Е. П. Карнович
Ян Собеский под Веною
После взятия турецкого лагеря, в нём найдено было множество христианских пленников, и в особенности пленниц. Убегавшие турки, в дикой злобе, предавали смерти беззащитных невольников.
"Много оставили они живых людей в лагере, – писал в другой раз король к своей жене, – но и убили тех, кого успели, в особенности же много убитых женщин. Мы нашли также множество раненых пленников, из которых, вероятно, некоторые останутся в живых. Вчера, – продолжает король, – я видел одного ребёнка, прехорошенького мальчика лет трёх, которому негодяй турок отрезал губы и рассёк голову".
Только мужеством и решимостью польского короля была освобождена Вена от страшного погрома, а вся Австрия была избавлена от конечного разорения, потому что в ту пору всюду, где только проходили турки или крымцы, оставались одни безлюдные пустыни. Случалось, что крымцы, при своих набегах на пограничные польские области, выводили иногда оттуда в один раз более 60.000 пленных девушек! Долго бы не забыла Австрия грозивший ей турецко-татарский разгром, если бы на выручку ей не поспешил Собеский.
На другой день после битвы, т. е. 13-го сентября, король въехал в Вену. Комендант Штаремберг просил короля пожаловать в императорскую столицу не через главные ворота, которые были завалены во время осады, но просил его въехать в Вену каким-то тёмным и узким проходом, устроенным для вылазок и освещённым на этот раз несколькими факелами. Едва король показался в городе, как народ кинулся на встречу Собескому и бежал за ним, целуя его руки и ноги и провозглашая его своим избавителем. Вена, которая могла бы продержаться лишь несколько дней, представляла в это время ужасную картину опустошения: императорский дворец, почти до основания размётанный турецкими ядрами, лежал в печальных развалинах; стены большей части домов были прострелены и едва держались; немало было и таких зданий, от которых остались одни только груды камней.
В сопровождении ликующей толпы, заступавшей дорогу, король шагом едва мог добраться до церкви св. Стефана. Здесь встретил его проповедник и начал свою приветственную латинскую речь применением к королю Яну или Иоанну следующих евангельских слов: "И бысть послан от Бога человек некий, имя ему Иоанн". С подобающим благоговением выслушал Собеский обедню и благодарственное молебствие, при громе пушек и звоне колоколов, и затем, окружённый снова плотною толпою, отправился на обед к коменданту; а после обеда тотчас оставил спасённую им Вену.
С грустью увидел король, что возврат его в лагерь из Вены не сопровождался уже теми радостными кликами, которыми приветствовал народ въезд его в столицу Леопольда I. Зависть успела в несколько часов сделать своё дело – и толпе запрещено было величать Собеского освободителем Вены. В молчании, только протягивая к королю руки, жители Вены проводили Яна до городских ворот, которые были теперь уже распахнуты настежь, для его выезда; между тем как за несколько часов перед этим победитель турок должен был как будто украдкой пробираться в освобождённую им столицу!
Тщеславный император Леопольд I оказал Собескому за его богатырский подвиг чёрную неблагодарность. Король, несмотря на своё добродушие, не мог сдержать справедливого негодования против надменного кесаря и в письмах к жене горько сетовал на то, как отплатила ему Австрия за польскую кровь, пролитую под стенами Вены.
Две поговорки остались у поляков в память этого славного, но неоценённого Австрией похода; первая из них насмешливо твердит людям, растерявшим своё добро в чужую пользу, что они ходят "с саблей и с босыми ногами" (z kordem a boso), намекая этими словами на то, что храбрые отряды польских гусаров и польских панцирников, потеряв на обратном походе из Вены своих лихих коней по недостатку корма, вернулись домой хоть и с саблями, но зато пешком и притом с босыми ногами. Другая поговорка употребляется для оценки труда, не приносящего самому трудящемуся никакого вознаграждения: "это стоит столько же, сколько сражаться за Вену", приговаривают в иных случаях поляки.
