Евгений Авербух
Ксаны. По ту сторону моря
Редактор Мурад Каррыев
Иллюстратор Юлия Попова
© Евгений Авербух, 2020
© Юлия Попова, иллюстрации, 2020
ISBN 978-5-0051-5172-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ксаны
По ту сторону моря
Аошима
Место для своего отдыха я выбрал на одном из экоостровов, расположенных в японском архипелаге. Для этого у меня имелось несколько причин.
Во-первых, я хотел быть как можно дальше от слишком надоевшей мне голосистемной цивилизации: подальше от поглощенных в собственные иллюзии людей, общающихся друг с другом исключительно через виртуальную связь; подальше от непрекращающихся реклам, кричащих о новом поколении операционной системы «Нандроид»; подальше от погрязшего, словно в болоте, голографического мира – технологического рая, за которым человечество гналось добрую сотню лет.
Во-вторых, я приехал на Аошиму, чтобы расслабиться и морально подготовиться к перелету на колонию, находившуюся на Марсе. Решение о переезде, после небольших колебаний и сомнений, я принял пару месяцев назад. Конечно же, это очень огорчило родителей, а также сильно взволновало моих друзей, но никто, кроме отца и матери, особо не пытался отговорить меня от столь кардинальных изменений, которые я решил предпринять в своей жизни.
В общем-то, мое отрицательное отношение к повальной зависимости нашей цивилизации от голографических технологий ни для кого не являлось большим секретом. Но последней каплей, перевесившей чашу сомнений в пользу переезда на Марс, явилось недавнее решение, принятое организацией земных содружеств (ОРЗЕС), установить новое поколение «Нандроида» не только на действующих операционных системах, но также и на экоостровах, где долгие десятилетия сохранялся статус-кво технологической независимости.
Его создатели обещали, что в новой версии операционной системы будут интегрированы инновационные разработки по эффективному планированию человеческой активности. До выпуска нандроида оставались считанные недели. Поэтому, пока ОРЗЕС еще не успела претворить свое решение в жизнь, я поспешил воспользоваться моментом, чтобы провести пару недель отдыха перед вылетом на Марс на одном из таких экоостровов, а именно на кошачьем острове, носившем название Аошима.
Почему я в итоге собрался перебраться на Марс? В общем-то не только из-за пресловутого решения ОРЗЕС и не из-за того, что меня туда пригласили. На Марсе я видел свое спасение от голосистем! Важным составляющим моего решения было то, что управление марсианской колонией наотрез отказалось внедрять у себя технологию нандроида и ОРЗЕС пришлось с этим смириться. К тому же немалое значение имел тот факт, что Марс являлся ведущим научным центром содружества – там проводились различного рода разработки и исследования высокой важности. По этой причине у колонистов не было ни капли свободного времени для того, чтобы понапрасну сжигать его в голосистемах. Конечно же, я не был против технологий как таковых – я был против их непомерно возросшего влияния на нашу жизнь. Всё увеличивающаяся зависимость людей от технологий могла, в конечном итоге, привести к полному подчинению человеческой воли искусственному разуму. Некоторые из нас опасались, что новое поколение операционной системы андроида всё больше и больше приобретало признаки самодостаточного интеллекта. А это уже была прямая дорожка к потере контроля над ним.
В отличие от Земли и колонии на Луне, Марс пропагандировал независимость человека от технологий. Но была и еще одна более веская причина, по которой Марс отказался внедрять у себя нандроид, – их сверхсекретные разработки требовали закрытой и защищенной компьютерной сети без внешнего доступа к ней. Каким-то образом разглядев в нандроиде угрозу для секретности своих исследований, управление колонией поспешило поставить на новой операционной системе большой жирный крест. После непродолжительных прений между Марсом и министерством по технологическому развитию, напрямую зависящему от марсианских разработок, последним пришлось сдаться и согласиться с требованием марсиан.
Итак, я прибыл на Аошиму.
Этот маленький остров расположен во внутреннем Японском море на юге Японии. Пятьдесят с лишним лет назад Аошима был официально признан ОРЗЕС как экоостров, и с тех пор установившийся на нем уклад жизни особо не изменялся. В общем-то, жизнь на этом маленьком клочке земли не менялась уже очень давно: количество коренных жителей здесь уже более семидесяти лет не переваливало за несколько десятков семей, основным занятием которых являлось рыболовство. Когда-то, чуть менее двухсот лет назад, население острова достигало девяти сотен, но Вторая мировая война привела к большим изменениям в стране, и молодежь стала уезжать за заработком на большие острова Японии.
Аошима – совсем небольшой остров, длиной около тысячи метров, который расположен в тринадцати километрах от побережья главного острова Сикоку. Поэтому я довольно быстро, за каких-то полчаса, добрался до него на пароме. Вместе с ещё двумя туристами, прибывшими со мной на Аошиму, и одним местным жителем я спустился на небольшой причал, расположенный у берега рыбацкой деревушки. Местный, поклонившись нам в традиционной манере, сразу же бодро зашагал по причалу, направляясь к лепившимся вдоль берега деревянным домикам, имевшим чисто японскую архитектуру, а я и мои коллеги по отдыху остались, чтобы подождать, когда выгрузят наш багаж.
До того, как приехать на Аошиму, я попытался узнать как можно больше о ее истории. Поэтому я знал, что было время, когда паром без перерыва курсировал между берегом префектуры Эхиме и берегом кошачьего острова, привозя толпы любопытных туристов, жаждавших собственными глазами посмотреть на кошачий рай. Эти туристы и прозвали Аошиму Кэт-Айлендом – кошачьим островом, что не очень пришлось по вкусу местным рыбакам. Вначале туризм доставлял местным жителям сплошную головную боль, так как мешал их рыболовным судёнышкам заниматься своим излюбленным делом. Но, начиная с середины двадцатых годов прошлого века, туризм стал приносить острову хоть какие-то доходы. Местные обитатели наловчились продавать фарфоровых кошечек и прочие сувениры прямо на причале. И тогда заядлые рыбаки, не мыслящие свою жизнь без сетей и удочек, примирились с назойливыми туристами, продолжив ловко вылавливать из моря кишащих вокруг них рыб. В то время, о котором я рассказываю, на острове обитало около двух сотен кошек, и они продолжали резво размножаться, пользуясь обилием рыбы, вниманием добродушных жителей, а также щедростью многочисленных туристов, которые подкармливали их рисовыми шариками, картошкой и даже шоколадом.
История кошачьего царства началась еще до Второй мировой войны с того, что рыбакам надоели полчища крыс, постоянно прогрызающих их лодки, и для борьбы с ними они начали завозить на остров кошек. Но около восьмидесяти лет назад, когда количество кошек превысило несколько сот особей и это стало основательно мешать жителям острова, власти префектуры начали проводить активную борьбу по снижению их популяции.
Сегодня это уже не был кошачий рай, хотя пару десятков бездомных кошек всё ещё рыскали вдоль набережной в поисках рыбьих остатков. Всё, что осталось от некогда процветающего кошачьего рая по прозвищу Кэт-Айленд, – это большая, позеленевшая от времени бронзовая статуя кошки, установленная на причале и встречающая одиноких туристов поднятой вверх лапой. Тем не менее свою работу по уничтожению грызунов рыбацких лодок кошки выполнили и даже перевыполнили – крысы и мыши уже давно напрочь исчезли из жизни обитателей Аошимы.
Пока мы ожидали наш багаж, я заметил, что мои попутчики, видимо, муж и жена, стоящие немного в стороне от меня, о чём-то шепчутся, периодически бросая на меня робкие взгляды. Наконец-то мужчина, сделав пару шагов ко мне, решился заговорить:
– Извините, что до сих пор не представились, – слегка поклонившись, произнес он, – Меня зовут Майк, а это моя жена Лидия, – он протянул мне руку, которую я тут же пожал.
– Очень приятно! – произнесла Лидия звонким голосом.
Я не был большим любителем компаний вообще, а на отдыхе тем более, и планировал провести следующую пару недель на острове в гордом одиночестве. Но эти люди еще на пароме произвели на меня приятное впечатление, и поэтому я не находил особых причин изображать из себя неприступную скалу.
– Рад знакомству, – ответил я как можно мягче своим скрипучим голосом, – Эйрик!
– Вы тот самый Эйрик, который выступил в голосети против нандроида? – спросил Майк.
Надо же, первое слово, которое я услышал на эко острове, было «нандроид»! А я ведь приехал сюда ради того, чтобы развеяться от всего того, что было связано или как-то напоминало о суперсовременных технологиях.
– Да, – без особого энтузиазма ответил я.
– Я хочу сказать, что мы полностью разделяем Ваши опасения, – поспешил успокоить меня Майк, расслышав в моем коротком «Да» недовольную интонацию.
Дело в том, что я был представителем небольшого общественного движения, борющегося за свободу от зависимости и засилья технологий. Нас называли модератами, потому что мы утверждали, что развитие технологий должно подвергаться жесткой регуляции и контролю, иначе говоря, модерированию. К сожалению, нас было очень мало; наш политический голос был слаб и подвергался острой критике мощного лобби внутри ОРЗЕС, активно продвигавшего развитие и внедрение андроидных технологий во всех сферах жизни. Это лобби имело практически полную поддержку среди населения всех содружеств Земли и жителей небольшой колонии на Луне.
Около семидесяти лет назад андроидные операционные системы различных поколений и версий начали вытеснять все остальные технологии. На сегодняшний день поколение андроида «мю», называемое «мандроид», занимало около пятидесяти шести процентов от общего рынка глобальной кибер-физической системы. Ожидалось, что появление следующего поколения «ню», которому, пользуясь стандартизацией в наименованиях, дали название «нандроид», значительно увеличит темпы вытеснения конкурирующих систем. По мнению нашего движения, такие тенденции были довольно опасны. К тому же разработчики нандроида заявили, что новое поколение будет включать в себя различные дополнения, которые любой пользователь сможет абсолютно свободно устанавливать на операционной системе своего биочипа. Биочипы, вживляемые в тыльную часть мозга, позволяли контролировать здоровье носителя, подключаться к виртуальным порталам, соединяться с внешними системами, а также устанавливать связь с другими людьми. Именно поэтому нандроид представлял наибольшую опасность для большинства из нас – на сегодняшний день биочипы были вживлены подавляющему числу людей. Мы считали, что подключение всего и всех к единой системе могло плохо закончиться для свободы человека.
– Говорят, что случайностей не бывает, – добавила подошедшая к нам Лидия. – Мы как раз взяли отпуск на экоостров, чтобы обдумать дальнейшее использование биочипов, – она машинально коснулась правой рукой отключенного голопорта на своем виске. – И тут мы встречаем Вас!
– Это явный намек свыше, – многозначительно произнес Майк.
Дело принимало интересный оборот. Я не особо верил в разного рода провидения и приметы, но такое совпадение было действительно необычным.
– Я не верю в предначертанное свыше, – ответил я, улыбаясь, – но с удовольствием могу помочь вам разобраться с биочипами. Если вы, конечно, не против.
– Что Вы, это будет очень кстати, – Лидия явно была счастлива представившейся ей возможности.
Нашу беседу прервал окрик паромщика, который выгрузил последнюю из наших сумок:
– Дэва одаидзи ни! Саёнара!
– Аригато! – крикнул ему я.
Слегка поклонившись, паромщик махнул нам рукой и скрылся из виду за бортом судна.
– Вы знаете японский? – удивленно спросил Майк, беря свои два чемодана.
Биочип, используя лингофон, мог бы мгновенно перевести слова паромщика, но так как голопорты были отключены, то связь биочипа с внешним миром не работала.
– Нет… – покачал я головой. – Так, подучил несколько разговорных фраз. Он пожелал нам всего хорошего.
Взяв свою поклажу, я и Майк, явно не привыкшие к тяжестям, тяжело дыша и обливаясь потом, заковыляли по причалу к домикам на берегу. Лидия, взяв лёгкую сумочку, пошла за ним.
На экоостровах запрещалось использование технологий, появившихся после 2044-го года. Поэтому еще перед посадкой на паром все наши продвинутые технологии были временно деактивированы. Именно по этой причине голопорты Майка и Лидии также были отключены. А заодно были деактивированы и антигравитоны, позволяющие переносить тяжести без особого усилия. Тем не менее использование биочипа было разрешено: во-первых, процесс его блокировки был не совсем приятен, а во-вторых, без активированных голопортов, служащих биочипу для внешней коммуникации, он лишь следил за функционированием организма.
Поэтому, за отсутствием антигравитонов, Майк и я надрывались от непривычной тяжести в руках, направляясь к разбросанным вдоль берега домикам, построенным в характерном японском стиле. Набережную деревушки украшали небольшие традиционные минки1 различных типов: здесь были и двухэтажные матии2 городского типа, и более простые деревенские ноки3, и совсем уж простенькие рыбацкие строения, называемые гёка. Следует отметить, что, несмотря на рыбацкий уклад жизни местных обитателей, пристань и примыкавшая к ней часть деревни отличались чистотой – на улицах не валялся мусор, все домики были как будто только что покрашены, а в свежем морском воздухе не чувствовалось ни капли запаха разлагающейся рыбьей плоти. В общем-то, порядок являлся абсолютно нормальным явлением для японцев, которые были буквально помешаны на чистоте.
Пока мы тащили свой багаж до стоявшей прямо напротив причала двухэтажной матии, где мы должны были встретить управляющего деревней, мы не заметили ни одного человека. Только несколько рыжих котов, греющихся на солнышке возле мостика, лениво поднялись и неуверенно пошли к нам навстречу.
Оглянувшись, я заметил слева от причала пару рыбацких катеров, пришвартованных у берега и тихо поскрипывающих на морской ряби. Видимо, остальные суда были сейчас в море и их хозяева занимались своим промыслом.
Мы подошли к дому управляющего и коснулись панели звонка. Немного подождав, мы подёргали входную дверь и обнаружили, что она закрыта.
– Вроде бы прибыли вовремя, – пробурчал Майк.
– Все здесь очень занятые люди, – ответил я, ставя свою поклажу возле калитки дома и усаживаясь на нижнюю из двух ступенек, ведущих к двери.
Переглянувшись друг с другом, Майк и Лидия последовали моему примеру.
У меня появилось время более пристально присмотреться к своим попутчикам. Это была совсем еще молодая пара. Майк был высоким и худощавым брюнетом, а его немного вытянутое лицо с большими карими глазами и большим орлиным носом выдавало в нем представителя Восточного Средиземноморья. По его стилю разговора я понял, что он предпочитает тщательно обдумывать свои мысли перед тем, как их высказать. Лидия имела рост немного ниже своего супруга, но была такая же худощавая, как и он. В отличие от ярко выраженного восточного типа своего супруга, длинные и светлые волосы Лидии, ее немного полное лицо и голубые глаза говорили о славянских или скандинавских корнях. Красивой ее можно было назвать с натяжкой, но ее непринужденные манеры говорили о человеке с добрым и открытым сердцем – качества, которые мне очень нравились в людях.
– К сожалению, – добавил я, – многие из нас уже забыли, что это такое – работать от зари до зари; забыли, что такое физический труд. Крайнее удивление у нас вызывают люди, которые заняты чем-то, кроме как самими собой. И нас раздражает, что мы не можем обратиться к ним в любой удобный для нас момент. Эти рыбаки, – я указал правой рукой на берег, – проживающие на Аошиме, отказались от высоких технологий и отстояли своё право на натуральную, реальную жизнь – жизнь в симбиозе с природой. Они отстояли своё право на сохранение традиций и образа жизни своих предков. Видимо, – заключил я, – у управляющего какие-то срочные дела и нам остается только ждать и любоваться морем.
Майк и Лидия согласно покивали головами, и между нами установилась тишина, нарушаемая лишь скрипом нескольких старых лодок, оставленных у причала.
Я облокотился о верхнюю ступеньку и стал рассматривать панораму, открывающуюся из дома управляющего. Рыбацкая деревушка располагалась в небольшой бухточке, западная сторона которой была защищена от моря искусственно созданной насыпью. Эта бухта была поделена на два водоема: внутренний, который был поменьше, примыкал к берегу и был закрыт с южной его стороны двумя искусственными насыпями, между которыми имелся проход для катеров во внешний и более широкий водоем бухты. С внешнего водоема катера попадали во внутреннее Японское море, называемое Сето-Найкай; с восточной стороны располагался небольшой природный мыс.
Такое строение бухты служило хорошим прикрытием деревни от морских невзгод. Если на море штормило, то до побережья поселения докатывалась лишь мелкая рябь, которая не представляла никакой опасности для укрывшихся от непогоды жителей деревни и рыбацких катеров, пришвартованных к нескольким небольшим пирсам.
Немного сощурившись от солнца, я рассматривал горизонт за бухтой. Отсюда можно было различить несколько рыбацких катеров, ловящих рыбу на фоне подернутых туманной дымкой гор большого острова Сикоку. Погода стояла прекрасная – в это время года в северной части Сикоку преобладал мягкий средиземноморский климат, и после всех перелётов и волнений, связанных с моим непростым решением, здешняя тишина и приятный солнечный свет успокаивали и умиротворяли. Хотелось поскорей получить от управляющего ключи от своего домика-минки, упасть на кровать и дать волю сну.
– Да, наверное, нам это тяжело понять, – неожиданно произнёс Майк, прервав мои мысли, – всё кажется таким спокойным… как будто смотришь голофильм в замедленном действии.
– В ооочень замедленном, – добавила, хохотнув, Лидия.
Я улыбнулся их «неожиданному» открытию чувства свободы и хотел было уже пуститься в поучительную речь о том, что в результате слишком быстрого развития голографических систем человек потерял некоторую независимость своего мышления и действия, как увидел, что к пристани приближается катер, с которого какой-то пожилой японец машет нам рукой.
– Видимо, это наш управляющий, – произнесла Лидия, хлопнув от радости в ладоши.
Катер аккуратно подплыл к причалу прямо напротив нас, и с него спустился средних лет мужчина.
Это был типичный японец – небольшого роста, но плотно сбитый. Одет он был очень старомодно – темные брюки и свитер, из которого торчал воротник синей рубашки. Поверх свитера был надет серый в мелкую клеточку пиджак. Немного полное и добродушное лицо обрамляла короткая испанская бородка. Но что самое примечательное, в руке он держал видавший виды кожаный портфель.
Сказав что-то молодому японцу, сидевшему в катере, он развернулся и направился к нам. За ним с катера спустились две молоденькие японки, одетые в белые халаты и что-то несущие в пластиковых пакетах. Так же, как и мужчина, направляющийся к нам, они что-то весело пролепетали парню в лодке и последовали за человеком с портфелем.
Приблизившись, мужчина и две девушки, отдавая дань японской традиции, слегка поклонились нам.
– Ёкосо! – произнес мужчина на японском. – С приездом! – добавил он на чистом английском языке. – Извините за опоздание – срочные дела в Мацуями. Думал, что успею вовремя всё закончить, но небольшие незапланированные задержки помешали приплыть до вашего прибытия.
– Не стоит извинений, – ответил я, вставая со ступенек, – у нас впереди еще очень много времени для того, чтобы ничего не делать.
Мужчина улыбнулся и протянул нам руку.
– Я Токихиро Одзаки, управляющий этим островом, – представился он, – а это мои дочки, – он указал на улыбающихся девушек, – Шинджу и Сэнго.
– Эйрик Кэролл, – в свою очередь представился я.
Последовав моему примеру, Майк и Лидия встали со ступенек, и Майк представил себя и свою жену:
– Майк и Лидия Томские.
– Ну что ж, – управляющий поднялся по ступенькам, – проходите. Я выдам вам ключи от ваших домиков и познакомлю вас с нашими достопримечательностями.
Мы последовали за Токихиро, а обе его дочки мелкими шажками засеменили за нами, о чём-то перешептываясь и тихо хихикая за нашими спинами.
Токихиро прикоснулся к замку и сдвинул правую створку двери в сторону, позволив нам зайти в помещение. Сняв, по японскому обычаю, обувь в прихожей, мы оставили ее в специальном шкафу для обуви, называемом гэто-бако. Там же Токихиро оставил и свой кожаный портфель. Управляющий, которому было трудно снимать обувь стоя, уселся на ступеньку, возвышавшуюся над татаки, – специальном месте для снятия обуви в традиционном японском доме.
В отличие от своего отца, пыхтевшего над снятием туфель, Шинджу и Сэнго ловко сбросили свои сандалии, не опуская из рук пластиковые мешки.
Пройдя через небольшую, устланную паркетом прихожую, мы попали в залитую солнцем гостиную, устланную татами. Эта гостиная была огорожена от еще одного помещения с помощью фусума – скользящей перегородки, изготовленной из дерева и японской бумаги васи. Эту перегородку украшал незатейливый японский рисунок с изображением каких-то деревьев, напоминавших сосны, на фоне гор. Посреди гостиной, ближе к перегородке, на возвышении стояла большая напольная керамическая ваза белого цвета с композицией из цветов – икебана, а возле окон располагались небольшой столик и кучи подушечек возле него. На противоположной стене располагались встроенные настенные шкафчики и небольшая ниша, называемая токонома, где на невысокой ступеньке стояли старинная керамическая ваза с цветами и старинный керамический сосуд с ароматическими палочками. Стену ниши украшал живописный свиток прошлого века с осенним пейзажем в черно-белых тонах.
– Как у вас красиво! – воскликнула Лидия, хлопнув в ладоши.
– Спасибо! – ответил Токихиро. – Устраивайтесь, пожалуйста, поудобнее на подушечках, а мои дочки пока что приготовят нам чай.
Девушки поклонились нам, едва не вывалив содержимое своих пакетов на татами, раздвинули фусума и, продолжая тихо хихикать, скрылись за перегородкой, тщательно закрыв её за собой.
Управляющий с нежностью посмотрел вслед своим дочерям и с лёгкой улыбкой отправился к одному из настенных шкафов. Вытащив оттуда три планшета, специально изготовленных под технологии сороковых годов прошлого века и разрешённых для использования на экоостровах, он присел рядом с нами.
– Вы знаете, как ими пользоваться? – спросил он, положив планшеты на столик.
– Кажется, мы видели такие в музее компьютерной истории в Маунтин-Вью, что в Калифорнии, – задумчиво произнес Майк, вытащив один из планшетов из чехла и разглядывая его со всех сторон, – А еще я видел что-то подобное в одном из исторических фильмов, – добавил он.
– В музее у каждого стенда были инструкции по их эксплуатации, – продолжила Лидия, – но мы их не читали.
Ее глаза светились, и она явно была в восторге от увиденной ею копии раритета.
Я вытащил другой планшет из чехла и взял его в руки. Планшет представлял из себя кусок прозрачного пластика прямоугольной формы размером немногим более ладони и толщиной в пару миллиметров. С одной из узких сторон планшета проходила полупрозрачная полоска полтора сантиметра высотой, впаянная внутрь пластика.
Я положил планшет на ладонь и развернул его так, чтобы Майк и Лидия видели, что я делаю.
– Это очень просто, – сказал я и демонстративно дотронулся до белой полоски. В правом верхнем углу загорелась красная лампочка, и тогда я развернул планшет к своему лицу. Невидимая видеокамера просканировала сетчатку моих глаз и форму лица. Мои данные не были найдены, и на дисплее планшета появилось трехмерное изображение женщины-бетандроида.
– Желаете зарегистрироваться? – произнес бетандроид.
– Да, – ответил я.
– Для этого требуется разрешение администратора, – учтиво ответила трехмерная женщина.
Майк и Лидия, выпучив глаза, смотрели за моими действиями.
– Разрешаю, – весело ответил Токихиро.
Изображение бетандроида развернулось к голосу управляющего.
– Спасибо! – ответил бетандроид и вновь повернулся ко мне.
– Теперь Вы можете свободно пользоваться этой системой. Хорошего дня! – произнесла женщина, и её изображение исчезло.
– Вижу, Вы знакомы со старой техникой, – удовлетворенно произнес Токихиро.
– Для меня техника – это инструмент, а не то, во что ее превратили в наше время, – произнёс я.
Управляющий внимательно посмотрел на меня.
– Если бы Ваше мнение разделяла хотя бы десятая часть населения… – произнес Токихиро, безнадежно махнув рукой, как будто отбрасывая что-то бессмысленное.
– Но давайте вернемся к тому, ради чего вы сюда пришли, – добавил он, добродушно улыбаясь.
После того, как Майк и Лидия проделали ту же операцию и завершили регистрацию, Токихиро достал свой личный планшет из внутреннего ящичка в столе и, вставив его в узкий паз на поверхности стола, дал голосовую команду бетандроиду включить карту Аошимы.
Планшет управляющего включился и спроецировал трехмерную карту острова над крышкой стола. Та же карта, только в уменьшенном варианте, появилась и над дисплеями наших планшетов.
– Аошима, – управляющий начал свое разъяснение с описания самого острова, – это небольшой, по большей части незаселенный и заросший густым лесом остров, который растянулся с северо-востока на юго-запад. Его длина составляет приблизительно полтора километра и имеет ширину в пятьсот метров. Площадь острова составляет около ста двадцати акров. Первоначально это был пустынный остров. В середине семнадцатого века несколько рыбацких семей обнаружили, что этот клочок земли является хорошим местом для ловли сардины, и с тех пор на этом острове начали заниматься рыболовством. А уже в середине сороковых годов двадцатого века население острова достигло своего пика и составляло около девятисот человек, но с тех пор, по ряду причин, оно неумолимо уменьшалось и достигло ста человек в начале восьмидесятых годов двадцатого века. В пятнадцатом году прошлого века здесь ютилось всего лишь шестнадцать человек – в основном стариков.
– А что послужило причиной такого увядания? – прервал Майк четко отрепетированную речь управляющего.
– Видите ли, – ответил тот, – молодежь не особо хотела рыбачить и искала работу на больших островах. Вполне естественный процесс для всё увеличивающихся соблазнов и возможностей быстро прогрессирующего мира! – ответил Токихиро и продолжил: – Но затем, благодаря кошкам, – на его лице появилась улыбка, – положение острова стало исправляться, и население вновь начало расти, достигнув пятидесяти двух человек в тридцатых годах прошлого века. Но затем, вновь из-за кошек, которые стали реальной угрозой жителям острова, префектура вмешалась в их бесконтрольное размножение, и вот уже лет семьдесят население нашей деревушки особо не изменяется и на сегодняшний день насчитывает сорок три человека.
Сделав небольшую передышку, Токихиро продолжил:
– На нашем острове расположен храм Циндао, – увеличив проекцию карты на всю поверхность стола, управляющий ткнул пальцем в изображение некоего сооружения, – возле которого располагается некогда функционировавшая начальная школа. Это бывшее учебное заведение, после его закрытия в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, стало общественным залом, – он передвинул палец, и на проекции показалось заброшенное здание школы. – Есть еще остатки храма Эбису – богу рыбалки и труда… – проекция показала точку на самой крайней восточной оконечности острова, – и синтоистское святилище, которое вы увидите по пути к своим домикам. Ну вот, в общем-то, и всё, – подвел итог своей речи Токихиро.
– А что за история с кошками? – спросила Лидия. – Откуда они здесь взялись в таком количестве?
Вкратце рассказав кошачью историю острова, Токихиро закончил знакомить нас с местными достопримечательностями и выключил свой планшет.
– А теперь о некоторых правилах поведения, – управляющий перешел на официальный тон. – Вы, конечно же, можете свободно передвигаться по всему острову и общаться с любым из здешних жителей – здесь нет абсолютно никаких ограничений. Но вам должно быть хорошо известно, что наш остров является экоостровом и использование на его территории какой-либо техники, выпущенной после декларации о нераспространении техноновшеств на экоостровах, карается законом с внесением нарушения в личное дело. Думаю, что мне нет никакого смысла рассказывать вам о последствиях такого рода нарушений?
Мы дружно закивали головами.
– Если будут какие-либо вопросы ко мне, – продолжил управляющий, – или возникнут какие-либо проблемы, или же вы просто захотите поговорить со мной, то вы всегда сможете связаться со мной или с моими дочками с помощью планшета. Вы должны лишь назвать наше имя, и бетандроид сразу же свяжется с нами: наши контактные номера уже внесены в планшет. Обычно мы все кушаем в общей столовой, но если вы хотите совершать трапезу в своих домиках, то предупредите об этом заранее.
Токихиро поднялся с подушечки и подошёл к перегородкам, за которыми скрылись его дочки.
– Осталось выдать вам ключи, – сказал он, – но перед этим… – слегка приоткрыв фусума, он позвал: – Шинджу! Сэнго! Гости ждут чая!
Закрыв створки и улыбаясь, он вернулся к нам и вновь уселся на свою подушечку.
Откуда-то раздалась приглушённая мелодия, и под звуки бамбуковой флейты фуэ по комнате распространился сладостный запах жасминовых листьев.
Фусума раскрылась, и показались две девушки – Шинджу и Сэнго. Только теперь они уже не были облачены с головы до ног в белые одежды, а переоделись в традиционные японские халаты-кимоно светло-серого цвета, подпоясавшись темно-синими поясами оби с большим бантом на спине. Собрав свои длинные черные волосы на макушке, они подвязали их светлого цвета лентой. В руках, вместо пластиковых пакетов, они несли фарфоровые принадлежности для чаепития: чайник, пиалы и чашечку с листьями жасмина. Все эти фарфоровые изделия имели традиционно неровную форму и были разукрашены синими фиалками. Вместе со всем этим они несли поднос со сладостями, а также венчик и подстилку, сделанные из палочек бамбука.
Белые халаты, местами запачканные после поездки, в которых мы увидели обеих сестёр на пристани, а также пластиковые пакеты, которые они держали в своих руках, и немного растрёпанные волосы не позволили мне составить должного представления об этих девушках. Но сейчас их театральный выход вызвал у нас немое восхищение. Заметив наши восторженные взгляды, сестры заулыбались и, опустив от смущения глаза, подошли к нам.