилось. То есть оно продолжало оставаться таким же доброжелательным и воплощало образец внимательности, на нем по-прежнему было написано желание исполнить любую просьбу гостя (хотите луну с неба, милейший, так извольте!), но вместе с тем в нем произошли какие-то качественные перемены, не заметить которые мог разве что человек неискушенный. Варяг таковым не являлся.
Кисти Зальца сцепились в замок.
– У-у, – негромко протянул он. – Не ожидал. Признаюсь, вас много интересует. – И, качнув головой, согласился: – Хорошо, я расскажу все, что знаю! Сами понимаете, если бы не рекомендация, – постучал он по карманчику, где у него пряталась крохотная записка от Блома. – Что именно вы хотите услышать?
– Как давно вы знаете Беспалого?
– Хм… Насколько я понял, вы не из милиции, – проницательно заметил старый еврей, и его взгляд, очень напоминающий взор хищной птицы, на мгновение замер.
Владислав улыбнулся:
– Нет.
– Ну вот и славно, – расслабился Зальц. – Я знаком с Тишей всю жизнь. С того самого времени, когда он еще был законным вором. Некогда он частенько наведывался к моему покойному батюшке, – закатив глаза к потолку, произнес ювелир, не позабыв при этом подпустить в голос толику скорби: – Царствие ему небесное… Захаживал с хорошими камешками. Отец скупал их. Мы понимали, что бриллиантики с душком, но кто мог устоять?! Поймите бедного еврея, ведь батюшка мой был ювелиром от бога! Потом у меня у самого завязались с Тишей деловые отношения, ведь как-то надо было выживать в этом суровом мире, – искренне посетовал он.
– Что именно он предлагал вам?
– Хорошие камешки, бриллианты, изумруды… Однажды он принес мне очень хорошие бриллиантики, каждый из них был величиной с ноготь. Необыкновенно прозрачные! Ни до, ни после ничего подобного я не видел, – глаза старика алчно вспыхнули.
– Эти камни были с ожерелья? – спросил Варяг, насторожившись.
Зальц отрицательно покачал головой:
– Совсем нет. Камни для ожерелья обрабатываются совсем по-другому. У меня такое впечатление, что они были из окладов икон. – Зальц приложил руки к груди: – Я человек глубоко верующий, а потому купить у него эти камни не мог. О чем и сейчас не жалею. Подобного святотатства бог не прощает. Потом на некоторое время Тиша пропал. Ходил слушок, что его убили в одной из колоний. Я уже начал забывать его, как вдруг он появился в моей скромной лавке да еще в форме сотрудника НКВД… Вы представить себе не можете, что пережил в эти минуты бедный еврей! Конечно, мне нечего терять, но ведь не до такой же степени! – возмущенно воскликнул Леонид Яковлевич. – Но оказывается, волновался я напрасно, он пришел с большой суммой денег и купил у меня самые ценные бриллианты. С тех пор он у меня появлялся систематически. Во всяком случае, примерно раз в три месяца. Приносил деньги и скупал бриллианты. То продавал, а потом начал скупать. Оправа его не интересовала. Ему нужны были только камешки, – с улыбкой поведал ювелир. – По моим самым скромным подсчетам, бриллиантов у него набралось килограмма два. – Подумав немного, он добавил: – А то и все три!
Варяг не сумел сдержать улыбки. Видно, очень неплохо живет Тимофей Егорович Беспалый, если измеряет собственное состояние килограммами бриллиантов. Хотя последняя встреча с ним не наводила на мысль о том, что этот человек своим богатством дышит в затылок самому Рокфеллеру.
– Куда же он подевал все эти бриллианты? – спросил Варяг.
Зальц развел руками:
– Я – ювелир, мое дело камешки. А потом у меня такая профессия – не задавать людям лишних вопросов. Иначе я могу потерять не только клиентов, но и собственную голову. – Задумавшись, Зальц продолжал: – Но у меня есть соображения по этому вопросу. Не думаю, чтобы он держал бриллианты где-то очень далеко. Камешки – это такая вещь, которая может понадобиться в любой момент. Может быть, он закопал их где-то в лесу или спрятал у себя на даче. А может, припрятал еще где-нибудь…
– У вас есть основания так полагать?
Зальц утвердительно кивнул:
– Да. Однажды у меня появился черный крупный бриллиант чистейшей воды, которым я очень дорожил. Тиша, узнав о моем приобретении, пришел ко мне и попросил продать его! Я предложил Беспалому, чтобы отделаться от него, заведомо неравноценную сделку: сказал, что этот бриллиант могу поменять только на несколько крупных прозрачных бесцветных бриллиантов. И что вы думаете?! – удивленно произнес Зальц, всплеснув руками. – Через два дня он принес мне несколько камешков, которые я продал ему лет десять назад!
Варяг поднял бокал с вином и посмотрел его на свет. Цвет напитка был темно-красным. Вино слегка колыхнулось и заиграло разноцветными красками. Точно так же выглядит подсвеченный рубин. Слегка отпив, Владислав оценил вкусовые качества вина. Оно было приятным, с едва уловимой горчинкой, но этот привкус только добавлял ему пикантности. Чувствовалось, что Зальц большой ценитель вина.
– Вы не могли ошибиться? – спросил Варяг.
Зальц обиженно надул губы:
– Разве отец может спутать своих детей?! Каждый из этих камешков я обрабатывал лично, вот этими самыми ручками, – раскрыл он ладони. – Это на первый взгляд все камни одинаковые, но каждый ювелир имеет свой почерк. Работу старого Зальца невозможно спутать ни с какой другой.
– Когда вы видели Беспалого в последний раз?
У Зальца был профиль хищной птицы – крупный с горбинкой нос слегка загибался книзу, глаза не смотрели, а буравили собеседника.
– Хм… Собственно, мы встречаемся с ним постоянно, прошло каких-то пара месяцев.
– И все это время он приносил вам бриллианты? – не сумел сдержать своего удивления Варяг.
– Не совсем так, просто старые бриллианты он выменивал на более крупные.
– А как давно вы знали Юрия Германовича Велесова?
Зальц слегка крякнул:
– Хочу вам сказать, что у меня очень большая биография. В молодости мне приходилось бывать в подвалах Лубянки. Там тоже задавали очень много неприятных вопросов… Но замечу вам прямо, я с ними не был столь откровенен, как с вами… Юра Велесов работал у меня сторожем. Потом я его выгнал.
– Почему?
– У меня имелись основания подозревать его в краже… По мелочам, но все же! – Ювелир развел руками и продолжал: – Убить его, сами понимаете, я не мог, но вот оставить без работы было в моих силах.
– А можете сказать, знал ли его Беспалый?
– Я знаю, что они были знакомы. – Задумавшись, Зальц продолжил: – По этому поводу у меня есть кое-какие соображения. Надо проверить. Сможете зайти завтра?
– Разумеется.
– Вот и хорошо. Думаю, что это явится для вас настоящим сюрпризом. Я уже начинаю догадываться, с кем имею дело.
Зальц осторожно взял бутылку вина и дополнил бокалы. Несколько капель упало на полированную поверхность дубового стола. Протирать стол ювелир не стал, видно, поленился, а может, это было сделано намеренно – некоторый художественный беспорядок большого мастера.
Уже минуты три над столом летала огромная черная муха, раздражая Владислава своим чрезмерным нахальством. Неожиданно она опустилась на стол и энергично двинулась в сторону пролитого вина. Раскрутив хоботок, муха похлебала рубинового напитка, после чего взмыла в воздух, сердито жужжа. Надо думать, что весь следующий день она будет мучиться похмельем. Бедная безмозглая тварь!
Разговор был закончен. Оставался последний штрих. Владислав вырвал из блокнота листок бумаги и черкнул несколько цифр.
– Если вам потребуется от меня помощь, позвоните вот по этому телефону. Со мной свяжутся немедленно.
Варяг вышел на улицу. Внешне ничего не изменилось, никаких настораживающих признаков, но что-то было не так. У бордюра стояла машина с охраной. Парни свое дело знали, передняя дверца джипа приоткрыта, и на сиденье, повернувшись в сторону улицы, сидел Сергей, пристально наблюдая за каждым прохожим. Тарантул шел рядом с Варягом. Взглянув на помрачневшее лицо шефа, он тотчас угадал его настроение.
– Что-нибудь случилось? – спросил он, прикрывая Варяга со стороны тротуара.
– Случилось, – кивнул Владислав и юркнул в распахнутую дверь.
Чувство безопасности вернулось в тот момент, когда Варяг оказался в салоне машины. Бронированный металл, это все-таки кое-что значит!
Тарантул с ожиданием смотрел на Варяга. Последняя неделя складывалась не очень благополучно – одна неприятность наползала на другую. Один из их доверенных людей в ФСБ сообщил, что была засвечена последняя хаза Варяга, и Варягу удалось разминуться с группой захвата всего лишь на несколько минут. Позже Варяг с интересом просматривал видеозапись с предполагаемого места задержания. Ребята так волновались, когда пытались проникнуть к нему в квартиру, что позорно застряли в дверном проеме. А ведь все предельно просто, даже школьнику ясно, что четыре человека в одну дверь не пролезут. Следует входить по двое: один контролирует верхний этаж, а второй работает по ногам.
Вот только что же вам, братцы, от меня потребовалось?
Но за последнюю неделю эта неприятность была не главной. Один высокий чин из МВД поведал о том, что на Варяга развернулась серьезная охота. Вычислены места, где он может появиться, и вокруг этих квартир установлено круглосуточное наблюдение с парочкой снайперов на крыше. Так что Владислав, по мнению генерала, был обречен. К любой информации подобного рода Тарантул всегда относился со всей серьезностью, но на этот раз, выслушав генерала, он только недоверчиво хмыкнул. Варягу показалось, что Константин даже не сумел сдержать улыбки над опасениями генерала. По мнению Тарантула, охрана Варяга была организована почти безупречно. Во всяком случае, не каждый президент мог похвастаться таким уровнем подготовки своих телохранителей. Но когда люди Варяга выехали на место, чтобы проверить сведения, полученные от генерала, то выяснилась неприятная вещь – квартиры действительно очень плотно опекали. Оставалось непонятным, каким образом «цветным» удается наступать Варягу на пятки. Впрочем, предположения были: или у конторы очень серьезный аналитический отдел, или…
О последнем варианте Тарантулу не хотелось думать.
– У меня дурное предчувствие… Вот что, оставь охрану у этого ювелира. Беспалый наверняка сюда вернется.
– Сделаем, – отвечал Тарантул, выходя из машины.
Варяг видел, как Константин подошел к джипу, что-то сказал парню, сидящему на заднем сиденье, и тот проворно выскочил из салона. Прежде Варяг его не замечал. Очевидно, кто-то из новеньких. Варяг не влезал в дела охраны, целиком полагаясь на ум Тарантула и профессионализм телохранителей. Ведь он до сих пор жив, следовательно, свои обязанности парни исполняют исправно.
– Все! – влез обратно в салон Тарантул. – Эта смена пробудет около магазина ювелира четыре часа, потом их подменят другие.
– Не помешает взять ювелира под наблюдение дней на десять, – задумчиво сказал Варяг.
– Хорошо! – живо отозвался Тарантул.
«Мерседес», пропустив сопутствующие автомобили, тронулся с места.
Была еще одна причина, что заставляла беспокоиться Варяга. Сегодня утром ему доставили письмо. Уже само по себе было удивительно, что оно дошло до адресата, так как о его местонахождении знали считанные единицы. Но еще более странным оказался смысл письма. Листок был почти пустым, если не считать нарисованного волка, высоко задравшего хищную морду. И поди разберись, что у него на уме: не то воет на луну, не то созывает сородичей на кровавую охоту. Неизвестный художник четкими и точными штрихами умело подчеркнул могучую мускулатуру хищника.
Варяг не знал, как следует относиться к этому посланию, – то ли это предупреждение о чем-то страшном, или следует воспринимать рисунок как откровенную угрозу. Оставалось немного обождать, время – лучший советчик, ситуация должна проясниться.