Форштевень лениво делил надвое пологие океанские волны, «Санта-Мария» с характерным скрипом рангоутов двигалась почти точно на запад, а человек, облокотившийся локтем на фальшборт, делал вид, что рассматривает горизонт. На самом деле он просто никого не хотел видеть. Ему было стыдно. Настолько, что обычно бледное, покрытое веснушками лицо могло соперничать цветом с рыжими, обильно посыпанными сединой волосами и такой же бородой. Это надо же, выпросил у королевы титул. Адмирал моря-океана. Клоун, а не дворянин. Адмирал должен иметь флот, а он? С огромным трудом собрал эти три корабля, и то, если бы не братья Пинсоны, ничего бы не получилось. А может, оно и к лучшему было бы. Вон, теперь эти кредиторы готовы сами его до косточек обглодать. Больше месяца не видеть земли, это же кто угодно озвереет, а не только его беспутная, набранная с бору по сосенке, команда. Ведь до сего утра они готовы были даже на бунт. Собирались повернуть обратно, невзирая на протухшую воду и зачервивевшую солонину. Как вовремя подвернулся им этот пальмовый лист! Воистину, если бы его не было, стоило бы его придумать. А тут… Вмиг пропали бунтарские настроения, а когда он пообещал десять тысяч золотых тому, кто первым увидит землю, команда воспылала энтузиазмом. Эх, пообещать-то пообещал, да вот только где их взять. У самого адмирала ничего кроме долгов да липового дворянства, так что остаётся лишь уповать на обещанные Марко Поло золотые горы.
Внезапно, адмирал понял, что уже пару минут рассматривает неестественный белый свет, бьющий почти точно оттуда, куда только что село солнце. Такого огня он не видел никогда, будто кто-то остановил молнию и сделал из неё светильник.
– Рулевой! Держи на свет! – крикнул он по-испански.
И тотчас, будто ожидая только его, ответил многоголосый рёв на Санта-Марии, через мгновенье к ликующим подключилась команда Пинты, а вскоре издалека донёсся радостный крик матросов с Ниньи. Видимо, свет разглядели все, и каждый теперь уже считал, куда он потратит полученные от адмирала десять тысяч.
Вскоре в полутьме глубокого вечера закрыли горизонт чёрные силуэты невысоких гор, волны стали круче и обзавелись на макушках затейливыми пенными причёсками. Лот показал двадцать саженей, и адмирал отдал приказ бросить якоря.
– Но… Ведь там земля, дон Кристо?! – рулевой смотрел огромными просящими глазами.
– Именно поэтому, – непоколебимо ответил адмирал. – Лоции у нас нет, вокруг темень. Ты хочешь посадить все корабли на прибрежные скалы? Или уверен, что перед берегом нет рифа? Утром подойдём.
Огонь на берегу давно потух, будто знал, что выполнил свою задачу, показал верную дорогу. Теперь тёмно-синее небо закрывал лишь силуэт берега. Адмирал тщетно старался разглядеть хоть какие-то подробности в наступившей ночи.
Внезапно впереди по правому борту раздался непонятный гул и быстрые громкие хлопки, будто целый цыганский табор раскрутил над головами свои длинные шумные бичи. Вновь мелькнул тот же мертвенно-белый свет, походя мазнул по просоленным деревянным бортам, ударил по глазам…
От берега явно отвалило небольшое судно. Шлюпка или ял. Шла быстро, узлов десять, не иначе четыре пары гребцов. Но вот почему движение сопровождалось таким гулом, непонятно. Наконец, всё стихло, прямо перед носом корабля загорелся яркий, как сотня свечей, светильник, и адмирал разглядел, что никакая это не шлюпка. Совершенно непонятный плот, сделанный, кажется, из железа. Неясно, почему он не тонет… Чуть выше человеческого роста над плотом горит ослепительная белая точка, и в этом свете отчётливо видны всего двое человек, уверенно стоящих на своей железной палубе. Один из них приложил к губам рупор и над морской гладью зазвучала несколько неестественная английская речь:
– Я вижу перед собой графа Питера Мак Дугласа, более известного в Кастилии как Крестоносный Голубь? – бесцеремонно спросил незнакомец.
Адмирал дёрнулся. Никто во всём королевстве не знал этого имени, кроме самой королевы, уж об этом он позаботился. Если до англичан дойдут известия, что кто-то из потомков шотландского адмирала ещё жив, у Беатрис и маленького Фернандо будут серьёзные неприятности. Он приложил ладонь к губам и крикнул по-испански:
– Меня зовут Христофор Колумб, адмирал моря-океана их величеств Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. С кем имею честь разговаривать?
Судя по всему, для неведомого собеседника испанский язык тоже не составлял проблемы, потому что почти тотчас в ответ раздалось:
– Синьор Коломбо, я приглашаю вас ко мне на судно, где мы сможем поговорить и обсудить сложившуюся ситуацию.
Половина слов прозвучала с неведомым акцентом, так что понять их можно было лишь по контексту, речь текла медленно, чётко. Сразу видно, что практики в языке у говорящего не было. Адмирал собирался продолжить диалог, выпросить у неведомого собеседника лоцию до берега, или хотя бы разобраться, кто он такой, и что делает в землях, о которых неведомо никому в Европе. Однако, все планы нарушил Мартин Алонсо Пинсон.
– Да что вы слушаете этого голоногого дикаря, адмирал?! – Крикнул он в медный рупор.
Тотчас со стороны Пинты послышался характерный стук открывающихся орудийных портиков, а следом, почти сразу же, одновременный залп всех четырёх кулеврин правого борта. Колумб спешно открыл рот, чтобы не повредить уши от грохота.
Три ядра, пролетев почти предельную для выстрела дистанцию, плюхнулись в волны шагов за пять-десять от железного плотика, а вот четвёртое попало точно в цель. В передний левый угол прямоугольного плота, чуть выше непонятной кожаной юбки, пришитой над ватерлинией. Раздался колокольный звон, плавно меняющий тональность из-за проходящих волн, и адмирал уже почти видел, как продырявленный насквозь несерьёзный плот с бульканьем погружается в чёрную ночную воду, но нет. Как оказалось, ядро не причинило вреда никому, кроме самой Пинты.
Сразу после выстрела в пяти шагах левее плотика из-под воды поднялась огромная, чёрная спина неведомого морского зверя. Над ней тут же взмыл по-рачьи торчащий наружу блестящий глаз, покрутился, нашёл Пинту… Перед мордой зверя буруном встала пена, а меньше, чем через минуту, ниже ватерлинии каравеллы глухо грохнуло и до самых парусов взвился фонтан. Корабль медленно, будто нехотя, дрогнул и отбросил назад всю кормовую часть, как ящерица оставляет хвост в зубах схватившего её хищника.
Раздались испуганные крики команды, Пинта, медленно поворачиваясь вокруг якорного каната, уходила под воду. То тут, то там всплывали буруны, чаще всего сопровождаемые личными вещами команды или обломками такелажа. Люди с воплями ужаса выпрыгивали прочь с обоих бортов…
– Шлюпки на воду! – опомнившись, скомандовал Колумб. – Надо подобрать.
Его слова будто вывели всех из ступора. Матросы загомонили, через несколько минут на волнах покачивались уже обе спасательные шлюпки. Следом то же самое проделали на Нинье.
– И всё равно прошу вас, синьор Коломбо, присоединиться ко мне для необходимого разговора, – заглушая гомон и общий шум, раздался голос с плотика. – Я сейчас подойду вплотную к борту, и вы сможете спуститься по штормтрапу.
Адмирал испуганно оглядел акваторию. Спина чудовищного зверя больше не мелькала. Что же это за дрессированный монстр, с внутренней дрожью подумал Колумб. Со стороны плота вновь раздался гул и «цыганские» хлопки, и с обеих сторон железной конструкции вдруг бешено завертелись непонятные устройства. Плот резко приподнялся, впрочем, не отрывая юбки от воды, и неспешно, не обращая внимания на мелкое волнение, двинулся к Санта-Марии.
Адмирал перекрестился, достал из-под рубашки старенький костяной крестик на кожаном шнурке, с чувством его поцеловал, затем проверил шпагу на боку, и перекинул правую ногу через фальшборт. Непонятные ночные собеседники уже стояли, держась за леер, которым спускали шлюпки, и внимательно смотрели вверх.
Металл палубы плотика выглядел тонким, гулко стучал под кожаными каблуками сапог, и Колумб ступал осторожно, боясь пробить его рифлёную конструкцию. Он мельком глянул на ноги незнакомцев. Оба были обуты в лёгкие сандалии на мягкой подошве из незнакомого материала.
Только подойдя ближе, удалось разглядеть лицо так необычно пригласившего. Чёрные волосы до плеч, чуть тронутые на висках сединой, синие глаза, очень необычно выглядящие в неестественном белом свете, бритые впалые щёки. Его спутник был под стать, только лет на десять-пятнадцать моложе.
Хозяин плота ловко достал из неприметного ящика на корме три раскладных стула, привычно привёл их в рабочий вид и воткнул в еле заметные углубления в палубе. Адмирал видел подобную мебель ещё в молодости, в Генуе. На подобных стульчиках любили сидеть возле дверей старики. Только у тех ножки были из дерева, здесь же, похоже, кроме металла ничего не признавали. Вон, молчаливый спутник хозяина, ловко тряхнув руками, мгновенно разложил такой же складной столик. Без задержки на нём появилась бутылка вина, три – подумать только – стеклянных, играющих гранями в ярком белом свете, бокала на длинных ножках и керамическая ваза с неизвестными фруктами.
Хозяин довольно потёр руки, улыбнулся, привычно плюхнулся на стул и приглашающе указал на Колумба.
– Прошу вас, адмирал, присаживайтесь.
Он ловко выбил из бутылки пробку, разлил напиток и первым поднял бокал.
– С прибытием вас, дон Христофор Коломбо.
Вино было лёгким, немного терпким, но с отличным вкусом. Адмирал, как ни старался, не мог угадать сорт. Что-то неуловимо чужое слышалось в этом сухом, бодрящем вине. Хозяин, кажется, заметил его тщетные попытки и вновь улыбнулся.
– Это джаботикаба, наш местный эндемик. Замечательный фрукт, да и вино из него, как видите, неплохое. Но я ещё не представился. Неприятно получается, я вас знаю, а вы, адмирал, даже не догадываетесь, с кем говорите. Итак… – мужчина поднялся и наклонил голову, из-за чего волосы почти закрыли лицо. – Меня зовут Павел Степанович Моторин. Можете обращаться просто по имени, Павел.
– Кто вы? – наконец заговорил гость. – И что за чудовищный зверь атаковал Пинту?
– Зверь? – Павел усмехнулся. – Это не зверь. Это субмарина.
– Суб-марина, – повторил непривычное слово Колумб.
– Совершенно верно. Корабль для плавания под водой. Небольшой корабль, как раз для охраны наших водных границ.
– Но… – адмирал вскочил, запутавшись в накопившихся вопросах. Он беззвучно несколько раз открыл рот, затем махнул рукой и сел на место.
– А Алонсо сам виноват, – развёл руками Павел. – Не надо было нас обстреливать. Но вы не волнуйтесь. Море сейчас тихое, шлюпки ваши подошли вовремя, а если кому-то из команды понадобится медицинская помощь, поверьте, всё будет сделано в лучшем виде.
Испанский дона Моторина с каждой фразой звучал всё лучше, заметно было, что он вспоминает давно забытый опыт общения на этом языке. Однако, часть слов, хоть и были понятны, например, выражение «медицинская помощь», никогда ранее не употреблялись в таком контексте. Во всяком случае, адмирал за всё время своего пребывания не слышал ничего подобного. Он сделал ещё один глоток. Да, это вино стоило того, чтобы его пить. Оно не кружило голову, однако прибавляло сил, позволяло прогнать усталость. Отличный напиток. Теперь бы ещё узнать, откуда этот странный дон Паоло знает и о его прибытии, и его настоящее имя, и даже имя капитана Пинты. Если только…
– Вы прибыли сюда с Азорских островов! – высказал он свою догадку.
– Нет, друг мой. И даже не из Палоса. Прошу вас, не стоит мучить себя вопросами, на которые не будет ответа.
– Тогда… – адмирал начал злиться. – Тогда чего ради вы зазвали меня на эту жестянку?
– Выпить вина, – дон Паоло радостно развёл руки в стороны. – Поесть свежих фруктов. Месяц не видеть зелени, это, знаете ли, очень бьёт по организму.
– Прошу вас, дон Паоло, не беспокоиться о моём здоровье. Как только встанет солнце, мы сойдём на берег и там уже вволю поедим фруктов и напьёмся свежей воды.
– А вот тут вы не угадали, адмирал, – покачал головой хозяин. – На берег вы, увы, не сойдёте. Во всяком случае, не здесь. Прошу вас успокоиться, – остановил он поднявшегося было адмирала. – Выпейте ещё вина, а я пока поведаю вам о сложившейся ситуации.
Колумб был вынужден подчиниться, и не пожалел об этом. За пару бокалов необычный хозяин здешних мест поведал ему, что остров, к которому их пригласили непривычным белым огнём, это не Чипангу, описанный Марко Поло, и даже не побережье Китая.
– Увы, адмирал, – печально повёл руками дон Паоло, – этим путём не достичь Индии. Потому что между Европой и Азией лежит ещё одна земля. Наша земля. Где я и имею честь вас принимать.
Некоторое время Колумб не мог произнести ни слова. Он так и сидел, не донеся до губ бокал с вином. Как же так, крутилось в его голове. Неужели и Марко Поло, и Птолемей были неправы? А расчёты? Выходит, даже Тосканелли ошибался?
Видимо, всё это читалось на его лице, потому что собеседник печально улыбнулся и пару раз кивнул в ответ на незаданный вопрос.
– Да, адмирал. И Тосканелли был неправ в своих расчётах, и даже Мартин Бехайм, представивший два месяца назад в Нюрнберге своё «Земное яблоко», знать не знали, что на запад от Европы лежит ещё один материк. Поздравляю, вы первый европеец, добравшийся до Америки.
– Подождите, – неуверенно пробормотал Колумб. – Значит, те разговоры о Винланде…
– В Исландии? Вполне верю. Викинги были на редкость отчаянные парни, так что вполне могли сотни лет назад добраться до нас северным путём через Гренландию. Я даже уверен в этом.
– Америка… – задумчиво проговорил адмирал. – Надо же… Новый, неизвестный материк.
Из темноты чуть слышно плеснули вёсла и раздался громовой голос Мартина Алонсо Пинсона:
– Да что ты слушаешь этих дикарей, Кристо! Руби им головы и давай уже займём земли, дарованные нам их величествами.
Капитан Пинты резво перепрыгнул через борт на железную палубу, гулко топнув каблуками. В руке он держал пистолет. В ночной тишине раздался щелчок спускового курка, кресало звонко ударило по кремню и через секунду из ствола вырвался клуб пламени. К счастью, хозяин, похоже, прекрасно знал подобное оружие, потому что на линии выстрела в этот момент никого не было, пуля ушла в море.
Потом, когда рассеялся дым от выстрела, оказалось, что дон Паоло находился за спиной наглеца Алонсо, а его спутник стоял рядом, направив на шлюпку необычный тонкий и короткий мушкет. Раздался хлопок и сразу же треск расщеплённого дерева.
Хозяин, держа наглеца за запястье и воротник, макнул Пинсона пару раз в забортную воду, поднял, и глядя прямо в глаза, предупредил:
– Если хочешь умереть сам, не подставляй под удар остальных. Ещё раз такое повторится, и Франциско и Винсенте будут долго горевать по безвременно ушедшему брату.
– Ты… – прохрипел в ответ Алонсо, но был тотчас же опущен в воду.
Дон Паоло подержал его какое-то время, затем рывком уложил на палубу. По светло-серому металлу текли тёмные от грязи потоки, сам капитан затонувшего корабля открывал рот, подобно рыбе на берегу и гладил обеими руками горло. Видимо, воротник сильно стягивал его.
– Заберите этого негодяя, – крикнул дон Паоло.
Некоторое время было тихо, затем в круг света вплыла шлюпка, из неё выскочили двое, одетых лишь в обрезанные до колен штаны, матросов, молча подхватили Пинсона и мгновенно нырнули обратно. В ту же секунду заработали вёсла, и шлюпка поспешно отчалила. Адмирал непроизвольно провёл пальцами по собственной шее, покачал головой и сделал глоток.
– Я понимаю, дон Паоло, почему вы не хотите пускать моих людей на берег. И даю вам слово, что никто из них не причинит вреда никому из вашего народа.
– Дело вовсе не в этом, – отмахнулся хозяин. – Я не хочу, чтобы мои люди заболели чумой.
– Чумой?! – адмирал был поражён.
Чёрная смерть пронеслась по королевствам за две сотни лет до его рождения. И хотя эпидемии время от времени повторялись в некоторых городах, но опасности для остальных стран уже не представляли. Бояться поздно. Или дон Паоло считает, что болезнь всё ещё свирепствует по всей Европе?
– Гляжу, вы задумались, адмирал. Прошу, не надо считать меня сумасшедшим. Я прекрасно знаю, что уже более двух веков никто у вас не слышал о повальной эпидемии чумы. Лишь ответьте мне на вопрос, кто смог выжить после этого ужаса?
Колумб сделал последний глоток, допив вино в бокале, потянулся к вазе и не глядя ухватил странный плод, похожий на собранные вместе перевёрнутые дольки апельсина. Разрезал его пополам собственным ножом, откусил… Странный вкус, будто смешали вместе яблоко, огурец, ещё что-то и залили всё это мёдом. Удивительно. Но вопрос дона Паоло ещё удивительнее. Кто выжил? Кому бог дал, тот и выжил. Или у хозяина здешних мест есть другое, отличное от Всевышнего, мнение?
– Кто бы ни выжил, – не дожидаясь вопроса продолжал между тем собеседник, – по воле провидения или по каким-то другим причинам, они опасны для тех, чьи предки не прошли через ад чёрной смерти. Они носят эту болезнь в себе и способны распространить её на окружающих. Поэтому я не допущу контакта ваших людей с моим народом.
Христофор так и застыл с куском чудного фрукта во рту. Первым порывом было поставить на место зарвавшегося аборигена, но память тут же услужливо подбросила ломающуюся надвое Пинту, крики ужаса и мокрых испуганных матросов. Колумб успокоился, удивлённо посмотрел на дона Паоло, рефлекторно проглотил, не жуя, затем тихо спросил:
– Неужели нам придётся возвращаться вот так, даже не сойдя на берег? Но моя команда месяц не видела твёрдой земли. У нас пропала вся вода, кончились продукты. В конце концов, если я вернусь и расскажу всё это их величествам, уверен, Фердинанд соберёт большой флот и пошлёт его сюда.
– За золотом, – кивнул собеседник. – Не волнуйтесь. Мы дадим вам возможность прийти в себя. Я провожу вас на другой остров, там никто не живёт, и вы не причините никакого вреда. Обещаю, что ваши люди будут хорошо питаться и жить в человеческих условиях. А золото…
– Что?
Колумб напрягся. Неужели его необычный собеседник подарит им золото просто так? А почему нет? Ведь Марко Поло рассказывал, что в Индии даже крыши кроют благородным металлом. Здесь, правда, не Индия… Но вдруг и им некуда его девать?
Собеседник улыбнулся. Казалось, он запросто видит всё, о чём думал адмирал. Дон Паоло разлил остатки вина по бокалам, с хитрой улыбкой поднял свой, приглашая выпить, подмигнул, и спросил:
– Какой самый лучший способ заработать золото?
Этого вопроса Колумб совершенно не ожидал. Он некоторое время даже не знал, что ответить, затем грустно улыбнулся.
– Торговля и война.
– Остановимся на первом пункте. Причём, торговать будем через вас. Это принесёт пользу и вам лично, и их величествам, и нам. Хотя, нам в гораздо меньшей степени.
Хесус Савендо привычно окунул деревянное ведро в воду и замер. На дне блеснуло что-то необычное. Это точно не был солнечный блик. Молодой человек подвигал головой, стараясь вновь поймать точку, из которой заметил непривычный жёлтый блеск. Наконец, он изготовился, и, будто ловил рыбу, стремительным движением запустил руку в ручей. Несколько секунд поболтал, смывая песок, и вытащил чуть покрытый тиной жёлтый обломок с полмизинца размером. С минуту он недоуменно рассматривал свою находку, пытаясь понять, что же ему досталось, и вдруг разжал пальцы. Тяжёлый кусочек мгновенно нырнул в прибрежную траву.
– Золото… – еле слышно прошептал Хесус и тут же упал на колени.
С минуту он разгребал руками спутанные стебли, стараясь найти самородок. Наконец, блеснуло, и вот его богатство снова у него в руках. Мальчик вскочил и, забыв от радости на берегу ведро, помчался домой.
Это же теперь отец сможет мельницу на ручье справить, думал Хесус. А то каждый раз жалуется, что с зерном приходится за пять лиг таскаться, да ещё и отдавать мельнику десятину из их и так небогатого урожая. А будет своя мельница… Эх… Тогда Беаткины родители ему от ворот поворот не дадут.
Хуан Савендо долго ходил вокруг стола и рассматривал лежащий на глиняной тарелке самородок. Наконец, он сделал шаг назад, упёр руки в бока, и строго глянул на сына.
– Кто кроме тебя видел это? – негромко спросил он.
– Никто, – удивлённо замотал головой молодой человек. – Я как нашёл, сразу прибежал показать. Это же хорошо, отец! Мы сможем построить свою мельницу. И ручей не будет занимать нашу землю просто так, и тебе не придётся договариваться с дядей Мануэлем везти мешки. Наоборот, это нам все будут давать зерно за помол.
Мальчик с сомнением посмотрел на хмуро покачивающегося на деревянной ноге отца, затем перевёл взгляд на кусок золота на тарелке и вновь задрал брови.
– Я не прав, отец?
Хуан с кряхтением опустился на лавку, запустил руку в густую светлую бороду и долго там скрёбся. Наконец, посмотрел на сына. В глазах его была грусть.
– Ты даже не представляешь, насколько не прав, сынок, – глухим голосом пояснил он. – Если об этом кусочке узнает барон или пронюхает кто-то из церковной братии, нам конец. Даже если узнают соседи. Они-то не преминут доложить. Не для того даже, чтобы что-то выгадать самим, а чтобы не дать подняться нам.
– Так что? Золото придётся выкинуть обратно?
– Ну зачем же?
Инвалид, стуча деревяшкой, подошёл к печке, вынул из неё, обернув полотенцем руку, горшок, налил в глиняную плошку отвара, сделал большой глоток, и только тогда повернулся к сыну.
– Если только… – Мужчина снова заходил по единственной комнате, глухо топая деревянной ногой по земляному полу.
– Вот, что, – наконец, решительно заявил он. – Ты отвезёшь этот самородок в Уэльву.
– Но ведь это тридцать лиг, папа?! – мальчик возмущённо вскочил с лавки и уставился на отца.
– Тебе давно пора взрослеть. А то семнадцать лет, а всё дитё дитём. Другие, вон, уже сами отцы в твоём возрасте, а ты всё под мамкиным крылышком сидишь.
– Так ведь не идёт она за меня, папа! – мальчишка почти плакал.
– Значит, у тебя есть причина добраться туда и обратно быстро и без потерь. Найдёшь там дом дона Совиньи. И передашь ему это письмо.
Он, хромая, прошёл в угол, долго там возился, наконец, вернулся с листом серой бумаги и огрызком карандаша. Послюнил грифель, минуту подумал, и начал покрывать лист неровными буквами. Сын с удивлением разглядывал написанное и ему казалось, что отец забыл грамоту. Сам он гордился умением читать и писать. Три года назад, когда в Осуну впервые вошли Супрематоры, началась кампания по переучиванию детей с арабской вязи на латиницу. В итоге все ровесники Хесуса отлично понимали, как по-арабски, так и по-кастильски. Но то, что писал отец, лишь отчасти походило на латинские буквы. Может, он забыл, как они пишутся, подумал мальчик. Или вообще, не знает. Наконец, Хуан сложил письмо вчетверо и надписал имя получателя. Мальчик убедился, что с кастильским у отца всё в порядке. Он принял послание, выслушал ещё раз, куда следует идти и кого там найти, и совсем уже двинулся за дверь…
– Стой! – властный голос отца остановил его почти на улице.
Хесус оглянулся. Хуан протягивал ему свёрнутую «мышкой» тряпицу.
– Ты ничего не забыл?
Мальчик даже ударил себя ладонью по голове. Надо же, собрался продавать самородок, а именно его-то и не взял. Он, сгорая от стыда, вернулся к столу, выхватил у отца тряпицу, и засунул её за пазуху.
– Выпей отвара и иди. Не надо сразу. Пути не будет.
Хесус, опустив голову, вынул из печки горшок, налил в плошку, залпом выпил… Замер, мысленно ощупывая себя, вспоминая, что где лежит, и не забыл ли чего.
– На, в дорогу. – Отец протянул ему краюху серого хлеба и кусок твёрдого сыра. – Да не разговаривай ни с кем. Можешь только дорогу спросить. И…
Он подошёл к сыну, сложил пальцы щепотью, перекрестил его, и повернул в сторону двери. Отец тоже волнуется, подумал мальчик. Вон, даже крест задом наперёд положил. Он последний раз тронул завёрнутый самородок, письмо за пазухой, вздохнул, и решительно открыл дверь. Дорогу до Севильи он знал, пару раз ездили туда с родителями купить то, чего не привозили на сельский рынок. А дальше, если верить отцу, всё просто. Прямая дорога в сторону моря. Помоги мне, святой Христофор, покровитель всех путешествующих, попросил про себя мальчик, и уверенно двинулся по дороге.
Сначала Христофор взглянул на хижину, куда его поселили, с антипатией. Ничего привлекательного, необитаемый островок лиг с полсотни от Гуанахани, так, оказывается, аборигены называют место, где их встретили. Необычный плотик дона Паоло, не нуждаясь в ветре или вёслах, уверенно двигался впереди остатков эскадры, шумно молотя своими пропеллерами. Это чудное название подсказал сам дон Моторин. Адмирал остался с ним, а Санта-Мария и Нинья шли следом.
Островок оказался оборудован приличным пирсом из монолитного серого камня. Дорожки от причала к городку из плетёных хижин, площадка, всё отделано тем самым камнем.
Хижины на первый взгляд примитивные – плетёные из лиан стены, крыши крыты пальмовыми листьями, вместо окон пустые проёмы. Адмирал с пренебрежением вошёл в полумрак гостиной и замер. Сзади раздался еле слышный щелчок и под потолком сама собой вспыхнула яркая лампа.
– Посмотрите сюда, адмирал, – подсказал дон Паоло. – Видите этот квадрат с клавишей? Нажмите.
Как завороженный Колумб осторожно нажал клавишу. Лампа погасла, и он на некоторое время ослеп.
– А теперь ещё раз.
С трудом нащупал клавишу, вернул её в верхнее положение и с радостью увидел, что комната вновь освещена.
– Вы потом покажите своим людям, как пользоваться светом. А пока давайте пройдём в спальню.
Вечером, лёжа в мягкой постели, Христофор в который раз перечислял чудеса, с которыми ему довелось столкнуться за день. Это и лампа, слушающаяся щелчка клавиши, и кухонная плита, в которую не нужно класть дрова. Дон Паоло сказал, что в ней горит вода, но адмирал, хоть и согласился, но втайне не поверил. Где такое видано, чтобы воду можно было зажечь. И почему тогда не горит вода в тех удивительных трубах? Хотя, надо признать, греется она хорошо.
Много чудесного рассказал дон Паоло о государстве Америка. И это не только непривычная еда, не встречающиеся более нигде растения и животные. Прежде всего, необычны в этой стране сами люди. Начать с того, что у них нет короля. Нет дворянства, крестьянства. Почти отсутствуют священнослужители. Дон Паоло говорил, и адмиралу верилось с трудом, что в этой стране каждый может стать кем захочет. Даже королём. Потому что государственная власть здесь не имеет ничего общего ни с богатством, ни с доходом. По утверждениям местных во главе должен стоять не тот, кто получил этот пост по праву рождения, а тот, кто проявил себя как лучший хозяйственник, тот кто умеет управлять и не видит в этом способа личного обогащения.
Впрочем, впоследствии выяснилось, что аристократия в этом удивительном государстве есть, но только совершенно иного свойства. Не наследная, базирующаяся не на родовых принципах, а на пользе для страны. Это мастера, создающие диковины вроде того самого плотика, который, как оказалось, может двигаться и по воде, и по суше, или многозарядного мушкета, которым помощник дона Паоло разнёс в щепки весло шлюпки. Но создавать нужно обязательно что-то новое и не лениться поддерживать свои знания и работоспособность на уровне, иначе вскоре рискуешь остаться за спинами претендентов.
Самое удивительное было то, что ни один священнослужитель не считал это святотатством или ересью. Наоборот.
– Видите ли, адмирал, – пояснял дон Паоло, сидя в удобном, плетёном из лианы кресле-качалке. – Господь, как вы помните, создал человека по образу и подобию своему. А сам Господь без сомнения является величайшим творцом. Создателем. Именно для этого он и наградил людей разумом. Чтобы те принимали подобие божие и так же учились быть творцами.
– Но католическая це…
– Не надо. Я не буду спорить с отцами вашей церкви. Спрошу лишь о том, кто является у вас аристократией. Не лучшие ли воины?
– Сейчас совершенно необязательно…
– А изначально? Не тех ли, кто помогал королям в битвах, награждали потом землёй и властью? Да и сами короли. Далеко ходить не будем. Помните, как была присоединена к королевству Кастильскому Гранада? Ведь десять лет бои шли.
– Но свет истинной веры всё же был распространён на эти земли.
– А сколько не дожило до этого светлого момента? Скольких убили в боях?
– Увы, это война…
– Раз вы оправдываете массовые убийства, скажите мне, есть ли убийство в образе божьем? Даже не так. Может ли убийца утверждать, что подобен богу?
Они тогда спорили больше часа, но Колумб так и не смог убедить своего оппонента. Более того, он и сам в конце концов стал сомневаться в целесообразности религиозных войн, да и, в чём не признался бы и самому себе, в безупречности католической веры.
В комнате, будто сам собой вспыхнул свет, и адмирал отвлёкся от воспоминаний. Когда зажмурившиеся глаза открылись, он увидел стоящую у двери долгожданную даму. Руками вошедшая держалась за ручку гибрида столика и тележки, подобные встречались в лавках ювелиров в Генуе. Зацокали по полу каблуки и уже через минуту столик оказался возле кресла. Теперь стало видно, что дама очень необычно одета.
Вообще-то приходила она далеко не первый раз, но Колумб в каждый её приход испытывал понятное возбуждение. Не так часто, да и не в подобной обстановке, ему приходилось видеть голые женские ноги, да ещё и в таких вызывающих туфлях.
Впервые войдя к нему, девушка тут же напомнила разбитных припортовых девчонок, щеголяющих в одних панталончиках. Адмирал даже подумал, что принимающая сторона таким образом хочет скрасить более, чем месячную скуку морехода. Но…
Тогда, больше двух недель назад, она остановила свой блестящий, крытый толстым стеклом, столик, молча взяла с него то ли тряпочный, то ли кожаный хомут, безапелляционно нацепила это орудие на плечо адмирала и начала с невозмутимым видом качать кулаком маленькую грушу.
Сейчас Христофор со стыдом вспоминал, как искоса, пряча глаза, рассматривал непривычно загорелые ноги гостьи в непозволительно короткой, обтягивающей юбке, то и дело переводя взгляд вверх, на едва прикрытые тонкой тканью лёгкой почти мужской рубашки выпуклости. Но потом решился и положил ладонь на упругое, тренированное бедро. Тогда контраст между пышными, рыхлыми ягодицами привычных ему европейских дам, и этим почти не поддающимся живым и тёплым мрамором казался удивительным. Ещё удивительнее было почувствовать на своём запястье твёрдые пальцы.
– Не надо, адмирал, – послышалось из-под белой, закрывающей всю нижнюю часть лица, повязки.