Евгений Львович Каплан
Вологодские рассказы
Получается, что жизнь этого маститого ученого висела, как говорится, на волоске, но все, слава богу, обошлось, только белоснежная фуражка профессора, которая была ему бесконечно дорога, как память о прежних путешествиях, стремительно унеслась вдаль вместе с блесной.
Юра побледнел (наверное, он подумал, что его научной карьере пришел конец) но быстро справился с волнением и героически выудил из речной пучины фуражку профессора, несмотря на бешеное сопротивление бурного речного потока (почему я и говорил, что с борта быстро идущего судна ловить не только бесполезно, но даже и глупо).
А ведь могло случиться непоправимое – леска могла не выдержать и профессор Литовка навсегда лишился бы своей любимой фуражки, а Самохин своей почетной должности младшего научного сотрудника с окладом в 120 рублей.
Но больше всего меня в этой героической истории поразила невозмутимость профессора – ни один мускул не дрогнул на его обветренном и мужественном лице. Видно юрина блесна – это далеко не первое, что пролетало у виска Петровича (говорят, его супруга отличалась очень крутым нравом).
Итак, Петрович строго и невозмутимо посмотрел на Самохина и вежливо попросил его больше так не делать. Самохин, обеспокоенный перспективой списания на берег без выплаты командировочных, поклялся, что больше никогда не возьмет в руки спиннинг и, для убедительности, тут же зачехлил его обратно.
Вы, конечно, понимаете, что Леночка была очень взволнована этим происшествием, и я отметил про себя, что здоровая бледность ей очень к лицу (в отличие от той, не совсем здоровой бледности, которую я видел по прибытию в Вологду).
Через некоторое время мы решили отобедать и спустились в кубрик по довольно – таки опасной, как оказалось впоследствии, железной лесенке. Кубрик был тесный, но вполне уютный. Там имелись две пары железных двуярусных нар (наподобие тех, которые показывают в криминальных сериалах) и маленький откидной железный же столик, тоже наподобие.
Кроме того впереди имелась еще крохотная каютка с двумя кроватями (по – видимому, для команды). Тут самое время сказать о ее составе: команда судна состояла из бравого, бывалого капитана, лет сорока на вид, и совсем молодого матросика, который очень стеснялся нашей ученой делегации (боюсь, что до этого он видел таких солидных академических ученых только по телевизору).
Впоследствии мы очень подружились с командой корабля, чему немало способствовало большое (сейчас даже трудно представить, насколько большое) количество выпитой водки. Надо сказать, что, несмотря на сделанные Самохиным в Вологде аномальные запасы этой зловредной жидкости, она удивительно быстро кончилась, потому что моряки употребляли ее еще в более аномальных количествах.
Мы впали было в уныние, но капитан, широко и хитро улыбаясь, вытащил из под нижних нар еще ящик с весело звенящими бутылками, которых хватило уже до самого конца, тем более, что употребляли мы не только водку, но и более изысканные, винные напитки. В последние дни к ним пристрастились и наши храбрые моряки.
