Евгений Новицкий
Кино для взрослых

6

Он окончательно опьянел и уже начал меня немного раздражать своим непомерно экзальтированным отношением к жене.

– Она такая прелесть, такой идеал, – вещал Волнистый, уже даже не глядя на меня, будто разговаривал сам с собой. – Я самый счастливый человек на земле – и это не фигура речи! Для меня теперь абсолютно все хорошее, что есть в мире, сосредоточено только в ней, в моей Варе. А вне ее нет и не может быть ничего хорошего… Будь моя воля, я бы вообще удалился вместе с ней навсегда от всех остальных людей. Где-нибудь на необитаемом острове бы с ней жил – и был бы еще более счастлив. Потому что там я действительно находился бы с ней рядом двадцать четыре часа в сутки. Но это утопия, конечно. Надо жить в обществе, надо работать. Прежде всего ради нее – Вари. Ей это нравится, она увлечена своей профессией. Вот я и хочу, чтобы она снималась только в самых… не скажу лучших – в самых подходящих для нее сценариях. И твой, – он наконец взглянул на меня, – твой, Аркаша… Аркадий, сценарий подходит больше любого другого. Ни в каком другом фильме Варя не просияет так, как в этом…

– А классический репертуар ты для нее не рассматриваешь? – все еще недоверчиво спросил я. В том, что Волнистый беспредельно обожает свою жену, я не сомневался, но до сих пор не мог взять в толк, почему он прицепился именно к моему сценарию – возможно, и имеющему свои достоинства, но при этом довольно сумбурному, наигранному, подражательному, даже отчасти вымученному. Я же помню, как я его сочинял, – под конец буквально заставлял себя. Коли уж, мол, начал, надобно закончить. Потом, правда, перечитал все полностью и даже удивился: совсем не так плохо получилось, как казалось в процессе. Но и ничего выдающегося, прямо скажем. Меня так и подмывало спросить у восхищающегося Волнистого, до конца ли он понял все, что я там понаписал? Потому что сам я, например, даже и не взялся бы пересказать сюжет собственного сценария…

За этими мыслями я и не услышал половины объяснений Волнистого насчет того, почему он не видит свою Варю в классическом репертуаре:

– …Сколько можно все это играть – то на театре, а теперь и в кино! По тому же Чехову хоть один был фильм хороший?

– У Хейфица вроде нормальные, – вставил я с таким видом, будто внимательно слушал его последний пламенный спич.

– Чушь! – отмахнулся Волнистый. – Вообще Хейфиц без Зархи испортился.

– Как и Зархи без него, – добавил я – и оба мы злорадно заржали.

– Ну вот «Анну Каренину» его ты же видел? – вспомнил Волнистый. – Тоже ерунда! И я это не из зависти говорю – у меня бы такая же ерунда вышла. И у тебя. Потому что это набило оскомину – ну ни к чему сегодня экранизировать то, что все и так читали! Это уже бессмыслица полная, а не кино. Кино должно быть на современные темы, по оригинальным сценариям – это вот мое твердое убеждение. И я бы хотел, чтобы Варя только в таких фильмах играла – неважно, у меня или у других. Сыграй она, скажем, очередную бесприданницу или даму с собачкой, на такое просто никто не пойдет. Хотя Варя и с такими ролями справится на ять, будь покоен! Но никто не увидит, не оценит. Зритель скажет: очередное иллюстрирование литературы вместо нормального фильма…

Я вдавил окурок в пепельницу.

– Может, ты и прав. Но все равно успешные примеры можно найти, если об экранизациях классики говорить. Режиссерские большие удачи тут и впрямь трудно вспомнить, но актерские точно были… Из Одри Хепбёрн, я считаю, вышла дивная Наташа Ростова.

– Что ты прицепился с этой своей… буржуазкой? – неожиданно взорвался Волнистый.

Я рассмеялся:

– Почему буржуазкой? Потому что актриса из капстраны?

– Потому что типичная мещанка из капстраны! – безапелляционно заявил Волнистый. – И вообще, Савельева мне в этой роли больше нравится, – добавил он.

– Да, и она недурна, – согласился я. – При том что такой же примерно типаж… А Варвару свою ты бы как описал? Может, похожа на кого-нибудь? Хоть отдаленно…

– Ни на кого, – серьезно заявил Волнистый, смотря на меня уже протрезвевшими, как мне показалось, глазами. – Даже отдаленно. Она просто лучше всех.

7

Когда следующим утром я пришел на студию, то первым делом попросил свою «правую руку» – второго режиссера, первого ассистента, и вообще, незаменимого помощника Веру – отнести сценарий директору «Мосфильма» Сурину.

Вера в недоумении приняла из моих рук папку:

– Ты все-таки хочешь это ставить?

Я вскинул на нее глаза и с легким недовольством спросил:

– А что такое?

Вера замялась было, но тут же глубоко вдохнула и решительно сказала:

– Аркадий, это неудачный сценарий.

Почему-то ее мнение – к которому я всегда прислушивался – не вызвало у меня никакого огорчения и даже, наоборот, пробудило какую-то азартную радость.

– Кто тебе это сказал? – еле сдерживая смех, поинтересовался я.

Вера оскорбилась:

– У меня и своя голова есть на плечах.

– Значит, это твое личное мнение?

– Да. Но ты, конечно, и сам считаешь так же.

– Я? Вовсе нет. С чего ты взяла?

– Потому что… – Вера запнулась, – потому что я знаю тебя лучше, чем ты сам.

Вся моя радость куда-то улетучилась. Я вновь подумал о том, о чем старался никогда не думать. Я избегал этих мыслей, а если они все-таки возникали, старался уверить себя, что это все нелепые домыслы. Но хотя бы раз в день Вера обязательно говорила или делала что-то такое, от чего я моментально приходил в неуютное замешательство. Я почти боялся этих моментов.

Вот и сейчас я с щемящей тоской подумал: «Нет, это все-таки правда. Сколько можно себя обманывать? Она меня любит. Или скажем менее категорично: она в меня влюблена. Сути дела это не меняет. Все это очень грустно. И я вновь остро чувствую себя виноватым, хотя умом понимаю, что ни перед кем ни в чем не провинился…»

Казалось бы, при чем здесь тоска, грусть, чувство вины? Тебя полюбила молодая, симпатичная, умная, интересная девушка – тут радоваться надо. Пользоваться – само же в руки плывет. Тем более давно пора жениться, а Вера будет хорошей женой. Верной – во всех смыслах этого слова. Она и сейчас абсолютно верна мне и преданна, хотя ни о чем подобном я ее не просил и не мог просить. Между нами никогда не было ничего – абсолютно ничего. Только тесные рабочие отношения.

Дело в том, что, будучи прекрасно осведомлен обо всех многочисленных достоинствах Веры, я тем не менее не испытывал к ней никакого, пусть даже самого крохотного, эмоционального или физического влечения. И сам не понимал почему.

Она меня ничем не раздражала, я не мог найти ни одного изъяна ни в ее внешности, ни в ее поведении, словах, поступках… И вместе с тем рядом с ней я всегда был холоден как лед. Мешала рабочая обстановка? Ничуть, ведь на миловидных актрис, с которыми тоже приходилось вступать в сугубо служебные отношения, это почему-то не распространялось. Скажу больше: даже в эпизодах я старался снимать только тех молодых женщин, к которым у меня было хотя бы легкое половое влечение.

К Вере – не было. Хотя я не сомневался, что оно неминуемо появилось бы, попытайся я ее соблазнить. Родилось бы, так сказать, в процессе соблазнения.

Но мне ведь совершенно не хотелось предпринимать какие-либо шаги в этом направлении. Чего я этим добьюсь? Только того, что мне потом будет стыдно смотреть своей помощнице в глаза.

Да, я мог бы сделать Веру своей нерегулярной (скорее, даже спорадической) любовницей, но для такого я ее слишком уважал. А так называемые серьезные отношения были между нами исключены. Это я знал точно. Я неспособен добровольно обрекать себя на муку тесной связи с нелюбимой женщиной.

При этом расставаться с ней как с сотрудницей я тоже не собирался. Без нее я уже не смогу – или смогу, но с очень и очень большим трудом и напряжением. Вера – именно из тех редчайших профессионалов, которые бесценны и незаменимы.

Да и с какой стати мне с ней расставаться? Ради мимолетного удовлетворения похоти? Совершенно непрактично. Дерзаю к тому же надеяться, что не такая уж я сволочь, чтобы сотворить нечто подобное.

8

Как всегда, в такие моменты погружения в себя я, докурив одну сигарету, машинально прикурил от нее другую. Вера сморщилась и помахала перед лицом рукой:

– Зачем ты так много куришь?

– Курить полезно, – по привычке отвечал я. Всегда привожу этот довод – и он на всех почему-то действует безотказно. Никто не пытается возразить.

Вера развернулась, чтобы идти выполнять мое поручение, которое ей не хотелось выполнять. Я ее окликнул:

– Погоди, у меня еще вопрос: ты не знаешь такую актрису Варвару… Варвару… Тьфу, опять фамилию забыл!

– Мясникова? – предположила Вера.

– Кажется, нет, – покачал я головой. – Что за Мясникова?

– Анка-пулеметчица, – напомнила Вера.

– Из «Чапаева»? – удивился я. – Так она уже старая!

– Сейчас уже да.

– А я-то про молодую говорю.

Вера задумалась:

– Молодую актрису Варвару… Что-то не припомню. Редкое имя – Варвара. Сейчас так никого не называют.

– Да, это точно. Я ни одной Варвары еще не встречал. Вообще нигде. Только в «Золотом теленке» была Варвара – жена Васисуалия Лоханкина.

– У Чуковского еще была в «Айболите», – вспомнила Вера. – Еще слышала, что Роу новый сценарий написал – «Варвара-краса, длинная коса».

– Ох уж этот Роу, – покачал я головой. – В халтурщика же превращается. «Ночь перед Рождеством» была хорошей, а все, что дальше…

– Зато его неплохо смотрят, – не преминула уколоть меня Вера. Мои фильмы успехом не пользовались.

– По-твоему, это самое главное? – мрачно посмотрел я на нее.

– Кому как, – пожала Вера плечами.

– Ну а как тебе?

– Для меня главное – работать в кино.

– Даже со мной?

– Особенно с тобой, – немедленно сказала Вера, но чтобы не вгонять меня в очередной конфуз, добавила: – Мы с тобой спелись очень. Я знаю, что тебе надо. Поэтому с тобой легко работать.

– Легко? – не поверил я. – Да мы ведь вечно спорим!

– Но побеждаю-то в этих спорах всегда я. – Вера попыталась изобразить улыбку хищницы – и у нее это даже почти получилось.

– Твоя правда, – в очередной раз вынужден я был с ней согласиться. – Но в этот раз победителем выйду я. – И я показал рукой на папку со сценарием.

– Ой, да брось! – Вера иронически сморщилась. – Я, конечно, отнесу и директору, и кому хочешь, но это ничего не даст. Не позволят тебе эту белиберду снимать.

– Прямо белиберду? – Тут уже я всерьез оскорбился.

– Говорю как есть, – парировала Вера.

Я напустил на себя важный вид:

– Вера, ты, кажется, не первый год в кино. Прекрасно ведь знаешь, что сценарий – это еще не фильм…

– Конечно! – перебила она. – И еще я прекрасно знаю, что по дурному сценарию хороший фильм не снять. Наоборот – бывает, а вот так – никогда.

В глубине души я знал, что она права, но соглашаться не хотелось:

– Ладно, ладно, Вера, зачем такая категоричность? У нас по-всякому бывает. Иногда и актер так сыграет, что из-за него одного любая белиберда на ура будет смотреться.

Вера даже руками всплеснула:

– Вот это речь! И это говорит Аркадий Дикобразов, который раз миллион, наверное, при мне декларировал, что актер – самая презренная на свете профессия!

И не давая мне продолжить этот наш очередной спор, Вера молниеносно удалилась.

9

После обеда Вера любезно сообщила мне, что молодая актриса Варвара, о которой я спрашивал, – это, вероятно, Варвара Армагерова.

– Так, ничего, хорошенькая, – присовокупила Вера.

– А где ты ее видела? – заинтересовался я.

– На фото сейчас, в картотеке.

– А в кино?

– В кино – нет, у нее там фильма три всего. И все какие-то неизвестные.

– Она у своего мужа Волнистого снималась, – сказал я с некоторой, сам не знаю почему, ехидцей.

– Господи! – Вера закатила глаза к потолку. – Нашла, за кого выходить! Этот Волнистый – такая бездарь…

– Что – даже бездарнее меня? – спросил я, недвусмысленно напрашиваясь на комплимент.

Вера посмотрела на меня оценивающе:

– Ты – многообещающий. В тебе что-то есть.

– Но на данном этапе… – Сокрушенно развел я руками, ожидая, что Вера хоть сейчас скажет что-то более комплиментарное.

– Ну а на данном этапе – сам знаешь, – всего лишь молвила она – и вышла.

После этого я сам сходил в картотеку – и впервые полюбовался на Варвару Армагерову-Волнистую. Ее фотографии, впрочем, не то чтобы сильно меня впечатлили – я даже разочарованно подумал, что Волнистый, как и следовало ожидать, необоснованно приукрасил достоинства новоиспеченной супруги.

Тем не менее я позвонил в Госфильмофонд и заказал просмотр всех четырех фильмов, в которых на данный момент снялась Варвара Армагерова.

Сам не знаю, зачем мне это нужно. До стадии проб еще далеко – если они вообще будут. На фото Армагерова вовсе меня не покорила, к чему я внутренне был готов. Вроде девушка как девушка. Да, привлекательная, но не настолько, чтобы впервые увидевший ее фото режиссер вскочил и крикнул: «Хоть из-под земли, но сию секунду достаньте и доставьте мне эту актрису!»

Уверен, что если бы Вера принесла мне фото Армагеровой вместе со снимками десятков прочих актрис, среди которых мне надо было выбрать исполнительницу пусть даже небольшой роли, мой глаз вряд ли бы даже задержался на такой Варваре.

Однако вот уже я еду в Белые Столбы, дабы до глубокой ночи просидеть там, осваивая ее пусть скудную, но все-таки фильмографию.

Да все понятно – заняться мне просто нечем. Готов зацепиться за любой повод, лишь бы хоть что-то делать. Как там Плятт говорил в «Весне»? – «Где бы ни работать, только бы не работать!»

Удобно устроившись в заднем ряду просмотрового зала, я щелкнул зажигалкой одновременно с включением проектора. Что ж, наутро уборщице придется выметать из-под моего кресла целую гору пепла.

Первый фильм был, конечно, Студии Довженко. Такое впечатление, что актеры чуть ли не всего Советского Союза дебютировали именно там – в Киеве.

Конечно, колхозная драма. Конечно, скверно написанная и чудовищно наигранная. Я часто спорил с коллегами: что у «довженковцев» хуже – сценарии или режиссура? И всегда мы приходили к выводу, что «оба хуже», как сказывал товарищ Сталин.

Как обычно на таких скучных картинах, вместо того чтобы следить за сюжетом, я унесся мыслями куда-то далеко. Смотрел на экран, видел какие-то лица, смену кадров, слышал реплики – но до моего сознания они не долетали.

Я думал, что мне повезло выпуститься уже при Хрущеве. Сразу выбился в режиссеры-постановщики. А будь на дворе малокартинье, я бы что делал? До сих пор бы ассистировал Юткевичу или Герасимову.

Или, может, вообще в документалистику подался. Как Рязанов когда-то. Да, он сумел из этой клоаки вырваться в нормальное кино, но, кажется, только ему такое и удалось.

В общем, спасибо товарищу Хрущеву за нашу счастливую младость…

10

Вдруг я увидел на экране девушку – и в ту же секунду понял, что это Варвара. Она играла совсем небольшую роль скромной деревенской девицы, которую, как нарочно, полюбил столь же застенчивый парень (или, как выражались в этом фильме, парубок). Оба героя были третьестепенными – необязательный побочный сюжет, призванный внести хоть какое-то разнообразие в сюжет основной, где двое влюбленных друг в друга передовиков (еще один парубок и еще одна дивчина) вступали в какое-то очередное идиотское соцсоревнование. В противоположность персонажу Варвары и ее хахалю главные герои были страстные и энергичные – однако смотреть на них и всю их ходульную любовь, которой только мешает одержимость высокими показателями удоя, являлось подлинным мучением.

Варвара же Армагерова сразу привлекла мое внимание. Она вообще ничего не играла (да и нечего было играть) – просто скромно сидела в сторонке, потупив глазки. Иногда она, впрочем, внезапно вскидывала взгляд – и даже от камеры неважного, как всегда у «довженковцев», оператора не могло укрыться, какие у нее огромные и прекрасные глаза.

Я был поражен. Фотографии Вари совершенно не передавали и десятой доли ее прелести. Я впервые увидел настолько киногеничную – и одновременно настолько нефотогеничную – актрису. Может, просто фотограф снимал криворукий?

Я смотрел на Варю какие-то три минуты – и вновь, теперь уже бесповоротно, поверил всем давешним излияниям Волнистого. Да, по такой девушке и впрямь немудрено сходить с ума.

В ней был какой-то невероятный магнетизм. Пожалуй, ее даже нельзя было назвать красавицей – в привычном понимании этого слова. Допускаю, что нашлись бы ограниченные мужчины, которых Варвара бы не впечатлила. Но человека, хоть самую малость восприимчивого к чему-либо тонкому и прекрасному, она не могла не покорить.

Она не была похожа ни на кого из всех девушек, которых я когда-либо знал лично, видел со стороны или просто наблюдал в кино, как сейчас ее. В течение нескольких минут я точно понял, что лично для меня Варя – абсолютное воплощение красоты. Во многом за счет своей уникальности, ибо (опять же лично для меня) прекрасное должно быть неповторимо. Красота штампованная, шаблонная, расхожая не интересовала меня никогда. «Привычная красота» – как это вообще? Оксюморон совершеннейший.

Следующий фильм я уже смотрел куда внимательнее: там у Варвары была более крупная роль.

Сама картина, однако, была чуть ли не гаже первой. Дурной шпионский детектив, опоздавший как минимум на десятилетие. Враги Советского Союза засылают к нам очередного диверсанта из бывших военнопленных, не вернувшихся на родину. Разумеется, кретинские вражины не придумали ничего умнее, как забросить предателя именно в когдатошние его родные края. Там его немедленно опознает какая-то старая женщина, а он, поняв, что провалился, свидетельницу умерщвляет. Но отважная юная девушка – дочь убиенной – выслеживает мерзавца и помогает милиции схватить его.

Здесь Варвара Армагерова предстала уже совсем в ином свете. Любо-дорого было смотреть на ее сосредоточенность, решительность, борьбу страха и жажды отмщения во все тех же ее изумительных больших глазах – ничего общего с предыдущей анемичной ролью. Хотя слов (тем более разумных) для нее и тут почти не написали, Варя умудрилась сыграть эту почти немую роль с максимальной выразительностью. Маленькое чудо в совершенно безнадежной картине. Если критики, писавшие об этом фильме, не отметили в положительном ключе работу Армагеровой, они такие же болваны, как те, кто этот фильм снял.

Как я понял, обе сии картины – совсем недавние, позапрошлогодней, может, давности. Но как наши деятели могли прошляпить такую актрису?! Да она давно уже должна была сыграть как минимум пару главных ролей у приличных режиссеров – и стать всесоветской звездой. Уж в Голливуде столь драгоценный материал не затерялся бы. На Западе Варвара Армагерова очень даже запросто составила бы конкуренцию Одри Хепбёрн: Волнистый и тут был прав.

Да-да, я уже и в этом был с ним всецело солидарен: наша Варя еще очаровательнее их Одри!

11

Третье кино с Армагеровой мне понравилось чуть больше двух предыдущих. То была «ленфильмовская» городская молодежная комедия с примитивной неразберихой в качестве основного двигателя сюжета. Под каким-то крайне надуманным и неестественным предлогом вышло так, что главную героиню – приехавшую поступать в ЛГИТМиК провинциалку – повсюду принимают за другую барышню, с которой у нее отдаленное сходство: знаменитую московскую певицу. Чтобы эта путаница продолжалась как можно дольше, авторам буквально в каждой сцене приходится жульничать и выставлять персонажей идиотами. Сколько-нибудь разумный герой в первую же минуту разрешил бы нелепое недоразумение – но в советских комедиях разумных людей не бывает (впрочем, не поручусь, что таковые есть в комедиях западных).

У Варвары опять была не главная роль – сюжет вертелся вокруг провинциалки. Кстати, сходство двух героинь, сделанное пружиной всего действия, являлось чуть ли не самым слабым местом в картине, ибо исполнительница центральной роли нимало не походила на прелестную Варю. Только и сходства что тоненькая фигурка да темные волосы.

При этом Варвару показывали всего ничего – как она приезжает из столицы, как ей всюду удивляются и говорят: «А кто же у нас сейчас выступал?» – и так далее. Соответственно и почти все песни здесь исполняла провинциалка. Впрочем, и на долю Армагеровой выпал один музыкальный номер – и спела она куда чудеснее протагонистки. Интересно, это действительно ее голос?..

Наконец пришло время и фильма Волнистого, о котором он мне рассказывал. Название, как всегда у него, позерское – «Закат в Закавказье». Лучше бы просто – «Закат». Но для Волнистого такое, понятно, слишком просто…

Сценарий (Волнистый написал его в соавторстве – не помню с кем) был не лишен остроумия: действие происходило во время Гражданской войны, однако сюжет явно строился по лекалам лермонтовской «Княжны Мери». Современным «Печориным» оказался белый офицер – но, конечно, переодетый: на самом деле это красный комиссар, приехавший во Владикавказ устанавливать советскую власть.

Варвара Армагерова играла главную женскую роль – так сказать, «княжну Мери». Конечно, из дворян. Конечно, она смертельно влюбляется в замаскированного коммуниста. Но для него, понятно, долг превыше всего и тому подобное. В общем, чухраевский «Сорок первый» с переменой ролей. Разве что здесь оба возлюбленных остаются живы – просто навеки расстаются. Он едет еще куда-то добивать беляков и устанавливать советскую власть – она, судя по всему, вскорости эмигрирует. Не столько приключенческий фильм, сколько слезливая мелодрама.

Эта картина – а вернее, работа в ней Армагеровой – увлекла меня настолько, что я даже поминутно забывал о сигаретах. Зато по окончании гигантского киносеанса курил уже не переставая.

Я курил по дороге домой, курил до и после своего позднего холостяцкого ужина, курил в постели…

Курил и без конца ворошил в голове кадры с удивительной Варварой Армагеровой. Мне не давал покоя один вопрос: если бы Волнистый не «подготовил» меня к именно такой на нее реакции, я бы воспринял ее так же – или все-таки не со столь сильным восторгом?

Разумеется, я смотрел на нее не просто как зритель, а больше как режиссер. И даже как режиссер, который смотрит на актрису, которую ему предлагают снять. Кажется, здесь неминуемо искаженное, излишне пристрастное восприятие – разве нет?

И все-таки нет! Убежден, что Варвара поразила бы меня на экране и вне всех этих обстоятельств. Не имей я даже никакого отношения к кино, я все равно воспринял бы ее именно так – как что-то неизъяснимо чудесное и необыкновенное.

До этого я примерно так воспринимал пресловутую Одри Хепбёрн, поработать с которой у меня нет ни единого шанса. И даже вряд ли я ее когда-либо увижу вживую.

Но зачем мне теперь заморская звезда, превознесенная другими?

Я создам свою звезду – и она превзойдет всех звезд Земли.

Я искренне так думал. Не из-за своих способностей – я знал, что они заурядны. И здесь не было желания сделать себе имя за чужой счет, заполучив в свой фильм потрясающую девушку. Я действительно хотел прославить именно ее. Даже если бы тут не было для меня ни малейшей выгоды, я бы все равно страстно желал это сделать.