Я иногда с тоской вспоминаю то время, когда в стране бушевал карантин. Хорошее было время.
Лично мне тогда почти удалось воспитать Клавдию Ивановну, любимую тёщу. Как вспомню, так слеза наворачивается.
Да, было времечко!
Как сейчас помню. Сидим мы дома с женой Машей и сыном Броней в нашей однокомнатной квартире. Телевизором наслаждаемся. Мы, значит, с женой на диване расположились. Между нами полтора метра. А что поделаешь, власть требует. Социальная зона. Я даже на полу спал, было дело. Потому что до соцзоны шестнадцати сантиметров не хватало.
Значит, сидим мы. Перед нами табуреточка с напитком типа пиво и тарелка с сухариками. Броня сидит у окна на единственном кресле, чипсами хрустит.
Покой. Тишина. Наслаждение.
Тут звонок. Нервный. С хрипотцой. Сразу понятно, Клавдия Ивановна пожаловали, дочуру навестить. Дочка, правда, так сморщилась, словно ей вместо пива касторки налили. Просто у мамы её характерец ещё тот. Но описывать не буду – зачем настроение людям портить?!
Минуту подождали – вдруг пронесёт?
Машка головой качает. Это всерьёз и надолго.
Ну, что ж. Карантин так карантин. Иду открывать дверь, по пути захватив швабру. Ручка у неё метр шестьдесят. Как раз под социальную дистанцию.
Открываю дверь. Тёща вваливается, пыхтя и матерясь. Конечно же, без маски.
– Машка, неси маску! – кричу я в комнату, а сам упираюсь тёще в грудь шваброй:
– Стоять! Соблюдаем дистанцию! Сейчас ещё масочку наденем!
Масочку жена на днях сшила. Спецзаказ для тёщи. Было у меня старое солдатское одеяло. Я его на рыбалку брал. Не пожалели для Клавдии Ивановны, оттяпали полосу, и Машка сшила очень симпатичную непродуваемую маску. С тесёмками.
Тёща слегка оторопела, но по инерции прёт на швабру. Живого веса в ней, в тёще, килограммов сто двадцать. Чувствую, не удержу рубеж.
Тут на помощь жена влетает в прихожую. А она у нас маленькая, прихожая-то. А Машка большенькая, в маму пошла. Метр, на метр, на метр. Я её ласково называю порой «кубометр ты мой!».
В общем, закупорили прихожую. Жена, пользуясь паузой, накидывает на мать маску, тесёмки вяжет на затылке. Клавдия Ивановна, как стреноженная лошадь, останавливается и таращит глаза:
– Чего это вы?!
– Мамо! – ласково гладит её по голове дочь. – Ты про карантин совсем забыла? Радуйся, что тебя на улице ещё на пять тысяч не оштрафовали! Ты же особо охраняемая особа. Возраст «шестьдесят пять плюс». Таких нарушителей сразу пакуют в околоток.
– Отойди, Машка! – ору я. – Неизвестно где гражданка шарахалась! Соблюдай дистанцию! Иди, вот, теперь, мой руки! И захвати для мамы перчатки. Они под раковиной лежат.
Тут Броня вмешался. Приволок с кухни табурет и ласково предложил:
– Бабушка! Садись. Теперь у нас только так вот можно. Смотри! – и ткнул пальцем в пол.
А на нём я давно наклеил полоски из белого лейкопластыря. Согласно инструкции. И к кухонному столу дистанция, и к туалету то ж. Через каждые полтора метра.
Машка появилась. Перчатки притащила. Заставила маму надеть их. Картина получилась просто прелесть: красная от злости тёща, синяя, в полоску, волосатая маска, оранжевые перчатки до локтя. Хоть сейчас на улицу выпускай.
Тёща сидит, помалкивает. Греется. В смысле, нагревается. Вот-вот бабахнет. Машка, ласково:
– Мам, а ты даже чаю не попьёшь? Ведь тебе нельзя по гостям ходить. Ты у нас в зоне риска.
У тёщи челюсть из-под маски выпала. Я, будто, на жену рассердился:
– Ты чего это такое матери говоришь?! Она в гости, а ты?! Мы сейчас ещё и пивка выпьем с мамой. Броня, тащи стакан и соломинку.
А сам вторую, последнюю, табуретку ставлю в створе двери в комнату. Дальше нельзя – социальная дистанция до дивана. Наливаю стакан пива – для тёщи ничего не жалко. Втыкаю в пену соломину:
– Угощайтесь, Клавдия Ивановна! На здоровье!
Тёща глазом зыркнула и попробовала взять соломинку. Да куда там! В тех перчатках можно только швабру держать. А тут ещё и маска на тесёмках завязана, соломинку некуда взять.
Сидит, родная. Думает. Я трюмо развернул, чтобы маме телевизор было видно.
– Мы тут фильм смотрим, – сообщаю ей. – Посмотрите? Но, уж извините, в комнату пустить не можем – зона. И пальтишко лучше не снимайте – иначе придётся замочить его в ванне.
Тёща ещё пять минут посидела, попыхтела под маской. Потом, как экскаватор в песочнице, развернулась и подалась вон, громыхнув дверью так, что у соседей снизу что-то упало с грохотом.
Мы прильнули к окну. Через пять секунд из подъезда выскочила занятная фигура в огромных оранжевых перчатках и волосатой одеяловой маске. Редкие прохожие брызнули кто куда – уж слишком моя тёща походила на увеличенный портрет коронавируса: круглая, волосы дыбом, руки растопырены, изо рта пар.
Две недели мы ничего не слышали о Клавдии Ивановне. Машка уже сильно беспокоиться стала. А потом соседи рассказали, что маму поймали на улице недалеко от нашего дома и заперли на карантин в санаторий. Она там отдохнула от стресса. Да и вообще отдохнула на совесть – когда ещё так повезёт. Санаторий-то бесплатный!
А мы на подъезде приклеили объявление: «Людям, старше шестьдесят пять плюс вход запрещён! Ведётся видеонаблюдение. Штраф – пять тысяч рублей».
Говорят, пару раз женщина, похожая на вирус, подходила к дверям. Плевалась, и уходила.
Так что, коронавирус иногда пользу приносить может.
Из далёкой столицы пришел приказ: проверить исполнение предыдущего приказа. Специальный сектор по работе с приказами долго сверял входящие и исходящие номера приказов. Потом махнули рукой, потому что в столице никто никогда не проверял исполнение, и доложили Начальнику, что нужно срочно проверить приказ о масках. Лично и доступными методами. То есть, пешком, по городу, с минимальным количеством привлечённых лиц.
Вниз по всем направлениям полетело указание: выделить специалистов для контрольного прохода.
И работа закипела. Ровно через три недели на стол Начальника легла стопка бумаги, в которой на одной странице был описан маршрут движения, синхронизированный с работой светофоров, а на восемнадцати остальных – списочный состав комиссии. От личной охраны Начальника до секретаря профсоюзной организации ветеранов казачьих войск.
Каждый член комиссии нёс собой пухлую папку ответов на заранее подготовленные вопросы от случайных прохожих, с которыми уже была проведена соответствующая репетиция.
Только у Начальника ничего не было с собой в руках. Но ему было особенно тяжело идти. Ведь Он нёс на себе груз огромной ответственности за вверенную ему территорию…
Ещё на выходе из резиденции всем членам комиссии фельдшер предложила надеть маски. Но Начальник возмутился:
– Никогда! Народ должен знать начальство в лицо!
С тем и пошли.
Первый нарушитель встретился тут же. Это был гражданин, которого судьба согнула пополам.
– В чём дело, товарищ? – сурово изрёк Начальник. – Почему, вопреки приказу, вы не носите маску? И вообще, позволяете себе идти в три погибели, когда с вами разговаривает комиссия?
– Дык, – попытался выпрямиться гражданин. – Дык, того, значит, радикулит!
– Может, у нас у всех радикулит! – заявил некий чин из комиссии. – Вам же приказано было – сидеть дома! Из-за вас мы вынуждены ходить по улицам и подвергать себя опасностям различного толка.
– Дык, радикулит проклятый! Думал, разомнусь хотя бы, – канючил непокорный гражданин. – Салоны массажные закрыты. В больничках в кабинеты мануальной терапии тоже идти страшно – зараза витает прямо у крыльца любой больницы: русская рулетка такой поход к медикам. Тут хоть воздух свежий – авось полегчает!
– На авось мы полагаться не можем! А где у нас главный массажист? – вопросил Начальник.
Из свиты мгновенно реализовалась крупная фигура в папахе, с лампасами и нагайкой наголо. Фигура ходила исключительно прямо, как оловянный солдатик: стальной каркас орденских колодок, триумфально спускающихся от погон до боковых карманов, заставлял атамана ходить, гордо выпрямив стан.
– Я тут, Ваше начальство! – рявкнул член комиссии.
Это был атаман местного казачьего войска.
– Я думаю, – почесал подбородок Начальник. – Надо бы казачкам нашим заняться массажем! Уж слишком много больных у нас на улицах, а?! Словно никто моих указов не только не боится, но и не читают вообще!
– Рады стараться! – невпопад рявкнул мужчина с лампасами. – Сегодня и разомнём им седалищные нервы!
– Вот-вот, разомните, – помягчал взором Начальник. – Кстати, где у нас начальник СМИ? Что там с чтением указов и вообще, как там со всем?
Словно из воздуха по правое плечо Начальника материализовалась фигура начальницы управления «За всё».
– Читают, ещё как читают! – ликующим голосом доложила женщина. – Мы замеры сделали и срезы. У вас сегодня семьдесят восемь процентов голосующих акций!
Начальник слегка напрягся: про акции никто не должен был знать! Даже жена.
– Ой, голосующих избирателей! – смутилась чиновница.
– А нельзя цифры округлить? – недовольно буркнул шеф. – Ведь народ может не поверить! Надо округлить до восьмидесяти процентов! Народ не любит некруглых данных. Кстати, тут мне шепнули, что неплохо бы провести онлайн-карнавал масок. Предлагаю за лучшие маску и перчатки индивидуальное отпущение из самоизоляции. Думаю, народу идея должна понравиться.
Свита одобрительно зашумела, заулыбалась, кое-где даже захлопали в ладоши. Чиновники были уверены, что долгими летними вечерами Начальник тщательно отсматривает каждый сантиметр телевизионного репортажа с пристальным разглядыванием каждого подчинённого. Все знали, что уже давно составлен в недрах власти классификатор для любой гримасы, улыбки, жеста, движения глаз. Всё сведено в удобную таблицу: можно было быстро оценить надёжность члена комиссии, его реакцию на любое слово Начальника!
Прискакал, гремя сапогами, эскадрон казаков. Подхватив радикулитного гражданина под микитки, стали озираться – где есть ещё граждане, не читающие указы и приказы. Но улица мгновенно вымерла. Индекс Яндекса рванул вниз и прошиб бы дно, если бы из проулка не появился ещё один несознательный. Он шёл, помахивая тростью, время от времени почёсывая седую бороду, что лопатой спускалась на грудь.
– Стоп! Сюда! Почему нарушаем? А ещё с тростью! – свита заволновалась.
– Это не трость, добрые люди. Это боккэн. Меч такой. Я его с японской войны домой привёз. Иногда на набережной упражняюсь. Позволю себе вас спросить – чего такой бледненький? Давно на воздухе не бывали? Всё в кабинетах, поди? – обратился дедок к Начальнику.
Ближайший круг Начальника аж задохнулся! Чтобы босса какой-то дед с клюкой в лицо не узнавал? Ведь каждый день по восемь раз на экранах светится!
Вперёд выдвинулся сам пан атаман, чтобы навести порядок с непорядочным гражданином.
Но Начальник, как обычно, с утра был добр. Он полюбопытствовал:
– А скажите, мил человек, вы не при осаде Порт-Артура воевали? Мне дюже нравился роман про ту битву, как «Варяг» погиб, – показал знание предмета главный чиновник. – Только вот писателя запамятовал. А масочку носить нужно было бы. Кто у нас тут главный по маскам? – обратился Начальник к свите. – Выдать дедушке маску немедленно.
Из толпы вылупился незаметный человек, вынул из кармана маску, а из папки протокол:
– Вот тут, дедушко, распишитесь, – ткнул он пальцем в графу надлежащую. – Штраф вам четыре тысячи. Мы о вас заботимся, а вы нарушаете! А ещё Порт-Артур защищали-с!
Мужичок аж крякнул, а процессия побрела дальше, ловить нарушителей.
– С этим нужно что-то делать! – пройдя по пустынной улице, возмутился Начальник. – Не могу же я нарушителей лично отлавливать! На завтра вызвать всех ко мне. Назначить совещание. Под личную ответственность! Отменить всё! Карантин! На каждый угол постового. Не хватит постовых – ставим чиновников с палками! Не хватит палок – выдать карандаши. Всех на карандаш! Кстати, в столицу отчитаться – девяносто восемь процентов жителей сидят по квартирам. Задержаны лишь два нарушителя.
И Начальник довольно оглядел пустую улицу.
Рано утром к Начальнику пришла радостная мысль. Он вдруг решил, что давно не бил рейдом по безобразиям и разгильдяйствам. А они, без битья, наверняка уже развелись и расцвели.
Он аккуратно сложил папочки в стопочку на своём обширном столе и вызвал ответственное Лицо:
– А не провести ли нам с тобой рейдик?
– По злачным местам? – деловито спросило Лицо.
– По каким таким злачным? – оторопел Начальник. – Мне докладывали, что у нас калёным железом выжгли все эти места.
Ответственное Лицо напряглось – как оно могло забыть, что само придумало такую справку.
– Это я по привычке! – среагировало Лицо. – Народ всё никак не привыкнет, что теперь легко стало дышать без этих мест. А я, что я, я часть того народа. Вот, оговорился!
– Оговорился он! – нахмурил брови Начальник. – Ладно, не мельтеши. Труби большой сбор. Через час выходим!
Начальник с утра бывал по-отечески добр. Поэтому все ответственные и полуответственные, а так же и вовсе безответственные лица старались свои бумаги подписывать именно с утра.
Примерно через два часа комиссия была готова к выходу. Все, ну, или почти все, успели предупредить своих низовых коллег о грядущей неожиданной проверке. Так, на всякий случай. Мало ли?
С криком простуженной чайки, кавалькада проверяющих ринулась по улицам. Это было внушительное зрелище – почти двадцать машин, выстроенных строго по статусу, включили свои сирены, ревуны, проблесковые ведёрки и стробподфарники. Редкие прохожие заметались по тротуарам, впечатлённые таким зрелищем.
– Так не пойдёт! – подумал вдруг Начальник. – Мы так все безобразия распугаем.
И приказал отменить автопробег и перейти на пеший ход.
Комиссия послушно двинулась вперёд клином, ведомая чувством долга. Машины почтительно двигались за своими хозяевами.
– Праздник какой? – спрашивали друг друга прохожие, ошарашенные таким многолюдством. – Что за демонстрация?
Иные некоторые пытались пристроиться в хвост когорте чиновников, разворачивая на ходу флаги и знамёна, которые запасливо носили за пазухой последние двадцать лет.
Кто-то, в конце колонны, затянул хриплым голосом давно не певшего человека:
Весь мир насилья мы разрушим,
До основанья, а затем,
Мы свой, мы новый мир построим…
На перекрёстке в массивное тело комиссии влилась комиссия поменьше – из города, во главе которой весело вышагивал начальник с маленькой буквы.
Шествие разрасталось. К нему примыкали комиссии округов, управляющие компании, многочисленные общественные организации. Флагов и знамён становилось всё больше. Появились даже транспаранты. А кто-то случайно растянул даже уличную перетяжку, которую заботливо спёр для дачных нужд, но душевный порыв не дал свершиться злодеянию. И теперь над толпой реял призыв «Для мужчины лучше нет!». Массы глазевших трудящихся тут же придумали соответствующее направление мысли сему лозунгу.
Первое безобразие не заставило себя долго ждать. Это была обычная яма посреди улицы. Таких ям в городе было примерно столько же, сколько в Берлине после его штурма. Но, как обычно, ловкие водители больших и малых начальников умели так водить персональные машины, что их пассажиры даже не подозревали о ямах и воронках, а так же иных трещинах в земной коре.
– Безобразие! – воскликнул Начальник.
Этот исторический момент тут же был зафиксирован десятком узников видеокамер и рабами диктофонов. Крупные и мелкие ответственные лица заскрипели «паркерами», составляя протоколы, а специалисты поменьше пали на колени и стали лазерными рулетками измерять все параметры ямы.
– Это же разгильдяйство! – воскликнул Начальник. – Куда мы тратим миллионы и миллиарды из казны?
Многие начальники тут же заинтересовались движением кучевых облаков. Потому что досконально знали куда тратятся указанные Начальником миллионы. Но делиться знанием этим они торопиться не спешили.
Шедшие в конце колонны участники шествия не знали причины остановки. Но шелестнуло по толпе словечко «безобразие». И тут же кто-то, взгромоздившись на плечи своего товарища, кинул клич:
– Доколе мы будем терпеть эти безобразия власти! Доколе этот ненародный режим будет измываться над простым народом. Долой власть узурпаторов и крохоборов!
Толпа заволновалась. Из неё стали вырываться невнятные лозунги и крики. Кое-кто из самых свободолюбивых граждан, уже нашаривал под ногами то самое орудие пролетариата, которым начинались все безобразия в мире. Вот-вот могло случиться то, чего не любит никакое начальство: беспорядки на его грядке!
И в это время из-за поворота, гремя старыми боками и звеня всеми сочленениями, вылетел трамвай. Трамвай был стар и помнил ещё приезд Фиделя Кастро Рус и Леонида Брежнева.
Электрический прибор уже не только грохотал, но и звенел во всю свою пролетарскую мощь. И спастись от него не было никакой возможности…
– Приснится же такое! – Начальник вытер вспотевший лоб и выключил будильник.
Затем он попытался вспомнить – что у него сегодня в рабочем плане. И вспомнилось ему, что планировал он как раз очередной рейд по городским объектам. По тем самым безобразиям и разгильдяйствам.
«Ну, их, эти безобразия!» – подумал Начальник. – «У них там есть свой начальник! Вот пусть он и проводит эти рейды. А у нас задачи поважнее есть».
И Начальник стал вспоминать какие такие задачи есть перед ним. Проблемы все были глобальные и объемные. А, значит, не такие уж и страшные. Ямы среди дороги казались такими мелкими и незначительными, что Начальник почти сразу о них забыл. Это ж как дождь – пока он идёт, ты о нём думаешь. А тучу пронесло, и до свидания яма! Всегда найдётся тот, кто должен её засыпать.
Сущая мелочёвка.
Сижу я на диване. В комнате. Жена ушла. Не насовсем, а за пивом. Потому что мы телевизор теперь без пива вообще не смотрим. Футбол я не гляжу из-за того, что люблю жену. А та любит политику. Вот и приходится смотреть ящик. А без пива вы представляете, как смотреть? Да никак!
Вот соберутся в стеклянном зале пять придурков. Ими командует семейная пара. Люди друг на друга орут, что-то доказывают. А мы с женой пари заключаем – кто победит? И когда ведущие подерутся.
Пока ничья. Видимо, муж боится супругу. Хотя видно, как желваки на скулах катаются. Но до драки не доходит.
Жду. Жены всё нет. А передача идёт. Другая. Про болезни разные. Раньше им не верил. Но однажды жена сильно заболела. К чему не прикоснётся пальцем, всё болит. Дозвонился я до студии. Мне доктор М. прямо с экрана и сообщает: «Похоже, у неё указательный палец сломан!»
Теперь верю. Ибо жена тогда и правда палец сломала. И не заметила. Пыталась банку с томатной пастой открыть. Куда там! Наши если закатают консерву, то только пассатижами крышку открыть можно.
Отвлёкся я чего-то на воспоминания.
Так вот, вещает доктор М. про вирусы всякие. Про то, как болеть и как не болеть. И делает такое заявление. Мол, в зону поражения у нас в стране не входит лишь одна категория людей – это чиновники и артисты!
Нет, они, конечно, тоже как бы заболевают. Но их ни одна холера не берёт!
Уже и половина премьеров в мире приболело вирусом.
И треть певцов и поп-див подхватило её, заразу.
И ничего. Все, как один, выздоравливают. Без потери сознания продолжают работать. Правда, иные многие и поют, и работают, не приходя в сознание. Давно и успешно.
В общем, броня! Хоть ты их на вакцину отправляй
Да, думаю, вот те здрасьте, забор покрасьте! Хорошо живут.
– А почему, – спрашиваю телевизор, – так это происходит? Почему я даже спать ложусь в маске и перчатках, а так же в носках и трусах, а они безо всякой защиты тусуются на публике даже заражённые, и не мрут?
Доктор отвечает:
– У хомо-чиновникус вырабатывается иммунитет ко всему живому. Их организм, как бы, не замечает ничего инородного. И не принимает его во внутрь. Даже в мозг. Они, как бы, имеют некую защитную ауру. Вирус только в организм проникнет, а там пустыня! Никакого хомо-сапиенса, на котором вирус жирует. Так, плещутся иногда озёрца коньячные, где осетрина икру чёрную мечет. Но вирусу нашему это ноль эмоций.
– Так, – спрашиваю снова телевизор, – а как простому смертному стать бессмертным? То есть, в начальники пробиться, чтобы вирус стороной ходил?
– А никак, – отвечает телевизор. – Им родиться нужно. Наступила новая эра – эра мажоров. Потому что начальник может родить только дитё начальника. Чтобы не прерывалась цепь. Или там сеть. Или, как бы, преемственность. Вот вы же дачу соседу не отдадите? Нет! Так с чего папа мажора должен вам отдать долю сыновью?!
Да-а, сурово!
– Доктор, – уточняю у телевизора. – А чего нам-то делать? Народу простому? Как бороться с этими заразами: вирусом да мажорами?
Телевизор аж задребезжал – так доктор М. захихикал:
– А ты думай про заразу поменьше. Про СПИД давно думал? Или там про грипп? Свиной или птичий? Вот пусть птицы и болеют. С мажорами сложнее. Тут медицина бессильна – нет против них лекарств.
Хотел, было, я сказать о контрацепции. Мол, против гон… нужны гон … Но не успел.
Жена разбудила.
Оказывается, это я во сне с телевизором разговаривал!
Дожил!
Принесла, родная, пиво. И щёлкнула телевизор на любимый канал. А там крик! А там визг! Соседнюю страну чуть не матом ругают. Такое ощущение, что мы давно живём в коммунизме с капиталистическим лицом. Или в капитализме с коммунистическим? А соседи нам мешают жить и мечтать.
В общем, ничего не ясно. Понятно одно – нужно вместо телевизора купить лото. И будем играть по копеечке. Или на очередь за вынос мусора. Тоже ведь гендерная проблема.
Вот жизнь – куда не кинь, везде клин. Как говорит мой сосед: «У нас в деревне аналогичный случай был: свинью палили, задница лопнула, полдеревни оглохло».
Так и с нашим телевизором.
Выключил я его, да и пошли мы с женой на кухню. Пиво допивать.
А то и свихнуться так можно. У телевизора.