Снёс топором шатёр их короля,
Неразбериха в стане нарастала
Им костью в горле русская земля.
Их гибли, гибли всюду командиры,
Их пал епископ – не перекрестить.
Славянской веры здесь уже не вырвать,
Своей бы веры ноги унести!
Бил воеводу Гавриил Олексич,
Что невредимым вышел из воды.
Рубил безмерно Сбыслов Якунович,
Большой топор гулял туды – сюды!
Мечом разил их Яков Половчанин,
Да так, что князь сам лично похвалил.
И новгородский воевода Миша
С дружиной пешей три ладьи топил.
В бою неравном пал отважный Ратмир,
Несчётно он забрал с собой врага,
Истёк от ран достоенным сей отрок
И князя стойкий преданный слуга.
И каждый отличился в этой сече,
Всяк духом взял несметного врага.
Травою полегла там вражья нечисть,
Не многий на своих ушёл ногах.
Сраженье длилось утро, день и вечер
И лишь к ночи звон боя замолчал.
На кораблях, что избежали течи,
Оставшийся в живых швед убегал!
4
На утро после битвы все узнали,
Там за Ижорой тоже враг разбит.
Но кто их бил? Мы там и не бывали.
На то глядеть сам князь туда ходил.
Нашёл он там большое поле брани
Числом немалым был повержен враг,
Князь вспомнил о святом повествованьи,
Приклал меч к сердцу, молча сжав кулак.
Князь дал понять о божье благодати,
Которая сошла сюда с небес.
Небес ответ: не в силе Бог, но в правде
Отважных чистых преданных сердец!
Князь молодой с той битвы стал известен,
Как всяк, кто поднял с битвы имена.
Он стал не просто Александр Невский,
Святой защитник посланный всем нам!
1386 – ….
На углях тлеющей орды
Возник вопрос, вопрос славянский,
Какому княжеству здесь быть,
Какому будущему царству?
Так кто – Москва или Литва?
И там, и там славян не мало.
Русь, как осенняя листва,
Там, где росла, там и опала.
Всё изменилось в том году,
Когда литовский князь Ягайло,
Взял в жены польскую звезду,
Власть Польша с верой забирала.
Отныне Польша и Литва
Стали единым государством.
Ядвига к власти чуть пришла,
Ей в след католик разгулялся.
Таким уж запад был всегда:
Бесчувственным и быстро-жадным.
По весям и по городам
Они топтались безоглядно.
Католик рьяно разрушал
Места языческих святилищ
И православных выживал,
Ему весь мир для Римских игрищ.
И возмутилась та Литва
На перекор короне польской,
И мятежами проросла
И власть Ягайло стала скользкой.
Формально правил польский пан,
На деле снова разделились.
Витовт на брата там восстал
И планы Рима провалились.
Халява пану не прошла,
Видать судьба его такая.
Да, рядом как всегда Москва,
Уже присутствием кивает.
И где тут Русь им возлюбить
Ну или не возненавидеть,
Коль суждено нам рядом быть
И много раз панов обидеть.
Халявы панские топтать,
Не глядя, но и не на шутку.
Её политику считать,
Политикою проститутки!
***
Ещё давили отголоски разделения
Хотя и иго уже шло к концу,
Пришла пора менять закон правления,
Сменилось отношение к венцу.
Пусть князь Василий был побит на Клязьме
И Юрий Дмитрич взял себе Москву,
Он новшества откинул сразу,
Традиций старых возвратив тоску.
Василию второму дал Коломну!
Возвысился и сам, и сыновья!
Бояре ж пред Коломной стали ровно,
Как будто там великие князья!
Не годно ныне жить удельным князем
Давно уже изжил себя тот стол.
И Юрий Дмитрич, проморгавшись глазом,
Не топнув ножкой сам домой ушёл!
Ослепление
А они убийцы, волки свирепые,
Ворвалися в монастырь на конях.
Опьянённые злой жаждой нелепою,
Воспылавшие ко власти в мечтах.
Впереди влетел боярин Добрынский
И о камень он разбился у крыльца,
От ушиба и от злобы своей низкой
Побледнел и стал похож на мертвеца.
В след поспел ему и князь Иван Можайский,
Он там гордо своё войско приводил.
Величаво он спросил: «Где князь великий?»
Князь великий изнутри заголосил:
– «Брат, помилуй, не лиши меня счастья
Образ Божий, его мать лицезреть,
При святых клянусь, в монахах остаться,
Постригусь, здесь буду ждать свою смерть».
Князь Василий сам отпёр волкам двери,
Взяв иконы, встретил брата Ивана.
А Иван, шепнув слуге злому зверю,
Поклонился и ушёл гость не званный!
Опосля своей молитвы усердной
Снова брата, князь великий воскликнул.
Подошёл к нему злой раб немилосердный,
Взял за плечи и в лицо ему крикнул:
«Ты теперь уже во власти великой,
Дмитрий Юрьевич сам тебя судит».
Продолжала ликовать волчья клика!
Князь ответил: «Воля Божья, да будет!»
В среду вечером на той же неделе
Ослепили псы великого князя
И сослав его на Угличе поле,
Поспешили позабыть о нём сразу!
А народ роптал, не мог простить злодейства
И настал момент его возвращенья,
Началась война за власть у семейства
Уж никто не ожидал там прощенья.
Долго длилась та Шемякина смута,
Где всё дальше он поддержки лишался.
Там Шемяка был отравлен попутно,
А Василий тёмный править остался.
Не прошло ему увечье даром,
Всюду мнился ему заговор грязный.
Пред уходом в жестком мнительном угаре
Князь устроил очень мрачные казни.
Казни шли в Великий Пост, праздник светлый,
Что скорее всем запомнился мрачным.
И когда на днях вдруг князя не стало,
Молча признан был уход сей удачным!
Битва
Под свежий ветерок
Сошёл густой туман,
Легко и быстро
Свет распространился,
На поле у реки
Согнав ночной дурман,
Прохладной мяты
Аромат разлился!
Но прежней тишины
Там и в помине нет,
Туман ушёл
И обнажил два войска,
Длинною десять вёрст
Заполонили свет.
В них напряженье
Нарастало броско!
И вот
Два конных воина сошлись
И копьями
Друг друга поразили.
Погибли,
Но и славу обрели,
Десятки тысяч
В след зашевелились.
И сдвинулись две тьмы
И им над той рекой
То поле оказалось
Очень тесным.
В тягучей сече
С густоты людской,
Взвыл копьев треск
Под нараставшим весом.
Жестокий враг
Надменно напирал.
Подкошенной травой
Ложился ряд за рядом.
Но полк засадный
Этот пыл унял,
Уж всё труднее
Различать их взгляду.
Пойди пойми,
Где человек, где конь,
Смешались в грудах
Мёртвые с живыми.
Земля дрожала
И сверкал огонь,
Кольчуг, шеломов
И мечей над ними.
Кошмарный ор,
Гвалт с пылью до небес
И где с утра
Трава благоухала,
Её уж нет,
Там павших сенный лес,
Волною кровь
На реку набегала.
И в красный цвет
Окрасилась река,
И небеса не выдержав
Разверзлись,
И в мир явилась
Святость в облаках,
Поганые ослепли
И отверглись.
Разбитый враг
С трудом спешил бежать,
Их догоняли,
Всюду находили.
И никого не
Думали прощать,
Всех беспощадно
Били, били, били!
Далече убежал
Их хан Мамай,
Ему сподручней
Было убежать.
На свежих лошадях,
Пойди поймай.
А груды тел
Остались там лежать
На десять вёрст
Сражённых и не счесть.
Повсюду хриплый
Безграничный стон.
Собрать ли воронов
К добыче здесь,
Тот тяжкий стон,
Как ныне слышен он.
Десятки тысяч
Павших в тесноте,
Где свет и тьма
Припали вместе ниц.
Остались
На безвыходной черте,
Так встретили
Защитники убийц!
Побоищем
Назвали битву ту,
Когда бы было
Места там по боле.
Немного,
Ну хотя бы на версту,
Так не стонало б
Куликово поле!
Закат орды
На две части с границей по Волге
Золотая орда разделилась,
Там законным наследством в итоге
Тохтамышева власть утвердилась.
Хан мечтал снова стать всемогущим
Чингисхана потомок он славный,
Грозный хан жил под грозною тучей
Сам игрушка в руках Тамерлана!
Нас сильней волновал правый берег
Был опасней для нас этот край,
Где всю власть захватил дерзкий темник
Правил твёрдой рукою Мамай.
Под несметным числом он шёл смело,
Грабил да угнетал на года.
В непослушных улусах, уделах
Убивал да сжигал города.
По Рязанской земле там, где Вожа
Отдаёт свои воды Оке,
Бегич воин Мамая пригожий
С пол брани бежал на легке.
И когда был разбит воевода,
Озверел от обиды Мамай.
Хан в открытую с этого года
Своей власти уже не скрывал.
Опасался Мамай за спиною
Оставлять непокорную Русь,
Были личные счёты с Москвою,
Где давил поражения груз.
Да ещё Тохтамыш с Тамерланом
Не давали спокойного сна,
Не узнаешь, как поздно иль рано
Из-за Волги нагрянет война.
Ничего не осталось Мамаю,
Как сначала идти на Москву.
Мол, пройтись по сподручному краю,
По развеять печаль да тоску.
Хорошенько размявшись на русских
Можно думать про берег другой,
Хан не ведал, что путь будет узким,
А цена станет сверхдорогой!
Всё сошлось хорошо для Тимура
И хотя ликовал Тохтамыш,
Зря Москву покорял он там с дуру
Тохтамыш для Тимура был – мышь!
И сошлись Тохтамыш с Тамерланом
Положили несметно людей,
Путь орды был закончен бесславно.
Сам собой удавился злодей!
По местам их рождались огрызки,
Величаво старались взлететь.
Только взлёт этот был уже низким,
Так убийц переплюнула смерть!
И царь, и герб
Без истории жить слепо и грустно,
Жить так дальше уже не было сил.
«Родословие великих князей русских»
Каждый шаг их, появиться просил!
Иван третий стал там первым из великих,
Взявшим титул – Государь всея Руси!
Не пустые то слова под Божьим ликом
Земли русские собрать тем испросил.
Государь, почти что царь самодержец,
У царя совсем другие права.
Он к границам безраздельным привержен
Снял удел, насторожилась Литва!
Право к царству получил после женитьбы
На особе византийского двора.
Как женился он на Софье Палеолог,
С ней на Русь пришла другая пора.
Князь заставил всех служить беспрекословно,
Подчинилась ему русская земля.
С тем боярам стало некуда «отъехать»,
Все закончились удельные князья!
Брак Ивана с Византийской принцессой
Обнадёживал в ту пору Ватикан,
Он в Европе слыл правителем известным,
Где всей Русью уже правил он сам!
Под язычеством, как пал Константинополь,
Русь в наследство подхватила веры груз!
В православьи стала главной опорой,
Осознала свою значимость Русь!
Государь в высокой мысли укрепился,
Богоизбранным там стал наш престол.
По преемственности символ прижился
Византийский герб, двуглавый орёл!
PS
Хоть царём себя великий князь считал,
Сам царём официально он не стал.
Не был всё-таки пустым об царстве звук
И царём однажды стал его внук!
Закрытое ливонское окно (1558г.)
И началась война в этом году
За право торговать на Балтике свободно.
Пока два века дань несли в орду,
Наш север поделили кто угодно.
Пришла пора орды, могучей нет
Уж время и самим собой заняться.
Торговля диктовала свой ответ:
Нам надо вновь в Европу пробиваться.
И кто мог знать: посильная война
Затянется так нудно и на долго,
Коль Балтика обратна нам нужна,
Царь повелел и приступили с Богом.
На четверть века длившийся войне
Там мало преуспели все народы,
За это время в русской стороне
Мы пережили многие невзгоды.
Здесь было всё: опричнина, чума.
Переселялись в глухомань народы,
Казалось царь порой сходил с ума,
Когда жестоко мстил он Новгородцам.
Помазанником и искренним он был,
А сам в миру легко творил немилость.
Какой бы ужас Грозный не творил
Там, где-то приживалась справедливость:
Отъезд бояр, как право, отменил
Всё также громко
Русь о том узнали:
Коль ты «отъехал» значит изменил!
Предательство предательством там стало!