Евгений Читинский
Лейтенант Старновский

Глава 23. 22 июня 1941 г. Пленные поляки

Сержант подошел к выкарабкавшемуся из воронки мародеру, и, наставив винтовку, сказал:

– Только без фокусов. Пальну сразу!

– Сдаюсь! Я же сказал – сдаюсь! – изображая испуг, сказал пленный.

Тут подошел ефрейтор Подкорытов, держа в руках брезентовый ремень, срезанный с одной из противогазных сумок, которые кругом валялись в изобилии.

– А ну давай руки, буржуй недобитый!

Поляк покорно протянул руки, и ефрейтор старательно стал их связывать, как умел.

Тут появился Черкашин, держа пулемет, как длинный узкий портфель на сложенном оружейном ремне. Посмотрел, как ефрейтор обвязывает руки пленному и дал ценный совет:

– Его обшарить не забудьте, а то вдруг у него ножик. Ремешок враз порежет и сбежит!

– Не сбежит! – Подкорытов уже обыскивал пленного, вытаскивая из карманов спички, курево, какие-то бумаги. С ремня снял два патронных подсумка. Один был наполовину пуст.

– Фотографию не забирайте! Это все, что у меня осталось от семьи!

Ефрейтор отдал изъятое сержанту, тот посмотрел фотографический снимок. Там модно одетый Петро важно сидел с пухленькой молоденькой барышней и семилетним плаксивым мальчонкой.

– Не боись. Все твои документы и бумаги отдам начальству. А оно уже решит, возвертать их тебе или нет!

– Зачем вы нас задержали и стреляли в нас? Мы же вам ничего плохого не сделали!

На что сержант спокойно ответил:

– А вот не надо было мародерничать на военном объекте. Знаешь, что у нас предусмотрено за мародерство и хищение социалистической собственности?

А Черкашин добавил:

– Кража, ст. 241 пункт «б» уголовного кодекса Белорусской ССР (примечание автора – 1928 года) до пяти лет!

Сержант с подозрением посмотрел на Черкашина, подумав, что надо бы спросить того, откуда у него такие познания? Если не сам этим занимался, то кто-то из друзей или родственников точно!

А в это время Подкорытов вытащил из голенища сапога пленного нож и сказал:

– Ну вот, теперь он точно никуда не убежит!

Бойцы сразу же немного расслабились.

Черкашин предложил:

– Нужно посмотреть, что у них на телеге!

– Верно! – согласился сержант, и тут же отдал приказ: – Черкашин, заступаешь в боевое охранение, займешь позицию возле дороги. Подкорытов и я смотрим, что в телеге. Ярошик, осмотри территорию на предмет наличия оружия, боеприпасов и другого военного снаряжения. Пленный, ты пойдешь с нами! Выполнять!

– А меня-то за что в охранение? – возмущенно спросил Черкашин.

– Не за что, а почему! А тебе, Витек, твои боевые товарищи и Родина доверяют жизни бойцов Красной Армии! Так что давай, оправдывай выказанное тебе высокое доверие! И не забывай, война всё-таки началась! В любой момент может возобновиться бой!

– Мы же Камышева оставили в лесу, чтобы нам тылы охранял!

– То в лесу, а то дорога!

Черкашин неохотно побрел прочь, взяв из рук второго номера коробку с патронами. Уж очень ему хотелось обшарить поле боя. Затем вдруг внезапно остановился и вскрикнул:

– Ребята, а куда делся тот, которого я подстрелил последним?

Все сразу же посмотрели в сторону телеги и перевернутой полевой кухни. Поляка с простреленной головой не было на месте!

Сержант тут же крикнул:

– Ярошик, карауль пленного. Остальные за мной! – и он рванул туда, где еще пять минут назад валялся сраженный враг.

Черкашин, пробежав несколько шагов, сменил направление и рысцой направился ближе к лесу, стремясь занять позицию так, чтобы можно было простреливать возможные пути бегства поляка, хотя недоумевал, как тот мог с пробитой головой куда-то деться…

Анджей проворно полз к ближайшей разорванной палатке, намереваясь спрятаться под брезентом. Перевернутый обгорелый грузовик надежно скрывал его от взоров русских. Чуть поодаль стояла почти неповрежденная полуторка. Он пролез под её днищем. Теперь два грузовика закрывали его от красных, которые столпились возле сдававшегося в плен Петро. Анджей оглянулся и увидел в кабине мертвое тело шофера. Преодолевая головокружение, мародер привстал на коленки и по собачьи подполз к кабине. Может, какое оружие есть? Он протянул руки к мертвецу, как вдруг почувствовал, что чья-то то тень накрыла его. Анджей испуганно обернулся и увидел направленное прямо в лоб дуло ручного пулемета «Браунинг», а затем услышал издевательский голос:

– И куда буржуй ползет на карачках? От рабоче-крестьянской армии не уйдешь! – Лейтенант Старновский улыбнулся.

Поляк обессилено упал на живот.

– Давай вставай! Пошли!

– Ранен я! Плохо мне.

Тут подбежали Подкорытов, Васильев и чуть позже Черкашин.

Сержант, увидев трофей, присвистнул:

– Интересная машинка, как называется?

– Это польский Браунинг. Ручной пулемет!

Подкорытов на правах специалиста по связыванию пленных уже перевернул поляка на спину и стал связывать ему руки на животе. Лейтенант, посмотрев, что все бойцы на месте, а Камышева он сам в лесу видел, спросил Васильева:

– Сержант, противник полностью уничтожен?

– Полностью, товарищ лейтенант! Двоих убили, двоих в плен взяли. Плюс ваш убитый.

– Отлично! Боевое охранение у дороги выставили? – спросил командир.

– Черкашин! Я что сказал? Давай в охранение!

Пулеметчик без лишних разговоров быстро пошел к лесной дороге.

Лейтенант начал давать распоряжения:

– Так, бойцы, а теперь внимательно осматриваем местность на предмет обнаружения воинского снаряжения, шанцевого инструмента, оружия и боеприпасов, если повезет!

– И продуктов! – уточнил сержант.

– Верно, и продуктов тоже! Васильев, давай сначала посмотрим телегу. Пленных посадим пока там же, возле неё.

Все разошлись по разбомбленному лагерю. Черкашин в этот раз прошел чуть дальше, туда, где дорога выходила на поляну лагеря. Здесь, на небольшом пригорке, был вырыт окопчик. Неподалеку валялся сломанный шлагбаум и покосившийся «грибок» для часового. Другого заезда в лагерь не было. На противоположной, самой дальней стороне вытянутой поляны протекал заболоченный ручей с мелкой растительностью, и дальше начинались покосы. Их отсюда, с более высокого места, было видно, даже когда стояли палатки. А теперь вообще обзор был хороший. Дул легкий ветерок, и Виктору стало совсем хорошо. Он достал флягу, сделал пару глотков и стал рассматривать трофейный обрез. На ствольной коробке была выбита надпись «Тульский императорский Петра Великого оружейный заводъ. 1914». Рядом находилось изображение короны Российской империи с орлом.

– Ух-ты! Царская винтовочка-то была! – уважительно проговорил вполголоса Черкашин и принялся вертеть обрез, приноравливаясь вытаскивать его из-за пояса. Для его плана побега вместе с Лаптевым из армии (слово «дезертир» ему однозначно не нравилось) такая вещь была бы просто незаменимым оружием скрытного ношения. Пулеметчик стал придумывать способы, как бы этот обрез получше заныкать себе. Как вдруг услышал из-за крайних деревьев голос:

– Черкаш! А, Черкаш! Не стреляй, свои. Я Ваня!

– Стой кто идет! – машинально выкрикнул дозорный, быстро наведя на голос свой пулемет.

– Я стою! Тут за деревом! – из-за ближайшей сосны осторожно показалась машущая рука и высунулось лицо в пилотке с красной звездочкой.

Черкашину физиономия показалась знакомой, но он суровым голосом спросил:

– Кто – ты?

– Витек, я же Ваня Малец, что, не узнаешь? Из третьей роты! Мы с твоим земляком Семеном Белокопытовым вместе в третьем взводе служим!

– Вот это номер! Ваня, как тебя угораздило тут оказаться? – удивился Черкашин и тут же подозрительно спросил, бросая короткие настороженные взгляды по сторонам: – Ты один?

– Один я, один! В карауле мы были. Всех поубивало, я один остался! Слушай, а кто у вас офицер-то?

– Командир-то?

– Да какая разница!

– Лейтенант Старновский! Он хороший командир!

– Ну, тогда я выхожу! Слышал я про вашего Старновского!

– Выходи, а я своих предупрежу! – Черкашин вытащил обрез и с удовольствием пальнул в воздух, а потом что сил крикнул:

– Товарищ лейтенант, тут наш боец!

…А незадолго до этого Старновский вместе с сержантом осматривали телегу. Здесь обнаружилось три мешка картошки, куски брезента, колесо от повозки, солдатские вещмешки, сухарные сумки, несколько противогазов. Две коробки с консервами, холщовый мешок с хлебом, просто пустые мешки и всего одна большая саперная лопата. Еще четыре мешка картошки лежали рядом.

Лейтенант обернулся к сидящим неподалеку пленным и спросил:

– А что, оружия не нашли?

Петро ответил:

– Оружия не было.

– Патроны?

– Было трохи. Всего один подсумок нашли.

Старновский подошел к пленным, присел на корточки перед ними и спросил, глядя в глаза:

– Где остальные отряды?

Петро сразу же ответил:

– Нету никакого отряда! Мы одни. Сами по себе были!

Анджей, зло глянув на красного офицера, отвернулся. Хотя какие это офицеры? Голытьба! Недаром их зовут просто «товарищ командир»!

– Ну ладно, нету так нету! Потом сами всё расскажете! Вот сдадим вас куда положено, там вас допросят как положено! – сказал лейтенант, удовлетворенный полученной реакцией допрашиваемых на заданный вопрос. Он очень хорошо чувствовал поведение людей. С детства! Эти мародеры были одни!

То, что других антисоветских банд не было, Старновского не удивило. Весь классово чуждый элемент из западной Белоруссии НКВД уже практически полностью вычистил. Очередная волна таких польских «буржуев» и их «прихвостней» начала переселяться в Сибирь и на дальний Восток буквально на днях. Об этом Старновский узнал от знакомого железнодорожника. Единственное, чего Александр не знал, так это то, что последние эшелоны таких переселенцев как раз успели попасть под бомбежку немецкой авиации.

Лейтенант встал, и вот тут-то раздался крик со сторожевого поста о том, что кто-то появился.

– Сержант, остаешься здесь с Подкорытовым и прикрываете нас! Ярошик, за мной!

Второй номер пулеметчика вытащил из-за ремня бандитский обрез и последовал за командиром.

Глава 24. 22 июня 1941 г. Игра со смертью

Красноармеец Володя Камышев лежал в старом окопчике среди зарослей шиповника и внимательно всматривался в лежащее напротив него сосновое редколесье. Хорошую ему позицию нашел лейтенант Старновский! Тут подход к учебному лагерю через лес просматривался лучше всего. Сзади, на поляне, отгрохотали выстрелы. И если никто за ним не пришел, значит, там всё в порядке, значит, наши победили! А стало быть, нужно продолжать прикрывать тылы отряда дальше. А если наших побили? Володя поёжился от этой мысли, но тут же её отбросил. Всех поубивать не могли, кто-нибудь да побежал бы назад.

Потом грохнул еще один выстрел, а затем раздался отдаленный крик, приглушенный лесом. Это Черкашин звал лейтенанта…

Рядовой Иван Малец был ниже среднего роста, так что неудивительно, что его фамилию многие воспринимали как прозвище. И если он всю жизнь страдал из-за своего маленького роста (как ему казалось), то наступил один момент в его жизни, когда он этому радовался больше всего – бомбежка!

Немецкие пикирующие бомбардировщики Ю-87B налетели неожиданно. И первым же заходом разнесли палаточный городок учебно-полевого лагеря 22-ой танковой дивизии в клочья. На тот момент тут оставался только караул, пустые палатки с подсобными постройками да половина хозвзвода 2-го батальона (который в это время, согласно графику, проводил учебно-тренировочные сборы).

По счастью, первая и вторая рота еще 21 июня, после обеда, экстренно убыли в Южный городок Бреста, а оставшаяся третья рота с подразделениями обеспечения утром 22 июня 1941 года по тревоге пешим порядком ушла в сторону Бреста, так и не дождавшись обещанных грузовиков. Свое решение командир третьей роты принял только тогда, когда окончательно понял, что произошло что-то серьёзное. Отдаленные взрывы со стороны Бреста так и не прекращались.

Немецкие лётчики сразу же после первого захода поняли, что бомбят пустой лагерь, и поэтому устремились к уходящей пешей колонне, которую обнаружили их истребители, отправленные в разведку.

Когда кругом стали рваться бомбы и выть сирены пикирующих самолетов, Иван сразу и Бога вспомнил, и обрадовался, что маленькая канавка как раз была под его маленький рост, и даже пообещал Богу, что если он останется в живых, то сразу же вступит в комсомол. Чего только с испугу не пообещаешь! Ведь только что на его глазах бомба попала аккурат в курилку, где в это время сидело около десятка человек. И ведь его звали тоже курить. Но он что-то не захотел! Вот не потянуло его туда! Никак сам Бог отвел от смертушки-то! Да и потом уберег, услышав его молитвы и обещания.

Бомба взорвалась всего в десяти шагах от его канавки. Комом земли ударило по голове, и он потерял сознание. Когда очнулся, понял, что остался жив! В общем, то ли Богу оказался угоден комсомол, то ли просто пожалел хорошего человека, но факт остается фактом – Иван эту бомбежку пережил! А когда Иван выбрался из своего маленького убежища, то обнаружил, что остался один!

Первое время он просто сидел и курил возле воронки от бомбы, которая разорвалась всего в десяти шагах от его канавки, смотрел на неё и думал о смысле жизни. Вот так живет человек, думает о чем-то своем, строит какие-никакие планы на сегодняшний день, а потом вдруг неожиданно из-за верхушек деревьев, с неба обрушивается смерть. Пока она промахнулась. На десять шагов. Иван смотрел вокруг и понимал, что началась самая настоящая война, и его жизнь теперь будет игрой в прятки со смертью!

Покурив, подумав, Малец решил перенести погибших под ближайшие деревья, собрать оставшееся от них оружие и воинское снаряжение. При этом он обнаружил, что половины красноармейцев нет. Иван во время своей скорбной работы все думал, что они вернутся, но вместо них пришли чужие. И тут Бог был на стороне Ивана. Он в это время как раз оттащил очередного убитого под сень деревьев и его не заметили.

Посчитав, что береженого Бог бережет, Малец осторожно стал уходить вглубь леса, унося на плечах четыре винтовки. Еще семь припрятал. А затем он услышал выстрелы, и, немного подумав, решил вернуться и посмотреть, ведь наверняка в бой с чужаками вступили наши. Не немцы же! И не ошибся. Это были наши!

Увидев бойца из родного 2-го батальона, Старновский сильно обрадовался и всё расспрашивал Ивана Мальца, как роты уходили, куда? Когда налетели немецкие самолеты, какие потери?

Красноармеец обстоятельно рассказывал, что сам знал, не забывая сообщить, что все брошенное оружие он собрал и даже кое-что из другого казённого имущества, чем сразу же расположил к себе лейтенанта.

Напоследок Старновский спросил:

– Кто убежал и в каком направлении?

– Почти все из караула погибли. Это они в основном сидели в курилке. Остальные были из хозвзвода, которых не взяли. А еще, товарищ лейтенант, я лошадей убитыми не видел. Их как раз на луг повели.

– А раненые?

– Я же сказал, когда я очнулся, то один оказался! Если раненые и были, то уцелевшие их, наверное, с собой забрали! Меня же оглоушило! Сколько в беспамятстве пролежал, не помню. У меня до сих пор голова болит!

– Ладно, показывай, где оружие, которое ты собрал!

– Да здесь, недалече. В лопухи я его засунул!

И тут вдруг с противоположной стороны поляны из леса раздался выстрел.

Сержант тихо сказал:

– Это Камышев! Кто-то идет из того леса!

И он оказался прав.

А красноармеец Владимир Камышев всё сделал так, как ему сказал лейтенант Старновский. То есть сидеть тихо, и если он увидит кого-либо подозрительного, то сразу не стрелять, а попробовать определить, кто движется, наш или враг? Если определить будет невозможно, а неизвестный приближается, то стрелять поверх его головы и сразу же уходить к остальному отряду. Ровно это Камышев и сделал. Выстрелил и проворно отполз, а потом и вовсе припустил на полусогнутых ногах к своим.

Тем временам лейтенант зычным голосом скомандовал:

– Все ко мне! Занять оборону!

Отряд Старновского тут же залег на небольшой возвышенности. Пленных запихнули в небольшую землянку возле сломанного шлагбаума, где когда-то сидела дежурная смена.

Вскоре на поляне появилась бегущая фигурка Камышева. Вот он остановился, никого не видя. Тут лейтенант ему крикнул:

– Ложись за грузовик и замри!

Тот обернувшись на голос, увидел приподнявшегося Старновского, его машущую руку, показывающую что нужно спрятаться и залечь, и быстро юркнул под ближайшую полуторку.

Над разбомбленным лагерем снова повисла тишина. Где-то вдалеке по дороге послышался рокот моторов. Шла какая-то техника.

– Неужели немцы? – спросил Подкорытов сержанта.

– А это мы сейчас посмотрим!

Глава 25. 22 июня 1941 г. Это не отряд, это банда какая-то!

Лейтенант Старновский мучительно думал о том, стоит ли без гранат принимать бой с броневиками и бронетранспортерами врага? А судя по урчанию моторов, шла легкая бронетехника. Можно, конечно, сейчас взять и тихо уйти, а можно устроить засаду и, хотя бы частично, уничтожить живую силу врага. А там уже сориентироваться по ходу боя, что делать дальше. То есть, исходя из конкретных условий, лейтенант взял за основу чисто партизанскую тактику «ударил – ушел».

Кроме того, шансов на то, что это будут немцы, было крайне мало. Всё-таки для начала им нужно было окончательно переправиться через Буг, преодолеть сопротивление частей прикрытия 22-ой танковой дивизии южнее Бреста, а еще южнее преодолеть оборонительный рубеж 75-ой стрелковой дивизии. Хотя тут было уязвимое место – это стык между ними. То есть то направление, которое сейчас прикрывал сводный отряд капитана Белоярова.

Особенностью этого района театра боевых действий был огромный лесной массив. Именно поэтому южнее направления дорог Брест- Жабинка- Кобрин-Пружаны-Барановичи стояла только одна 75 стрелковая дивизия. А все остальные войска трех армий (4-ой, 10-ой и 3-ей), по сути, сосредотачивались в Белостокском выступе. За исключением тех частей, которые находились на сходящихся направлениях дорог с оснований уступа (расположенного в сторону германской территории) на Барановичи, находящихся посередине и в глубине Белостокского выступа.

И нанеся удар первыми, немцы на первых же минутах войны, не прилагая никаких усилий, сразу же взяли в полукольцо три советские армии. Разгром был неизбежен в силу крайне невыгодной для обороны конфигурации расположения советских войск. Да и самих-то оборонительных рубежей, как природного явления, в глубине выступа отродясь не было.

Вся надёжа была на те окопы и ДОТы, которые располагались непосредственно на границе, и которые немцы с первых же минут накрыли прямой наводкой. Как в тире. По заранее разведанным целям. Вернее, находящимися в пределах прямой видимости.

И когда лейтенант Старновский писал свой знаменитый «паникерский рапорт», он также захотел написать и про сосредоточение армий в Белостокском выступе, но передумал, ведь полных данных у него, понятное дело, не было. Кроме того, его и так уже командование роты и батальона окрестило «Кутузовым» за постоянные «умные вопросы и мысли стратегического масштаба». Ну вот не хотелось, чтобы к этому прозвищу прибавилось еще и «а это наш Наполеон».

Но Старновский не был бы Старновским, если бы не задал подобный вопрос НКВДэшникам при разборе его «паникерского дела». И он видел реакцию оперативника, а затем и его начальника на то, что мы автоматически попадаем в полуокружение из-за расположения войск в Белостокском выступе со стороны немцев. А сказать пришлось! Наступление – это был лучший способ защиты в его «паникерском деле»!

В итоге все ограничилось хозработами, предстоящим разбором на комсомольском собрании и ярлыками «умник» среди солдат и командиров роты, «паникер» и «Кутузов» среди командования части… В общем, теперь про него знали все, об его поступке говорили во всей дивизии. Хорошо это было или плохо, лейтенант Старновский пока не решил. А вот судьба потихоньку стала ему благоволить. Под артобстрел немцев в первые минуты войны, как вся 22-я танковая дивизия, он не попал. И пока удача была на его стороне в двух первых боях. Но, как мы все знаем, фортуна – она такая изменчивая. Повезет ли в этот раз?

На подъезде к поляне лагеря шум моторов затих. Прошло несколько томительных минут. Судя по всему, неизвестные или выслали разведку, а значит, знали про расположение учебного лагеря 22-ой танковой дивизии, или в это время получали сообщения от тех людей, которых выстрелом припугнул красноармеец Камышев. В общем, командир неизвестного отряда был довольно осмотрительным, а значит, серьёзным противником.

Вдруг из придорожных зарослей донесся голос, показавшийся знакомым:

– Старновский! Это твои архангелы в моих разведчиков стреляли?

Александр чуть приподнялся над окопчиком и ответил вопросом на вопрос:

– А вы кто такие?

– Старновский, ты, что ли? Это я, капитан Белояров!

– Да, это я, лейтенант Старновский!

– Погодите, не стреляйте, я выхожу!

Из-за кустов вышел человек в форме командира Красной Армии. Александр пожалел, что у него нету бинокля, чтобы разглядеть получше лицо этого человека. Тот демонстративно убрал свой пистолет в кобуру и спокойно пошел к небольшой возвышенности. Следом показались два броневика БА-10. Сомнений не оставалось, это действительно был капитан Белояров.

– Старновский, чертяка, рассказывай, что ты тут натворил? С кем воевал? Всполошил всю округу!

Старновский встал из окопа и сказал своим:

– Будьте здесь, не расходитесь! Сержант, иди к Камышеву и вдвоем подгоните телегу сюда. Там четыре мешка картошки возле неё лежат, погрузите!

– Ей заднее правое колесо надо поменять!

– Понял. Поменяйте и гоните сюда!

Капитан же махнул рукой своим, и на полянку выехал грузовик с вооруженными красноармейцами. Штыки их винтовок поблескивали на солнце. У Старновского как-то немного защемило сердце, он уже считал, что это его поляна, на правах победителя, но тут прибыло вышестоящее начальство, и оно потребует отчета о его действиях и участии в разделе трофеев. Ну, что же, нужно включать дипломатию переговоров, так сказать! Александр улыбнулся, и эту улыбку увидел капитан, когда они встретились, и принял её за искреннюю радость!

– Ну, рассказывай, что ты тут навоевал! – по-свойски начал разговор капитан. Умел он расположить людей к себе и вызвать на откровенность!

– Докладываю, при подходе к месту расположения учебного лагеря, согласно полученного от вас приказа, обнаружил противника. Антисоветскую банду из числа польских националистов и их приспешников из местных кулаков, в составе пяти человек, которые занимались мародерством на военном объекте. В ходе боя трое бандитов были уничтожены, двое взяты в плен. Один из них ранен в голову!

– Бандиты, говоришь? – удивился капитан. – Пойдем покажешь!

По дороге к блиндажу, где находились пленные, Старновский рассказал о ходе боя. Выслушав его внимательно, уже возле входа в помещение бывшей караулки, капитан остановился и спросил:

– А зачем ты своего бойца в лесу посадил, он чуть моих разведчиков не пристрелил. Они говорят, пуля над самой головой у них прошла! Где «стой кто идет»? Где «стой, стрелять буду»? Это же просто какой-то анархизм с бандитизмом!

Старновский посмотрел на капитана, пытаясь понять, то ли он вправду злится, то ли просто решил подшутить, попугать немного своего подчиненного. Хоть и временно подчиненного, в силу сложившихся обстоятельств.

Поэтому лейтенант начал издалека.

– Когда я принял решение атаковать банду, я отдал приказ одному из своих бойцов остаться в лесу и прикрывать тыл атакующей группе. В его задачу входило обнаружение противника и предупреждение основного отряда при его появлении!

Мы не знали, кто еще может находится в лесу. Война же! Поэтому я ему отдал чёткий приказ – при обнаружении людей попытаться визуально установить свои они или чужие. Если в условиях леса это окажется невозможным, просто выстрелить поверх их голов, чтобы вынудить их залечь, и, воспользовавшись замешательством неизвестных, быстро отойти к своим, не принимая боя! Боец мой приказ выполнил! Вовремя предупредил о появлении неизвестных лиц в тылу и успел отойти к своим. Как говорится, без потерь выполнил боевую задачу!

Капитан внимательно посмотрел на лейтенанта:

– Вроде говоришь правильно, а по факту твой боец, как бандит, выстрелил из-за угла по моим разведчикам, а не как положено красноармейцу в таких случаях.

Старновского так и подмывало сказать, что, во-первых, не из-за угла, а из кустов в условиях лесистой местности с ограниченный обзором, а во-вторых, не подстрелил же, а лишь напугал. Но сдержался и вместо этого ответил:

– Товарищ капитан, я же уже докладывал вам про диверсантов, которые убили председателя. И, судя по всему, те были в нашей форме! Иначе бы они не подпустили их близко, на расстояние вытянутой руки. Убили-то их ножами, вне грузовика! Поэтому и был отдан именно такой приказ. Я же не ставил задачу стрелять по людям, принадлежность которых не установлена. Расчет был на испуг. Они залегли! Мой боец ускользнул, не вступая в огневой контакт!

Шпильку про то, что разведчики ожидаемо испугались, лейтенант все же подпустил. Не удержался! Капитан сделал вид, что пропустил её мимо ушей, но на самом деле запомнил.

– А это что, твои бойцы? – спросил он, глядя, как на их разговор непроизвольно выползли из своих укрытий красноармейцы. Да еще и на полянке двое бойцов меняли на телеге колесо. Все барахло, которое на ней было, лежало кучкой возле неё. Мародеры, да и только!

Сам же отряд Старновского выглядел крайне живописно. У двоих бойцов за пазухой торчали обрезы и немецкие пистолеты «парабеллум» (пулеметный расчет), немецкий МГ-34 на обвешанном пулеметными лентами Черкашине со сдвинутой до предела на белобрысый затылок пилоткой. У ефрейтора был польский Браунинг, у остальных – немецкие винтовки. Оглядев бойцов, кинув еще раз взгляд на телегу, капитан громко произнес:

– Это не отряд, это банда какая-то!

ГЛАВА 26. 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА. ДЕЛО ЯСНОЕ, ЧТО ДЕЛО ТЁМНОЕ!ГЛАВА 21. 22 ИЮНЯ 1941 ГОДА. ВСТРЕЧА С ОСОБИСТОМ

Деревня Радваничи. Штаб командира пешей группы 22-ой танковой дивизии полковника Кононова Ивана Васильевича. Возле сельсовета стоит пара грузовиков, несколько мотоциклов и броневик. В соседний дом переносят раненых из стоящих рядом повозок. На окраину деревни подходят разрозненные группы пеших людей и распределяются по строящимся оборонительным рубежам. Кто-то проходит дальше мимо штаба, поднимая пыль.

Возле крыльца стоят два мотоцикла – двухколесный красавец ИЖ-9 и ТИЗ АМ-600 с коляской. Рядом с ними стоят и курят водитель-мотоциклист ТИЗа с ППД за спиной, Солнцев с МП-40 на груди и Орловский с трофейной немецкой винтовкой. В кабине соседнего грузовика с открытой дверцей сидит, развалившись, водитель, он долго смотрит на автомат, на Солнцева, а потом спрашивает:

– Слышь, рыжий, ты что ль немца убил?

– Нет, это мой командир его убил! – немного обиделся Вася на такое обращение.

– А ты что?

– У моего немца другие немцы успели забрать оружие!

– А чего же так? – оживился шофёр, лишь бы побалагурить.

– А так! – неохотно ответил Солнцев.

– Видать, знатная машинка этот немецкий автомат-то?

– Лёгкий! – уклончиво ответил Василий.

Тут, привлеченный разговором, подошел какой-то щеголеватый капитан.

– А ну, боец, покажь трофей!

– Не положено. Личное оружие! Мне его мой командир вручил!

– Ишь ты, какой важный! А ты знаешь, что красноармейцам трофейное оружие не полагается? – захотел взять на испуг рыжего бойца щёголь в хромовых начищенных до блеска сапогах.

– Оружие теперь моё, командованием даденое! И другого нету!

– Что, бросил? – сощурил глаза, как пантера перед прыжком, капитан, надеясь, что сейчас он этим прищучит этого бойца и заберет немецкий МП-40.

– А не было личного оружия, нам его перед убытием на хозработы не дали!

– Красноармеец, пройдемте со мной, сейчас вам выдадут винтовку, какая положена, а трофей сдадите!

Солнцев аж вспотел, понимая, что сейчас вот-вот психанет, сорвется и накостыляет этому щёголю, или в лучшем случае просто пристрелит его! И в последний момент усилием воли всего лишь вскинул автомат и дал короткую очередь в воздух и крикнул с облегчением:

– Не положено!

На звук выстрелов из штаба выбежало несколько человек, а часовой возле двери уже взял на мушку распаленного на солнце рыжего бойца.

– А-атставить! – вдруг раздался зычный голос старшего лейтенанта НКВД Егорьева (смотрите главу вторую). Он спокойно спустился с крыльца, и, держа пистолет наготове, но стволом вниз, стал подходить к месту инцидента.

Щёголь капитан как-то сразу сник и скороговоркой стал оправдываться:

– Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, этот красноармеец отказывается сдать трофейное оружие и получить штатную винтовку!

– Отказывается, говоришь? – особист подошел к Солнцеву, попутно оценивающе окинув взглядом Орловского и бойца-мотоциклиста.

Солнцева словно молнией пришибло, он стоял, словно парализованный кролик, и смотрел на сотрудника НКВД, как на подползающего огромного удава.

Довольный произведенным на бойцов впечатлением, Егорьев строгим голосом спросил:

– Боец, почему отказываешься? Немецкое оружие лучше нашего? Тебе советская винтовка не нравится?

– Нравится! – только и смог выдавить насмерть перепуганный Солнцев.

– Ну а раз нравится, почему же отказываешься подчиняться старшему по званию? Знаешь, что за это тебе полагается?

– Мне его лейтенант Старновский вручил! Он лично этого фашиста пулей в лоб из пистолета убил! Ровно между глаз! Это его трофей! Он его мне дал для сопровождения пленного!

– Так это, значит, вы доставили пленного немца! – чуть ли не нараспев произнес НКВДэшник.

– Так точно, мы!

– Ты его взял в плен?

– Нет. Наш сержант Васильев! Вместе с лейтенантом…

– Старновским! – подсказал Егорьев.

– Так точно, товарищ старший лейтенант государственной безопасности!

– Значит, говоришь, ваш командир, лейтенант Старновский, этого фашиста вот так прямо между глаз, да в лоб? Он так метко стреляет?

– Так точно! Прямо между глаз. Из «ТТ». Я потом сам смотрел. После боя! Он еще двоих убил! Одного ранил, но я его собственноручно добил!

– Понятно! И сколько же вы трофеев взяли?

– Четыре винтовки, МП-40, и немецкий пулемет, название забыл!

– Молодцы! – задумчиво произнес особист.

– Так это вам хотят присвоить звание ефрейторов? – Егорьев посмотрел на рыжего бойца, а потом на окаменевшего здоровяка Орловского.

– Так точно!

Тут особист обернулся к капитану и бросил сквозь зубы:

– Свободен!

Тот с радостным облегчением чуть ли не бегом прыснул за забор.

Старший лейтенант НКВД достал твердую упаковку папирос «Герцеговина Флор» и по-свойски дружески протянул её солдатам:

– Закуривайте!

Те с замороженными лицами и словно деревянными руками с опаской взяли по одной папироске.

Особист вальяжно щелкнул зажигалкой и дал всем прикурить, а потом и сам с удовольствием затянулся. Прищурил глаза, словно прицеливаясь, и спросил рыжего: