Евгения Овчинникова
Сокровища
© Евгения Овчинникова, 2023
© Виктория Попова, оформление обложки, 2023
© ООО «Издательство Альбус корвус», 2023
* * *
Семье моей тети.
Е.О.
Начало
Песчаная дорога бежит через поле и теряется в кустах у речки. Потом появляется на другом берегу, но правее – брод идет наискосок. Асе кажется, что линия дороги неправильно составлена, будто разрезанная надвое и неточно подогнанная картинка. Ася слезает с велосипеда, зажмуривает один глаз, вытягивает руки и делает вид, что сводит картинку.
– Хоп!
Теперь пейзаж какой надо.
От реки дорога идет налево, превращается в нитку, огибает сопку и исчезает за ней. У сопки каменистая вершина. Когда Ася быстро-быстро едет на велосипеде, то сквозь свист в ушах слышит, как кричат орлы. И представляет, как они кружат между вершиной и облаками. Ася рассказала об этом сестрам, но те, как всегда, обсмеяли ее.
– Орлы у нее кружат, ха-ха-ха!
– И кричат еще!
– Кар-кар!
– Кар-кар-кар! Орлы у нас не водятся!
– Могут быть орлы! Я читала, они были замечены на границе мелкосопочника! – возмущалась Ася.
– А кондоры не были замечены на границе… Как его там?
– Казахского мелкосопочника! – выпалила Ася и под смех сестер вылетела из комнаты, хлопнув дверью.
Вот так всегда.
Песчаная дорога ведет в город. Она огибает гору с орлами и тянется по степи, еще два раза ныряет и выныривает из речки, и становится улицей Кызыл-Жар – бедной окраиной с деревянными домами и дырявыми крышами.
Но есть еще асфальтовая, прямая как стрела дорога. Из деревни она приводит к главному въезду со стелой с названием города. Ехать на автобусе полчаса, хотя на машине можно домчать минут за пятнадцать. В городе автобус развозит пассажиров по ровным прямоугольным кварталам и останавливается отдохнуть у автовокзала. На одной из этих улиц живут мама с Асей, вернее, сейчас только мама, потому что летние каникулы Ася проводит у тети. Мама очень занята на работе – то готовит передачу, то ведет прямой эфир или программу поздравлений по заявкам – и никак не находит времени навестить Асю в деревне. Ася все понимает и не обижается, но все-таки каждый день в двенадцать часов пригоняет на велике к остановке.
Часов у нее нет, но она всегда знает, какое сейчас время. И сейчас время – ехать обратно в деревню, чтобы к двенадцати быть на остановке у мостика. Ася бросает затею свести дорогу в одну линию.
– Завтра доделаю, подождите пока, – говорит она одновременно речке, дороге и кустам, будто они живые и слышат ее.
Ася поворачивает велосипед в сторону деревни, взбирается на него и сильно отталкивается правой ногой, садится на сиденье, ловит ступнями педали и разгоняется изо всех сил. Песчаная дорога гладкая и без поворотов, ехать по ней – одно удовольствие. Даже если соскочишь с нее – ничего страшного. В степи трава давно высохла и топорщится коротенькой щетиной. Нужно заехать обратно в колею и катить, поднимая пыль.
Сегодня ветер разгулялся особенно сильно: крутит пыльные тучи у земли, путает волосы и мешает ехать. Песчаная пыль повсюду, даже если день не ветреный, – в носу, в глазах, на полу в доме и на полках полированной стенки, сколько ее ни протирай.
Ася доехала до главной деревенской площади, но на остановке ждать не стала, а спряталась от солнца и ветра в тени бывшей конторы. Автобус опаздывал. На остановке собралась уже приличная толпа – и встречающие, и те, кто собирался в город. Ася ждала, думала о всяком-разном и обрывала листья лебеды, которая вымахала в тени.
Показался автобус – белый пазик с голубой полосой. Ася вытянулась и смотрела, как из него вышла бабушка в платке. За ней выскочили пара пацанов, приехавших, как Ася, на каникулы. Они закинули на плечи рюкзаки и, болтая, пошли по мостику. Вышли мужчина и женщина, их радостными возгласами встретили мальчик и девочка, черные от загара. Все они перешли через мостик над оврагом и скрылись в зарослях яблонь-дичек в парке. Водитель закрыл двери, автобус развернулся и уехал.
Пришлось возвращаться домой. Ася пропылила по пустой, вымершей от жары улице. Она оборачивалась и смотрела, как пыль тянется змейкой за колесом велосипеда.
Сестры играли в карты и позвали ее. Не надо бы соглашаться, но Ася обрадовалась приглашению – обычно от нее отмахивались, как от мухи.
Сестрам по четырнадцать. Не будут они с ней просто так возиться, ясное дело. Когда тетя не заставляет работать на огороде, помогать в сарае и по дому, они валяются на кроватях и болтают о мальчиках или сплетничают о деревенских. Или сбега́ют к друзьям кучковаться у старой кочегарки. Или красятся тетиной косметикой, смывают и снова красятся, пока не заругается бабушка:
– Ы-ыш, напучкались! В мое-то время по лбу ш-шалкнули, вот и вся краска!
Носят сестры одинаковую одежду, одинаковые прически, говорят одинаковыми голосами с одинаковыми интонациями. И между собой похожи, как близняшки, хотя сестры они только двоюродные. Когда люди видят их в первый раз, разглядывают одну и вторую и спрашивают:
– Вы сестры?
– Братья! – в один голос отвечают Ира и Лена и хохочут.
Посуда
– Давайте кто дурак, тот и моет!
– Десять черви!
– И от меня десяточку!
– Беру.
Ася забрала обе десятки и воткнула их в свой карточный веер. Сестры перемигивались, и она посмотрела на кучу отбоя на одеяле – не скидывают ли карты.
Разобрали остатки колоды. Козырь, бубновый король, достался Ире.
– Семь.
– Валет.
– Отбой.
– Подождите, у меня должны быть! – воскликнула Ася.
Она перебрала свой веер, но не нашла ни семерки, ни валета. Ковырнула корешок спрятавшейся карты, и веер посыпался на кровать.
Сестры захихикали. Карт было с полколоды. Уже зная, чем закончится игра, посмотрела в открытое окно. Крыша сарая сияет на солнце. По забору идет кошка. Ветки соседской яблони перевешиваются на нашу сторону. Ни один листик не шевелится. Ася тяжело вздохнула.
Через пару минут сестры довольно развалились на кровати и стали совещаться, куда пойти вечером. Без Аси, разумеется.
Посудой завалена раковина, столешница справа и слева от нее. На плите стоят две пустые кастрюли, тоже грязные – в них тетя Маша варит еду утятам. На столе – оставленные сестрами с последнего чая стаканы, ложечки, пустое блюдце из-под варенья, доска для хлеба, на ней – нож и крошки.
Ася залезла в шкаф и достала оттуда эмалированный тазик для посуды, поставила его на плиту. Потом открыла стоявшую рядом с газовым баллоном железную флягу и набрала оттуда в тазик несколько ковшиков воды. Щелкнула выключателем на красном газовом баллоне, чиркнула спичкой – и под тазиком вспыхнуло голубое пламя. Пока нагревалась вода, сортировала посуду: тарелки в одну башню, чашки – в другую.
Мыла посуду так.
Сначала нужно помыть ее в мыльной воде. В первую очередь – чашки, они чище и не пачкают воду, за ними – тарелки и остальное. Потом вылить старую воду и набрать новую, подогреть и перемыть все по второму разу с мылом.
Вылить мыльную воду, набрать новую, нагреть и ополоснуть первый раз. Опять вылить воду, набрать новую и, не подогревая, ополоснуть второй, последний раз. После этого полагается вытереть всю посуду полотенцем, но Ася пропускает вытирание и сразу составляет посуду в шкаф – пусть сама стекает. Протерла стол, поставила на место стулья, смела крошки веником к печке.
– Ленка, воды принеси-ка! – крикнула бабушка.
Ася прислушалась – сестры болтали в детской и просьбу не слышали. У бабушки скрипнула кровать, и, пока она не вышла и не увидела Асю, та юркнула на веранду, обулась на застекленном крыльце и, отодвинув тюль, выбежала во двор.
Во дворе – цветник с ромашками и мальвами, пара кустов крыжовника, который не хочет плодоносить, у песчаного пятачка – гараж. Дядя Миша забыл закрыть ворота, и Ася подошла к гаражу, чтобы закрыть, но прикоснулась к одной створке и отдернула руку: железо раскалилось от солнца, которое перевалило на другую сторону улицы и жарило изо всех сил. В гараже – мотоцикл с люлькой. Люлька – тоже раскаленная.
Дядя Миша не разрешает заходить в гараж, поэтому, пока его нет, Ася осмотрела полки, потрогала все банки, баночки и бутыльки с подозрительной жидкостью, по очереди вытащила и осмотрела кисти для краски из банки с водой, побултыхала бензином в канистре. Потом оттирала пальцы тряпицей, чтобы ушел запах бензина, но получилось только хуже – ветошь испачкала руки черным маслом. Пришлось мыть руки в зеленоватой пахучей воде в баллоне за домом.
Хотелось в туалет. Унитаз в доме опять сломался, ходить приходится в туалет у сарая. Но его охраняет индюк. Ася пометалась туда-обратно. Хотела пристроиться в кусты смородины, но окно спальни было открыто и из него доносились голоса сестер. Увидят – засмеют, как в прошлый раз. Чтобы оттянуть встречу с индюком, Ася пошла смотреть на сокровища.
Сокровища
В дальнем углу огорода, у малины (чтобы никто точно не нашел), между третьим и четвертым кустом закопана жестяная коробка из-под печенья. Ася пробиралась к ней, представляя себя секретным агентом на задании. Она оглянулась на дом только один раз, чтобы не выглядеть подозрительно. Словно по делам, прошла вдоль грядок с зеленью и овощами, потом свернула к ягодам.
– Жарко сегодня, не правда ли? – спросила она у малинового куста, будто прогуливалась и заговорила с ним от скуки. Куст кивнул на ветру вверх-вниз. – Хочется, чтобы поскорей стало прохладнее. – Куст молчал.
Напевая и проводя пальцами по кончикам листьев малины, Ася добралась до нужного куста и там бросила притворяться и опустилась на колени. Оглянулась – отсюда ее не было видно из дома, ее скрывали кусты смородины и крыжовника.
Ася копала голыми руками. Земля была горячая, сухая, больше похожая на коричневый песок. Коробочка была закопана неглубоко. Ася с трудом открыла заржавевшую крышку, но сокровища доставать не стала – руки еще пахли бензином, маслом, испорченной водой и были зелены от лопуха.
В коробочке лежали: деревянный чертик размером с мизинец, красная лохматая резинка для волос, почерневшее кольцо с ненастоящим бриллиантом, календарик с красоткой и круглая картонка с кошачьей мордой на одной стороне и японскими иероглифами на другой.
Ася, на случай если кто-то пройдет по огороду, загородила коробку собой. Никому нельзя видеть сокровища, иначе волшебство исчезнет. Они были ее собственными, и тайна тоже была ее собственная, и никто не знал, что она у нее есть. Поэтому Ася перепрятывала коробку: на огороде, за баней и за гаражом, в курятнике, за собачьей будкой – в общем, там, где никто не подумает искать.
– Мои сокровища, – прошептала Ася, любуясь.
Чертика она добыла сама. У них с мамой в городе есть сосед, а у соседа – резная дверь. Говорят, он сам ее сделал. На двери чего только нет – цветы и дерево, на котором сидит кот, облака и солнце, поверх них вырезано «СПАСИ И СОХРАНИ». Подальше от дерева – церковь с куполами. Ниже – ад, страшные люди, кастрюли и казаны. И чертики.
– Безвкусица, – говорит мама.
Прошлой зимой Ася заметила, что некоторые чертики не вырезаны на деревянной двери, а приклеены к ней. Двенадцать в ряд, почти у самого пола. Крайний чертик так заманчиво выдавался вперед, что одним вечером Ася пришла с ножом и, задержав дыхание (вдруг увидят!), встала на колени и поддела чертика под спину. Он не поддавался. Ася пробовала со всех сторон. За дверью раздались шаги, Ася с перепугу ковырнула изо всех сил, и чертик отвалился. Ася схватила его и бросилась домой. Оказалось, что черт оставил на двери одну ногу. Но так было даже интереснее. Ася покрасила его черной гуашью. Гуашь таяла на жаре и пачкала остальные сокровища, поэтому чертик лежал в сторонке.
Красную лохматую резинку Асе прислала мамина подруга из Германии. Она приехала в посылке между конфетами, в красно-зеленом пакете, и была такая красивая, мягкая и пахла сладостями, что Ася ни разу не решилась повязать ею хвост. Смотрела, трогала нежные красные ворсинки.
С перстнем все понятно. Мама отдала ей свой, старый. Просто сняла с руки и отдала.
– Вырастешь – и будешь носить, – сказала мама.
Он велик Асе даже на большой палец ноги. Ася примеряет кольцо каждый день. Если как следует потереть его зубной щеткой, металл и фальшивый бриллиант засияют. Но Ася не чистит кольцо слишком часто – вдруг сотрется.
Позапрошлогодний календарик Ася хранит с трепетом. На обратной стороне – загорелая девушка в красном купальнике выходит из озера. Руку запрокинула за голову. С руки и с темных, зачесанных назад волос стекают капли воды. Смотрит прямо на тебя улыбаясь. Вот бы быть похожей на нее! Края календарика обтрепаны. В городе Ася носила его в портфеле. Иногда доставала и любовалась. Но в деревне сестры заметили календарик и обсмеяли. Ася обиделась и спрятала его вместе с остальными сокровищами.
Круглую картонку с иероглифами Асе подарила Вика Кузнецова. Мама сказала, что иероглифы на картонке – японские. Когда Ася смотрит на них, она представляет себе Японию.
Все сокровища напоминают о маме, о городе и о далеких местах, куда Ася поедет, когда станет взрослой. От них пахнет одновременно их с мамой квартирой, подъездом и заграничной посылкой с печеньем и конфетами, поездами и самолетами, на которых Ася не то что не летала, но никогда их не видела.
Ася посидела над коробкой с сокровищами еще немного и, когда стало совсем невтерпеж, закопала ее под кустом крыжовника – там точно никто не найдет.
– Не скучайте, – сказала она сокровищам. – Я скоро вас навещу.
Она направилась к калитке, которая вела в сарай, к туалету и к Премерзкому.
Премерзкий
Ася взяла прислоненную к забору палку и осторожно открыла калитку, просунула голову в щель и оценила обстановку. Двор перед сараем был пуст. Дядя Миша размахивал вилами в конце двора – перекидывал накошенное сено в сенник. Слева из открытой двери сарая слышалось хрюканье свиньи. Дальше за дверью – низенький ивовый плетень, оттуда выглядывают пушистые желтые головы и доносится тихое кряканье. Индюка не было видно, но он, скорее всего, сидит в засаде в сарае, напротив двери в уличный туалет, и поджидает Асю.
Ася оценила расстояние до туалета и прикинула, сколько бежать. Выходило секунд пять. Она тихонько, стараясь не скрипеть калиткой, вошла во двор и, держа наготове палку, кинулась к двери. Но на полпути из сарая с победным криком выскочил индюк и с гоготом бросился на Асю. Она заверещала и, держа палку перед собой, отступала спиной, к дяде Мише. Пока индюк примерялся, с какой стороны напасть, дядя пришел на помощь.
– А н-ну, я тебе! – крикнул он из-за Асиной спины, и оттуда же в индюка полетела деревяшка, да только тот успел увернуться. – Иди отсюда, давай. – Дядя Миша вилами загнал индюка в сарай, наподдал ему напоследок и закрыл дверь на задвижку.
Ася – сил нет терпеть – бросилась в туалет.
Индюка дядя Миша принес с работы зимой. К лету он вырос в гору перьев и мяса с отвратительным характером. С утречка мерзкий индюшара выходил во двор и стоял у двери в туалет, поджидая первую жертву. Если приходил дядя Миша, он с недовольным ворчанием убирался обратно в сарай. Но если выгонять корову приходила тетя Маша, ей приходилось брать палку и отбиваться. В первый же день Аси в деревне Премерзкий определил ее как самую слабую и налетал каждый раз, когда она приходила в сарай.
Выйдя из туалета, Ася перегладила всех утят – они не боялись, забирались на руки и нежно пощипывали; потрепала за морду дворового пса, встала на короб с кормом и заглянула в сарай – под маленьким окошком без стекла разлеглась в загоне громадная свинья.
Дядя Миша закончил перебрасывать сено и смотрел на сарай. Каждый раз, когда он думал о судьбе сарая, его круглое лицо становилось таким печальным, что дядю хотелось обнять и пожалеть.
– Сносить или чинить? – спросил у самого себя дядя Миша. Он прислонил вилы к забору и высморкался, тоже печально.
Сносить или чинить сарай – было важнейшим вопросом. Дядя Миша размышлял о нем утром, днем и вечером. Советовался с тетей Машей, соседями и односельчанами.
– Чинить? – неуверенно предположила Ася.
Дядя Миша вздохнул в ответ. По мнению Аси, сарай был прекрасен – и разноцветные заплатки на крыше, и лопнувшая стена, словно разошедшаяся под тяжестью лет. Трещина тянулась сверху донизу, и самая широкая часть была на уровне глаз Аси, так что удобно было заглядывать внутрь. В самом сарае Асе тоже нравилось. Деревянные настилы вытерлись до круглых дыр. Бревна-опоры за годы прикосновений стали гладкими и блестящими.
Этим летом трещина стала шире, заплаток на крыше – больше, а дыры в полу круглее, иногда корова застревала копытом. Ни на ремонт, ни на стройку денег не было. Дядя грустнел с каждым днем. Асе тоже становилось грустно рядом с ним.
Она помогла подмести двор и, пока дядя Миша не выпустил Премерзкого, вышла через калитку обратно в огород.
– Премерзкий, – сказала она и шагнула до куста смородины, – отвратительный. – Шаг к грядке с зеленью. Дальше пошло быстрее. – Гадкий. Противный. Гнусный. Дурной. Мерзопакостный. Поганка.
Так скакала до дома.
Коньяк на дубовой коре
В доме стояла тишина. Сестры ушли. Бабушка спала. Оказалось, что вернулась из школы тетя Маша.
Она сидела за кухонным столом, обложившись листочками, тетрадями и записочками, и сверяла записи, тыкая пальцем из одной писульки в другую.
– Так, замочить кору на 15–20 минут в горячей воде… Из сахара – карамельный сироп… – Тетя Маша заметила Асю: – Девки опять заставили посуду мыть?
Ася не знала, что ответить. Врать вроде как нехорошо, но, если сказать правду, сестрам влетит, а потом влетит ей от сестер. Пока она раздумывала, тетя догадалась сама.
– В карты проиграла? Они никогда кастрюли не вымоют.
– И карты в отбой скидывают!
Сестры и правда всегда торопились и оставляли грязные кастрюли на плите, как будто не заметили. Но тетя Маша была занята записочками и снова склонила к ним свою завитую барашком голову.
– Месяц в тепле… отфильтровать… месяц в темноте… так… Насыщенный коричневый цвет и ярко выраженный аромат!
– Это что? – поинтересовалась Ася. – Рецепт?
– Коньяк! – довольно ответила тетя Маша и принялась складывать бумажки в одну стопку. – Домашний коньяк на дубовой коре. Из самогона. Надо у Дубининых литров двадцать заказать. На все дни рождения до самого Нового года хватит! Кто делал, говорят, от настоящего не отличить. Может, продадим еще.
Она взяла сумку и достала из нее крошечный кошелек.
– Сходи в аптеку, возьми там… – Тетя завозилась, отсчитывая монетки.
– В аптеке же нет ничего, – возразила Ася.
– Трава всегда есть, – ответила тетя и высыпала деньги Асе в ладошку. – Две пачки дубовой коры.
– И хлеба нет, – напомнила Ася.
– Возьми тогда еще. – Снова возник кошелечек. Тетя достала оттуда единственную бумажку. – Смотри, чтоб вчерашний не подсунули.
– Маня, ты пришла? – донесся скрипучий бабушкин голос.
– Пришла! – крикнула в ответ тетя.
– Обутки надеть помоги! Девки-то, заразы, смылись до вечера шариться!
Тетя ушла помогать бабушке, а Ася достала из шкафа матерчатую сумку и выбежала во двор.
Наперегонки
Аптека и магазин были рядом. Можно доехать по своей улице, но можно дать круг по главной дороге. По своей – ближе, но гонщики, скорее всего, сидят возле остановки у мостика. После обеда они собираются в овраге, а если печет солнце – прячутся под мост, очень удобно. И гонять по главной дороге удобнее, она покрыта хоть и побитым, но все же асфальтом, а улица, где стоит дом тети, засыпана гравийкой, и велосипед кряхтит «хрым-хрым-хрым-хрым», подскакивая на крупных камнях.
Ася прикрепила сумку к багажнику, вывела велосипед за калитку, выехала на площадь перед мостиком и затормозила. Спустила одну ногу и вытянула голову, высматривая гонщиков. Тихо и пусто.
– Эй, вы здесь? – позвала Ася и задержала дыхание, прислушиваясь. Только шум ветра и шорох песка, змеящегося по земле. – Ну, я погнала, – на всякий случай предупредила она в пустоту.
Ну и ладно, без них тоже хорошо. Она глубоко вздохнула от предвкушения скорости. Оттолкнулась и разогналась за секунды.
Песчаная обочина у дороги – ровная, гладкая. Велосипед несется, как будто летит, – ни камушков, ни колеи. Ася набиралась смелости оторвать руки от руля. Так может Лена – раскинуть руки и нестись, запрокинув голову, и не падать! Ася попробовала отпустить руль, но переднее колесо мгновенно повело в канаву справа, и Ася судорожно схватилась за резиновые рукоятки и выровняла велосипед как раз в тот момент, когда сзади раздался протяжный свист. Гонщики!
Пока Ася разгонялась, не услышала, что они выскочили из-под моста и нагоняют ее. Двое мальчишек и одна мелкая девчонка на двух велосипедах. Девчонка сидит пассажиром на багажнике, но этот велосипед не отстает, а, наоборот, гонит впереди.
– Давай-давай-давай-давай! – Они закричали, засвистели, и Ася вытянулась в струнку и закрутила педали что было сил, однако правая нога сорвалась, и велосипед опять повело. Ася выровняла руль, но потеряла время – мальчики догоняли.
– Мишка, давай! – крикнули из-за спины.
Как зовут гонщиков, Ася не знала и сейчас не понимала, кто из них Мишка. Они уже поравнялись с памятником Ленину, он стоял посреди заросшего полынью огромного пустыря, огороженного забором. В конце забора гоночная трасса заканчивалась, и туда Ася еще ни разу не приехала первой.
Она всем сердцем, которое, казалось, вот-вот выскочит и полетит впереди велосипеда, потянулась к уголку забора и закрутила педали сильнее, но все же… сердце вернулось на место и заколотилось – от страха. От того, что Асю несло на огромной скорости, которой она уже не управляла, от явственного ощущения, что, потеряй она руль, она выскочит прямо в канаву или со всей силы ударится об один из бетонных столбов, маячивших впереди. И она перестала крутить педали, и сила, несшая ее вперед, стала слабеть, слабеть. И вот один из велосипедов поравнялся с ней, вот обошел ее на колесо. И вот конец забора, и ее соперники притормаживают и останавливаются, и она тоже – не доезжая до них. Страх наконец уходит, но появляется досада на себя.
«Вз-з-з-з-зж» – раздался из-за спины рев мотоцикла.
– Эй, шпана, а ну я вам! – рявкнул мужской голос, перекрикивая рев мотоцикла. Дядя Ерболат, сосед по улице, притормозил между Асей и гонщиками, кричал и даже потряс кулаком в воздухе: – Чё творите? Бошки поразбиваете! Больница не работает! – Он отпустил тормоз, и мотоцикл уехал.
Гонщики спешились и, хитро улыбаясь, смотрели на Асю. Ася впервые рассмотрела их внимательно: обычно они, обозвав ее, сразу уезжали. Велосипеды были обычные, старые, как у Аси, так что дело не в них – отметила она про себя. Оба гонщика были на голову выше Аси, а пассажирка на багажнике – совсем маленькая. Мальчики загорелые, в мятых футболках и линялых шортах. Девчонка – в бело-голубом китайском платье с крылышками.
– Дура? – сказал старший с еле заметной вопросительной интонацией, словно уточнял у Аси, дура ли она.
– Сами идиоты? – ответила она так же.
– Ну давай тогда, – сказал старший и развернул велосипед с пассажиркой на багажнике.
Они поехали обратно к мостику. А Ася подумала, что в первый раз они обозвали друг друга не зло, а как добрые знакомые. Она не стала забираться на велик, а повела его за руль, в крутую горку, на вершине которой стоял магазин с вывеской «На горке».
