Евгений Хмызов
a voice
– Эти куртки, – объясняла нам Марта, – песок в глаза проезжим полицейским. Всё просто: покупаешь пиццу и едешь на заказ. Никто не заподозрит доставщицу.
Мамаша, как мы ее называли между собой, учила нас мастерству утех и доставления блаженства. Нам показывали фильмы и проводили уроки по поведению, пока мы не стали теоретически подкованными в вопросах, как вести себя с людьми, способными позариться на несовершеннолетних.
4.
После смерти мамы, кажется, я навсегда потеряла любовь ко сну. Я просыпалась с сильной головной болью, будто бы ночевала в движущейся машинной покрышке. Вопросы, почему все происходит так, как происходит, уже давно перестали меня волновать. К черту весь этот бесполезный самоанализ.
Каждый день, находясь в приюте, я смотрела на высохшего лысого мальчика, который пытался вести себя как все, и завидовала ему. Черт, почему он, а не я.
***
На первое задание меня сопровождал сам мистер Сайлент. Он пожал руку огромному темнокожему бугаю, которому приходилось поджимать шею, чтобы пролезть в дверной проем. Боров отстегнул Сайленту пачку сотен и жестом показал мне, чтобы я проходила в зал.
Сердце в груди напоминало запертую в клетке канарейку. Казалось, что я не доживу до своего первого раза, что упаду на пол с замершими глазами от любого резкого звука.
В квартире пахло благовониями с древесным оттенком. И чем дальше я проходила, тем ближе подбирался терпкий запах коньяка.
– Садись, – сказал мужчина, указав на пышный белый диван с блестящими золотыми ножками, после чего удалился в одну из комнат.
Дверь снова открылась. Здоровяк вышел первым, вслед за ним вышел еще один темнокожий мужчина в синем клетчатом костюме и белой рубашке с золотыми запонками. Он сел напротив меня, поправил свой пиджак и, медленно рассматривая меня, сказал:
– Вживую ты выглядишь куда прекраснее, чем на фото.
Его властный взгляд увлажнил мои губы. От страха и смущения я опустила глаза, уставившись в один из ковровых узоров.
– Спасибо.
– Энни, верно?
– Да, сэр.
– Можешь называть меня Артур, – с гордостью сказал мужчина.
– Хорошо, Артур.
– Энни, ты голодна?
– Нет, сэр, Артур. Спасибо.
– Может чаю?
– Да. Благодарю, – сказала я, обернувшись на кашель, доносившийся из закрытой двери позади меня.
– Стефан, прошу, принеси нам чайник молочного и, – Артур покрутил в воздухе кистью руки, – каких-нибудь фруктов.
Стефан кивнул, после чего вышел из комнаты.
– Дай мне руку, – сказал Артур, протянув мне свою ладонь. – Не бойся.
Я положила свою руку в его широкую ладонь, и он мягко накрыл ее своими могучими пальцами.
– Сегодня моему сыну исполняется шестнадцать, – сказал Артур, изучая мою руку. – И ты, Энни, будешь его подарком.
Артур нежно поглаживал мою ладонь. Мне стало щекотно, и мои пальцы едва дрогнули. Артур посмотрел на меня и продолжил гладить ладонь своим большим пальцем.
– Артур младший не может ходить, – выдохнув, сказал мужчина. – Его позвоночник поврежден. Но всё остальное он чувствует. Понимаешь?
– Да, – услужливо сказала я.
– Я хотел, чтобы его первый раз случился ни с какой-нибудь грязной… – замолк он, подбирая слово. – Чрезмерно опытной девушкой.
От прикосновений Артура мои щеки налились красным. Я почувствовала дискомфорт внизу живота. Моя энергия неистовым зудом просилась выйти наружу.
– Хорошо, сэр. Мистер Артур, – сказала я, пытаясь вернуть руку.
– И еще кое-что, – сказал Артур, сжав мою ладонь, – ты должна взять во внимание, что мой сын робок и чувствителен. Поэтому, – сказал Артур, сжав свои пальцы еще сильнее, – я рассчитываю на твою настойчивость.
Сомкнув губы, мне едва удалось сдержать вырывающийся стон.
– Надеюсь, ты меня поняла? Я хочу видеть следы твоей неприступности, иначе… – сказал Артур, сжав мою руку до хруста костяшек.
В комнату вошел Стефан, и Артур отпустил мою руку, оставив на запястье красный след.
– Не стесняйся, – сказал он, указав той же ладонью на поставленный Стефаном поднос с фруктами.
Чай отдавал молочным ароматом. Яблочные дольки едва успели потемнеть. Капли воды на винограде отражали мой страх.
Прокашлявшись, я смочила горло глотком чая и поставила кружку обратно на стол.
– Спасибо, сэр.
– Если ты готова, мы можем идти.
Я встала с дивана, поправила юбку и последовала за Артуром в комнату, где на кровати лицом к потолку лежал его сын.
– С днем рождения, сынок, – сказал Артур, закрывая за мной дверь.
5.
Первые уроки в приюте. Первые зачатки интереса к жизни.
Преподаватель французского мистер Сет Фарел всячески пытался расшатать психику никому ненужного детского гумуса. На его уроках я умирала от смеха и, наверное, была единственной, кто понимала, о чем идет речь.
– Вы должны знать, если мужчина открывает перед женщиной дверь или уступает ей место в общественном транспорте, будьте уверены, что в девяноста пяти процентах случаев он не против трахнуть ее. Если мужчина делает комплимент или отвечает улыбкой на чей-то случайный женский взгляд, значит, он испытывает к ней некий интерес. К отдельным частям ее тела. Примерно в девяноста пяти и восьми десятых процентах случаев. На четыре процента приходятся сестры, немощные старухи, ну и беременные на поздних сроках. Таких поздних, что в процессе соития малыш уже может ухватиться за член. Хотя и в последнем случае нередко встречаются исключения. Примерно в ноль два процента. Беременные женщины выглядят экзотическим плодом в глазах утонченных гурманов. Такой секс – своего рода аттракцион уровня «русских горок». Любители экзотики готовы выложить хорошую сумму персоналу больницы за то, чтобы поиметь беременную.
***
Единственный источник света – полутораметровая лава-лампа с переливающимся красным воском, стоявшая в левом углу комнаты. Окна были завешаны тяжелыми бархатными занавесками. Справа от кровати стоял черный лакированный стол, на котором тлела ароматическая палочка с запахом хвои и лимона. Под потолком были развешены увесистые акустические колонки, из которых приглушенно доносилась трагичная симфония кого-то из классиков.
– Как тебя зовут? – спросил юноша, приподняв голову.
– Энни, – сказала я, потирая запястье.
– Энни – твое настоящее имя?
У меня запершило горло от спертого запаха дымящейся палочки.
– Да, – сказала я, покашливая.
– Пожалуйста, не обманывай меня, – сказал парень, подобравшись к изголовью кровати. – Я пойму, если ты врешь.
– Это мое настоящее имя, – повторила я, глядя ему в глаза.
– Что ж, – сказал он, приглушив музыку, – меня зовут Артур. Приятно познакомиться.
– Мне тоже, Артур, – сказала я, оглядываясь по сторонам, – у тебя очень милая комната.
– Энни, не могла бы ты подойти поближе? Я хочу получше увидеть тебя.
Я делаю шаг, вспоминаю напористость Артура старшего, и мои ноги подгибаются.
– Осторожней, – сказал Артур, подкладывая под спину подушку.
Я делаю еще пару шагов, опираюсь на кровать, и запах хвои приобретает еще более яркий аромат.
– Скажи, мой отец угрожал тебе?
– Нет, – прошептала я.
Юноша в кровати – фигура из кукольного театра, подсвеченная пугающе красным светом. Пижамные штаны едва ли могли скрыть эти два недвижимых прутика. Его болезненно худые ноги вызывали у меня отвращение. Я перевожу глаза в сторону стола, чтобы подавить рвотный позыв.
– Красный свет пугает тебя? Многие находят в нем что-то зловещее.
Подтянувшись к пульту на столе, Артур одним нажатием обесцвечивает лампу, после чего включает точечные светильники, встроенные в потолок. Белый. Желтый. Неоновый свет.
– Так лучше?
– Да, – говорю я, стягивая бретельку со своего платья.
– Погоди, – сказал Артур, – что ты делаешь?
– Твой отец сказал, что… – дрожащим голосом говорю я, – иначе…
– Да, ему ничего не стоит заставить кого-нибудь страдать, – ухмыльнулся Артур. – Знаешь, что он сделал с теми, кому я отказал?
Моя рука опускается к животу. Я замираю, глядя ему в глаза.
– Ахах, я пошутил, – рассмеялся Артур.
Я невольно дергаю правым уголком губ.
– Расскажи, как ты попала сюда?
Я сажусь на край кровати, уставившись в черный узор покрывала.
– Меня с братом и остальными детьми забрал из приюта один очень нехороший человек…
Меня охватывают воспоминания, и я вновь переживаю тот день недельной давности. Пару капель падает из глаз; я делаю вдох, пытаясь успокоиться и сохранить макияж.
– Ужас. А брат знает, чем тебе приходится заниматься?
– Я думаю, он догадывается. Но если я сбегу или сделаю что-то не так, они убьют его. Родственные связи – их подстраховка на случай чрезвычайных ситуаций.
– Мне очень жаль, – сказал Артур, взяв со стола бумажные полотенца. – Держи.
Я скидываю двумя пальцами вторую бретельку, потряхиваю плечами, заставляя платье соскользнуть вниз. Оставшись в черном комплекте, чулках и подтяжках, я замечаю нарастающую эрекцию в штанах Артура.
– Энни, посмотри на меня.
Я смотрю в детское наивное лицо Артура, вытирая слезу.
– Ты мне очень нравишься, но я не хочу, чтобы ты делала это из-за принуждения.
Артур опустил голову и всхлипнул.
– А что случилось с твоими ногами?
– Несчастный случай падения с крыши, – сказал он, ухмыльнувшись. – Как и любой другой нормальный подросток, я ненавидел свою жизнь. Плюс ко всему, мне не нравилось, что за меня всё решает мой отец. Правда, теперь я и в туалет-то не могу сходить самостоятельно. Так что, рано или поздно мы все натыкаемся на то, от чего бежим.
– И если ищешь быстрый способ уйти от страданий, тебе предстоит расплачиваться за это всю жизнь, – говорю я.
– Послушай, – приободрился Артур, – не хочу тебя напрягать, но у меня все-таки сегодня день рождения, так что не могла бы ты…
– Да, конечно.
Я сажусь на кровать, берусь за края его штанов, чтобы стянуть их.
– Постой. Я не это имел в виду, – сказал он, покраснев. – Слушай, давай сделаем так… Ты умеешь петь?
– Не особо.
– Знаешь стихи?
– Нет, – сказала я, покачав головой.
– Может, умеешь танцевать?
– Немного, – улыбнулась я.
– Тогда, прошу, станцуй для меня что-нибудь. Только для начала надень платье.
Артур включил «Gimme more» Бритни, и я, как могла, исполнила для него нечто, что в моем понимании походило на танец. Страх сковывал движения, но к середине второго куплета я забылась и мои движения стали более плавными и естественными. Закрыв глаза, я представляла, как меня снимают камеры какого-нибудь танцевального шоу, а главный судья, лежа в кровати, хлопает в ладоши, присвистывает и выкрикивает мое имя.
Музыка утихает. Поправляя волосы, я смотрю в живые, сияющие от восторга, глаза Артура.
– Энни, это было потрясающе.
– Спасибо.
Взявшись за края своего платья, я подала корпус вперед и поклонилась. Кисть на правой руке заныла, напоминая мне об обещании Артуру старшему, и я нахмурила брови.
– Что-то не так? – спросил Артур, заметив перемену моего настроения.
– Этого будет недостаточно, чтобы угодить твоему отцу. Он поймет, если я… мы…
Артур посмотрел на часы.
– Ты не сильно торопишься?
– Нет, твой отец заплатил за всю ночь.
– Что ж, тогда у нас есть время, чтобы узнать друг друга получше, – улыбнулся он. – А потом я что-нибудь придумаю.
Артур оказался гораздо любезнее своего отца. Общение с ним было столь легким, будто мы были друзьями детства.
– Отец сперва жутко разозлился, когда узнал, что я упал с крыши. Естественно, он сразу догадался, что это не было несчастным случаем.
– Что же подтолкнуло тебя к краю? Какой она была – эта последняя капля?
– Так как моя судьба была предрешена еще до моего рождения, – выдержав паузу, сказал Артур, – меня никогда не спрашивали, чем я хочу заниматься. Отец брал меня на встречи с другими преступниками и говорил всем, что вскоре я буду вести дела вместо него. Он как будто бы не замечал их притворства. Если бы с ним что-то случилось, меня бы тут же съели те, кто называл его своим братом. Я видел, с каким презрением они смотрели на меня.
– Так, а чем бы тебе хотелось заниматься?
Лицо Артура мгновенно расслабилось.
– Я немного пишу.
– Пишешь? В смысле книгу или типа того?
– Что-то вроде детектива.
– А твой отец? Он знает, чем ты увлекаешься?
– Я пытался ему рассказать еще до падения, но понимаешь…
– У него на тебя были другие планы, – с досадой сказала я.
– Именно.
– Ну а сейчас?
– Сейчас он, конечно, стал более снисходителен ко мне. Просто недовольно смотрит на меня, когда я делаю записи в своем блокноте.
– Так, а ты не пытался ему показать?
– Исключено. Для насыщенности сюжета там раскрыто несколько его схем. Ну не его, а главных героев.
– И ты не боишься, что когда-нибудь он узнает об этом?
– Нет. Рассказами его не заинтересовать. Уж поверь мне. Отец считает это пустой тратой времени. Ему хотелось, чтобы я больше вникал в его дела.
В комнате не было часов, но по ощущениям было уже около трех или четырех часов ночи.
– Печально, – сказала я, сдерживая зевок.
– Ладно, – вздохнул Артур, – а что же случилось у тебя?
– Ну, – сказала я, вспоминая тот день, – когда меня отобрал мистер Сайлент, я догадывалась, чем нам предстоит заниматься. И что… – слеза скользнула по моей щеке, – в случае, если я не стану повиноваться или сбегу, они убьют Чуи.
– И ты посчитала, что так обезопасишь жизнь брату?
– Да, – сказала я, выпустив пару капель.
– В этом мы с тобой схожи. В благородном эгоизме. Пытаемся сбежать от своих проблем, думая, что так будет лучше для всех.
Артур положил ладонь на мою руку.
– Как бы не было тяжело сейчас, всё рано или поздно наладится.
Смахнув слезы, я потянулась к Артуру, чтобы поцеловать его в щеку. Наши глаза встретились, и боль начала угасать. Я поцеловала его в губы, и спустя пару минут стала его подарком без доли сожаления. Как только мы закончили, я вновь попыталась поцеловать Артура, но он отвернулся в подушку и сквозь надвигающуюся истерику сказал:
– Прошу, уходи.
Его спина тряслась от всхлипов. Он сжимал подушку своими тонкими пальцами, не переставая просить, чтобы я ушла.
– Прощай, Артур, – сказала я, положив руку ему на макушку, от чего он зарыдал еще сильнее.
Не знаю, кому из нас было больнее.
Одевшись, я постучалась в дверь. И когда щелкнул замок, я поняла, что больше никогда его не увижу.
6.
Наша дружба с Сетом перешла в настоящие отношения дочери и отца, которые разрастались, подобно выпуклой меланоме. Мы часто подолгу болтали около окна, всё больше рассуждая о смерти. Он помог мне влюбиться в нее. Найти в ней свой определенный смысл.
***
Следующее утро стало будто еще одним днем моего рождения. Впервые я проснулась женщиной. Всё казалось волшебным и сказочным, пока я не выслушала рассказы других девочек об их первом задании. Не всем повезло так же, как и мне. Синяки, ссадины, кровоподтеки.
– Расплата за неповиновение и дурной нрав, – объясняла мамаша. – Вы сами во всем виноваты.
Хлои пролежала в кровати всё утро, не поднявшись даже для того, чтобы позавтракать.
– Тебе нужно поесть, – сказала я, поставив на ее тумбочку стакан с чаем и тарелку с бутербродом.
– Ты ведь понимаешь, что это всё, что нас ждет? – сказала Хлои, повернувшись ко мне.
– Не волнуйся, рано или поздно всё обязательно наладится, – сказала я, пододвинув тарелку ближе к ее голове, – а пока прошу, тебе нужно поесть.
– Энни, – сказала Хлои, выдержав паузу. – Вернулись не все.
Я обернулась и посмотрела на пустующую кровать Карен. На мгновение кровь в моих венах стала гуще. Я сглотнула слюну.
– А сегодня ночью, – продолжила Хлои, – Вильма упала в туалете замертво. Сначала она жаловалась на головокружение, а потом просто потеряла сознание и рассекла себе висок. Энни, кто-то здорово треснул ее по голове.
Холодок пробежал по моим рукам.
– Хлои, послушай, мы что-нибудь…
– Да что с тобой, Энни!? – закричала Хлои, схватив меня за плечи. – Что они с тобой сделали!? Мы шлюхи, Энни! Малолетние, мать его, шлюхи!
В комнате все замерли, глядя на нас.
– Что там происходит!? – крикнула мамаша из коридора.
– На тебе ни единого синяка, Энни. Ты, стало быть, у нас примерная проститутка, да? – прошептала Хлои, глядя мне в глаза. – Наша следующая мамаша?
– Что случилось? – спросила Марта, оказавшись возле нас.
Хлои отпустила меня и снова легла на кровать, повернувшись спиной.
– Как дела, милая? – спросила мамаша. – Хлои, у тебя что-то болит?
Женщина вынула из кармана оранжевый пузырек. Погремев им, Марта вытащила оттуда таблетку и положила ее на тумбочку.
– Вот, выпей это, и тебе полегчает.
– Оставьте меня в покое, – сказала Хлои.
Марта оглядела присутствующих в комнате девочек, сжала губы и снова повернулась к Хлои.
– А ну-ка быстро съела эту чертову таблетку!
Вцепившись в челюсть Хлои, мамаша разжала ей зубы и пропихнула таблетку, едва не разодрав ей губы своими длинными красными ногтями.
– Глотай! Глотай, дрянь!
Хлои держала мамашу за руку, пытаясь сопротивляться.
– Запивай. Выпей этот чертов чай!
Мамаша прижала кружку к губам Хлои, и та, сделав пару глотков, закашляла от удушья.
– Открой рот! – кричала мамаша, держа Хлои за подбородок. – Покажи мне свой чертов язык!
Высунув язык, Хлои продемонстрировала пустую полость.
– Умница, – сказала мамаша спокойным тоном, – а теперь иди в ванную и смой со своего лица эти страдания. А вы чего смотрите!? Нечем больше заняться!?
Как только Марта вышла из комнаты, Хлои зарылась лицом в подушку, потряхивая плечами. Я обернулась, смотря на испуганных девочек. Каждая из которых принялась заниматься своими делами, делая вид, будто ничего не произошло.
Когда я повернулась к Хлои, она лежала на спине. Из ее глаз по-прежнему текли слезы, но теперь она улыбалась.
– Я буду следующей Вильмой, – сквозь расслабленную улыбку сказала Хлои. – Я так долго не выдержу.
Хлои смеялась. Ее смех напомнил мне зловещий смех ведьм в нелепых черных шляпах из детских сказок. Взгляд Хлои обезумел, и тогда я впервые испугалась за нее и за нас всех.
7.
Охранники нашего приюта, дежурившие по ночам на каждом этаже, сменялись чуть ли не раз в месяц.
– Энни, – говорил Сет, – если кто-то решит посягнуть на твою неприступность, лягайся подобно дикой кобыле. Целься туда, где больнее всего, – тут он клал ладонь себе на промежность, – выцарапывай глаза и, наконец, на крайний случай расслабляй мышцы кишечника и мочевого пузыря, это удвоит шансы на успех.
Обучая меня самообороне, Сет не переставал посматривать на охранника с опухшим лицом, который, в свою очередь, косился на нас.
***
Время плелось медленными шагами. Из-за услужливости и привязки к брату я «доставляла заказы» самостоятельно. Мне также доверяли поход за продуктами, пока остальные занимались уборкой, готовкой и глажкой. Главное – вернуться до двенадцати, чтобы тебя не начали отслеживать через телефон.
Тех, кто не был скреплен родственными узами, привозили к клиентам бандиты мистера Сайлента. Он запугивал нас и был убежден в том, что мы никуда не денемся.
Я шла с двумя пакетами продуктов, когда телефон в кармане дважды завибрировал, извещая о полученном сообщении с заголовком «Мира». Это было первое видео с участием сбежавшей.
Мира лежит на земле без сознания. Загорелый мужчина выливает на нее ведро воды, и та открывает глаза, хватаясь за голову. Территория вокруг нее огорожена прутьями, будто съемку вели из огромного вольера. Камеру переводят в другую сторону, где лежит свернутый в клубок лев. В него тычут палкой, и дикая кошка поднимает голову. Лев потряхивает гривой, зевает и спустя несколько секунд замечает замершую в оцепенении Миру. Животное поднимается с земли, отпивает из миски и лениво идет в ее сторону. На Миру снова выливают ведро воды, и от неожиданности она визжит и подпрыгивает. Лев проявляет интерес. Он скалит зубы, подбегает к Мире и прыгает на нее.
От ужаса я закрываю глаза и роняю телефон. Мира кричит, пока я шарю по полу в поисках горящего экрана. Крики Миры сменяются чавканьем и веселыми мужскими возгласами. Я нащупываю телефон, смотрю на экран и меня выворачивает.
8.
Однажды Сет решил устроить мне сюрприз, предложив то, от чего я не могла отказаться.
– Энни, – сказал Сет, встав на одно колено, – знаю, это может показаться легкомысленными, но… – он полез в карман своих коричневых брюк и достал оттуда сжатый кулак. – Энни, – сказал Сет, запыхаясь от волнения, – я хочу, чтобы мы сделали это вместе.
Кулак раскрывался подобно беззвучной шкатулке с драгоценностями. И когда я увидела этот маленький блестящий сюрприз, не сдерживая эмоций, тут же кинулась Сету в объятия.
– Да, – сказала я, прослезившись, – я согласна.
Это был ключ от двери, которая выходила на крышу приюта.
***
Чуи рассказывал, где их держат и чем им приходится заниматься, на что мне приходилось отмалчиваться в ответ.
Раз в месяц нам устраивали свидание. Я видела, с каким пренебрежением брат смотрел на меня, откровенно стыдясь нашего родства. С каждой нашей встречей он всё больше замыкался в себе и почти ничего не рассказывал. Чуи убирал руки, стоило мне протянуть к ним свои. Мы молча сидели над остывающей пиццей в кафе под присмотром одного из бандитов мистера Сайлента. Привет. Пока. Одно сухое объятие в начале, одно в конце.
– Всё наладится, – говорила я Чуи, – всё будет хорошо.
9.
– Так, – сказал Сет, сверив минутную и секундную стрелки на своей левой руке с часами в коридоре на пятом этаже, – секунда в секунду.