Евгений Сухов
Аристократ обмана
– Это что еще за дьявол? – произнес майор, сидевший за карточным столом. Столь недовольный тон может быть лишь у человека, у которого только что перебили банк.
– Не беспокойтесь, господа, я сейчас зажгу, – произнес старый слуга, находившийся в гостиной.
– Это вы, батенька, с пистолетом явно переборщили, – неодобрительно прозвучал рядом чей-то бас. – Кажись, вы его того… угрохали!
– Ничего, все ростовщики очень живучие. А уж этот непременно помрет своей смертью, – бодро отозвался Варнаховский. – Я ведь в него стрелял холостым патроном.
Дверь в соседней комнате открылась. Держа в правой руке канделябр с тремя свечами, в комнату вошел старый слуга в золоченой ливрее. Сняв стеклянный колпак с лампы, он запалил фитиль и, повернув винт, отрегулировал пламя. После чего так же осторожно установил колпак на место. Комната тотчас наполнилась желтоватым ласкающим светом. Лица присутствующих заметно оживились. Взгляд Леонида натолкнулся на прехорошенькое лицо юной модистки (одно из последних пополнений Марка Бергольца), стоявшей рядом с мужчиной лет пятидесяти. Чина его Варнаховский не ведал, однако ему было известно, что тот работает в Министерстве иностранных дел. Юная особа была слегка смущена и счастлива одновременно. Такое случается с дамами всякий раз, когда они слышат признание в любви с предложением руки и сердца. Возможно, сейчас был тот самый случай.
Можно было смело сказать, что девушка вытащила счастливый билет. Собственно, она получила ровно то, что искала в столице, – добродушного толстосума, который будет потакать ее многочисленным прихотям.
Леониду очень захотелось заглянуть в лицо сановника, чтобы увидеть глубину его счастья, но тот упрямо прятал толстое лицо в глубокой тени.
– Господа, да что же это такое?! Боже! – раздался отчаянный женский крик. – Он же убит!
Обернувшись на крик, поручик в ужасе увидел неподвижно лежавшего на полу Соломона.
– Эх, как же вы его так, батенька, – покачал головой майор. – С одного раза уделали…
– Позвольте, господа, – посмотрел по сторонам Варнаховский, как если бы желал найти у присутствующих поддержки. – Это совершеннейшая случайность!
– Тоже мне скажете, случайность, – буркнул невесело артиллерист-полковник. – Прямым попаданием свалили. Хлоп из пистолета, и он готов! Вы, видно, по части дуэли того… большой мастер!
– Уверяю вас, господа, это была всего лишь невинная шутка. Револьвер заряжен холостыми патронами! Зарядил я его из баловства, чтобы покуражиться. Кто бы мог подумать…
– Видно, не усмотрели, вот один боевой патрон и остался… Для вас, милейший, все это может закончиться большими неприятностями, – забасил полковник.
– Что случилось? – выскочил из соседней комнаты Бергольц. Глянув на лежащего Соломона, он побледнел. – Ну что же вы наделали, господа?! У меня же приличное заведение! Хотели бы стреляться, так стрелялись бы в другом месте! – в отчаянии произнес он. – Неужели нельзя было обойтись без смертоубийства. Ведь я же умолял вас. Э-эх!.. – в бессилии махнул он рукой. – Доктора, немедленно!
– Уже отправили.
– Позвольте, господа, но я не вижу крови, – нашелся Варнаховский.
– А чего тут смотреть? – веско высказался майор. Невысокого росточка, весьма задиристого вида, он невольно притягивал к себе взгляды присутствующих. – Пуля прошла не навылет, осталась у него в брюхе, вот крови и не видать. Знаем мы!
– Господа, вы затеяли дискуссию не в самом подходящем месте – давайте лучше перенесем его на диван, а уж там посмотрим, что к чему, – предложил полковник.
Несколько пар рук осторожно подняли Соломона и со всем надлежащим бережением уложили его на софу.
– А крови-то и вправду не видать. Фрак тоже не порван, – сказал задумчиво штабс-капитан.
Ростовщик лежал неподвижно, не подавая признаков жизни. Более неподвижных тел Варнаховскому видывать не приходилось за всю свою жизнь.
– Давайте стащим с него фрак, – предложил полковник. – Барышень прошу отвернуться.
Расстегнули пуговицы, стащили фрак, обнажив тощее тело.
– Ничего нет, даже царапины… Вот только на лбу подтек.
– Это когда он об пол шарахнулся. По всему видать, будет большая шишка.
Веки Соломона слегка дрогнули.
– Да ведь он в обморок с перепугу грохнулся, – рассмеялся штабс-капитан. – Вот оно как. Что же это ты, как барышня, расклеился? Непорядок, Соломон! Перепугал ты нас, вставай! – слегка постукал он ладонями по его лицу.
Наконец Соломон глубоко вздохнул и открыл глаза.
– Ну, вот и славненько, ну и переполошил ты нас! Так ты живой?
– Живой он, – весело сказал Варнаховский, – что станет с этим молодцом.
– Целехонек, вот только голова малость побаливает, – присел на диван Соломон, дотронувшись до огромной шишки на лбу.
– Оно и понятно, Соломон, это оттого, что ты лбом о паркет треснулся. Весь пол разбил! Везучий ты, однако…
– Это отчего же? – недоуменно спросил ростовщик, понемногу приходивший в себя.
– Другой на твоем месте непременно убился бы, а ты только шишкой отделался.
– Только чего же ты, братец, упал? – обиженно протянул Леонид. – Я ведь в тебя холостым патроном пальнул.
– А кто же его ведает, холостой он или женатый… Как вы пальнули, господин Варнаховский, так я и помирать брякнулся. А только когда я открыл глаза, вижу, что кругом темнота; ну, думаю, уже на том свете. А потом рядом шуршание какое-то услышал, думал, что это архангелы надо мной своими крыльями шелестят. А только мне и не страшно было, потому как я уже помер…
– Это, братец, женские платья шуршали, – расхохотался Леонид, довольный тем, что все так благополучно завершилось.
– Расступитесь, господа, – прозвучал от дверей строгий громкий голос. – Дайте мне пройти.
Толпа невольно разомкнулась, пропуская вперед крепкого мужчину лет сорока пяти, в темно-синем фраке.
– А вы, собственно, кто такой? – спросил Марк Бергольц, шагнув навстречу незнакомцу по праву хозяина заведения.
Приостановившись, мужчина едва глянул на Бергольца и, не ответив на его вопрос, заторопился к софе, на которой продолжал сидеть Соломон. В его манере держаться и в уверенных жестах было нечто такое, что заставляло относиться к нему с настороженностью. Даже майор – задира и дуэлянт – почтительно отступил в сторону, пропуская неожиданного гостя.
Присев на краешек дивана, тот взял Соломона за руку и, нащупав пульс, принялся отсчитывать удары. Затем столь же бережно положил его ладонь на колено.
– Как чувствуете себя, милейший?
– Скверно. Как будто по башке кто-то колотит.
– Сочувствую вам, молодой человек, у вас был обморок. Вас, видно, изрядно напугали.
– Вы, собственно, кто такой? – протиснулся сквозь собравшихся Бергольц.
– Я тот, которого вы так ждали, господа. – И, остановив строгий взгляд на хозяине салона, добавил: – И который способен доставить вам очень большие неприятности.
– Право, не стоит драматизировать и принимать все так серьезно, – обескураженно развел руки в стороны Марк Бергольц. – Это всего лишь невинная шутка. Молодым людям свойственно разыгрывать друг друга. С кем не бывает!
– Ваши шутки могут довести до арестантских рот. Поверьте мне, уж это я могу вам устроить. А потом, по какому правы вы играете в запрещенные игры? – Лицо незнакомца вдруг застыло, отчего присутствующим сделалось не по себе. Никто даже не удивился, когда он, повернувшись, обратился к оторопевшему Варнаховскому: – А в несчастного, надо полагать, стреляли именно вы?
Сглотнув подступивший к горлу ком, поручик ответил:
– Ну-у… Это только курьезная шутка, патрон был холостым.
Незнакомец достал из фрака носовой платок и, оглушая присутствующих, громко высморкался:
– Чего же вы так напряглись, господа? Я всего лишь полковой врач.
– Ха-ха! Однако вы шутник! – весело рассмеялся Бергольц. Погрозив пальцем, добавил: – А мы-то подумали!
Стоявшие рядом офицеры расслабленно заулыбались.
– Вы пошутили, так отчего же и мне не пошутить.
– Тоже верно, – задорно подхватил майор, дружески похлопав полкового доктора по плечу.
– Так во что играете, господа?
– В баккара, – охотно ответил Варнаховский. – Милости просим. Делайте ставку.
– С удовольствием, – сказал гость. – Если эти девушки будут мне подсказывать, – посмотрел он на шансонеток.
– У нас рука легкая, – подошла брюнетка лет двадцати, с высокой прической и развитой грудью. – Мы приносим удачу.
– Вы пока раскладывайте карты, а мне вот с этим молодым человеком переговорить нужно, – кивнул он Леониду.
– О чем?
– Вам передавала привет одна ваша хорошая знакомая… Мне бы не хотелось называть ее имя при всех.
– Если здесь замешана дама… Пойдемте!
Отчего-то поручик ощутил легкое беспокойство.
– Вы только быстро возвращайтесь, – обронила брюнетка в спину удаляющимся мужчинам. – Мы без вас будем скучать.
– Мы не задержимся, – пообещал полковой врач.
В прихожей было прохладно. Непереносимый табачный дым оставался за дверью, из-за которой раздавались оживленные голоса, доносился женский смех. Расстроенное веселье понемногу набирало прежние обороты.
– Так я вас слушаю, сударь… Не имею чести знать вашего имени.
– Хм… Позвольте представиться. Начальник первой экспедиции Третьего отделения собственной Его императорского величества канцелярии, действительный статский советник Кирилл Федорович Бобровин.
– Однако… Не ожидал. А роль полкового доктора вы сыграли весьма недурственно.
– Не удивляйтесь. Я прослушал два курса медицины в университете, а потом решил, что это не мое. Так бывает… И решил попробовать себя на другом поприще. И не ошибся в призвании. Но я еще не забыл, как делать клизмы. Ежели желаете, так я с превеликим удовольствием…
– Нет уж… извольте.
– Ну, как знаете.
– Так что вы хотели мне сказать, любезнейший Кирилл Федорович? – спросил Варнаховский, понимая, что разговор пойдет непростой.
– Хочу вам сказать честно, ваши дела скверные. Сыгранная вами шутка попахивает откровенным самодурством. Такое у нас не прощается. Вас ожидает бесчестие, поручик. Вы пойдете по этапу вместе с другими каторжанами.
Леонид оторопел:
– Вы хотите сказать, что за случайный холостой выстрел меня могут подвергнуть уголовному преследованию?
– Милый вы мой, – вздохнул печально Бобровин, – если бы это была ваша единственная провинность… Я говорю о ваших чудачествах в Петербурге. Разве не вы придумали такую забаву: купили извозчичьи сани, запрягли в них лошадей, а затем сажали на них господ?
– Что в этом дурного, господин статский советник? – невинно спросил Варнаховский. – Я занимался извозом в свободное от службы время. Знаете ли, в последнее время я очень поиздержался и решил таким образом поправить свое финансовое положение.
– И как, удалось?
– Только отчасти.
– Возможно, я не стал бы возражать против этого, если бы ваша шутка не заходила слишком далеко. Вы отвозили господ прямо в противоположную сторону, а потом сбрасывали их в снег и со смехом уезжали.
– Возможно, и было однажды… из озорства. Так мы поступали с прехорошенькими курсистками.
Кирилл Федорович тяжело вздохнул:
– Дорогой вы мой, ежели бы однажды… А то одних только пострадавших мы насчитали десятка два. И все люди с чинами и в больших званиях! И это только те, кто к нам обратился с жалобой. А сколько было таких, которые и не обращались… А начальника шестого сыскного отделения, прибывшего на доклад к государю, вы стащили с саней на окраине города, и ему пришлось добираться до гостиницы пешком. – Голос Бобровина посуровел. – Только за один такой проступок император вправе разжаловать вас в рядовые и отдать под суд!
– Каюсь, кураж нашел… А может, лишку выпил, с кем не бывает. Но, кроме этих проступков, за мной более ничего не имеется. Перед государем и Третьим отделением я чист, как стеклышко.
– Как стеклышко, говорите… – нахмурился Кирилл Федорович.
Варнаховский невольно поморщился, а ведь в первый момент, когда тот перешагнул порог гостиной, он принял его за обыкновенного добряка, явившегося в салон, чтобы проиграть сотенную-другую. Это надо же так ошибиться!
– А не далее как третьего дня вы с приятелями разъезжали по городу и разбивали саблями стекла в окнах. А потом под свистки полиции удирали с места злого умысла.
– Право, даже и не знаю, что сказать, – Леонид Варнаховский выглядел крайне смущенным. – Может, вы просто принимаете меня за кого-то другого? Это же форменное ребячество, я здесь ни при чем!
– Это милое ребячество может стоить вам трех лет штрафных рот. И не надо отпираться, милостивый государь! Это все ваши проделки. У меня имеются свидетели. – Бобровин подался вперед, обнажив крупные зубы, как если бы хотел съесть злоумышленника целиком. – А кто же из вас додумался тушить фонари на улице? Великий князь Константин возвращался из своего загородного имения, а на улицах не видно ни зги! Его лошадь сломала ногу, и ему пришлось ехать во дворец на обыкновенном извозчике! Вам этого достаточно? Или мне дальше перечислять ваши подвиги?
– Достаточно, – хмуро произнес лейб-гусар, понимая, что в этот раз его ожидает нечто большее, чем профилактическая беседа в полицейском участке. – Что вы от меня хотите?
– А вот это уже деловой разговор, – одобрительно кивнул Кирилл Федорович. – Давайте мы с вами проедем в одно уютное место. Карета уже стоит у входа.
– Это не казематы Петропавловской крепости? – Прямая линия губ Варнаховского надломилась в злой ухмылке.
– Пока нет… Все будет зависеть от человека, к которому мы сейчас едем, и от того, как сложится ваш с ним разговор.
– Что ж, спасибо за откровенность. Вот только жаль, что не придется доиграть в карты, ведь они уже разложены.
– Надеюсь, вам повезет в следующий раз. – Открыв дверь, Бобровин вышел на лестничную площадку. – Чего же вы стоите? Тот человек, к которому мы сейчас едем, очень не любит ждать.
– Хм… Если дело обстоит именно таким образом… Что ж, – накинув плащ, Варнаховский заторопился вниз по лестнице.
На улице их и вправду поджидала карета, запряженная тройкой жеребцов вороной масти, нервно подергивающих длинными гибкими шеями. У кареты стоял неприметный человек в темном фраке; он распахнул дверцу тотчас, как только Бобровин ступил на брусчатку.
– Пожалте, ваше благородие.
Бобровин подошел к карете и, поддерживаемый расторопным слугой, влез внутрь, расположился на сиденье. Поручик, чуток повременив, влез следом.
Уличный свет проник через небольшое квадратное окошко экипажа, осветив на панелях изысканную резьбу. Сиденья были покрыты пледом, а в ногах лежал толстый ковер. Именно в таких каретах разъезжают чиновники четвертого класса.
Карета тронулась, и обитые металлические обода заколотились по брусчатке.
– Хочу вас предупредить, человек, к которому мы сейчас направляемся, невероятно влиятельный. Если он разгневается, то ни от вас, ни от меня не останется даже застежек на туфлях. Так что попрошу вас, ради собственной безопасности и для дела, умерить строптивость и внимать каждому его слову. – Взглянув в окно, добавил: – Вот мы и прибыли.
Карета, выкатив в Церковный переулок, подъехала к небольшому двухэтажному особняку с примыкавшим к нему густым яблоневым садом. Кучер привычно натянул поводья, заставив норовистых жеребцов остановиться перед чугунными воротами с ангелами, покрашенными в золотой цвет.
– Пожалте, ваше превосходительство, – распахнул дверцу слуга.
Достойно, как и полагалось немалому чину, Кирилл Федорович сошел на дорогу, поправив полы задравшегося сюртука, и, не оглядываясь (зная, что поручик топает за ним следом), зашагал на крыльцо, где уже поджидали его слуги, державшие в руках факелы.
– Его высокопревосходительство ждут вас, – произнес секретарь, чуть наклонив голову, сдержанно и с почтением.
Прошли в просторный холл с мраморной лестницей, у которой с керосиновыми лампами, явно для торжественности, стояли двое слуг в расшитых золотом ливреях. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – роскошь здесь почитали и умели ею пользоваться. В пролетах лестницы возвышались обнаженные греческие богини, высеченные из мрамора. Над самым потолком висела огромная бронзовая люстра.
– Пойдемте со мной, я вас провожу, – проговорил секретарь, ступая по ковровой дорожке вверх по лестнице.
Приостановившись у широкой резной двери на втором этаже, сдержанно постучался и, услышав басовитое «входите», предупредительно распахнул перед гостями дверь:
– Проходите.
За огромным столом, покрытым синим сукном, сидел крупный мужчина лет пятидесяти, с тощим лицом, пышными усами, переходящими в широкие курчавые бакенбарды, и густой черной шевелюрой. Оторвав взгляд от разложенных на столе бумаг, он посмотрел на Кирилла Федоровича; более продолжительный взгляд, где читался откровенный интерес, достался поручику. После чего он хмыкнул каким-то своим мыслям и предложил два стула, стоявших подле стола.
– Прошу, господа.
Бобровин, немного пододвинув к себе стул, мягко опустился. Варнаховский, напротив, сел уверенно, заставив жалостливо скрипнуть спинку.
– Вам известно, зачем вы здесь? – спросил хозяин кабинета у Леонида.
– Я рассказал только в общих чертах, – быстро произнес начальник первой экспедиции.
– Прекрасно. Так даже лучше. Я сам введу вас в курс дела. Вам известно, кто я такой?
– Мне кажется, мы с вами как-то встречались.
– Хм… Вижу, вы человек весьма деликатный. Я тоже вас не позабыл. Будучи лицеистом, вы сидели в театре в первом ряду, что вам строжайше запрещено. Я тогда спросил у вас фамилию…
– И я вам ее назвал.
– Совершенно верно. Я сказал адъютанту, чтобы он ее записал. Но потом вы сказали, чтобы я назвал вам свою.
– Так оно и было, ваше высокопревосходительство, вы представились. Сказали, что вы действительный тайный советник Уваров. – Чуть смутившись, добавил: – Дальше вы сказали, что начальника Третьего отделения нужно знать в лицо.
– А что было дальше?
– Я повернулся к своему приятелю и сказал, чтобы он записал вашу фамилию.
Начальник Третьего отделения негромко рассмеялся.
– Это было презабавно. Потом этот случай в качестве анекдота гулял по всему Петербургу. Право, никак не думал встретить вас еще раз. Но вижу, что вы не пропали. Возможно, оно и к лучшему. Кажется, впоследствии у вас не сложилось с лицеем?
– После того случая отца попросили забрать мои документы.
– Забудем старое. Вы весьма сметливый молодой человек и нам подходите. Признаюсь, мы не сразу остановились именно на вашей кандидатуре. Уверен, что у вас неплохое будущее, разумеется, если вы будете следовать нашим рекомендациям.
– Вы предлагаете мне стать вашим тайным осведомителем? – нахмурился Варнаховский.
– Только вы не совсем точно сформулировали свой вопрос. Мы предлагаем вам послужить на благо России. У нее много врагов, как откровенных, так и скрытых. Мы одна из самых незаметных и самых могущественнейших организаций в России, которая работает не на благо какого-то конкретного человека, а действует в интересах Российской империи. Если вам дорога ее судьба, значит, нам с вами по пути. Если же вы считаете иначе… – при этих словах Александр Петрович развел руками, – тогда нам придется с вами распрощаться. Можете считать, что этот разговор не состоялся.
– Вы хотите сказать, что в этом случае я могу просто подняться с этого стула и потопать восвояси?
– Не совсем так, разумеется… Смею вас разочаровать, вы просто вынуждены будете ответить за те противоправные нарушения, о которых вам уже напомнил Кирилл Федорович.
– Забавно!
– А если вы все-таки соглашаетесь, тогда я буду считать вас патриотом и с удовольствием принимаю вас на службу. Конечно, не сразу, а с некоторым испытательным сроком. И ваша судьба будет зависеть от того, как вы справитесь с заданием, о котором пойдет речь.
– Понимаю. Если я справляюсь с заданием, вы даете мне очередное задание по вашему ведомству. Если же я не справляюсь, тогда вы меня сажаете в кутузку за мои прежние преступления.
Уваров громко расхохотался:
– Вижу, что мы не ошиблись в вас. Вы буквально хватаете все на лету. Так вы согласны?
– Получается, у меня нет выбора.
– Отлично! Вижу, мы договорились. У меня было предчувствие, что мы поладим.
– У меня есть еще один вопрос.
Александр Петрович Уваров пребывал в благодушном настроении.
– Задавайте.
– Надеюсь, эта работа не бескорыстна? Сами понимаете, при том образе жизни, который мне предстоит вести, потребуются определенные траты.
– Вижу, что вы быстро проникаетесь спецификой тайного агента. Что ж, думаю, этот вопрос мы урегулируем. Вы получите все самое необходимое. Надеюсь, жалованье в тысячу рублей вас устроит?
– Вполне. Это даже больше того, на что я рассчитывал.
– Превосходно. – Положив лист бумаги на стол, Уваров сказал: – Вам нужно будет только поставить свою подпись.
– Что это такое? – посмотрел Варнаховский на бумагу.
– Ваше согласие на работу в Третьем отделении. Знаете, мы как-то предвидели, что наш разговор сложится благополучно, вот и подготовили. Прочитайте.
Леонид пододвинул к себе бумагу и прочитал.
«Начальнику Третьего отделения Собственной Е.И.В. Канцелярии действительному тайному советнику, графу Александру Петровичу Уварову от поручика лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка Варнаховского Леонида Назаровича. Прошу Вас зачислить меня в штат агентом с размером жалования в тысячу рублей».
– И это все?
– Разумеется. Одной бумаги будет вполне достаточно, но зато у нас будут основания для того, чтобы вытащить вас из передряги, в которую вы можете попасть при вашем образе жизни. Знаете ли, у нас такая же бюрократическая машина, как и повсюду. Все мы любим бумаги. Да и вам будет как-то поспокойнее.
– Возможно, вы и правы. – Варнаховский коротко кивнул и поставил размашистую подпись. Широко улыбнувшись, добавил: – Теперь я ваш… с потрохами!
– Во всяком случае, мы очень на это рассчитываем, – положил Уваров бумагу в толстую папку. – Ну а сейчас самое время отработать предстоящее жалование.
Брови поручика поползли вверх:
– Надеюсь, не нужно будет кого-то убивать?
Действительный тайный советник громко расхохотался:
– Вы плохо представляете специфику нашей службы. Мы работаем значительно тоньше. Вы, кажется, служите адъютантом у великого князя Николая Константиновича?
– С недавнего времени.
– Прекрасно! – Подняв со стола фотоснимок, он положил его перед Варнаховским: – Вам знакома эта барышня?
Взяв фотокарточку, поручик стал с интересом всматриваться в красивое лицо. Девушка была запечатлена на фоне Аничкова моста. На ней было длинное приталенное платье, слегка расклешенное снизу. Тонкий стан обхватывал широкий ремень с большой блестящей пряжкой. Ворот стягивала широкая брошь с каменьями. На аккуратной красивой головке, чуток повернутой в сторону, – шляпка из тонкой итальянской соломки; вокруг шеи вьется длинная неширокая лента. Длинные вьющиеся волосы аккуратно уложены на затылке.
Вне всякого сомнения, мужчины на такую женщину засматриваются. Леонид Варнаховский не составлял исключения; он провожал ее долгим взглядом всякий раз, как только встречал. На фотографии была запечатлена балерина Мариинского театра Элиз Руше, приехавшая из Америки несколько месяцев назад. Кроме яркой внешности, она имела и талант, что, в свою очередь, способствовало приобретению огромного количества поклонников и разного рода покровителей, чем она искусно пользовалась. Поговаривали, что только за последний год балерина сумела сколотить состояние, которому позавидовал бы иной сибирский золотопромышленник, что подразумевало опустошенные карманы незадачливых купцов и прочих богатых воздыхателей. Однако в последнее время она значительно отдистанцировалась от прежних поклонников, а в светских салонах откровенно говорили о том, что на нее обратил внимание известный балетоман из царской фамилии.
– Мне приходилось ее видеть, это балерина Мариинского театра Элиз Руше, – вернул он карточку Уварову. – Фотография на редкость удачная. Впрочем, в жизни она не хуже.
– Не стану с вами спорить, – согласился Александр Петрович, пряча фотографию в папку. – Это несравненная Элиз. Я весьма далек от балета, но мое сердце начинает тревожно трепыхаться, когда она выходит на сцену. У нее ведь отец француз, знаменитый балетмейстер, а мать русская. В свое время последняя была весьма известной танцовщицей. А потом, и внешне Элиз невероятно хороша – так бывает всегда, когда сливаются разные крови. Так что от своих родителей барышня взяла только наилучшее. Хотя, возможно, для нас было бы значительно проще, если бы она была не столь очаровательна.
– Что вы имеете в виду?
– Дело в том, что в нее влюбился великий князь Николай Константинович.
– Ах, вот как…
– Вы разве ничего об этом не знаете?
– Я всего лишь его адъютант, он не доверяет мне своих сердечных тайн. Хотя несколько раз я видел ее в обществе Николя. Но он встречается не только с ней. Хотя, что плохого в любви, господа? Это же прекрасно!
Брови действительного тайного советника собрались у самой переносицы в жесткую складку.
– Позвольте вам объяснить, – поспешно заговорил Бобровин. – Разумеется, мы не против любви. Увлечениям подвержены все, даже члены императорской фамилии. Прежде чем они обвенчаются, у некоторых из них такой внушительный донжуанский список, что даже самым отъявленным ловеласам до них очень и очень далеко. Но одно дело, когда влюбляется простой господин, и совсем другое, когда это происходит с великим князем. Мы должны быть начеку. По нашим агентурным данным, Николай Константинович не просто увлекся этой особой, а намеревается на ней жениться! А это уже морганатический брак, способный весьма серьезно ударить по царствующей фамилии. Кроме того, не исключено, что женщина завербована немецкой разведкой и через великого князя может воздействовать на политику государства. Да и сама фигура великого князя весьма противоречива – Николай Константинович весьма неуравновешен, часто попадает в какие-то нехорошие ситуации, чем компрометирует императора. Было бы лучше под каким-то благовидным предлогом убрать его из семьи. Нам надоели его бесконечные разгулы за границей, где он просто позорит российский императорский престол. А все эти его бесконечные скандалы! Его имя просто не сходит со страниц зарубежной прессы. Он предстает в самом дурном свете, а вместе с ним, разумеется, и вся фамилия Романовых. Мы его должны убрать, так будет лучше для государства.
– Но какое отношение все это имеет ко мне?
– Самое непосредственное. Вы позволите растолковать? – повернулся Бобровин к начальнику Третьего отделения.
– Продолжайте, – легким кивком разрешил Уваров. – Думаю, это у вас получится более доходчиво.
– Ваша задача заключается в том, чтобы влюбить в себя Элиз.
– Ого! И вы считаете, это возможно?
– Перестаньте! С вашими-то многочисленными талантами и донжуанскими способностями… Полагаю, это для вас не составит особого труда. А потом, мы очень тщательно изучили личное дело Элиз Руше и ее прежнюю жизнь. Несмотря на молодость, у нее весьма бурная и интересная биография, в которой есть место страстям, драмам, очень сильным любовным увлечениям, переживаниям. Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но самая большая любовь у нее случилась с мужчиной, который очень похож на вас.
– Вы мне льстите.
– Ничуть!
– Хотите взглянуть на него? – неожиданно предложил Уваров.
– Было бы любопытно взглянуть на своего «двойника».
Вытащив из папки фотографию, Уваров положил его перед Варнаховским.
На снимке был запечатлен молодой щеголеватый мужчина немногим более двадцати лет, эдакий завсегдатай самых модных светских салонов. Одет он был в однобортный сюртук по последней моде и в узкие брюки в тонкую белую полоску. Откуда-то возникло ощущение, как если бы поручик взирал на собственное отражение, – ведь он предпочитал одежду именно такого покроя. Не исключено, что заказывали они костюмы у одного и того же мастера. Но больше всего Варнаховского раздражали усы в тонкую щеголеватую ниточку, делавшие их похожими куда больше, чем сюртук, сшитый по последней моде.
Поручик невольно нахмурился: сходство было поразительным! «Первое, что я сделаю, когда вернусь домой, так сбрею эти чертовы усы, – в сердцах пообещал он себе. – Хотя не стоит горячиться, без усов гусару нельзя! Сослуживцы не поймут. Лучше отрастить бороду».
Вернув фотографию, он произнес:
– Сходство и в самом деле весьма большое. Если бы у меня был брат-близнец, то я бы сказал, что это именно он.
– Этот человек похож на вас не только внешне, но и внутренне. Извините меня за сравнение, но у него такой же авантюрный склад ума.
– Именно поэтому вы решили остановиться на мне?
– Этот фактор тоже сыграл не последнюю роль.
– Значит, я должен скомпрометировать Элиз перед великим князем?
– Вы сформулировали довольно откровенно, так оно и есть! Думаю, она захочет близости с вами, как только узнает вас достаточно хорошо. Ваша задача заключается в том, чтобы влюбить в себя балерину, чтобы она позабыла великого князя со всеми его добродетелями и пороками!
– Князь попытается вернуть ее расположение.
– Именно этого мы и добиваемся. Тогда он пойдет на безрассудные поступки. Один из таких поступков наверняка скомпрометирует его перед императором, и он отдалит его от дворца.
– Влюбить ее в себя будет непросто… Хотя, быть может, тем и интереснее. – Губы гусара расплылись в мечтательной улыбке. – Пожалуй, это будет увлекательным занятием.
– Воспринимайте наше задание как небольшое приключение.
