Евгений Поселянин
Святая юность
Детство праведной Иулиании Лазаревской
(Память 2 января)
К концу шестнадцатого и началу семнадцатого веков относится жизнь блаженной боярыни Иулиании праведной. Она просияла русскому миру необыкновенным своим милосердием: во время великого «глада», бывшего в царствование Бориса Годунова, она питала окрестное население.
О подвигах праведной Иулиании мы знаем из повествования о ней сына ее, Каллистрата Осоргина. Начало повествования его вскрывает перед нами поэзию ее тихой детской и девичьей жизни:
«Во дни благоверного царя великого князя Ивана Васильевича, от его царского двора был некоторый муж, благоверен и нищелюбив, именем Иустин, по прозванию Недюрев, саном ключник… И имел он жену, боголюбиву и нищелюбиву, именем Стефаниду, Григорьеву дочь, Лукина, от пределов города Мурома. И жили они во всяком благоверии и чистоте; и было у них много сыновей и дочерей, много богатства и рабов множество. От них же родилась и блаженная Иулиания. И когда ей было шесть лет от роду, мать ее померла; и вдова, именем Анастасия, Григорьева жена Лукина, Никифорова дочь Дубенского, воспитывала ее шесть лет во всяком благочестии и чистоте. А когда исполнилось блаженной двенадцать лет, бабка ее преставилась от жития сего. И заповедала она дочери своей Наталье Араповой взять внучку свою Иулианию к себе в дом и воспитывать ее во всяком благочестии, потому что тетка ее имела своих дочерей-девиц и одного сына. Блаженная же от младых лет возлюбила Бога и Пречистую Его Матерь, премного почитала тетку свою и сестер и во всем была им послушна, любила смирение и моление, молитве и посту прилежала. И за то тетка много ее бранила, а сестры над ней смеялись, потому что в такой молодости томила она свое тело; и говорили ей ежедневно: “О, безумная! Зачем в такой молодости плоть свою изнуряешь и красоту девственную губишь?” И часто понуждали ее с раннего утра есть и пить. Но она не вдавалась их воле, хотя с благодарностью все принимала; чаще же с молчанием от них отходила, потому что она была послушлива ко всякому человеку и с детского возраста кротка и молчалива, невеличава. От смеха и всякой игры удалялась; и хотя много раз от сверстниц своих на игры и песни путошные была принуждаема, однако не приставала к их сборищу и таким образом таила свои добродетели. Только о пряже и пяличном деле прилежание великое имела, и во всю ночь не угасал светильник ее. А сирот, и вдов, и немощных в веси той всех обшивала и всех нуждающихся и больных не оставляла без призрения; и все дивились ее разуму и благоверию. И вселился в нее страх Божий.
Не было в той веси церкви, ни вблизи ее, а была версты за две. И не случалось блаженной в девственном возрасте ни разу быть в церкви, ни слышать божественных словес прочитаемых, ни учителя, учащего на спасение. Только смыслом благим была наставляема нраву добродетельному и, не научившись книгам, ни учителем наставляемая, еще в девственном возрасте все заповеди исправила и, как бисер многоценный, светилась среди тины. В благочестии подвизалась и желала слышать слово Божие; но в девственном возрасте ни разу того не получила. И от невежд была осмеяна за свои добрые дела».
По шестнадцатому году блаженная вышла замуж и стала матерью не только своих многочисленных детей, но и всех, с кем сводила ее судьба и кто нуждался в ее помощи, сострадании, заботе.
Искупительный подвиг мученика Онуфрия
(Память 4 января)
Жизнь святого мученика Онуфрия представляет собой пример глубокого раскаяния только за слова, сказанные в дни ранней юности.
Онуфрий – болгарин, уроженец города Габрово, происходил из богатой семьи и был хорошо образован. Одно тяжкое воспоминание юности привело его на Афон к монашеским подвигам.
Как-то отец наказал его за шалость, и он, не помня сам, что говорил, закричал отцу, что потурчится. Его верующую душу, полную стремления ко Христу, мучила и жгла, не переставая, эта словесная измена христианству. Он жаждал смертью за веру искупить свой невольный грех. Приготовившись к подвигу великому иноческими трудами, он всенародно обличил ложь Корана и принял мученическую смерть на тридцать втором году, четвертого января 1818 года.
Детство Иоанна Крестителя
(Память 7 января)
Иоанн Креститель и Христос… Лучшие художники всего мира истощили силы своей кисти на то, чтобы представить детство Христа рядом с детством на полгода старшего Его Иоанна Крестителя.
Вот изумительное полотно великого испанского художника Мурильо, чья душа была полна той умиленной веры, которая эту душу, словно оставившую тело, возносит в заочные обители.
Младенец Иисус усердным движением руки подает младенцу Иоанну Крестителю в раковине воду. Иоанн, коленопреклоненный, опираясь на знамение благовестия, жадно пьет эту воду… На все это смотрит на земле овечка, а с неба херувимы с благоговейно сложенными ручками… Как живо выражен характер обоих младенцев – ласковая мягкость Христа и суровость Иоанна!
Так как праведная Елисавета, мать Иоанна Крестителя, была родственницей и особенно любима Пречистой Девой Марией, то можно думать, что они иногда и посещали друг друга, хотя и жили на большом расстоянии.
Особенно же в то время, когда святое семейство из Назарета приходило на праздник в Иерусалим; тогда Христос должен был видаться с Иоанном не только в Иерусалиме, но и в селении Иуте, местожительстве священника Захарии, недалеком от Иерусалима.
И жажда подвига, жажда пустыни жгла душу Иоанна, и он ушел за Иордан, тогда как Христос остался до зрелого возраста при Пречистой Своей Матери.
Юность Феодора Колычева, впоследствии Филиппа, митрополита Московского, священномученика[2]
(Память 9 января)
Идет заутреня в домашней церкви большой усадьбы богатого и знатного боярина Колычева.
Все погружено во мрак. Редкие восковые свечи да огни лампад озарят край иконы, скользнут по темному ее лику и как бы замрут. На клиросе звучит одинокий голос дьячка. Старый священник как-то по-будничному выговаривает возгласы, но, несмотря на буднюю службу, она вся захватила собой сына боярина, Феодора.
Ему нравится, да нравится так, что словно вросла в его сердце эта тихая церковь, и темнота раннего зимнего утра, и задумчивые огоньки, и голос на клиросе, и голос из алтаря, и чувствует душа его, как невидимо и неслышно к этому храму подходит Сам Христос и смотрит в душу людей.
Смотрит Он и в душу его, Феодора, смотрит долгим, немного грустным взглядом, и взор этот спрашивает мальчика: «Любишь ли ты Меня, помнишь ли ты Меня?»
Не слышит уже Феодор ни голоса дьячка, ни голоса священника, не видит более он ни знакомого иконостаса, ни темноты, ни огоньков. Видит он только одного стоящего перед ним Христа, слышит только шепот слов Христовых, слышит не слухом, а сердцем, душой…
«Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить? Сколько было таких, как ты, детей, которые прежде думали обо Мне, а потом обо Мне забыли и сменили Меня на мир… Останься при Мне, отдайся Мне, посвяти Мне все твои мысли, и чувства, и силы… Я щедр к тем, которые Мне все отдают. Я ниспосылаю им великое счастье… Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?.. Мир лежит перед тобой и манит тебя. Ты знатен и богат, и пригож, и умен. Ты будешь в мире счастлив, и в этом счастье ты забудешь Меня. И вот Я спрашиваю: любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?..
Ты читал о людях, которые были взысканы Мной мирским счастьем больше, чем ты, но которые сами в жизни искали только одного – быть Моими верными рабами. Можешь ли и ты забыть свою знатность и свое богатство, лишить себя всех удовольствий, к каким льнут твои товарищи, бросить свою блестящую боярскую одежду, забыть о шумных и пышных охотах и веселых пирах, о службе царской и пойти за Мной на безвестные труды и уничижение?.. Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?..»
И много, много еще говорит неслышно внешнему слуху и внятно душе голос Спасителя отроку Феодору, и, незнамо ни для кого, одна за другой проходят в душе его картины его будущего быта…
Уйти потихоньку из Москвы, так, чтобы никто не знал, не отговаривал, не плакал перед ним и не жалился на него. Уйти, скрыться, исчезнуть из мира, как исчезает в глубокой воде брошенный камень. Бедная одежда… хлеб и вода, отшельничество, молитва и часто-часто сходящий к душе Христос, беседующий с душой, как вот сейчас беседовал Он с Феодором.
Кто-то дернул мальчика за рукав. Служба отошла. Вышли наружу. Загорелась заря. Тонкий дымок весело подымался из труб. В морозном чистом воздухе перекликались московские колокола. Подымалось по городу движение. Приятно хрустел снег под ногами, а в душе Феодора отдавались таинственные слова: «Любишь ли ты Меня, будешь ли ты Меня помнить?»
Феодор Колычев родился пятого июня 1507 года и был первенцем Колычевых. Его родители не щадили ничего для его образования. Когда начали его учить грамоте, он привязался к чтению духовных книг. Это чтение было для него, как сласти для других детей. Он был сосредоточенный ребенок, избегавший детских игр. Феодор искал общества старших, любил слушать рассказы о былом русской земли, о лучших русских людях. Его готовили к царской службе. С другими товарищами обучался он воинскому искусству, соколиной охоте, метанию копья, искусству владеть мечом. Малолетний царь Иоанн заметно отличал Феодора, но Феодор все слышал в душе таинственный призыв. Видимо, он не хотел связать себя с миром и до тридцати лет не женился. Тут однажды он услышал в церкви слова Евангелия о том, что нельзя служить двум господам, нельзя одновременно работать Богу и миру…
Он решил забыть мир и служить Богу. Он тайно ушел в виде простолюдина из Москвы, пробрался на Север, прожил где-то в уединении, потом поступил послушником в Соловецкий монастырь.
Взятый отсюда после долгих лет подвигов на Московскую митрополию, он обличил царя Иоанна в его жестокости и сам был замучен.
Из юности святителя Саввы, архиепископа Сербского
(Память 12 января)
У Стефана Немани, правителя Сербии, третий сын носил имя Ростислав. Дав ему прекрасное образование и видя его редкие способности, родители думали на пятнадцатом году вручить ему управление Герцеговиной. Дальше они надеялись его женить.
На одном из пиров в доме отца сидел как-то Ростислав, ему было не по себе. Не раз замечал он эту тоску в то время, когда вокруг кипело молодое веселье. Так и тут он так же был задумчив, душа его стремилась к чему-то иному.
За пиром Ростислав узнал, что к ним пришел русский инок. Незаметно выйдя из-за стола, Ростислав привел его к себе в комнату и стал слушать рассказы его о монашеской жизни. И тут понял он, что перед ним то сокровище, по которому он тосковал. Нечего было ему больше желать и искать, счастье пришло вдруг к нему, громадное, захватывающее. Все забыть, отречься от мира, всецело отдаться Христу!..
С решимостью, которая всегда в нем проявлялась, Ростислав задумал бегство.
Он сказал отцу, что отправляется на долгую-долгую охоту, а там слуг своих разослал в разные стороны и уплыл на Афон.
Отец был раздражен и опечален, когда сын послал ему весть, что он инок. Стефан Неманя писал начальнику Солуни – а Афон находился у него в подчинении – что, если он не вернет ему его сына Ростислава, он пойдет на Солунь войной. Исполняя волю отца, воевода прибыл на Афон, желая предупредить пострижение Ростислава. Но Ростислав перехитрил, и в то время, когда солдаты, которым велено было следить за ним, уснули, он вышел из храма, и над ним быстро совершили иноческое пострижение. Родителям он послал одежду, волосы и письмо, в котором с ними навсегда прощался.
Впоследствии Савва был поставлен в Сербию архиепископом и был для родины светлым явлением, подобно нашим московским святителям и преподобному Сергию Радонежскому. Он столь же прославился святостью, как государственным умом и дальновидностью, и имя святителя Саввы является для сербов залогом их народного величия.
Юность преподобного Иринарха, затворника Ростовского
(Память 13 января)
В Борисоглебском Ростовском монастыре почивает преподобный Иринарх-затворник. Он был уроженец села Кондаково нынешнего Угличского уезда, назывался в миру Ильей, был сыном простой крестьянской семьи. В детстве его замечательно то, что рос он необыкновенно быстро, так что стал ходить, имея от роду всего двадцать недель.
Мальчик был чрезвычайно благочестивый, отмеченный какой-то Божией печатью. Игр он не любил, любил говорить о Боге, был кроток, тих, ласков, приветлив. Удивительным образом душа его влеклась к тяжкому подвигу с младенчества, и раз, в возрасте шести лет, он сказал своей матери: «Вот вырасту, постригусь, буду носить на себе железо и трудиться ради Бога, буду всем наставником». То было пророчество, которое сбылось самым точным и чудным образом.
Как-то в ту пору был у родителей его в гостях один священник и повествовал им о жизни преподобного Макария. Калязинский монастырь, основанный преподобным Макарием, лежит в сорока верстах от родины Ильи.
– Я буду таким же монахом! – воскликнул вдруг мальчик, усердно слушавший рассказ.
Преподобный Иринарх прославился святостью жизни. Жил в затворе Борисоглебского Ростовского монастыря, видел в царствование царя Иоанна Грозного в видении Москву, объятую пламенем и во власти ляхов. И когда пришел к нему знаменитый Сапега, бесплодно осаждавший Сергиево-Троицкий монастырь, Иринарх сказал ему: «Возвратись, пан, в свою землю, полно тебе разорять Русь. Если не выйдешь от нас или опять придешь, то, Богом тебя уверяю, убьют тебя в Русской земле…»
Так и случилось. Сапега был убит под Москвой.
Юность Нины, равноапостольной просветительницы Грузии
(Память 14 января)
Бывают избранные люди, которыми с детства владеет какая-нибудь святая мечта. Так ребенок, будущий великий писатель, еле держа перо в руках, старается уже записать свои мысли и чувства. Так будущий ваятель лепит из глины все, что видит вокруг себя. Так маленький Глинка, будущий великий русский композитор, прислушивался ко всяким раздававшимся вокруг него звукам.
Была в христианстве одна святая дева, жизнь которой явилась исполнением мечты, зародившейся в ней в ее детские годы.
Уроженица Малой Азии, святая Нина была единственная дочь знатных и благочестивых родителей. Отец ее был родственник святого великомученика Георгия Победоносца, а мать ее была сестрой патриарха Иерусалимского.
Двенадцати лет от роду она посетила с родителями Иерусалим. Отец ее остался в святой земле иноком, а мать тогда была поставлена в диаконисы для службы нищим и больным женщинам. Нина была поручена одной благочестивой старице, Нианфоре.
При рассказах старицы юную Нину особенно занимала мысль о том, что сталось с той одеждой Христовой, о которой метали жребий воины римские. Нианфора передала ей предание о том, что тот воин, которому досталась риза, отнес ее в свою страну, Иверию, в город Мцхет. Все сильней и сильней волновала Нину мысль о хитоне; она жаждала видеть его, ее душа стремилась в неведомую Иверию, к этому городу со странным названием. Она тосковала по Мцхету.
«Владычица, – говорила она в своих тайных молитвах, – дай мне осязать своими руками, дай мне видеть своими глазами одежду, в которой принял начало мук Своих Христос, дай мне увидеть эту далекую страну, вступить в этот город».
Так как мечты Нины были возбуждены в ней Духом Божиим, то чудесным образом сбылось то, о чем она мечтала. Раздумывая о хитоне, об Иверии, о Мцхете, Нина увидела во сне Пресвятую Деву. Владычица в сиянии, с лицом, являющим святость и благость, подошла к ней и сказала: «Нина, иди в страну Иверскую, проповедуй там Евангелие Господа Иисуса Христа, и Я буду покровом твоим».
– Как я, слабая дева, – возразила Нина, – совершу столь великое дело?
Тогда Владычица подала ей крест. Крест этот был сплетен из лозы виноградной.
– Возьми этот крест, – произнесла Владычица. – Он будет тебе шитом и оградой от видимых и невидимых врагов твоих; его силой ты водрузишь в Иверии знамение веры.
И с этим крестом Нина пошла в далекую Иверию и преклонила страну ко Христу.
К прекраснейшим местам Кавказа, блещущего дивной красотой, принадлежит древняя столица Иверии, Мцхет, в двух часах езды от Тифлиса; там долго хранился крест, врученный Нине Богоматерью. Теперь он находится в Сионском соборе Тифлиса.
Редкий народ более грузин терпел гонение за веру. Никакие натиски магометан не сокрушили в нем того православия, которое было насаждено рукой могучей духом христианской девушки. И наравне с чудными иконами, какими благословил Бог Иверскую землю, и с мощами мучеников грузинских хранился во Мцхете тот дивный крест, который Пречистая Дева небесная вручила деве земной, посылая ее на неисполнимый, казалось, подвиг.
И в летописях христианских заветное место займут эти девичьи чистые мечты о том, чтобы обрести хитон Христов, сбывшиеся в жизни Нины.
Приход в дальнюю страну, обращение царя и царицы после многих чудес, крещение в быстротечной Куре народа, обретение ризы Господней, смерть в бедном шалаше среди приведенных ею ко Христу двух народов, карталинского и кахетинского, – как все это возвышенно, прекрасно, чудно. Юные мечты ее были основой того громадного дела ее жизни, за которое она, наравне с другими немногими женщинами, получила полное значения имя равноапостольной…
Мощи Нины равноапостольной почивают на месте кончины ее – в женском Бодбийском монастыре.
Мученик Неофит
(Память 21 января)
Город Никея в северо-западной Азии – тогда цветущее, теперь ничтожное, забытое селение – был родиной Неофита. Заботливо растили его родители и в десятилетнем возрасте отдали его учиться грамоте. Вселилась тогда в него благодать Божия. Господь, создающий Себе хвалу из уст младенческих, вселился в него, и отрок явился чудотворцем.
Когда дети из училища расходились по своим домам, отрок Неофит брал с собой домой бедных своих товарищей и распределял между ними то, что получал от родителей на обед, а сам оставался голодным.
И шел он тогда к воротам с восточной стороны города, чертил там на земле крест и поклонялся перед ним распятому за нас на кресте Христу. А товарищи его, съев оставленный обед, приходили к нему и тоже молились. И порой Неофит ударял рукой по каменной стене и изводил из нее воду, как из источника, чтобы его товарищи могли напиться. И так ежедневно Неофит обедами своими питал сверстников своих и поил их водой, чудесно изводимой из камня. Притом он запрещал им кому-нибудь рассказывать об этом; и в этот год даже родители его ничего не знали о том, кроме тех бедных детей.
На второй же год матери его Флорентин было открыто в сонном видении, что сын ее, подобно Моисею, изводит воды из камня и напояет ею жаждущих отроков.
Тогда мать стала молиться Богу, чтобы ей явлено было что-нибудь еще о судьбе сына, и Флорентия увидела белого голубя, севшего на постель спящего Неофита и провещавшего человеческим голосом: «Я послан сохранить Неофита непорочным».
От этого чудного видения Флорентия пала, как мертвая, и весь город сошелся к их дому.
Неофит, вернувшись от городских ворот, сказал отцу: «Не плачь: мать не умерла, она крепко спит». И, подойдя к матери с отцом, он взял ее за руку и сказал: «Встань, мать моя, ибо ты сладко уснула». И она встала… Весть о чудесах Неофита разошлась по всему городу, и многие язычники обратились тогда ко Христу.
И с тех пор нередко слетал к отроку Неофиту голубь и наставлял его.
Однажды голубь сказал ему: «Выйди, Неофит, из дома отца твоего и следуй за мной».
Простясь с родителями, Неофит пошел за голубем. Голубь довел его до горы и влетел в одну из пещер. Войдя в нее, святой нашел в ней льва, страшного видом, и сказал ему: «Выйди отсюда и найди себе другую пещеру, а здесь мне повелел жить Господь».
Лев, выслушав такой приказ святого ребенка, облизал ноги его языком и вышел, а Неофит стал жить в той львиной пещере, питаемый Ангелом. Через год, по повелению Божию, он пошел к родителям своим в Никею, так как они приблизились к смерти. Все оставшееся после них имение он роздал нищим и вернулся в свое прежнее жилище, в пещеру, и там жил он до пятнадцати лет от роду, возносясь душой к Богу, как Ангел, и принимая пищу из рук Ангела.
К тому времени игемон Декий издал приказ, чтобы все граждане и окрестные жители торжественно принесли языческим богам жертву. И в час этого мерзкого жертвоприношения Ангел Божий взял и принес на руках святого отрока Неофита и поставил его среди никейской площади, блистающего лицом, как некогда Моисей. И возгласил всенародно отрок: «Меня обрели не ищущие меня, я явлен тем, которые не вопрошали обо мне, чтобы обличить зловерие».
Долго не могли отгадать граждане никейские, что это за чудный отрок, пока не признали в нем сына Флорентин. На приказание первому принести жертву богам отрок стал обличать языческие суеверия.
Игемон Декий, приведенный этим в ярость, велел юношу обнажить, повесить руками к дереву и бить крепкими воловьими жилами, а потом бросить его в раствор уксуса с серой. И в этих страшных муках, когда по ранам, образовавшимся от бичевания, разливалась едкая жидкость, Неофит громким голосом проповедовал стоящему вокруг него народу Христа. Тогда игемон велел снова привязать Неофита к дереву и строгать его ребра острыми железными скребницами.
«Сыне Божий, помилуй меня, Сыне Божий, помилуй меня, Сыне Божий, помилуй меня», – только и слышалось из уст отрока, терпевшего эту невыносимую муку. Палачи сменяли один другого, и кости обнажились, а юноша воспевал псалмы, призывая Бога на помощь.
Не взяв Неофита муками, Декий надеялся взять его добром: он обещал залечить его раны с помощью искуснейших врачей, только бы он поклонился идолам. На отказ юноши-мученика Декий велел заключить его в темницу.
Утром была растоплена жгучим огнем печь, в которой должны были сжечь Неофита. Бросив его в эту печь, устье ее затворили на три дня и на три ночи – так, чтобы и кости мученика в ней истлели. Но совершилось новое чудо: отрок Неофит, охлаждаемый среди огня Божественной росой, как среди отрадного покойного места, пел псалмы, воспевая спасение свое. Когда же через три дня пришли палачи раскрыть печь и разгресть уголья, они нашли мученика невредимого, а пламя, вырвавшись из печи, попалило почти всех их. Прославляя Бога, Неофит молил Его о помощи до конца совершить свой подвиг и вышел из печи совершенно невредим. Потом осужден был святой на съедение зверям.
Посреди окруженного забором пространства привязали обнаженного Неофита и спустили на него медведя. Тот с ревом пошел на святого, приблизился к нему, остановился, поглядел и вернулся обратно. Изумлялись мучитель-игемон и все зрители.
Тогда выпустили на него лютую медведицу, и она приползла к нему, как преданная собака, прилегла у его ног, как бы поклоняясь ему, и отошла назад…
В это время пастухи привели к игемону льва, громадных размеров и свирепого видом, которого они поймали в пустыне. Этот лев пять дней оставался без пищи. Обрадованный игемон велел выпустить льва на отрока, и все видевшие льва были поражены его страшным видом. Но когда лев увидел святого, он остановился и, опустив голову к земле, стал плакать странными львиными слезами, как будто источник образовался у него в глазах. И он лизал ноги святого. Это был тот самый лев, которого Неофит выселил из пещеры, чтобы поселиться в ней самому. Узнав его, Неофит велел льву идти в ту же пещеру, которую он уступил ему, и запретил при этом трогать когда-либо людей. Лев, поклонясь мученику, выбежал со страшным ревом, разбил двери ограды и стал прыгать сквозь народ. Все бросились в бегство, боясь лютого зверя, но он, никого не задевая, быстро побежал по повелению святого к прежнему своему логовищу.
Не знал игемон, что еще более делать, и велел убить мученика. Там стоял некий человек, зверообразный и жестокого нрава. С мечом в руках он бросился к мученику, ударил его с размаху мечом в грудь и нанес ему сквозную рану.
Так мученик Неофит, закланный, как агнец, предал чистую душу свою в руки Господа своего месяца января в 21-й день, прожив от рождения всего пятнадцать лет и четыре месяца, ныне же наследовал бесконечную жизнь в царстве Источника жизни – Христа Бога, с Отцем и Святым Духом славимого вовеки.
