А жара – просто невыносимая стояла. Ну, поглазел я на Леру, поглазел, да и пошел купаться – а что еще в такую жару делать. Надо вам сказать, что был там такой огромный плоский камень – метрах в двадцати от берега, ну прямо – таки целый пляж. Вылез я, значит, на этот камень (ловок еще был тогда, и без живота совсем – живот то у меня только после второй женитьбы появился), растянулся и загораю себе в полное удовольствие.
Ну, вы же понимаете, что в таком положении трусы – они совершенно лишние. Вот они и лежали рядышком, обсыхали, как положено. Лежу это я, значит, в самом натуральном виде и наслаждаюсь, так сказать, природой нашей родной карельской.
Вдруг слышу – всплеск какой – то рядом с камнем. Поглядел – а там Лера на камень мой взбирается – тоже ловкая, значит. Ну, я её и спрашиваю культурно, как положено – «ничего, что я в таком, так сказать, натуралистическом виде?».
А она смеется игриво так, как положено, и сама с себя купальник скидывает. Ну, меня то этим не удивишь – я таких дамочек натуральных в походах повидал немало, иных только в поезде одетыми и видел. Да и Леха где – то рядом совсем – а может у них любовь?
Вот, значит, лежу я себе тихонечко (полтинник то мне тогда уже точно стукнуло, потому и тихонечко), но иногда, конечно, на лерины прелести, еще не увядшие совсем окончательно, посматриваю – все – таки, мой любимый размер.
И все бы у нас было очень даже культурно, но тут на камень взобрался «папик», а папик тот был очень злой до женского полу. Глазки у него сразу нехорошим блеском заблестели, и стал он бедную девушку за всякие интимные места прихватывать.
И, вообще, судя по всему (а был он тоже совсем без трусов), собирался совершить над ней развратные действия. Я ему и говорю – «ты чего, папик счас же Леха приплывет!». А он нахально так отвечает – «не боись, не приплывет – он уже давно водки нажрался и в палатку залез».