Евгения Шамшина
Право на Одиночество
– Оно всегда было со мной. – ответил он. Анна дрожащими пальцами сняла его. Надела. Было ей немного велико. Легко поцеловала мужскую руку. И грустно вздохнула. Как мучительно долго она шла к себе. Не нужно было ничего. Лишь одно желание: остаться с ним навек в этом вечере.
Сокольский не мог уснуть. Слушал тихое дыхание рядом. С трудом сдерживал непреодолимое желание целовать и целовать её. Боялся нарушить хрупкий сон. Утром всё же постарался бунтовать. И, признаться, Аня и сама задумывалась уехать с ним. Появилась непонятная тревога. Она так боялась его потерять. Но всё же осталась при своём. Провожала его. У машины он целовал её так крепко, всё ещё не веря своему счастью. И не хотел выпускать её из своих объятий.
Ехал в город, улыбаясь. Просто счастливо улыбаясь. Он не мог сдержать своего счастья, он излучал его, озаряя всё вокруг. Его потрясывало от избытка эмоций. Мила, сдерживая довольную улыбку, постаралась сделать вид, что ничего не происходит. Сокольский подхватил её и прокружил. Сотрудники удивлённо переглядывались. Потом вошёл в свой кабинет, пританцовывая. И ему, в кои-то веки, было наплевать на то, что о нём подумают. Пятница пролетала стремительно. Он даже не заметил, как день подошёл к концу. Телефонные звонки, обыкновенная суета. Вечером впервые вернулся в их квартиру. И прошёл по ней. Было немного некомфортно, это было связано с последними случившимися здесь событиями. Остался здесь ночевать. Но уже твёрдо решил, что квартиру нужно поменять. Новая жизнь с чистого листа.
Астахов же был раздавлен. Пятница для него не была такой радужной. Мрачнее тучи. Не разговаривал ни с кем. Только сейчас он смог переварить всю информацию. Но, к несчастью, принимать это как должное он и не собирался. Всерьёз раздумывал о том, что можно сделать, чтобы всё-таки разрушить этот ненавистный союз. Он уже не хотел, чтобы она принадлежала ему, была его… Лишь бы не с Сокольским. Пусть не достанется никому. Только об этом он думал. Твёрдо решил, что поедет туда завтра, чем бы это не закончилось.
Суббота. Для каждого своя. Александр бегал по квартире, как заведённый, причём сам не знал, почему… Просто волновался.
Громов был спокойно счастлив. Попил кофе. И был готов к поездке.
Максим же ломал пальцы от нервного напряжения. Бессонная ночь. Сигареты. И непрекращающийся поток мыслей.
И дорога у всех была одна. Настроение разное. Это был день, когда все точки над “i” были расставлены. Сокольский не мог не улыбаться. Эта щенячья радость захлёстывала его. Всего несколько часов, и они вновь будут только вдвоём. А остальное не имело значения. Выбирал одежду. Потом раздумывал о цветах. В своей волнительной суете ничего не замечал. Звук его телефона был убавлен с вечера. Все «нужные» люди знали, что сегодня его беспокоить бессмысленно. Смотрел на себя в зеркало и поймал на мысли, что собирается как на свадьбу. Скорчил сам себе гримасу. И вышел в подъезд, не было больше сил откладывать поездку, выжидать время. Удивительно долгой сегодня была дорога за город. Заговор. Все светофоры на пути красные. Пробка на выезде. Нервничал. Невольно. Постоянно смотрел на часы. И бубнил себе под нос ругательства.
Громов приехал первым. Хотя они все приехали с разницей в пару-тройку минут. Плюс, минус. Ворота были закрыты. Захар поздоровался со всеми. Александр был просто бессовестно счастлив. Эта волна сбивала с ног всех присутствующих. И даже мрачное лицо Астахова, как и его присутствие здесь, не могли омрачить настроения губернатора. Он теперь не боялся ни конкуренции, ни обид прошлого. Он был выше всего этого. Ведь она любила Его, именно его, а не кого-то другого. Адвокат ненавидел соперника всей душой, до мозга костей. Его потрясывало от этой довольной физиономии. Но он дал себе слово держать себя в руках. Громов в очередной раз поразится твердолобости Максима. Хотя и держал нейтралитет. Ему было невыносимо сложно. Но он старался. Открыл ворота. Тихий двор. И у каждого своё настроение. Вошли в дом. Их встретила оглушающая тишина. И нет ни единой мысли. Громов прошёл в кухню. Астахов остался в коридоре, в прихожей. Он был не готов ни к чему. Вернее, оказался не готов. Александр оглядывался вокруг. Он искал её. Её одну. Он вошёл в зал. И снова тишина. Она спала на том же диване, где они были вдвоём позапрошлой ночью. Улыбнулся. И тихонечко подошёл к ней. Ему так не хотелось потревожить её сон. Пелена невесомой любви застилала его глаза. Астахов тихонечко решился пройти в зал, и оставался в дверях. Тишина вдруг показалась ему настолько странной. И от этого ощущения вдруг неожиданный страх коснулся его мыслей. Сокольский мягко коснулся её плеча. По всему телу бежали волнительные мурашки. Но ответа не последовало.
– Родная моя… – прошептал мужчина, вновь едва касаясь её плеча. Ответа не было. И Александр обернулся на Максима, в их глазах недоумение. Сел на край дивана и повернул её к себе, укладывая на спину. Он что-то шептал. Но её глаза были по-прежнему закрыты. Девушка ни на что не реагировала. Максим сглотнул накопившуюся слюну. И теперь с неподдельным ужасом смотрел на соперника. Губернатор всё настойчивее старался разбудить её. Его шёпот переходил в отчаянный крик, в надежде достучаться до неё. Громов остолбенел. Тело её вторило движениям Сокольского. Он старался привести её в чувство. А ужас уже охватывал, накрывая с головой. Вызывал панику.
– Скорую… Скорую… – кричал Сокольский не своим голосом. В глазах беспомощное отчаяние. Максим трясущимися руками набирал «сто двенадцать». Громов подошёл к дивану. С трудом оттащил Сокольского, который трясся всем телом, твердя одно и тоже, не прекращая, как заклинившая пластинка. Прижал пальцы к шее девушки, чтобы нащупать пульс. Ему едва удавалось сохранять самообладание. Прикоснувшись к своей гостье, он опустил голову, не веря в происходящее.
– Ну, что ты стоишь?!!! Сделай же что-нибудь!!!! – кричал Александр, оглушая сам себя.
Он бросился к возлюбленной, отталкивая Захара. Искусственное дыхание. Непрямой массаж сердца. Он никогда этого не делал. Руки и ноги не слушались. И крик его нечеловеческий. Громов растерялся. И пару минут стоял в полнейшем ступоре. Он смотрел на действия Сокольского. Потом на побелевшего Максима. И вновь на Сокольского. Он понимал, что всё бессмысленно. И не имеет уже никакого значения. Прикоснувшись к ней на те жалкие доли секунды… Кожа её была уже холодной. К их приезду Анна уже была мертва. С этим ничего нельзя было сделать. От осознания реальности становилось дурно до тошноты. Собрал остатки самообладания в кулак. И постарался оттащить мужчину от тела. Сокольский кричал, вырывался. Громов с трудом оттащил его и держал в своих руках.
– Всё! Слышишь, всё! Саш! Всё! Поздно! Слишком поздно! Она умерла…
И эти слова как приговор. Сокольский закричал во весь голос, что было сил. Он не хотел. Не мог в это поверить. Хотя и сам уже догадывался об этом. И он кричал не своим голосом. Потом обмяк, перестав сопротивляться, и медленно осел на колени. Его лицо красное, глаза, наполненные солёными слезами. И одна мысль: почему… Астахов сполз по косяку и сидел на полу, уронив тяжёлую голову на руки. Громов стоял и чувствовал, как сильно дрожат его руки. И огромный ком подкатывал к горлу, не давая дышать. Она лежала в его доме с распластанными руками, с головою, повёрнутой в бок. Мертвецки-белая кожа, ещё не успевшая приобрести синюшный оттенок. Мертва… И от одного слова было так чертовски больно. Невыносима была даже мысль. И он смотрел на её неподвижное тело, и не понимал, что могло произойти… Сокольский уже тихо всхлипывал, захлёбываясь болью. Мужчины подняли его с пола, и вывели на крыльцо на воздух. И теперь сидели втроём на ступеньках, поглощённые ужасом, болью утраты. Вызвали и скорую, и полицейских. Оставалось лишь ждать.
Этого не ожидал никто. Александр схватился за разрывающиеся виски. С губ его сорвался протяжный звериный вой. Боль уничтожала его, выжигая всё тело адским огнём. Мозг отказывался верить. С трудом поднялся, с одним желанием. Рванулся вновь к ней. К её одинокому бездыханному телу. Громов и Астахов держали его. И он был готов драться, кусаться. Потом вновь ослаб. И обречённо сел на место, разразившийся немыми рыданиями. Что чувствовал Максим? К стыду, было отчасти легче. Но он не желал ей смерти никогда. Ни тогда, ни сейчас. Не при каких обстоятельствах. Этот прощальный пинок судьбы был неожиданным. Худший вариант сценария. Громов поднялся. Закрыл ладонью рот. Не было сил держать всю эту боль внутри. На ватных ногах вернулся в комнату. Сдержал подавленный стон, вновь посмотрев на тело. Невольно отвернулся к окну. На столике у окна, в идеальном порядке, на гладкой, отполированной до блеска поверхности лежал совершенно одинокий листок, прижатый шариковой ручкой. Захар подошёл, чтобы рассмотреть поближе. Его влекло именно туда. А на белом листочке бумаги чёрным по белому два слова: слишком поздно. Мужчина почувствовал, как внутри что-то оборвалось. И теперь стало нестерпимо больно. Этот кошмар не прекращался. Казалось, что лёгкие с силой кто-то сжимал, не давая дышать. Боль тупая, безжалостная. Хватаясь за стены, вышел на улицу. Максим поднял голову.
– Она сама… Сама… Сама… – тихим эхом повторял Громов. И не хотел в это верить.
– Она…. Покончила… С… Собой?.. – Астахов округлил и без того выпученные глаза. И подбородок его заходил ходуном.
– Там записка… На столе… Предсмертная… – Захар подавился этими ядовитыми словами, в этот момент отравляющими его мозг. Максим отрицательно замотал головой. И вновь схватился за виски. Это было слишком. Сокольский всё слышал. Это была вишенка на торте. Он больше не мог этого выносить. Душа его избитая, израненная разорвалась в клочья. И та боль, которую он испытывал… Моральная, физическая. Утрату нельзя описать словами, её можно только прочувствовать. Она выжигала всё живое. В груди Громова пекло с такой силой. Он не мог больше сдерживать своих сильных мужских слёз. Слёз обиды, отчаяния и собственной беспомощности. Смерть унизительная, злобная… С ней невозможно было тягаться. Проигравшими были все.
– Это мы её довели… – тихо сказал губернатор, не поднимая головы. И было неясно вопрос ли это, или утверждение. Никто не хотел думать об этом.
Врачи констатировали смерть. Полицейские сразу отметили, что суицид. Следов насилия не было обнаружено. Тем более оставлена записка. Снотворное. Всё было шито белыми нитками. Врачи тоже держались версии суицида. Конечно, более точно только после вскрытия. Сокольский прошёл в комнату. Ему хотелось обнять её. Одинокая мысль о том, что всё это ошибка. Злой розыгрыш. И она непременно сейчас откроет глаза, встанет. Эти мысли не давали покоя и не казались какими-то странными и неуместными. Но его не подпустили к телу. Губы превратились в одну тоненькую полосочку. Она бездыханная, неподвижная. Так близко, и уже так безвозвратно далеко. Ноги не слушались, оступился. Упираясь в стол у окна. На нём, уже аккуратно упакованная в файлик, лежала та самая записка. Два слова. Всего два слова. Александр перевёл опустошённый взгляд с возлюбленной на листок, и обратно. И так несколько раз. Потом посмотрел на Захара, который разговаривал с полицейским. Их взгляды встретились на доли секунды. И Громову не понравилось то, что он увидел в мужских глазах напротив. Сокольский вышел из дома. Максим трясущимися руками держал сигарету и курил, шумно выдыхая дым. Мужчина посмотрел на соперника глазами, полными отчаяния и непонимания, и тихим шёпотом сказал:
– Прости меня… Прости… Я не хотел, чтобы всё так закончилось… Прости…
И было неясно, Астахов обращался к Сокольскому или уговаривал сам себя. Так или иначе, Александра Викторовича никак не трогало услышанное. Он молча отвернулся и твёрдыми шагами пошёл к своей машине. К тому моменту, когда Громов выскочил за ним на крыльцо, машина уже отъехала. Астахов же оставался здесь с хозяином дачи до последнего. Пока все формальности не были улажены.
Сокольский ничего не видел. Слёзы боли застилали ему глаза. Он давил на педаль газа. Несколько раз терял управление. Ему было не страшно умирать. Всё самое ужасное уже произошло. Больше ничего не имело смысла. Смерть уничтожила его душу. Оставив лишь пустую оболочку. С огромным трудом он подъехал к своему бывшему дому за городом. Из последних сил взял себя в руки, заставив собраться. Шёл по территории особняка. Пару раз его сильно мотануло из стороны в сторону. Перед глазами всё плыло. Так чертовски не вовремя. Зашёл в когда-то свой дом. Марина вышла к нему навстречу. С округлившимися от удивления и ужаса глазами.
– Господи! Что произошло?! Саша! Что стряслось?! Боже мой, на тебе лица нет! Тебе нужно в больницу… Что случилось, что ты молчишь?! Саша!!!
Женщина кричала. Заметалась по комнате, хватая телефон. Но к бывшему мужу она не подошла и не смотрела в его сторону. Руки её ходили ходуном. С трудом проморгался. Ему было необходимо, во что бы то ни стало взять себя в руки. Это было важно. Усилие над собой, казалось, больше он не выдержит.
– Зачем? – раздался его низкий голос. Женщина вздрогнула всем телом. И теперь смотрела на него круглыми глазами.
– Что… Зачем… Я хочу вызвать скорую… – прозвучало неубедительно. И оба это слышали. Марина сглотнула. Руки её дрожали так сильно, что она выронила телефон. Они смотрели друг на друга, не моргая.
– Неужели ты думаешь… – мужской голос был низким, зловещим, и от его тона по спине бежали мурашки ужаса. – что за столько лет нашего брака… Нашей совместной жизни… Я не узнаю твой почерк… Объясни мне, зачем?.. ЗАЧЕМ?.. Ведь мы же всё решили…
– Я не понимаю, о чём ты! Что происходит? – звучало настолько фальшиво, что ей стало самой противно. И теперь вдруг стало нестрашно, она взорвалась всем тем, что держала в себе. – Решили… Это ты всё решил! Ты не оставил мне выбора! Слышишь!!! У тебя новая любовь! Новая жизнь! Семья! Ребёнок… Решили… Решили… Это ты всё решил! Решил и сделал. Меня в этой истории никто ни о чём не спрашивал!!! Ты вёл себя как последняя скотина! Я для тебя не имела смысла! Ненужная деталь из старого конструктора! Лишняя! Лишняя!!! И теперь ты являешься сюда и спрашиваешь: зачем?!!! А я скажу тебе! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!!! До трясучки! Ты думал заткнуть меня деньгами, прижучить своим положением?!!! Каково тебе сейчас? Каково?!! Я думала, всё, она исчезнет! Растворится! Но ведь нет же… Удивительно… Когда ты звонил и сказал, что вы снова вместе… Я не поверила… Не могла поверить… Что-то лопнуло внутри. Да, я поехала к ней. Что ты смотришь на меня? Я поехала к ней сегодня рано утром. Ночью… Сука, знаешь, а она ещё обо мне переживала, что меня посадят! Знаешь, как это унизительно!!! Я смотрела на неё, как она пила эти таблетки, которые я привезла… – слёзы текли по женским щекам, она захлёбывалась эмоциями. У Сокольского просто не было сил даже говорить, и он слушал, понимая, что хуже быть не может. – Она не боялась… Понимаешь? Не боялась… Она твердила только одно, что ты всё узнаешь… Боже мой… Она обо мне думала! Не о том, что я пришла её убить… Я не могу даже выразить этого словами… Она пила таблетки под дулом пистолета. И не боялась… Как она вообще выжила! Как она смогла выжить после того, что с ней сделал Артём!!! – от этих слов Александра подкосило окончательно, он едва устоял на ногах, хватаясь за стол. А Марина продолжала. Не могла остановиться, ей нужно было выговориться и всё рассказать. Этот гнёт был невыносим.
– Прости, дорогой… Поражена её силой. Она ведь всё помнила! И ничего не рассказала… Одного не понимаю, неужели она действительно тебя настолько любила… Я искала человека… Я хотела, чтобы она страдала. Страдала так же, как и я!!! Понимаешь? Я хотела, чтобы она сдохла в муках от боли!!! Артём подвернулся случайно, но вовремя… Оказалось, что он давно питал к ней физическое желание, а она его слишком долго отшивала… Знаешь, он был даже рад моему предложению… По нему видно было, что он какой-то странный… Его глаза полыхали, когда мы договаривались. Он должен был убить её. Но медленно, чтобы она пожалела, что родилась на свет… Артём был счастлив. Хотя я не думала, что он окажется таким садистом… Мой план был идеален. До мелочей. Стоил, правда, дорого. Половину той суммы, что ты мне оставил. Но как всё было красиво… Знаешь, когда он мне первое видео прислал о проделанной работе, я тебе признаюсь, я кончила от удовольствия… От вида её страданий! Как я была счастлива видеть её жалкие попытки выжить. А главное, ко мне не было никаких ниточек, следов. Даже твои гончие ищейки не помогли. Артём уверял, что она сдохла. Я была ослеплена счастьем, наконец, избавившись от неё. И это была моя ошибка… Я даже не могла допустить, что она сможет выжить после всего этого ада… Я понимала, что она расскажет всё. Об Артеме, который не скрывал, по чьей просьбе он это делает… Ох, я даже поседела тогда от волнения… От страха перед разоблачением и тюрьмой… Хотя я знала, что не доживу даже до суда, что ты убьёшь меня раньше… Это время было мучительно долгим… И оно шло, но она ничего не рассказывала… Я уже поверила и сама, что ей отшибло память… И я думала, что всё кончено. Я одна. Ты один. И все сами по себе… Когда узнала, что ты поедешь её забирать… В меня от боли, от обиды и отчаяния словно бес вселился… Столько пережить… Боже… Это любовь, Саш… И от этого мне стало только больнее. От осознания… Я поехала туда. Я держала её на прицеле и готова была выстрелить… Но она пила таблетки, не потому что боялась выстрела… А чтобы… На меня не подумали… Она когда это сказала, я себя такой тварью ощутила… Это было слишком… Я испугалась, Саш… Испугалась и ушла… Я думала, она позвонит… В скорую… Тебе… Я не знаю… Я просто ушла… Я была уверена, что она позвонит, и её откачают… Что её спасут…
По мужским щекам стекали крупные слёзы. Что он чувствовал в этот миг. Он смотрел на женщину, с которой делил кров, кровать столько лет… и никогда не мог представить, в какое чудовище превратит её женская обида и ревность.
– Ты лжёшь… Ты была там до последнего. Пока она не отключилась… А потом, видимо, испугалась и написала записку…
– Я не лгу!!! – закричала она, закрывая лицо руками. – Не лгу!!! Записку я раньше написала… Чтобы у неё не было сомнений в моих намерениях!
– Зачем?.. – Александр выдавливал из себя слова, перед глазами всё кружилось. Он с утра думал, что хуже уже быть не может. Но теперь остро понимал, что вот он – конец. Невыносимо дикий, переполненный необоснованной жестокостью.
– Зачем, Марин… Лучше бы ты меня убила… Убила…
– Я люблю тебя!.. Неужели ты действительно этого не понимаешь?!! Я люблю тебя… люблю!!! До сих пор… Люблю…
Сокольский уже не слышал этих слов. Боль оглушала его. Органы разрывались внутри. Правда и истина оказались просто невыносимыми. Было ли ему легче от того, что он всё узнал? По стеночке прошёл в свой бывший кабинет, там был сейф. Не удивился, что код остался прежним. Марина опустилась на колени, рыдая. Она знала, что жить ей оставалось считанные минуты. И теперь лишь осознала, что готова умереть, лишь бы больше не было ничего этого. Александр открыл тяжёлую дверцу. Достал пистолет. И вдруг чётко увидел, как именно его Марина направляла на беззащитную Анну. Видел глаза возлюбленной, как наяву. Стало дурно. Не мог избавиться от этой мысли. И снова удушливые слёзы, которых уже не было. Он медленно шёл обратно. Достал телефон и увидел пропущенный от Ани сегодня рано утром. Она звонила ему… Звонила, ища спасения… Он рухнул всем весом вниз. Она звонила ему в свои последние минуты или секунды жизни. Звонила, пока полностью не погрузилась в темноту. Он не слышал, не видел этого звонка. Мысль, что он мог бы её спасти, успеть… Всё перемешалось в воспалённом мозгу. Набрал Громова. И, едва ворочая языком, рассказал всё, что знал. О похищении. О гибели Анны. Об участии Марины во всём этом. Он сделал то, что должен был. Захар мчал туда на бешеной скорости, к особняку губернатора. Он понимал, что это не последняя трагедия на сегодня. Осознавал, что не успеет. Но всё же хотел постараться предотвратить… Ему хотелось уберечь друга от этого поступка. Александр уронил телефон на пол. Марина ждала своей участи покорно. Когда муж вышел в комнату с пистолетом, она зажмурилась что было сил. Про себя читала молитву, своими словами, как могла. Она умоляла о прощении за все свои грехи. Смотрел на неё ничего не видящими глазами. И только картинки из памяти. Там Аня была жива. И как же он был счастлив тогда. И если бы он не появился в её жизни… Не было бы так нестерпимо больно сейчас. Не было бы суда, покушения после него… Не было бы измен… Похищения… И даже смерти бы не было… Он принёс ей столько боли, страданий… Ей… Марине… Себе… Как ему хотелось бы всё изменить… Взглянул на бывшую жену… Внутри всё обрывалось. Сердце колотилось через раз, отказываясь работать. Сегодняшний день нанёс сокрушительный удар. Александр направил оружие на рыдающую женщину. Рука его ходила ходуном. И мысли об Анне… И только о ней. Она была жива в его памяти. Она смеялась. А потом слёзы, кровь, больницы, расставания… Будучи сейчас палачом, он жаждал отомстить жене. Он не мог бы простить этого никогда. Он хотел её смерти.
Громов выскочил из машины и бежал к особняку что есть духу. Надежда до последнего в нём была жива. Он понимал, что Сокольский собирался сделать с Мариной. Он успел увидеть это в его глазах перед отъездом с дачи. И теперь твердил себе под нос ругательства. И бежал, бежал со всех ног. Ступеньки. И громкий звук выстрела. Захар на секунду замер, зажмуривая глаза, присев от неожиданности. Он не успел на доли секунды. Залетел в дом, распахивая двери. Вид у него был взъерошенно-бешеный. Марина сидела на полу, скорее даже лежала. Содрогаясь всем телом в истеричных рыданиях, перешедших постепенно в протяжный вой. Александр Викторович лежал на полу, распластавшись на спине. Он часто-часто дышал, как рыба, выбросившаяся на сушу. И кровь…
– Саша… – прошептал вошедший. Их взгляды вдруг встретились на миг. И Громов видел, как жизнь покинула губернатора, оставив лишь бездыханное тело. Невольно присел на корточки. Было обидно, что опоздал, не успел вмешаться и помочь. Один день. Два трупа. И обе смерти такие бессмысленные… Они могли бы прожить такую долгую жизнь… Но волей судьбы погибли в один день.
Перед смертью Сокольский подумал о том, что ни разу не смог защитить её, спасти, уберечь… Его никогда не было рядом в нужный момент… Именно это подтолкнуло его к желанию выстрелить. Но выстрел он направил себе в голову.
Захар Петрович вызвал полицию. Марина даже не пыталась сопротивляться. Вскоре и Артём был найден. Он спустил все деньги и был немного удивлён, что его нашли. Но признался во всём. Виновные понесли наказание. Согласно букве закона. Но был ли в этом смысл? Громов не хотел думать об этом.
Астахов весьма быстро вернулся к привычному образу жизни. Громкие дела. Скандальные заседания. Девушки, женщины, эскорт, проститутки. Алкоголь, клубы. И только ему было известно, какой глубокий след эта история оставила в его душе.
Громов теперь не часто посещал собственную дачу. Он ездил туда лишь тогда, когда хотел думать о Ней. Вспоминал. Прокручивал в голове всю эту нездоровую историю любви, страсти и ненависти. И, несмотря ни на что, каждый раз он жалел о гибели главных героев. Однажды, спустя полгода, он случайно столкнётся с девушкой. Она будет похожа на Анну. Эти черты лица, улыбка, как ножом по сердцу. Она старше и имеет совсем другой характер, манеру говорить. У них закрутится лёгкий, ни к чему не принуждающий роман. И каждый раз обнимая, целуя её, Громов будет мысленно проваливаться в памяти к погибшей. Прекрасно осознавая, что весь этот роман – только параллель его сильных чувств к Анне.
Спасибо за прочтение!
Буду рада встрече в моих соцсетях!
Ваша #shamshinka
