Пришлось хитрить и отвлекать деда. Я достал душелов и разом переселил всех обитателей в «буханку». В кабине сразу стало жарко, будто печку выкрутили на максимум, да еще поток воздуха на лобовое стекло направили, но управление я себе вернул.
Последнюю цепь Стеча затянул аккурат под длинный протяжный гудок. Поезд вздрогнул еще раз и тронулся, выезжая на основной путь, идущий мимо вокзала.
Чоповцы ушли вперед, а я все сидел в «буханке» и успокаивал деда после нашествия мигрантов. Собрал вещи, а заодно решил немного прибраться в кабине. Протер приборную панель и окна, глядя на вокзал, проплывающий за окном.
Начало светать, но туман и клубы пара не давали толком ничего разглядеть. На полупустом вокзале нас проводил комендант с флажком, парочка сопровождающих из артели махнула кепками напоследок, а еще какие-то бедолаги, ждущие следующий поезд, сидели на лавках и вообще нас проигнорировали. Я посочувствовал и подумал, что на их месте уж лучше бы зашел в привокзальное кафе, чем на лавке мерзнуть.
В том кафе за столиком у окна сидели две женщины. Одна поправила шляпку, из-под которой на плечи упали локоны седых волос, а вот напротив нее пила кофе… моя Настя.
Я пригляделся и потряс головой. Ну что за ночь такая, что опять Настя мерещится? То же лицо, осанка и взгляд. Не, так не бывает! Близнец из параллельного мира? Да ну нафиг! Видимо, голова еще не прошла после контузии, а я только недавно вспоминал Настю, вот и померещилось. Я хотел взглянуть на девушку еще раз, но поезд уже проехал мимо.
– Матвей, ты чего застрял? Пойдем, там охранка инструктаж проводит, а Гидеон один бочонок уже почти прикончил, – возле пикапа появился Стеча и поманил меня рукой.
Начался второй осмотр поезда, только теперь в обратную сторону и изнутри. В теплушке для лошадей было тепло, под потолком там подвесили специальные магические излучатели, напоминавшие чугунные буржуйки без труб. На двух скакунов, спокойно жевавших сено и не обративших на нас со Стечей никакого внимания, этого было больше чем достаточно. Чем и воспользовались пинкертоны, заняв свободные места спальными мешками.
Я сначала подумал, что бедолагам не повезло, но, когда зашел в пассажирский вагон, задумался, вдруг нам тоже туда надо. Вдоль правой стены увидел какой-то «тетрис» из трехуровневых полок. Миниатюрные закутки п-образной формы с боковыми полками, выполняющими роль стен. Я переступил через чьи-то черные пятки, подлез под веревкой, на которой сушилось несколько белых рубашек.
Поразительный контраст между внешним видом пинкертонов на постах и внутренним содержанием их жилья. Вроде поезд только тронулся, но складывалось впечатление, что бойцы живут здесь на постоянке.
В вагоне стоял запах свежевыстиранного белья, а сушку организовали через каждые три метра, так что если идти мимо них, то ароматы сменялись как слоеный пирог: застарелый пот, портянки, перегар и оружейная смазка.
Больше половины коек сейчас были заняты. Некоторые спали, кто-то рубился в карты, чистил оружие или развешивал белье. На нас косились, но без неприязни, скорее, с интересом. Я тоже любопытствовал, улыбаясь им в ответ и сканируя их ауру.
Парни крепкие, опасные профи, но одаренных среди них не было.
Самая яркая аура была у одного из картежников, но она была не его личная: давал ее какой-то артефакт, который лежал у них на ящике, выступавшем в роли стола.
– Надо будет в картишки перекинуться, – кивнул в их сторону Стеча. – У них там мухлелов. Я такие только в Москве в игорных домах видел.
– А как он работает? – спросил я. Играть я не собирался, но стало интересно: если он вранье распознает, то как же тогда блефовать?
– Колоду регистрирует и считает, – начал объяснять здоровяк. – Блефовать можно, даже хитрить вместе с напарником, но заныкать карту в рукав или подменить он уже не даст.
– А ты разве фанат?
– Иногда, но без фанатизма, – покачал пальцем Стеча, типа, ни-ни. – Только в те игры, где думать надо и карты считать, я так память тренирую.
Конец вагона превратили в кухню. Оборудовали уголок с плитой на четыре конфорки, водрузили самовар. Я обошел ящик с посудой и чуть не запнулся о стоящий почти на проходе узкий стол с лавками. Всем этим хозяйством заправлял толстячок небольшого роста. Он месил тесто прямо на столе.
– Обед по сменам, расписание на стене, —кивнул повар на маленькую бумажку, приколотую между окон. – Ежели, конечно, со всеми изволите столоваться.
– Угу, угу… —
Я покосился на волосатые руки, на грязное полотенце, висевшее на плече у мужика, и вздохнул.
– А наша смена когда?
– Это к коменданту. Первая смена уже заступила, так что вы либо уже штрафники, либо на рассвете смените, – сказал повар. Он указал на дверь и, потеряв к нам всякий интерес, принялся мять тесто, будто кирпичи рубил ладонями.
Если этот вагон считать плацкартным, то следующий, по моей классификации, был купейным. Стеча с усилием, подталкивая плечом, сдвинул дверь в наше купе. Почти как современное, только двухместное, как в вагоне СВ. Слева диванчик, справа второй, а посередине у окна комод и стол, на котором уже были расставлены склянки и инструменты Банши.
– Сон по сменам, – хохотнул Стеча, – ну, или в моторке. Скидывай барахло и погнали наших искать.
Перед дверью в следующий вагон мы простояли несколько минут. Строили рожи в маленькую бойницу и объясняли, почему нас нужно пропустить.
Закупорились они там действительно крепко. Треть помещения занимали арсенал со складом. Ящики с патронами, взрывчатка, запасные ружья и пулемет. Две винтовых лестницы вели к башенкам, где помимо оружия свободно помещались два, а то и три человека. Рядом с лестницей с потолка свисал прибор, похожий на перископ, – несколько прорезиненных глазков разного размера и две ручки по бокам.
– Крутая штука, – шепнул Стеча, – ночной вид, теплокровный и даже аура. Блин, таких даже в армии еще нет. Может, я не ту работу выбрал?
Я не стал отвечать. Попробовал посчитать, сколько здесь охранников. Двое, впустившие нас, так и остались у двери. Четыре пары ног я насчитал на вышках, и с другой стороны за столом сидели еще четверо и, похоже, они занимались единственным, что здесь было в почете и помогало бороться со скукой, – рубились в карты.
Складские вагоны с ящиками, мешками и стеллажами мы проскочили быстро. В каждом было по паре скучающих охранников на входе и выходе. Открывали нам без вопросов и только лениво проводили взглядом, чтобы ничего не стащили с полок.
Следующим был сейф. Вагон запомнился мне узким ярко освещенным коридором без теней, где Стече пришлось двигаться бочком. Вместо отсеков для купе по правую руку – стальная цельная стена, вся исписанная магическими символами. В центре вагона зеленым светом светился контур двустворчатой двери, и от него в разные стороны расходились электрические разряды. Этакая паутинка, разбегающаяся по стальной стене, уходящая под потолок в небольшую щель и возвращающаяся снизу.
– Здесь двойной контур, что ли? – Я оглянулся на Стечу, но ответить он не успел, впереди из незаметной ниши выступил пинкертонец и довольно грубо нас окликнул.
– Проходим скорее, не болтаем, руками ничего не трогаем, – предупредил он и усмехнулся. – А то будет нечем в носу ковырять, чтобы нормативы Ордена выполнить. Не будет вам тут работы, без вас спокойно справимся.
– О! У нас здесь эксперт, – улыбнулся я, глядя, как занервничал Стеча, стараясь максимально втянуть одновременно и живот, и задницу, чтобы не задеть охранный контур. – Слышь, носатый, а тебе случайно веслом по хребту не доставалось?
– Че-е-е? – удивился охранник.
– Да я так, разговор поддержать, – лениво объяснил я. – Молись, чтобы нам тут работы не нашлось.
Быковать мужик не стал. Либо все-таки сообразил, что одно дело делаем и не конкуренты, либо я и без фобосов уже могу ауру вокруг себя сгущать. Он открыл нам дверь, предварительно передав в рацию – чугунный рожок, торчащий из стены, – что мы идем. А когда мы вышли из вагона, то за спиной раздалось сразу два облегченных вздоха. Стеча распрямился, чуть не спихнув меня с узкой платформы, а пинкертонец быстро захлопнул дверь.
Второй бронированный вагон почти ничем не отличался от первого, только арсенал имел минимальный: этакий спецзапас для оперативной группы, а на свободном месте устроили пункт управления. Что-то типа радиорубки и стола для совещаний, за которым сидели чоповцы и попивали пиво с кем-то из местной охранки, сидящим к нам спиной.
– Все на месте? – вместо приветствия спросил начальник и, получив утвердительный кивок от Гидеона, продолжил: – Итак. Меня зовут Иван Иванович. Можете звать меня просто комендант, ну или Флинт, это мой позывной в отряде.
Комендант обернулся на нас со Стечей. Я увидел пожилого мужчину с черной повязкой на одном глазу. Вопрос: «Почему Флинт?» – отпал сам собой. Лет под шестьдесят, лицо боевое, кривой шрам начинался над бровью и нырял под повязкой, чуть-чуть не доходя до подбородка. Волосы седые, но прическа модная, даже по меркам московского мира. Стильный образ дополняли бритые виски, черная жилетка с двойной плечевой кобурой и белая рубашка с расстегнутым воротником.
– Двое на дежурстве, двое отдыхают, – бросил он. Окинул нас взглядом и уставился на Гидеона. —Контракт у вас с артелью, но у меня полномочия. С завтрашнего утра вы поступаете под командование охраны поезда. Вопросы есть?
– Остановки будут? – Гидеон наклонил бочонок, чтобы подлить в стакан, и, морщась, наклонял все сильнее и сильнее, а пиво все никак не текло.
– Будут, но сходить с поезда запрещено. Перечитайте контракт, там четко прописаны штрафы.
– Понятно, – сказал я и сел за стол. – Зачем мы здесь? Что-то ожидается?
– Это ювелирная артель, – пожал плечами Флинт. – Дорога дальняя. Как правило, три, порой и четыре нападения случаются.
– А что за груз? Какой-то особенный?
– Повторяю, это артель ювелиров, у них всегда груз особенный.
Я фыркнул и поинтересовался:
– Ладно, мы вам зачем?
Флинт покосился на меня.
– Просто будьте рядом. Я считаю, что и без одаренных справимся. Но у дочурки Куркина было видение или предчувствие. Одаренная она.
Вот и поговорили. Никаких деталей, какое-то предчувствие у одаренной, но папенька ему доверяет. И партнеров убедил.
Мы как бы сами по себе, но с четкой иерархией и отчетностью перед Флинтом. Пока задача простая – сидеть в башенках, смотреть по сторонам. Захара отправили в «буханку», а себе поделили смены по восемь часов и приступили сразу же, так как спать одновременно не могли. Банши увела Гидеона отдыхать, а мы со Стечей разошлись по бронированным вагонам.
Пинкертоны освободили мне башенку с «миниганом», видимо, они думали, что «Орденским шаманам» нужны какие-то особые условия. Я не спорил и сначала честно выполнял свои обязанности, раскручиваясь на круглой сидушке, разглядывая округу.
В вагонах первого класса заметил ауру одаренной, скорее всего, как раз дочку Куркина, ту самую, хорошенькую. Рядом с ней крутился светлый фобос. Опасности я не почувствовал, скорее, ангел-хранитель или дух покойной бабушки, переживающей за внучку.
Снега, леса, поля – красота!
Снега, леса, поля – был бы художником, получилось бы занятно.
Снега, леса, поля – а ночью-то я толком и не спал…
Снега, леса, поля – может, и мне пора в карты начать играть? Хотя бы пасьянчик разложил бы.
Минут через пятнадцать с начала дежурства я начал клевать носом и погружаться в какое-то странное состояние на грани сна и медитации. Причем думал в этот момент о своих делах. Строил планы на Москву и подводил итоги того, что удалось узнать.
Есть завязка на дневник деда – найти мастера и проверить, сохранилась ли «метка геолокации».
Есть четыре рода в качестве основных подозреваемых: Арсеньевы, Медниковы, Львовы и Исаевы, которых нужно будет проработать в Москве.
Есть статья некоего Д. Рихтера, у которого можно узнать подробности про смерть отца, по крайней мере, место.
Потому что отец что-то искал. Узнал от фобоса из первого совета про блуждающий чумной разрыв и… И если пофантазировать, то отец, должно быть, решил, что это источник бед Енисейской деревни, в создании которого замешаны члены древних родов. Дальше фантазировать стало еще страшнее, да еще Ларс начал подкидывать безумные идеи одну за другой.
В итоге рабочей версией стало то, что отец искал чумной разрыв, который или сам, или с помощью тех, кто им управляет, переместился в Москву или область. Эта версия мне понравилась, было в ней что-то героическое с закосом на спасение мира. Не только за семью отомстить, но и страну спасти. Но она вызывала новые вопросы: зачем это кому-то, и кто они, собственно, такие.
Из медитации, того странного состояния, когда внутренний критик уже заснул, а фантазия раскручивается на полную катушку, меня вырвал звук сирены. Потом я услышал топот сапог по стальной лестнице, и чья-то помятая штанина замаячила у меня перед носом.
На нас напали в первый раз.
Я встрепенулся, чувствуя себя полным профаном, провафлившим свое первое дежурство. Под звук заработавшего «минигана» быстро запустил ауру, потеснился, чтобы не мешать пулеметчику, и, оценив ситуацию, выдохнул. Девчонка здесь, наши здесь – вид у всех встревоженный, но опасности нет. Разгоряченным можно было назвать только деда. Я подумал, что если за нами погоня, то он там вовсю развлекается, отстреливая всех подряд.
– Помочь, может, чем? – крикнул я бойцу, стоявшему передо мной, но грохот стоял такой, что сам себя не услышал.
«Спим дальше, кина не будет… – проклюнулся Муха — Либо подвинь этого, а то не видно ничего, либо спать пошли дальше».
«Какой спать? Он же на посту… – ответил Ларс. – «Лучше пройдем в первый класс: я вижу там очень интересную даму в возрасте. Она напоминает мою первую учительницу…»
Я почувствовал, как зашевелился мэйн, явно намереваясь посмотреть, что же там за дама в возрасте. Муха-то однолюб, только фыркнул, а Ларс действительно завелся, сканируя фобоса, которого я принял за бабушку молодой Куркиной.
«Ну вас нафиг…» – плюнул я и выпустил Белку, переключившись на ее зрение.
Пинкертонцы действовали, как какой-то спецназ из моего прошлого мира. Над поездом кружили две механические птицы – местный аналог дронов, – периодически улетая к лесу и возвращаясь обратно. Каждый раз, когда охранники выцеливали птиц, у тех на груди вспыхивали странные иероглифы, а башни поезда, то одна, то другая, то обе сразу поворачивались в ту сторону и открывали огонь.
А потом я увидел всадников! Белые полушубки, в руках ружья. Они мелькали за деревьями, несясь параллельным курсом. За поездом, прямо по шпалам, плелось несколько лошадей без хозяев. Трупы черными кляксами валялись на рельсах.
Пара лихих бандитов выскочила из леса у вагонов первого класса. Они ловко ушли из зоны поражения «минигана», даже прыгнули на поезд, размахивая револьверами и стреляя, но практически сразу упали в снег и, окрасив его в красный цвет, покатились по насыпи.
– Орденский, держись, сейчас тряхнет!
Надо мной промелькнул боец, развернувший пулемет прямо по ходу поезда и на явном кураже, закричал:
– Тупня, поезд наш не знают!
Одна из птичек вспыхнула, стала белой, как спираль накаливания, и спикировала прямо перед паровозом. Раздался взрыв, а за ним толчок – поезд тряхнуло! Мы резко замедлили ход, но сразу же начали снова разгоняться. Проехали сквозь огонь и дым, оставив по обе стороны поезда тлеющие бревна и остатки какой-то телеги.
Стрельба постепенно стихла. Только из бойницы еще палил одиночными снайпер пинкертонов добивая отступающих бандитов.
«Я требую продолжения банкета, а то нам ничего не досталось. Может, пойдем до того носатого докопаемся? Хоть потренируемся?»
«Если мы куда-то идем, то только в первый класс. Я чувствую, что барышню нужно успокоить…»
«Никуда мы не пойдем! – не выдержал я. – Если вы такие бодрые, то Муха на стреме следит за окрестностями, а Ларс наконец расскажет, что дает его чудо-формула. Что притихли?»
– Так все закончилось, вот и притихли, – неожиданно ответил пулеметчик, услышав последнюю фразу, которую я, видимо, произнес вслух. – Местное дурачье следит за погрузкой и лезет потом на рожон. Считай, разминка. Вот денька через два будет жестче, там банда одна есть, давно на нас зуб точит.
Второе нападение случилось раньше. Уже на следующий день нас подловили на выезде из небольшого тоннеля. Завалили камнями проезд, перекрыли выезд и не дали пинкертонам свободно действовать под невысоким сводом.
Попытки прорваться через заслон пресекали, поймав одну птичку сетью, а вторую подорвав сразу на вылете из тоннеля. Но и сами не могли зайти: сзади караулила «буханка», которой после первой банды выделили неограниченный запас патронов. А впереди дежурил отряд охраны.
Флинт от нашей помощи отказался, только Банши взял консультантом. Дождался ночи и двумя диверсионными отрядами с использованием огня, дыма и какой-то магии от блондинки выскочил наружу и перебил всех нападавших.
Наше время наступило через два дня. Я уже в карты начал играть. И удивительным образом выигрывать, обманывая мухлелов при помощи Белки. Ну а что? Новичкам-то везет!
Я как раз уже выигрывал третью банку тушенки у повара, как сработала сирена и поезд начал тормозить. По уже сложившейся привычке обращать внимание не стал. Без нас разберутся. Но вслед за сиреной, заголосила латунная трубка на двери. И гудящим голосом Флинта потребовала, чтобы Заря немедленно явилась к вагону первого класса.
Нас встретил Флинт вместе со встревоженными главами купеческих семей. Куркин что-то бормотал про видение дочери, то ли испуганно, то ли восторженно. Флинт же просто махнул рукой вперед, мол, спешиваемся и идем.
Куда идем, я заметил сразу. Метрах в трехстах от нас мерцал разрыв. Прямо на рельсах стояло огромное перламутровое зеркало. Как тоннель. Четыре метра в высоту, около трех в ширину – поезд спокойно проедет, да еще и на крыше какие-нибудь супергерои подерутся, «потолок» не цепляя.
Зеркальная гладь сокращалась под какой-то ритм, а вокруг расползался туман.
– Пойдем подпалим, – махнул Гидеон, спрыгивая в снег. – Банши, Стеча, ждите здесь, мы быстро.
Я тоже спрыгнул и почувствовал, что земля вибрирует. Легонько, будто поезд все еще едет. И что странно, ритм совпадал с мерцанием разрыва.
Мы пошли вперед, физически ощущая, как нам в спины уставились все пассажиры первого класса. Уловил щекотку – явное не очень здоровое возбуждение одаренной девушки, а потом что-то странное от бабки-фобоса. Интерес? Надежду? Я не понял, зато Ларс сразу оживился.
Мы обошли паровоз и ускорились, топая по вздрагивающим шпалам. Вибрация усиливалась, а в ушах нарастал гул, сквозь который пробивалось вполне узнаваемое: ту-дун-н, ту-дун-н.
– Гидеон, быстрее! Там что-то есть, надо его скорее закрыть! – крикнул я и побежал, сжимая в руке огневик.
– Матвей, нет! В сторону! – закричал Гидеон сначала мне, а потом машинисту. – Задний врубай! Быстро! Все в лес!
За спиной вздрогнул паровоз. Раздался пронзительный гудок, заглушивший крики Гидеона, и послышался стук колес, медленно набирающих скорость. Я тоже ускорился!
«Давай, брат, гони! Чух-чух, в рот его чих-пых!»
Я почувствовал прилив сил и энергию, пробежавшую по мышцам.
«Господа, позвольте напомнить, что в поезде осталась дама, требую ее защитить… Ай! Руки убрал, груша боксерская!»
Мне показалось, что Ларс хочет устроить саботаж: мышцы начали тяжелеть и вязнуть в подкрадывающимся тумане. Серо-белая взвесь, смешиваясь со снегом, цеплялась за ботинки и ледяной стужей пробиралась под штанами.
До разрыва оставалось меньше ста метров, амплитуда вибрации земли усиливалась с каждым шагом. И в какой-то момент меня тряхнуло особенно сильно, нога зацепилась за камень, скрытый в тумане, и я кубарем полетел на рельсы.
А когда вскочил, было уже поздно. С грохотом и ревом на меня неслось что-то странное, выскочившее из разрыва. Размером с двухэтажный поезд! И выглядело оно как поезд: старый ржавый локомотив с погнутой решеткой, напоминавшей острые колотые зубы. В центре горело два желтых фонаря, бликующих в клубах серого тумана.
Все остальное было уже не поездом. На крыше локомотива и дальше по всем вагонам, сколько я смог разглядеть, лежала какая-то тварь. Не поезд, а настоящая змея со звериной бледной мордой.
Зверь лежал поверх поезда, одновременно составляя с ним единое целое. Белесые жгуты переплетались с клубившимся туманом, мешая понять, реальные ли это контуры плеч и лап со слипшейся шерстью или лишь призрачная иллюзия.
Морда у зверя больше всего напомнила толстого старого вепря с обломанными клыками. Размер, правда, сопоставим с кабиной «КамАЗа» (и это только широкий мясистый лоб с небольшими рожками). Я потрясенно моргнул, разглядев ряд длинных, тонких зубов, терявшихся в тумане.
Весь обзор занял всего мгновение: я поднял голову, срисовал образ, и тут же вся эта махина налетела на меня.
Я не почувствовал удара. Теплая волна спертого воздуха окатила с ног до головы, влетела в лицо, горьким налетом осев на губах. Нос, горло, глаза – по ним как наждачкой прошлись, вызывая кашель и слезы. В ушах стоял гул, будто морскую раковину прижали и трясут ей, как шейкером. Яркий дневной свет исчез, все заполнила какая-то серая хмарь.
Поезд несся сквозь меня. Мелькали внутренности вагонов, мебель, чемоданы и существа, отдаленно похожие на людей. Поезд-фобос битком набитый фобосами!
Все выглядело старым и запущенным. На стенах, лавках, дверях – везде лежал слой плесени, а в воздухе мерцали крупные частицы пыли, смазанные от скорости. Призраки, населявшие вагон, разделились – часть бросилась в рассыпную, а другие, наоборот, тянулись ко мне.
Меня захватила волна образов. Слияние с духами шло одно за другим. В голове на ускоренной перемотке пронеслись обрывки чьих-то жизней. Душевная боль, муки, терзания – мало кто из них умер естественной смертью. И много кто хотел отомстить, причем не только мне, а всему миру. Потоки ненависти сменялись безысходностью – поезд, как душелов, держал их всех внутри.
«Господа офицеры, нас предали, мы в жо…» – в голове прозвучали коллективные невеселые мысли, а я закричал. Проорался матом, стараясь придать голосу не только громкости, но и вложить в него внутреннюю энергию и силу. Я не Банши, конечно, но взял по чуть-чуть от каждого своего постояльца. От меня отшатнулась первая волна призраков, а потом и вовсе какая-то сила выдернула из поезда и отбросила в снег.
Последний вагон фобоса пронесся мимо меня, гонясь за нашим составом. Я опять заорал! И как догонять-то его теперь? Я зачерпнул снега и протер лицо. Настоящий, пусть холодный, но «живой» снег чуть проветрил голову и прочистил мысли. И главное – смыл мерзкое ощущение, будто по телу копошатся мириады заплесневелых личинок.
Призрачный поезд проехал чуть больше километра и встал. Замерцал, то уплотняясь, то становясь прозрачным и показывая, что внутри. Гигантский «червяк» полностью проглотил поезд ювелиров. Обволок его, как змеиная кожа, и мне даже представить было страшно, что при этом происходило внутри.
«Опаньки, да он их щас переварит!» – присвистнул Ларс.
«Не очкуй, старый, ща дядя доктор клизьму пропишет, мы же сзади подходим…» – хохотнул Муха.
«Какую еще клизму? Там же дама моего сердца! И эти, как их там? Люди! Но, предварительный анализ показывает, что идти туда вообще не стоит, – замялся Ларс. После недолгой паузы он хмыкнул, а потом продолжил, но уже другим, совершенно спокойным голосом – Матвей, если эта штука нас затянет, добей нас. Изгони из этого мира…»
Я пропустил мысли фобосов мимо ушей. Обернулся на то место, где был разрыв, после которого осталось только черное пятно сажи на снегу. Плюнул и, набирая скорость, чуть ли не семимильными шагами понесся за поездом. Призрачный «червь» был длиннее как минимум на пару вагонов. Пылающая вдалеке в сером сумраке аура «буханки» стала для меня точкой притяжения – каких-то двенадцать вагонов пробежать, делов-то! А мысль в голове всего одна: лишь бы успеть.
«Эти, как их, люди» еще держались. Редкие выстрелы сменялись беспорядочной хаотичной стрельбой, а где-то в середине поезда вспыхнуло яркое пятно, скорее всего, от светошумовой гранаты Банши. Наверняка и Гидеон уже вовсю поет там свои святые песни.
«Парни, прорвемся! Муха, запевай! Ларс, не кисни, спасем твою даму сердца!» – подбодрил я и подскочил к последнему призрачному вагону. Ткнул в край зажженный огневик.
У монстра не было хвоста и задних лап. Шевелящиеся клубы дыма, вытянутые в жгуты, просто свешивались с крыши старого, покрытого ржавчиной и плесенью, грузового вагона. Туман сначала потянулся ко мне, но, как только зажегся огонь, резко схлопнулся, будто до горячего дотронулся. Серая пленка обрела плотность, фобос перешел в какое-то новое состояние, закрывшись от внешнего мира.
Zippo шпарила на полную: полный бак, обновленный фитиль, лучшая смесь полыни, что была в запасах у Исаева. Но фобос не вспыхивал! Огонек плавил серую массу, обугливал края, вверх тянулась струйка едкого дыма, но общий эффект напоминал работу детского выжигателя по дереву.
«Тухло, до пенсии будем тут тряпки жечь, но вот смеяться будет поздно… – хмыкнул Ларс, в очередной раз удивив меня своим умением шарить по закромам моей же памяти. – Нужно в локомотив пробраться: там либо сердце, либо машинист, который всем управляет…»
«Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает… – наконец запел Муха, на секунду прервался, поддакнул: «Старый пень дело говорит…» – и продолжил: «Орленок, орленок, взлети выше солнца…»
«Муха, свали уже из школьной памяти, поищи что-нибудь посовременней! И приготовьтесь…»
Не могу сказать, что у меня был готов план. И, может, бежать по лесу вдоль поезда было бы лучшей идеей, чем родилась у меня, но я не хотел остаться за бортом, если вдруг машина тронется. Да и «Варяг» наш действительно не сдается!
Я достал склянку с запасом полыни для огневика, достал финку и облил лезвие. Чиркнул огневиком – пламя равномерно опалило клинок со всех сторон и остановилось за пару сантиметров до гарды. Спасибо Мухе, что подтолкнул к покупке, а Гидеону, что подсказал пару охотничьих трюков и особенностям оружия Ордена.
Размахнулся и воткнул горящее лезвие в призрачную пленку, проткнул и с усилием, задействовав силу мэйна, протащил вниз, разрывая материю. Задержал дыхание от вырвавшегося запаха гнили и разложения. Показалось, что гниет металл.
Красивая, мощная решетка, которой локомотив раскидывал препятствия на пути, проржавела и теперь истончалась прямо на глазах. Как в замедленной съемке, от прутьев отрывались коричневые хлопья ржавчины, поднимались и лениво кружились в воздухе.
Все вокруг казалось ленивым, неподатливым и обесцвеченным, словно я находился под водой. От локомотива отделились четыре тени и бросились на меня.
Невысокие худые существа, когда-то давно бывшие людьми, а сейчас высохшие и скукоженные твари. Вместо лиц – бесформенные бугристые маски с черными провалами глаз.
Первый рванулся ко мне. Я пропустил его мимо себя, воткнув финку в голую спину. Всадил под лопатку и резко дернул горящий клинок вниз. Края разорванного надвое фобоса вспыхнули, и пошел процесс изгнания.
Встретил второго, отмахнулся по вытянутой лапе, развернул легкое тело и добил коротким тычком в висок. Поймал в прыжке третьего, неудачно подставившись под его тянущиеся ко мне руки. Прежде чем вспыхнуть, тварь успела схватить меня за руку.
Холодом ударило, как током. Все, что ниже локтя, будто в прорубь засунули, лишив чувствительности на несколько секунд.
«До свадьбы заживет, бей, не спи…» – Ларс дернул меня за воротник, отталкивая в сторону, а потом подправил мою руку, чтобы четвертому призраку не удалось увернуться.
«Что с вами сделали снег и морозы, лед витрин голубых… Может, мне надо было в пение идти, а не в бокс? Прикольные у тебя пластинки есть… – довольно фальшиво пропел Муха. – Белые розы, беззащитны шипы…»
«Эй, скоморох, а есть что-нибудь, чтобы даме спеть?» – Ларс попытался подпеть, насвистывая, но совсем не попадая в такт.
«Не, только про зиму пока нашел. Ой, чудные стихоплеты в твоем мире, Матвей… – Муха хрюкнул, прочищая горло и опять запел: – Между нами тает лед…»
«Муха, твою мать! Пение – это не твое, и хватит копаться уже в моей голове!» – рявкнул я. Подошел к локомотиву и поскреб финкой разлагающийся металл.
Простые перебранки с фобосами помогали отвлечься. Не фокусироваться на давящем чувстве безнадеги, которое всем своим многотонным массивом испускал умирающий поезд.
Каркас его был пока еще крепкий, но процесс разложения шел полным ходом. Призрачный поезд был шире нашего почти на метр с каждой стороны. Я прошел вдоль локомотива и забрался в кабину машиниста. По инерции прикрыл рукавом нос, глядя на скелеты машинистов, лежащих под приборной панелью.
Белые чистые скелеты: ни одежды, ни мяса, только призрачный силуэт, практически копия тела, дрожал в воздухе в сантиметрах тридцати от костей. Подрагивал и тянулся вверх, теряя очертания и уходя куда-то под потолок. Будто призрачный поезд растворил плоть, а теперь вытягивает и души машинистов.
Я взмахнул ножом, перерезая потоки, и поднес огневик к мареву над телами, чтобы освободить машинистов.
«Матвей, скорее! Через них весь поезд прошел, их уже не спасти, но дальше могут быть живые…» – Ларс потянул меня дальше.
За дверью в вагон Куркина меня будто бы ждали. Стоило перешагнуть порог, как со всех сторон, перескакивая перевернутую мебель, и, прыгая с багажных полок на меня, бросились мелкие существа. Какой-то дикий зоопарк мелких зубастых чертиков. Не больше полуметра, почти карлики, существа напоминали кукольных мумий, которых разорвали на части, засушили, а потом грубыми стежками сшили обратно.
Подключился Муха, и понеслась: мы отменным футбольным пинком отправили в полет первого, превратив его в шар для боулинга, благо куклы имели физическое тело. Раскидали первую волну, ткнули огневиком в самого шустрого, подцепили на финку, как на шампур, еще двоих.
Пошла реальная куклорубка: черти прыгали, цеплялись за одежду, пытаясь ее прокусить, и вызывая ледяные ожоги. Я не отставал: скакал как Джеки Чан, используя окружающую обстановку. Купе были только в конце вагона, а большая его часть была одновременно и гостиной, и столовой. Рубя направо и налево, я пробрался в купе и заперся внутри, чтобы обновить пламя на финке.
Нашел скелеты купеческой обслуги на полу и услышал шорох, а потом и чье-то тяжелое дыхание за дверкой шкафа, стоявшего в углу. Дернул створку, отступил и замахнулся ножом, намереваясь ударить.
В шкафу среди платьев мелькнуло перепуганное лицо дочери Куркина. Она издала странный звук, похожий на яростный визг и сама ударила магией. Прожигая тряпки, из глубины шкафа вылетела маленькая, размером с перепелиное яйцо, шаровая молния. У меня волосы дыбом встали, когда она пролетела всего в паре сантиметров от моего уха.