Евгений Гаркушев
Кодекс чести
– И шалаву какую-то с собой притащили, – продолжала надрываться тетка. – А ты чем перед собой машешь?
Тон ее постепенно понижался – жительница начала понимать, что в подъезде ее происходит вовсе не какая-то ординарная разборка. И разглядела настоящую шпагу в моей руке.
– Что же это такое делается? – завизжала она уже испуганно. – Что творится?
Снизу в это время раздался голос с очень странными интонациями – кто-то словно бы порыкивал после каждого слова:
– Поднимайтесь наверх! Убейте их!
Мне очень не понравились интонации, совсем не понравился смысл высказывания – но не потому, что кто-то хотел убить нас, а от чего-то другого – сейчас мне некогда было думать об этом. И, самое главное, было неясно, кто науськивал обкуренную толпу. Раненый валялся на полу, шестеро мужчин топтались на площадке. Когда они бросились на нас, их было семеро. Откуда взялся восьмой – тот, что давал сейчас команды?
Уже не раздумывая, я нажал кнопку экстренного вызова на телефоне и прокричал в него:
– Гражданин Никита Волков. Чрезвычайная ситуация. Требуется помощь – нападение с применением недозволенных средств. Железнодорожный район. В каком-то из домов. Адрес, гражданка! – Я резко обернулся к любопытствующей жительнице. Та прикрыла распахнувшийся от удивления рот рукой.
– Улица, дом! – неожиданно громко закричала на нее Дженни.
– Грибоедова. Двенадцать, – тихо произнесла гражданка. – Квартира двадцать четыре.
Шестеро мужчин с воем полезли вверх. Выли они, по-моему, от страха. Но не лезть вверх не могли – что-то словно гнало их вперед. С такими штуками я прежде встречался. Но давно, еще в бытность шерифом…
– Грибоедова, двенадцать, – прокричал я в телефон и бросил его Дженни. Сам шагнул навстречу атакующим.
По большому счету, мне, наверное, не составило бы труда переколоть и порубить их всех. Но я уже начал догадываться – не все в данной ситуации ладно. Нападающие – не обычные антисоциальные элементы. А убивать шесть человек для того, чтобы обезопасить себя, когда есть другие пути разрешения ситуации, – не лучший выход.
В полицейском управлении, однако, будут шокированы. Чтобы помощник шерифа, пусть и бывший, звал кого-то на помощь в своем районе? Причем не тогда, когда вооруженная банда грабит банк или компания работяг устроила массовую драку, а из-за нападения на него самого. Пришлют, наверное, пять нарядов на патрульных автомобилях.
Сейчас мне не было стыдно – пасть жертвой чьих-то интриг я не собирался. Нападение наверняка связано с Дженни. Что это за интриги? Кто стоит за действиями парней? Я думал и не находил ответа. А первых два молодчика уже поднялись по лестнице на расстояние выпада.
Того мужчину, что был справа от меня, я ударил левой ногой в грудь, стараясь перекинуть через перила. Не получилось – он только согнулся и лег на них. Широко размахнувшись – после удара ногой я стоял к нападавшим вполоборота, – я нанес удар гардой в ухо того парня, что был ближе к стене.
Я подпустил их слишком близко… Хотя первые два были выведены из строя, следующая пара наступала им на пятки. Один попытался схватить меня за руку, другой взмахнул дубинкой. Не достал, конечно, очень спешил – но после этого швырнул дубинку прямо мне в лицо. И попал… Темно-зеленая стена подъезда с облупившейся краской и клочками паутины на ней бросилась мне навстречу, но я сумел удержаться на ногах, сохранить равновесие и ясность мысли. Только кровь заливала глаз.
Сделав шаг назад, отступив на середину площадки, я сделал два быстрых укола. Последний удался не в полной мере, и раненый черноволосый юноша продолжал лезть на меня. Неожиданно вперед ступила Дженни, ударила его кулачком в лицо. Жесткий удар остановил слишком решительного бандита. А я едва успел перехватить Дженни и отстранить назад – только девушки впереди мне не хватало.
Оставшиеся два бандита, по-видимому, не чувствовали в себе сил продолжать борьбу. Да и выглядели они более хлипкими, чем их предшественники. Почти синхронно развернувшись, они бросились на улицу.
– Окаянные… Окаянные, – твердила женщина в красном халате. Появившийся из-за ее спины лысоватый мужичок с застывшим навеки на лице робким выражением смотрел на побоище широко распахнутыми глазами – и делал слабые попытки утащить супругу в квартиру, подальше от яростных людей.
Теперь бы броситься вниз, поймать этих двоих, выяснить, кто кричал им снизу… Только вряд ли командир всего этого отребья станет меня дожидаться. А догонять остальных убежавших – занятие бессмысленное. Лучше уж посторожить тех, с кем удалось справиться. Некоторые отделались легкими ранениями или были отправлены в нокаут и вполне могли скоро очухаться. Один уже пытался приподняться, ошарашенно глядя по сторонам, явно не понимая, что он здесь делает, и пытаясь скинуть с себя ногу пока еще не подававшего признаков жизни бандита.
– Лежать мордой вниз, – приказал я. – Попытка встать будет жестоко караться.
Возражать никто не посмел. Шевелившийся бандит предпочел замереть и не подавать признаков жизни.
В отдалении послышался вой сирены патрульного автомобиля. Прошла, наверное, только минута – а помощь уже спешит. Еще через минуту вой приблизился, в отдалении стало можно различить звук еще одной или двух сирен.
Кровь из рассеченной брови продолжала течь по лицу, заливала плащ. Дженни зачем-то рвала носовой платок – хотела сделать из него бинт? Или намеревалась нащипать корпии?
Я достал свой платок, протер лицо. Не хотелось бы зашивать рану… Вроде бы неглубокая. Сейчас кровь должна остановиться.
Женщина, которая все еще не закрыла дверь – а теперь ее дверь долго не закроется, полиция непременно станет опрашивать ее и мужа как свидетелей, – предложила:
– Зайдите к нам, гражданин! Умоетесь…
– Спасибо, не могу. Нужно стеречь этих.
– Зайдите вы, девушка! Я вам полотенце дам!
Я едва было не схватил Дженни за руку. Нельзя входить в непроверенную квартиру в такой ситуации – как знать, что может ожидать тебя там? Хотя нет, не захватят же ее в заложницы мирные граждане? А в дьявольское коварство нападавших, которые таким вот хитроумным способом загоняли нас в этот подъезд, на этот этаж, я не верил. Да и супруги могли напасть раньше – эффект был бы несравнимо выше.
Первая полицейская машина, скрипнув тормозами, остановилась около дома. Загрохотали шаги. В соседний подъезд… И в наш тоже. Широкоплечий полицейский с густыми пшеничными усами перепрыгнул через валявшегося на площадке бандита, в три прыжка одолел лестницу. В одной руке он сжимал клинок, в другой – револьвер.
– Никита, что случилось?! Ты ранен?
Голос его был встревоженным, в глазах застыл вопрос. Это был мой старый знакомый – Артем Свиридов. Майор полиции, по доброй воле взявший в руки огнестрельное оружие… Мне действительно удалось напугать их. Или, во всяком случае, заставить беспокоиться.
– Со мной все в порядке, Артем. Что случилось – пока не понял. Напали всем скопом. По-моему, кто-то дал им приказ и подгонял потом снизу.
– Как выглядел главарь?
– Понятия не имею. Я его ни разу не увидел. Извини, что пришлось побеспокоить – но не хотелось сидеть здесь, как крысе в норе. Я не один – со мной гражданка Америки.
– Гражданка Америки? – В глазах Свиридова зажегся профессиональный интерес. Естественно, присутствие Гвиневеры – совершенно новая карта, меняющая весь расклад.
– Да. Она прилетела сегодня.
– И что вы здесь делали? – Артем спросил, потом потупился – вопрос, вообще говоря, был бестактным, хоть он и находился при исполнении.
– Гуляли, – коротко ответил я. – На нас напали на улице. В подъезде мы заняли оборону. Нападавших было семеро. Мне удалось взять только пятерых.
Еще одна машина остановилась около подъезда. На лестнице послышались шаги.
– Нельзя ли для прогулок подальше выбрать закоулок? – Свиридов бессовестно цитировал Грибоедова, зная, что на это я не обижусь. А выжать из меня максимум информации он имел возможность только сейчас – один на один, как старый знакомый. При других полицейских чинах я, естественно, не скажу ничего, что может повредить моей репутации или репутации девушки. Конечно, я не скажу этого и Свиридову – но по крайней мере могу намекнуть, было ли в нашей прогулке что-то необычное, дали ли мы повод нападавшим вести себя так…
– Нам захотелось пойти именно сюда, – как можно мягче сказал я. – Поверь, если бы я знал, почему они решили напасть на нас, рассказал бы тебе. Особенно после того, как пришлось отрывать вас от дел.
– Вечер спокойный. – Артем щипнул себя за ус. – А тебе мы всегда рады помочь.
На лестнице появились санитары с винтовками – закинув оружие на плечо, они поднимали с земли раненых и тащили их в машины. Еще два офицера поднялись к нам на площадку.
– Господин Волков, вам нужна медицинская помощь? – поинтересовался молодой ротмистр – кажется, его фамилия была Федоренко, но я бы не поручился – с ним непосредственно работать не доводилось.
– Думаю, нет.
Оглянувшись, я увидел робко стоящую в углу Дженни с мокрым полотенцем в руках. Еще раз протер лицо – кровь остановилась, хотя болело сейчас сильнее, чем прежде. Боль стала ноющей.
– Вы намерены предъявить обвинения напавшим на вас жителям?
– А вы как думаете? – усмехнулся я. – Вы считаете, что между нами произошло недоразумение, о котором я предпочту забыть? Они напали на меня без повода – правда, возможно, у них были какие-то далекоидущие причины.
– Это решит суд, – холодно ответил ротмистр. Возможно, я ответил слишком резко, и он обиделся. – Вы желаете принять участие в расследовании происшествия лично?
– Нет, спасибо. Если вы не возражаете, мы отправимся домой. Нападение было неспровоцированным, сказать мне нечего. Кроме того, что я уже сообщил майору Свиридову.
Дженни вновь протянула мне полотенце, и я опять протер лицо. Все не так уж плохо. Никто не умер, не было стрельбы…
– Вы на машине? – спросил Артем.
– Нет.
– Отвезти вас?
– Не стоит, спасибо.
Мы и так оторвали от работы слишком многих людей – заставлять полицейских везти нас домой на служебной машине просто неприлично.
На улице Дженни тихо спросила:
– Они отпустили тебя, потому что ты служил в полиции?
– Нет, – вздохнул я. – Тем более в полиции мне служить не доводилось. Я работал помощником шерифа – это совсем другое ведомство и другой статус. Любого гражданина в данной ситуации отпустили бы без проблем – если ты имеешь в виду процесс дознания.
– Почему?
– Потому, что он всегда явится к следователю – когда возникнет необходимость. Я сказал все, что знал и что может им пригодиться. Теперь они будут допрашивать арестованных жителей.
– С применением спецсредств? – Дженни, похоже, боялась услышать ответ на свой вопрос.
– Зависит от обстоятельств. Детектор лжи, вообще говоря, могут применить. Если ты имеешь в виду пытки – то, конечно, нет. Они давно не практикуются, что бы ни сочиняли у вас в Америке.
– Насколько давно?
– Лет тридцать – точно.
Мы направились к автомобильной дороге – в сторону, противоположную той, откуда пришли. Уже в следующем дворе все было совершенно спокойно – никто не высовывался в окна, привлеченный звоном оружия и сиренами полицейских автомобилей, не закрывал плотнее двери и не старался сделать вид, что его нет дома. Из распахнутых окон лился свет, доносились запахи жареной картошки, тушеной капусты, борща… Играла музыка – один навязчивый пошлый мотивчик буквально преследовал нас. Видно, его транслировали по радио. А может быть, это был особенно любимый сейчас жителями шлягер. Как правило, в рабочих кварталах не слишком любят Моцарта или Вагнера. Но, опять же, чего только не слушают и не смотрят граждане, когда не боятся, что об этом узнают другие…
На магистрали, связывающей центр и Железнодорожный район, мы поймали такси за пять минут. Можно было вызвать его и по телефону, но я решил, что проще остановить машину, чем ждать, когда она прибудет.
Дженни притихла – устала и была потрясена. Мне тоже не очень нравилось, как начался первый день ее визита. Мои земляки проявили себя во всей красе… Просто нарочно не придумаешь – можно год бродить по разным трущобам и не найти никаких приключений, а тут – не успела приехать, и такой скандал.
Черноволосый водитель – грузин или дагестанец, словом, откуда-то с Кавказа, – молча крутил баранку. Только один раз искоса взглянул в зеркало заднего вида на мое разбитое лицо – но ничего не спросил. Главное, чтобы не запачкали кровью салон автомобиля. А чем занимаются граждане в свободное время – не его дело. Личная жизнь каждого неприкосновенна – пока она не входит в конфликт с интересами других.
Таксист довез нас до ворот – и снова не проявил лишнего любопытства, разглядывая дом или задавая вопросы. По счетчику я заплатил полтора рубля и отпустил машину. Дом был пуст – Нина приходила только днем, садовник тоже не имел привычки работать ночами.
Мы вошли в калитку – она проделана в главных воротах перед площадкой, куда можно загнать несколько автомобилей. Свой я ставил в гараж и оттуда же поднимался в дом, но ко мне могли приехать гости – да и вообще ходить каждый раз через гараж не станешь.
Сигнализация молчала – никто посторонний не пытался проникнуть на территорию после того, как отсюда ушла Нина.
– Домработница живет отдельно? – почему-то тихо спросила Дженни.
– Да. Но она приготовила ужин и завтрак – так что голодными мы не останемся.
– Не хочу есть…
– Я в общем-то тоже. Можно выпить по бокалу коньяку – если это не противоречит твоим принципам.
Дженни взглянула мне в глаза, лукаво улыбнулась.
– Не противоречит. Очень больно?
– Практически прошло. Сейчас зайду в ванную, продезинфицирую на всякий случай – и все будет просто отлично. Ведь мы победили! Если буду кричать, не обращай внимания. Услышишь звук падающего тела – сходи за нашатырем. Он в кухне.
Шутка получилась неудачной: девушка помрачнела и задумалась – видно, представляла, как будет искать нашатырь в шкафах на чужой кухне. Или вытаскивать меня из ванной.
– Может быть, тебе помочь? Вдруг случится болевой шок?
Я улыбнулся. Рассеченная бровь болит не так сильно, хотя ощущения приятными не назовешь.
– Не стоит волноваться, я справлюсь. Ты сама можешь умыться – минут через пятнадцать сядем за стол. Заодно новости посмотрим. Кстати, большая удача, что журналисты не пронюхали вовремя о происшествии. Полиция сработала очень оперативно. Будем надеяться, что эта жареная новость вообще не просочится в средства массовой информации.
– Можно еще один вопрос? – Дженни посмотрела на меня как-то преувеличенно внимательно.
– Да, конечно.
– Не обидишься?
– Нет.
– Там, на лестнице… Ты кричал им «мордой в пол» или что-то в этом роде… Считаешь, что жители ниже тебя?
Я чуть было не хмыкнул, но вовремя сдержался. Не хватало еще проявить невоспитанность здесь. Считал ли я жителей ниже себя? В определенном смысле – да. Потому что они не участвовали в общественном договоре на равных, как граждане, но выполняли его требования. Но объяснять это Дженни я не собирался – во всяком случае, сейчас.
Формально жители были такими же людьми, как и граждане, – только не имели права голосовать, занимать некоторые должности и платили налоги по другой схеме… Их показания в суде учитывались в том случае, если не противоречили показаниям гражданина – хотя тут случались прецеденты. Но право на личную неприкосновенность, свободу слова и вероисповедания они имели такое же, как и граждане.
– По-твоему, я должен был сказать им: «Не поднимайте лицо от пола, уважаемые? В противном случае я буду вынужден ударить вас по нему еще раз?»
– Речь не о том, как ты выразил свою мысль. Мне показалось, что ты относился к ним с презрением.
– А я должен относиться с уважением к толпе сумасшедших, которая бросается на меня, когда я иду по улице?
– Если бы это были граждане – ты бы разговаривал с ними по-другому. И дрался иначе.
– Граждане не нападают стаей.
– Ой ли?
– Я не говорю об исключительных случаях. Если бы на меня толпой кинулись дворяне, я бы отнесся к ним совершенно так же.
Сказав это, я отметил про себя, что солгал – пусть и ненамеренно, и не в фактическом плане, а в эмоциональном. Отношение все же было бы другим. Возможно, еще более яростным, но не таким презрительным. Я бы уважал врагов – хотя бы за то, что они умеют обращаться с оружием. И не пытался обезоружить – просто убивал бы, пока не убили меня. Дженни тонко уловила нюанс ситуации. Она проницательная девушка – поэтому мне было так интересно общаться с ней в Сети.
Сестру, чтобы скрыть смущение, пусть и от невольной лжи, я поцеловал бы, подругу – обнял. С Дженни мы были близки – но по-другому. Поэтому я просто улыбнулся ей и пошел умываться и переодеваться.
Хороший коньяк пах виноградом и, казалось, возвращал свет камина солнечными лучами. Я крепко сжимал пузатый бокал и с удовольствием глядел на Дженни – ее раскрасневшееся лицо освещали сполохи пламени, зеленые глаза горели колдовским огнем.
– В субботу – бал, – напомнил я. Мысль о предстоящем вечере доставляла мне удовольствие. – Уверен, ты затмишь всех. От кавалеров отбоя не будет.
– Каждый будет пытаться познакомиться? – фыркнула девушка.
– Почему пытаться? Ты ведь будешь со мной – поэтому они будут просить меня, чтобы я представил их тебе. И просить разрешения на танец. Хочешь – можешь танцевать с теми, кто тебе понравится. Не хочешь – только со мной.
– А тебе бы как хотелось?
Я на мгновение задумался.
– Ты приехала ко мне в гости, и любое твое желание – закон. Поэтому поступай так, как тебе нравится.
– И все же?
– Любой мужчина – собственник. Такова наша природа. Мы пытаемся получить все – и контролировать все. Независимо от того, нужно нам это или нет. Полагаю, так. Я ответил не очень обще?
Дженни улыбнулась, пригубив коньяк.
– Может быть, и очень… Но настаивать на более конкретном ответе я не стану. Пожалуй, не стоит представлять меня никому.
– Вообще никому?
– Да.
– А как же знакомства? Общение?
– Пообщаюсь в другой раз. А на балу буду только смотреть. К тому же я не слишком люблю танцевать.
– Хорошо. Как скажешь.
Перспектива ходить с интересной девушкой и отгонять от нее всех по поводу и без, подобно ревнивому мужу, меня не слишком вдохновляла. Но желание женщины – закон.
Тишину нарушал только треск дров в камине. Я не включил новости сразу, а сейчас было лень вставать. Дженни, похоже, тоже не горела желанием смотреть телевизор. Она задумчиво глядела на огонь, иногда переводила глаза на меня.
– Ты не думай, что у нас каждый день такое на улице творится, – зачем-то попытался оправдаться я.
– Это я во всем виновата, – совершенно неправильно поняла меня Дженни. – Потащила тебя в трущобы на ночь глядя. И ладно бы, у меня на самом деле имелся какой-то план. Просто хотела поглазеть. Вот и получила развлечение.
– Гражданин России может свободно перемещаться по своей стране – если он не нарушает границ частной собственности и охраняемые государством объекты. Поэтому мы можем ходить там, где нам нравится, в любое время суток. Ты ни в чем не виновата. Наоборот – виноват я, что не смог защитить тебя в полной мере. Что ты испытала кое-какие неудобства.
– Ты говоришь, как с кафедры. – Дженни произнесла это без раздражения – просто констатируя факт.
– Может быть, – кивнул я. – И в школах, и в специальных учебных заведениях, и в университетах очень много внимания уделяется воспитанию. В том числе и правовому. А того, кто не знает своих прав и не уважает чужих, учит жизнь. Порой весьма жестоко.
– Смертью?
– Бывает и так. Социально непригодный человек должен умереть, чтобы жили другие, – это правило естественного отбора.
Девушка откинулась на спинку кресла, подобрала под себя ноги. Взгляд ее стал задумчивым.
– Два континента – две системы жизненных ценностей, – вздохнула она. – И все-таки в Европе ведь нет дуэлей? А живут они не хуже вас.
– Но в космос первыми полетели мы. – Я не смог удержаться от констатации столь приятного для России факта.
– А атомное оружие есть и у Германии, и у Великобритании, и у Франции.
– И у Америки с Китаем. Но не обладание атомной бомбой делает страну могущественной. Мы сильны экономически.
– А уровень жизни выше в Америке.
– По вашим подсчетам…
Возражая, я все же не мог опровергнуть Дженни в полной мере. Слишком много налогов мы платим, слишком масштабные национальные проекты реализуются. И армию мы вынуждены содержать значительно большую, чем американцы, которых защищают океаны. К тому же у нас холоднее – тривиально, но никуда от этого факта не денешься. Дома приходится строить с толстыми стенами и коммуникациями для обогрева, дороги разрушаются под действием перепадов температур, граждане вынуждены покупать теплую одежду… Расходы, расходы, расходы, которые покрывает только богатство земных недр. Но полезных ископаемых немало и в Соединенных Штатах.
– Пора спать, наверное. – Дженни улыбнулась мне так, что по спине пробежали мурашки. «Р» в слове «наверное» она опять произнесла по-английски, хотя днем разговаривала практически без акцента. – Что мы будем делать завтра с утра?
– Я хотел предложить тебе погулять по городу. Где-нибудь в центре. Потом – видно будет.
– Жаль, что бал еще не завтра. Его, ты говорил, устраивает глава управы? Это мэр города?
– Нет, глава одного из городских районов. Впрочем, он почти мэр. Район очень большой.
– Как его зовут?
– Константин Леонидович Щеглов. Очень достойный человек.
– Бал будет у него дома?
– Нет, в Доме офицеров. Он выступает организатором – мероприятие государственное, но кто-то ведь должен за него отвечать? Каждый раз поручать все заботы мэру неправильно. Главы районов, некоторые богатые промышленники по очереди организуют такие мероприятия, ищут источники дополнительного финансирования, чтобы все проходило по высшему разряду и не ограничилось только поздравлениями. Нужно нанять музыкантов, купить продукты, организовать обслуживание. А строить в каждом доме бальный зал – это чересчур. Для всех мероприятий вполне достаточно общественных помещений – их немало.
– Погулять по городу, когда на тебя не нападают, – это хорошо, – почти сонно протянула Дженни, поднимаясь с кресла. – Пойдем, проводишь меня до спальни.
– Боишься одна в большом доме? – улыбнулся я.
– Может быть, и боюсь…
Мы прошли по полутемному коридору, остановились у дубовой двери.
– Спокойной ночи, – шепнула девушка, приподнимаясь на цыпочки и целуя меня в щеку.
– Приятных снов. – Я слегка обнял ее. И когда отпустил, она отстранилась не сразу.
– Надеюсь, мне не приснятся кошмары… Звон клинков в полутемных подъездах… Но ты, наверное, все равно приснишься.
Гвиневера шагнула в комнату и закрыла дверь. Запирать засов она не стала, хотя я полагал, что после всех событий девушка будет вести себя в чужой стране осторожнее.
Нас утро встречает прохладой… После дождя на улице было очень свежо. Холодно стало и в комнате – я спал с открытым балконом и к утру сильно замерз. Вставать, чтобы закрыть дверь или взять еще одно одеяло, поленился. Вот она, долгая жизнь «на гражданке». Замерзнешь – ничего страшного… Успеешь отогреться. По звонку не вставать.
На кухне гремела кастрюлями Нина. Потом послышались голоса. Женщины обсуждали что-то, смеялись. Вряд ли к Нине зашел кто-то с улицы – значит Гвиневера проснулась. Как хозяину оставаться в постели было некрасиво.
Я рывком встал, надел джинсы и футболку – ходить в халате перед молодой девушкой неприлично, – заправил постель. Наскоро умывшись, спустился на кухню, стараясь не слишком топать по лестнице.
Дженни была в каком-то восхитительном легком платьице – совсем не по погоде. Нина поила ее горячим какао. Они так увлеклись разговором, что моего появления в дверях даже не заметили.
– У Никиты я уже пять лет работаю, – отвечала на какой-то вопрос Дженни домработница. – Очень приличный человек. Никогда не насорит лишний раз, всегда «спасибо», «извините» да «будьте добры». В других семьях совсем не так бывает. И прямо на пол мусор бросают, и отношение не то…
– А вы его так и называете – Никита?
– Как же его еще называть? Его ведь Никита зовут… А то, что не по отчеству, так он сам просил – молодой еще. И он меня Ниной зовет.
– Но он ведь гражданин, а вы – жительница.
– Ну да… Что ж, девонька, мне в армии служить или в университете учиться? На государственную службу я тоже не хочу – так-то уютнее… Замуж удачно выскочить не получилось. Не вышла я за генерала – не предлагал ни один… А сейчас поздно уже.
– И вам никогда не хотелось быть гражданкой?
– Да мне и сейчас живется неплохо. Налоги меньше, жизнь проще. А что голосовать я не хожу – так выходной свободный.
Я покашлял, чтобы обозначить свое присутствие.
– Дженни, ты приехала вести подрывную работу среди лучших жителей нашей страны? Вот сейчас сагитируешь Нину, она завербуется в какую-нибудь партию нефтяников или дорожных строителей – и будет готовить борщи им, вместо того чтобы кормить меня. Куда это годится? Зато пройдет пять лет – и она гражданка. Только надо ли оно ей?
– Не надо, Никита, не надо, – засмеялась Нина.
Дженни неожиданно смутилась – будто бы я говорил всерьез и застал ее за каким-то неблаговидным делом. Губы у нее задрожали.
– Эй, ты чего? – спросил я. – Что случилось?
Дженни только махнула рукой, а Нина тактично вышла в кладовую – впрочем, процесс приготовления завтрака был в самом разгаре, вполне возможно, что ей что-то понадобилось.
Я шагнул к девушке:
– Ты испугалась? Я чем-то тебя обидел?
– Да, – коротко ответила Гвиневера. – Видел бы ты себя со стороны… Глаза горят, страшный, и про подрывную работу. Я думала, ты меня зарубишь. Или сдашь в полицию.
На этот раз в недоумении застыл я. Конечно, с синяком на лице и рассеченной бровью, сразу после сна я вряд ли выглядел красавцем. Но неужели я перегнул палку и говорил слишком грубо?
Тут Дженни как-то совсем фамильярно и в то же время ласково потрепала меня по щеке – я опешил еще больше – и тихо сказала:
– Не только ты умеешь шутить, Никита.
– Ну хорошо, я рад, что ты не всерьез…
– А сейчас ты застал меня врасплох. Я и правда испугалась – но не потому, что разговаривала с Ниной о чем-то предосудительном. Просто твое появление было неожиданным – как в страшном сне, когда ты уверена, что одна, а кто-то выглядывает у тебя из-за плеча. Но иногда я правда тебя боюсь. Клинок на поясе и постоянная готовность пустить его в ход. Удивляюсь, что ты не ходишь по дому со шпагой.
– Зачем?
– Затем же, зачем и по улице. Вдруг кто-то нападет?
– У нас крепкие запоры…
– А если враги осадят дом?
– Внешние враги?
– Не поняла тебя.
– Враги, которые угрожают не только мне, но и моей стране?
– Ну, пусть будет так.
– На этот случай у меня под кроватью лежит автоматическая винтовка.
Дженни воззрилась на меня недоверчиво.
– Пойдем покажу!
– Серьезно?
– Почему нет? Ты допила какао?
– Да… А ты не будешь?
– Я никогда не завтракаю так рано. Пойдем.
Мы поднялись наверх, зашли в спальню. Дженни с интересом осмотрелась.
– Ты не ночевал дома?
– Почему? – удивился я.
– Постель не тронута…
Я улыбнулся.
– В армии меня приучили заправлять кровать сразу. Впрочем, я всегда делал это и до армии.
– Да, и еще кое-что…
– Что именно?
– Не важно.
– Ну, раз начала, говори.
– Нет, может быть, скажу потом. Так где твоя винтовка? Или ты привел меня сюда только показать спальню – раз уж не успел сделать этого вчера?
Я выдвинул из-под кровати закрепленный на специальных алюминиевых салазках стальной ящик – просто так не унесешь, даже если залезешь в дом. Один замок был кодовым, ключ от второго всегда при мне. Открыв оба замка, я вытащил матово-черную автоматическую винтовку. Изогнутый магазин, тяжелый приклад, ствол средней длины. Десять снаряженных магазинов лежали в ящике.
Дженни вздохнула.
– Не понимаю! Все граждане имеют дома оружие – в том числе огнестрельное – и почти никогда не пускают его в ход!
– Огнестрельное оружие можно использовать только при нападении врагов. Интервентов или террористических группировок. Каждый, кто применит оружие против гражданина, поражается в правах на всю жизнь. И это в лучшем случае.
– А в худшем?
– В худшем бесчестье падает на всю семью, а виновного подвергают позорной казни. Вешают, как собаку.
Возможно, я снова перегнул палку – девушка вздрогнула. И осторожно спросила:
– Просто так пострелять из винтовки ты можешь? Потренироваться?
– Это не приветствуется… Личное оружие отстреливается в присутствии мастера-оружейника. Хотя формального запрета нет. А пострелять всегда можно в тире. Если хочешь, мы можем зайти в тир, когда поедем в город.
– Да, наверное, хочу… А жители могут стрелять в тире?
– Нет.
– Но тогда ведь и иностранке не разрешат?
– Ты же будешь со мной.
Машину мы оставили перед зданием городской управы – там просторная парковочная площадка и всегда есть место. Бело-зеленое здание с лепниной, арочными окнами и башенками на крыше очень понравилось Дженни. Она никак не могла поверить, что это мэрия. Зачем городским властям строить для себя такой роскошный дом? На самом деле они в общем-то и не строили. Купили один из старинных особняков, отремонтировали, а прежнее здание – функциональное, но не слишком красивое снаружи – передали музыкальной школе. Городская управа, как ни крути, лицо города.
В управе нам делать было нечего, поэтому с парковки мы сразу пошли гулять по Большой Садовой. Мимо сквера, не переходя на людную сторону улицы, где народ заходил в магазины, идущие витрина к витрине. На нашей стороне было лишь кафе «Золотой колос».
– Зайдем? – предложил я Дженни.
– Зачем?
– Здесь подают свежие и очень вкусные пирожные. Можно выпить кофе…
– Но мы только что позавтракали. Не боишься потолстеть?
– Я – не очень. Точнее, успешно преодолеваю свой страх. А ты, видно, боишься.
– Неужели ты думаешь, что через час после плотного завтрака я могу опять захотеть есть?
– Не вижу здесь большого греха.
– Русские, – улыбнулась Дженни. – Нет, Нина отлично готовит, тебе повезло с домработницей. А куда мы идем?
– Хочу показать тебе здание, где будет проходить бал, на который нас пригласили. Интересно?
– Ну, в общем-то да.
Свернув за угол и оказавшись на Александровском проспекте, мы увидели солидное здание, облицованное полированным гранитом, – Дом офицеров. Здесь имелся огромный зал, который часто арендовали для значительных городских мероприятий. Также были популярны музыкальный и драматический театры – но там приходилось возиться с креслами, переставлять их, если предполагалась танцевальная программа. Еще для устройства званых вечеров использовали залы нескольких школ и гимназий.
Машины неслись по проспекту, добавляли газа, чтобы взобраться на довольно крутую горку перед Пушкинской улицей. Солнце пригревало. Поэтому воздух перед Домом офицеров был горячим, загазованным. На высоких ступеньках здания стоял мужчина в легком светлом плаще – ни жара, ни выхлопные газы его не смущали. Тонкие черные усики, внимательные глаза. Увидев меня, он воскликнул:
