Евгений Шалашов
Воспитанник орков. Книга первая

Глава шестая
Подсчеты и расчеты

Дануту было скучно. Плохо, когда работы много, но еще хуже, когда нечего делать. Два полубочонка петрола, выданные приказчику судостроителей, не в счет. В конторе – небольшой комнатушке с узкими застекленными оконцами, куда юноше разрешалось входить по причине его статуса, заседали дядя и братец. Судя по всему, родичи пытались подсчитать, сколько понадобится петрола, чтобы выполнить будущий заказ гномов. В его же разумении, смысла в этом не было – сколько петрола спросят, столько и продать. Но у дядюшки были свои соображения. Он уже успел нанять грузчиков в помощь племяннику, отправить людей на дальние склады. Упускать выгодный заказ было никак нельзя.

– Значит, так – записывай, – глубокомысленно изрекал дядя, – на один «тепловик» мы продаем сорок бочек в год. Так? Но это здесь, в Тангейне. Сколько тепловиков у гномов?

Казистер обратился к своим тетрадям, принявшись неспешно листать. Даже потряс ими, будто надеясь, что цифры спрятались где-то между страниц. Не найдя ничего, только пожал плечами.

– Где записи? – вытаращился дядя на пасынка. – Тебе еще в прошлом году было сказано – узнать обо всех водных и сухопутных тепловиках, все записать. Ну, что ты там возишься, давай, – требовательно протянул дядюшка руку.

– Не успел, – равнодушно пожал плечами Казистер. – У меня и так дел очень много. Вон сколько, – кивнул парень на окошечко, из которого были видны бесконечные стеллажи. – Каждый день учет надобно вести.

– Тебе что, сложно было? И всего-то сосчитать – сколько тепловиков, – начал перечислять глава Торгового дома, загибая пальцы. – Какие тепловики, сколько петрола уходит на сто стадий! Вот! – потряс он кулаком.

– Я… – начал спорить пасынок.

– Ты болван, каких свет не видывал, – презрительно усмехнулся глава Торгового дома. – Зачем я тебе в младшие приказчики взял? Чтобы ты точки ставил? Настоящий приказчик должен смекалку проявлять. А тебе, придурку, даже смекалки не надо – исполняй, что хозяин скажет, вот и все. Что, трудно было сходить к недомеркам, да посмотреть? Ну, в порт еще, народ расспросить? Знаешь, сколько на это место толковых парней просилось? – Повернувшись к племяннику, Милуд с горечью произнес: – Дражайшая супруга не хотела, чтобы ее первенец в подмастерьях ходил. Видите ли – несолидно. Мол, что люди скажут, если ее сыночек будет горшки ворочать? Дескать – Силуд собственного пасынка в грузчики отрядил, злодей этакий! А он, Ящер его возьми, только на собственную морду любуется. Ах ты, тварь ленивая…

Данут первый раз видел, чтобы дядюшка демонстрировал недовольство Казистером, да еще прилюдно. Но это было не все – с неожиданным проворством Силуд вскочил с места и принялся таскать пасынка за волосы, отвешивая звонкие затрещины. Устав, отшвырнул парня в угол. Тот, глотая слезы и сопли, проскулил:

– Я матушке пожалуюсь!

– Молчать идиот! – рявкнул дядюшка, замахиваясь, отчего пятнадцатилетний красавчик присел, закрывая голову руками. – Скажешь еще хоть слово, пойдешь улицу подметать, вместе с этой старой гусыней.

Куда девалось показное благодушие Силуда, его демонстративное подчинение супруге…

– Ты еще здесь? – грозно рыкнул дядя. – В порт! Бегом!

Пасынок, скуля и размазывая слезы, принялся вытаскивать из угла красивое тельце. Поднявшись, Казистер поплелся к двери, сгорбившись и, еле-еле переставляя ноги, словно старик. Чувствовалось, что выходить на улицу и брести в далекий и страшный порт, ему не хотелось. Данут, посмотрев на обреченную спину, пожалел братца:

– У гворнов пять тепловиков для перевозки, десять грузовых. Те, что для гворнов – гномов, то есть, петрола жрут в полтора раза больше, чем грузовые, – сообщил Данут к удивлению дядюшки и радости, перемешанной с тайной завистью, братца.

– Откуда знаешь? – недоверчиво прищурился дядюшка, но сам же себе ответил: – А, не зря, значит, с недомерками дружил. И то польза.

– Может, ты еще знаешь, сколько петрола расходуется на день пути? – слегка надменно поинтересовался Казистер, уже начавший оправляться от своего позора.

– Петрола нисколько, – в тон ему усмехнулся двоюродный брат.

– И на чем же они плавают? – хохотнул начавший оправляться от унижения братец. – На дровах? Или, – попытался уколоть дикаря Казистер, – петрол покупают, чтобы мазать мостовые?

– Казистер, – резко оборвал его отчим. – Не выставляй себя полным дураком.

– А что такое? – возмутился пасынок. – Разве тепловики плавают не на петроле?

– Плавает дерьмо в бочке, а тепловики ходят. И ходят они не на самом петроле, а на его производных. Как, то бишь, его?

– Газолин, – подсказал Данут, слегка удивленный, что смазливый братец не удосужился узнать настолько простые вещи. И чему его в училище обучали? – На их подворье перегонные кубы стоят. Из полубочки петрола выходит около четверти газолина. После перегонки мутная жижа остается, которой они котлы топят.

– Это я знаю, – отмахнулся дядя. – Вони от этих котлов… – хозяин брезгливо передернул плечом. – Так как ты думаешь, сколько они петрола покупать станут? Прикинуть бы… Может, стоит еще прикупить?

– Слышал, что четверти бочки газолина хватает на сто стадий, – начал вспоминать Данут. – Это у грузовых, а у пассажирских – чуть больше. Надо посчитать, сколько стадий от Тангейна до Скаллена.

– Ну, это не сложно, – уже в который раз махнул дланью дядюшка. – Путь по Шейне я хорошо знаю.

– А, вот еще что, – вспомнил вдруг Данут. – По Шейне, если вниз по реке, расход горючего будет меньше.

– Стало быть, будем считать, что по реке они станут тратить… ну, скажем, четверть бочки на сто пятьдесят стадий. Подсчитал? – неожиданно бросил Силуд застывшему пасынку.

– Что подсчитал? – подскочил от неожиданности Казистер.

– Все то, болван, о чем мы только что говорили, – раздраженно бросил Силуд.

– А мне не приказывали…

– Полный идиот, – выдохнул Силуд. – Значит так, – побарабанил дядюшка пальцами по столу. Повернувшись к Дануту, сказал: – Хотел я этому болвану серьезное дело доверить, но не судьба. Мы сейчас попытаемся подсчитать – как и сколько, а ты сходишь к моему ростовщику, Альц-Ром-Гейму и возьмешь у него сто … нет, двести векшей. Знаешь, как ростовщика найти?

– В доме под жабой, – кивнул Данут. – Только не знаю, под какой именно.

– Как, под какой? – удивился дядюшка. – Под красной, под какой же еще? Не может же мой банкир под зеленой сидеть.

Чем был хорош Тангейн, так это тем, что над мастерскими и лавками висели вывески. Некоторые из них – сапоги, крендели с калачами, иголка с ниткой, циферблаты и кружки, были понятны сразу. Но почему некоторые цирюльни (им бы, положены, лишь ножницы или бритвы) украшались полосатыми столбиками, в белую и красную краску, Данут понял не сразу. Оказывается, это означало, что оный цирюльник, помимо стрижки и бритья, обучен драть зубы и пускать кровь. Раньше у подобных заведений висели окровавленные тряпки, но магистрат решил, что так некрасиво. Ростовщики и менялы обитали под разноцветными жабами, нисколько не стесняясь неказистого земноводного. И, чем богаче ростовщик, тем темнее была его «жаба». В Тангейне было до дюжины белых жаб, восемь желтых, штуки три синих жаб, две оранжевые и лишь одна красная. В Силлуме, говорят, есть даже коричневая. Но существует ли дом под «черной» жабой, не знал никто.

– И что стоишь? – с напускной строгостью спросил дядя.

– Жду, когда вы мне расписку напишете, или что там положено? Запрос, заявку?

– Молодец, – похвалил Силуд племянника. – Вон, этот дармоед, не догадался бы, так бы и пошел за векшами…

Дядя быстро набросал записку, заверил ее печатью и вручил племяннику.

– Когда Альц-Ром-Гейм тебе векши отдаст, он с тобой двух парней пошлет, – сказал дядя. Не слушая возражений, заметил: – Знаю, что парень ты сильный, но с охраной надежнее. Свои векши заработаешь, таскай, как хошь.

Говорят, что когда-то банком именовали массивную скамейку, внутри которой прятались потайные ящики. В воскресные дни на ней сидел меняла-ростовщик. Теперь ростовщики обитали в домах, похожих на крепости – узкие высокие окна, толстые стены. И все это обнесено ажурным кованым забором, сверху утыканным остриями, словно пиками. Возможно, имелся и потайной ход и запас продуктов, на случай осады. От серьезного приступа такой дом не спасет, а вот от обманутых клиентов, расставшихся с деньгами – очень даже поможет.

Чтобы попасть к банкиру, Дануту пришлось преодолевать два входа. Первый – будка привратника на воротах, а второй – уже в самом доме. И, каждый раз парню пришлось пояснять, что младший приказчик господина Силуда Таггерта (вона, даже фамилию пришлось вспомнить!) к господину Альц-Ром-Гейму по важному делу.

Поднявшись по винтовой лестнице, где единственное крошечное окно едва отбрасывало свет на ступени, подумав, что это тоже защита, наткнулся еще на одну дверь, открывшуюся словно сама собой.

– Садитесь, господин Данут, сын Милуда.

Глаза парня еще не привыкли к свету – пусть и неяркому, потому нашел предназначенный ему стул на ощупь. Проморгавшись, осмотрел помещение. Скудные лучи солнца, проникающие через бойницы, словно бы скрещивались между собой, освещая, как следует, один только стол, затеняя огромный шкаф с полками, забитыми какими-то папками и свитками, шкаф поменьше, зато закрытый и железный.

На столе господствовал идеальный порядок. Серебряная подставка, на ней две серебряных же чернильницы, бокальчик с крышкой, видимо, для песка, тоже серебряный. Связка остро заточенных перьев (они, к счастью, гусиные). Стопка дорогой глянцевой бумаги в серебряном держателе. Серебряный колокольчик. Часы в серебряном корпусе, с двусторонним циферблатом – видимо, чтобы посетители ценили свое и чужое время. Все аккуратно, ни пылинки. И руки, лежавшие на столе. Руки?! М-да… Посмотрев на огромные, поросшие густой шерстью пальцы с ногтями, напоминавшими когти, Данут перевел взгляд на хозяина. Узкое – донельзя хитрое, вытянутое лицо, длинные остроконечные уши, торчавшие в стороны, седые волосы и … зеленоватый цвет кожи, оттененный белоснежными кружевами воротника. Вот так да… Данут до сих пор не встречал подобных существ, но судя по описаниям, ростовщик Альц-Ром-Гейм был гоблином.

– Хвоста у меня нет, – сухо произнес ростовщик, поправляя на носу когтистой лапой (или рукой?) два стеклянных кругляшика, соединенных перемычкой – новейшее изобретение гномов для тех, у кого слабое зрение. Штука недешевая. Дядюшка – человек очень даже не бедный, мог себе позволить лишь одно подобное стеклышко, оправленное в медь и снабженное изящной ручкой.

– Прошу прощения, – виновато потупился Данут и впрямь, принявшийся смотреть за спину гоблина.

– Ничего страшного, – оттаял Альц-Ром-Гейм. – Не вы первый, юноша, – вздохнул ростовщик, – и не вы последний. Мы, пууккины, по-прежнему считаемся у многих людей врагами.

При слове «пууккины» Данут едва сумел подавить улыбку. Но сумел. Кто его знает, как воспринимает ухо гоблина (виноват – пууккина) простые человеческие слова? Может, для него они тоже звучат смешно?

– Мой дядя, господин Силуд Таггерт, поручил мне получить двести векшей. Вот, он выписал мне расписку, – солидно проговорил Данут, вытаскивая письмо.

Он уже протягивал документ ростовщику, как скрипнула дверь, в комнату стремительно вкатилось какое-то маленькое животное – что-то рыжее, похожее на бегущий меховой шарик на ножках, с черной полоской поперек тельца, с пушистым хвостом, поднятым, словно жезл. Данут, в первую минуту решил, что это какая-то неправильная белка. Нет, не белка.

Зверушка, между тем, заскочила на стол, пробежалась по нему, превращая идеальный порядок в небольшой беспорядок – бокальчик опрокинулся, рассыпая песок (угадал!), перья полетели на пол. Чернильница, от которой зверек оттолкнулся лапками, устояла. Соскочив со стола, меховичок еще раз пробежался по комнате, подбежал к юноше и, деловито перебирая лапками с острыми коготками, начал взбираться по его штанам, чувствительно царапая кожу даже сквозь плотную ткань, а потом полез выше.

Данут осторожно скосил взгляд на зверька, пытавшегося устроиться на жестком плече. Ох, ты, так это же настоящая рысь! Но только совсем маленькая и без кисточек на кончиках ушей.

– Мр-рр, – певуче проговорила маленькая рысь, посмотрев на человека голубыми глазенками и, словно бы извиняясь, потерлась влажным мокрым носиком о щеку. Ощущения были немножко странными. Казалось, что от присутствия рядом этой крохи, его напевного мурканья, куда уходят беды и напасти…

– Пчелка, как тебе не стыдно! – услышал Данут возмущенный девичий голосок.

Парню показалось, что в темной комнате вспыхнул яркий солнечный свет, когда следом за удивительной зверюшкой туда ворвалась высокая тоненькая девушка – почти девочка, со слегка вздернутым носиком и белоснежными волосами, спадающими с плеч, будто свежий осенний снег на лесную полянку.

– Тина! – строго сверкнул очками гоблин.

– Ох, батюшка, извините, – прижала руку к груди девушка. – Я не знала, что у вас клиент… Пчелка сбежал… Извините, сударь, позвольте я заберу этого непоседу.

Сидевший на стуле Данут, едва не упал. Девчонка – красавица, с белоснежной кожей, называет старого гоблина батюшкой? Получается, что она гоблинша? Ну, ни хрена себе!

Девушка протянула руки за зверьком, но тот, уже угнездившийся на плече у парня, вскочил, уперся лапкамии, смешно открывая пастенку, недовольно запищал.

– Ишь ты, какой сердитый! – рассмеялась девушка, отдернув, тем не менее, руку. – Думаешь, что ты тигр? Ну-ка, тигрище, слезь с человека.

– Тина, ты совсем замучила котенка, – укорил гоблин дочку, пряча улыбку. – Он, бедолага, уже не знает, куда от тебя сбежать.

Данут начал спешно приподниматься, чтобы помочь девушке, а та, напротив, слишком быстро наклонилась. Бах! От столкновения своего лба со лбом девушки у парня перехватило дух, а перед глазами запрыгали звезды. А Тина от удара упала на пол, на попу и, потирая лоб, плакала и смеялась одновременно.

– Извините, – принялся извиняться парень, неуклюже пытаясь приподнять девушку с пола. Она ухватила протянутую руку и посмотрела на него карими глазами, в которых уже не было боли – а лишь лукавинка. Юноша и девушка так бы и смотрели друг на друга, но все испортил Альц-Ром-Гейм.

– Тина, девочка моя, ты не ушиблась?! – запричитал гоблин, соскакивая со своего места. Открыв дверь настежь, ростовщик заорал: – Ну-ка, кто-нибудь, быстро тащите сюда что-то холодное – воду, лед!

Отпихнув Данута от девушки, гоблин усадил ее на стул и принялся осматривать лоб:

– Ну, куколка моя, где болит? Ох, какая здесь шишка! Бедняжечка…

– Батюшка, нигде ничего не болит, – попыталась успокоить разбушевавшегося родителя Тина. – Все уже прошло. А где моя киска?

А виновник всей суматохи, странный пушистый зверь по имени Пчелка, сидел на столе, безо всякого уважения устроившись на бумаге, ценностью в двести векшей, старательно вылизывая шубку!

– Вы очень неуклюжи, молодой человек, – принялся выговаривать гоблин, наступая на Данута. Он был на целую голову ниже и, со стороны это выглядело смешно, но опешившему от такого натиска юноше так не показалось. – Вы едва не искалечили мою дочь! Вот, возьмите свои векши и убирайтесь!

В комнату ворвалась целая толпа – люди это были, или гоблины, в суматохе не разобрать – с кувшинами, чистыми тряпками и кусками льда. Все бегали, ахали и охали, мешая друг другу.

– Да отстаньте вы от меня! – Вскинулась девушка. – Котика отдайте…

Окончательно растерявшийся парень не стал ни спорить, ни оправдываться, молча взял довольно большой мешок и вышел, позабыв обо всем на свете – в том числе, и об охране, которую должен был дать гоблин. А помнил он лишь лукавые карие глаза и вздернутый носик… Так, в раздумьях о глазках и носике (Спроси его, а что было надето на девушке, какого цвета платье – он бы и не ответил…), не спеша, дошел до склада. Никто по дороге на него не напал, не ограбил, хотя сейчас он был сама беззащитность.

Глава седьмая
Душевные муки

Дядюшка и братец сидели, любуясь на выдранный тетрадный лист, испещренный цифрами. Судя по всему, Казистер получил прощение. Видимо, не зря отпрыска учили целых пять лет.

– И что так долго? – с подозрением поинтересовался господин Силуд. – Принес?

Данут плюхнул на стол мешок с векшами и только тут спохватился:

– Разве я долго ходил?

– Еще как, – хмыкнул Силуд, переводя взгляд с племянника на мешок.

– И сколько тут?

– Не считал, – улыбнулся Данут непонятной и, чуточку виноватой улыбкой. Ему сейчас не было дела ни до склада, ни до дядюшки.

– Ты что, пьян? – нахмурился Силуд, а Казистер тоненько захихикал. Не поленившись, дядюшка встал, подошел к племяннику и старательно его обнюхал.

– Хм, вроде не пахнет, – констатировал глава Торгового дома, развязывая тесемки. Перебирая пачки кожаных квадратиков, перевязанных суровыми нитками, изрек: – Ты зачем столько взял? Я же всего две сотни просил, а здесь тысяча!

– Сколько ростовщик дал, столько и взял.

– Подожди-ка, – усмехнулся дядюшка, принявшись пересчитывать пачки. – Старый сквалыга дал тебе тысячу векшей, получив расписку на двести?

Силуд Таггерт, глава Торгового дома, развалившись на стуле, захохотал. Отсмеявшись, вытерев обильную слезу, дядюшка изрек:

– Не иначе, наш ростовщик умом тронулся.

– Нет, он просто отвлекся, – решил вступиться за отца прекрасной девушки – пусть она сто раз гоблинша. – Когда ростовщик деньги достал, дочка зашла.

– Дочка? – удивился Силуд. – Откуда у него взялась?

– Ну, девушка, которую Тиной звать.

– А, так это воспитанница, а не дочка. Опекун он, – пояснил дядька. Подняв глаза от обрезков, расплылся в улыбке: – Понятно, почему ты так долго шел. На красивую девку засмотрелся?

– Она просто зашла, – словно оправдываясь, пробормотал Данут. – Зверек у нее сбежал, она за ним и погналась. А ее батюшка – ну, который опекун, видимо, мешки перепутал.

– Ну, это его трудности, – в который раз усмехнулся дядюшка. – Восемьсот векшей – сумма приличная, но для ростовщика не слишком большая. Не разорится.

– Нет, так нельзя, – решительно заявил Данут, сдвигая к себе пачки с обрезками. Считал он гораздо хуже, чем двоюродный брат, но здесь особого счета не требовалось. Успел понять, что в одной связке ровно пятьдесят векшей. Придвинув к дядюшке четыре стопки, остальные скидал обратно в мешок.

– Постой-ка, племянник, – попытался вразумить парня дядюшка. – Ты думаешь, если бы я сам лишние векши ростовщику передал, он бы мне их вернул?

Дядюшка протянул руку к мешку, но она оказалась коротковата. Вставать и отбирать векши у племянника Силуд посчитал ниже своего достоинства или осознавал, что по-хорошему их не получит, а сумеет ли справится с племянником – это ворона надвое каркнула.

– Прости, дядя, но если я напортачил, мне самому это и исправлять. Ошибся Альц-Ром-Гейм, с кем не бывает? Не хочу, чтобы обо мне плохо думали.

– Э, ты чё делаешь? – перегородил дорогу осмелевший Казистер.

Данут отодвинул в сторону родича, словно ветку, попавшуюся на пути, торопливо вышел, не услышав брошенный в спину вздох дядюшки:

– Весь в братца покойного. Такой же дурак.

На сей раз в дом ростовщика парня пропустили без всяких задержек. Привратник выскочил, открывая не маленькую дверцу, а ворота для экипажей, а навстречу, из дома бежал сам господин ростовщик. Забирая у юноши мешок, гоблин, первым делом сунул острый нос внутрь, провел когтем по упаковкам.

– Шестнадцать… – перевел дух банкир, прижимая к себе мешок, словно любящая мамаша младенца.

– Угу, – буркнул парень.

– Может, отобедаете со мной? – ласково предложил Альц-Ром-Гейм, лучась стеклышками.

Дануту ужас, как хотелось пообедать с гоблином (понятное дело, не с самим ростовщиком, а с его воспитанницей), но было страшновато – вдруг возьмет вилку в правую, а нож в левую руку? Или перепутает рыбный нож с закусочным? В доме дядюшки над этим постоянно потешались.

– Извините, некогда, – пробормотал юноша, косясь глазами по сторонам – а не покажется ли Тина?

Но девушки не было видно. Возможно, повтори ростовщик свою просьбу во второй раз, он бы пошел, но тот, не в пример землякам, не стал настаивать.

– Приятно, что современные молодые люди заняты полезным трудом, – важно изрек Альц-Ром-Гейм, пытаясь одновременно поправить стеклышки и удержать мешок.

– Да, а как там ваша воспитанница? – поинтересовался Данут. – Передайте ей… – замялся юноша, не зная, что бы такое сказать. Наконец, нашелся: – В общем, мне очень стыдно…

– С ней все в порядке, – погасил улыбку гоблин. Придерживая за плечо гостя, он повел его к воротам, не то, провожая, не то, выпроваживая. – Простите меня за мою несдержанность. И, до свидания…

Оказавшись за пределами владений ростовщика, вместо того, чтобы идти на склад, Данут начал обходить забор – вначале прошел по одному кругу, потом по второму, по солнышку, против. А вдруг Тина выйдет во двор выгулять своего чудесного зверька, так похожего на маленькую рысь, только без кисточек на кончиках ушей?

Но во двор девушка не вышла. Так, проболтавшись до самого вечера (даже не задумался – а что скажет дядюшка), Данут побрел домой, выбрав, отчего-то, самый замысловатый и длинный путь, идущий по каким-то руинам.

Удивительно, что юноша не запутался в сорняке и не убился, упав в какую-нибудь яму, скрытую травой и мусором. Из раздумий (или, как правильно обозвать его состояние, если на самом-то деле он ни о чем не думал? Мы бы сказали – «в прострации», но юноша, воспитанный в поморском поселке, таких слов не знал.) Данута вывела тень, мелькнувшая за углом покосившегося каменного сарая. Остановившись, боковым зрением парень увидел, как за спиной шевельнулось несколько темных силуэтов, неумело прячущихся среди развалин. Как же это он? Преследователи, хотя и стараются изображать из себя неслышных и невидных существ, на самом-то деле видны хорошо, да и битый кирпич хрустит под тяжелыми башмаками. Выругав самого себя – давным-давно мог бы увидеть и услышать, а вот, поди же ты… Грабители? Вполне возможно. Места, в которые его занесло, пользовались в городе дурной славой. Так, что там у нас впереди? Засада. Сзади загонщики, а спереди охотники. Грамотные, сволочи!

Не сказать, что парень особо испугался, но ему все-таки стало не по себе. Высматривая – что бы такое ухватить, нащупал ногой какую-то палку, быстро нагнулся. Ощущая в руке некую тяжесть, слегка успокоился – оружие неважное, но и с таким можно натворить дел. Сойдя с дороги, Данут прислонился спиной к стене, ожидая противника. В рассуждении, что на это уйдет время, присел на корточки, чем расстроил планы неизвестных, потерявших в сумерках жертву.

Данут сидел. Терпения, выработанного на промысле, на рыбной ловле, ему было не занимать, чего нельзя было сказать о злоумышленниках. Первыми не выдержали «загонщики».

– И куда он делся? – озираясь по сторонам, спросил первый, словно в надежде услышать подсказку из темноты. Потом, уже в голос, крикнул: – Эй, Аристун, дикарь пропал!

Из-за сарая донесся недовольный глас атамана:

– Куда он мог деться? Мимо нас он не проходил. Упустили, суки!

– Кто упустил? Он мимо нас тоже не проходил! – принялся отругиваться «загонщик».

О, да это старые знакомые. Атаман уличной своры Аристун и его шайка. Подождав, когда из-за сараев проявится еще три силуэта и, вся шайка соберется вместе, Данут встал.

– Ну, здесь я.

Кажется, появление Данута удивило и, даже слегка напугало малолетних бандитов. Но хозяевам улицы надо было держать фасон. Да и поквитаться хотелось за прежнее унижение. Первым, как и положено, вперед выдвинулся атаман:

– Ну что, дикарь, смелый говоришь, да? Силушка, говоришь, так из тебя и прет!

– Ничего, мы ее сейчас всю выпустим! – хохотнул еще один бандит, вытаскивая нож.

Кажется, у всех было оружие. Данут, который в этот момент вовсе не жаждал крови, а любил всех на свете, миролюбиво прокрутил палку, на краткий миг превратив деревяшку в крылышки стрекозы. Прекращая вращение, доброжелательно предложил:

– Парни, мне от вас ничего не нужно. Идите-ка вы …

Он бы сказал, куда именно им идти, но произносить вслух это слово, после встречи с прекрасной девушкой, язык не поворачивался. Благо, парни сами догадались.

Луна, когда она нужна, обязательно прячется в тучки и юные бандиты не смогли, как следует, оценить искусство намеченной жертвы, но по звуку догадались, что жертвой-то станут сами. Они уже приготовились тихонько раствориться в сумерках, но тут на Данута вместо доброжелательности накатила злость. Не то на самого себя – ишь ты, распустился из-за какой-то смазливой девчонки, не то на гоблина – мог бы и во второй раз предложить пообедать.

– Э, ножи-то свои мне оставьте. Что, не хотите?

Визг рассекаемого воздуха смешался с глухими ударами и визгом тех, кто не успел побросать оружие. Крики и стоны отрезвили парня и он невольно попридержал палку, не стал бить ни по голове, ни по другим уязвимым местам. Ну, не убивать же дураков из-за собственного плохого настроения?

Тех же, кто догадался скинуть клинки на землю, Данут трогать не стал. Пусть бегут. Провожая взглядом бывших бандитов, превращающихся в ревущих подростков, парень собрал «трофеи» и, насколько позволяла луна, вынырнувшая так же внезапно – хоть такая от нее, от крутобокой, польза – осмотрел добычу. А ножи-то дрянь. Выкинуть, что ли? Подумав, Данут решил прихватить их с собой – лежат, хлеба не просят…

Немного повеселев, юноша выбрался из руин и быстрым шагом отправился домой. Он уже почти дошел, когда услышал свист распоротого воздуха, но уже не успел ни присесть, ни увернуться от арбалетного болта. Единственное, что смог – немного уклониться и, короткая деревянная стрела с увесистым наконечником пробила плечо, а не сердце. Еще не замечая боли, Данут выхватил один из прихваченных ножей и запустил его в человека, ловко орудующего «козьей ножкой». С такого расстояния – шагов двадцать пять – нечего и стараться попасть. Злодей лишь повел рукой, отбивая клинок, потерявший скорость. Но хотя бы отвлекся. Выхватывая второй нож, парень побежал навстречу, надеясь, что тот не успеет взвести. Как же… Неизвестный не только успел натянуть тугую тетиву, но даже вскинул оружие, направляя его прямо в лоб Данута.

Юноша понимал, что уже не успеет стереть ухмылку с лица мерзавца, едва различимую при бледном свете луны (опять появившейся некстати!) как вдруг, улыбка сменилась недоумением. Арбалетный болт, вместо того, чтобы продырявить тело парня, улетел прочь, а несостоявшийся убийца повалился на колени, давясь беззвучным криком. А за его спиной возник человек невысокого роста, в сером плаще, хладнокровно вытирающий об одежду арбалетчика – уже мертвого! – короткий меч.

– Можешь спрятать, – сказал незнакомец, кивая на нож, зажатый в руке Данута.

Но парень, дважды за один вечер, встретившийся со смертью, не торопился. Как знать, а что сейчас выкинет спаситель? Хотя, если бы тот собирался убить, разве не проще ему было дождаться выстрела?

– Впрочем, можешь оставить, если тебе с ним спокойнее. Пойдем.

Незнакомец повернулся и пошел, не заботясь о собственной спине, ни о том, последует ли за ним молодой человек. Последует. Куда же он денется?