Евгения Лёзина
ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы
И тому были реальные причины. Процесс денацификации в руках немецких исполнителей постепенно превращался в фарс. Дело было не только в колоссальной перегруженности трибуналов, буквально заваленных десятками тысяч анкет, но и в атмосфере неприятия, интриг и давления, которая формировалась вокруг денацификационных органов и персонала.
Больше других были заинтересованы в затягивании судебных разбирательств высокопоставленные нацисты, стремившиеся избежать наказания. Лица, причисленные к двум первым категориям виновности, могли быть отнесены к более низкой категории на основании представляемых ими доказательств (§ 34, 39 закона № 104). Поэтому «довольно скоро трибуналы наводнило огромное количество всевозможных сертификатов, оправдательных бумаг, рекомендательных писем о том, что обвиняемый вел образ жизни истинного христианина и не был активным нацистом»[48]. Эти «обеляющие» нацистов свидетельства стали широко известны как «персил-удостоверения» (Persilscheine) по названию популярного моющего средства. Возникала ситуация круговой поруки, когда местные жители оказывали друг другу услуги в денацификационных судах, выступая там в качестве свидетелей «добропорядочности» и «благонадежности» соседей, родственников и сослуживцев. Процветал черный рынок, где наиболее богатые и влиятельные могли приобрести справки, помогавшие «очиститься» и попасть в категорию номинальных нацистов. Критикуя реализацию программы, исследователь денацификации в Баварии Лутц Нитхаммер язвительно назвал ее «фабрикой по производству попутчиков» (Mitläuferfabrik)[49].
Мелкие же нацисты стремились как можно быстрее реабилитироваться и вернуться к работе (закон накладывал ограничения на трудоустройство до вынесения приговора). В результате трибуналы оказывались перегружены разбирательствами по делам рядовых членов партии, в то время как наиболее высокопоставленным партийцам и чиновникам нередко удавалось замести следы и избежать ответственности.
Другой проблемой, с которой сталкивались организаторы трибуналов, была нехватка кадров. В ранней статье о денацификации Элмер Плишке приводил высказывание министра политического освобождения одной из земель: тот сетовал, что должен назначить «десять тысяч политически надежных и опытных немецких судей», но «понятия не имеет, где найти даже малую долю от этого числа»[50]. В результате трибуналы нередко комплектовались бывшими членами нацистской партии: по данным одного из отчетов 1948 года, примерно 60 % судей и 76 % прокуроров в денацификационных судах Баварии в прошлом сами были членами НСДАП[51].
Для сокращения нагрузок и ускорения работы трибуналов американскому командованию пришлось пойти на смягчение условий денацификации. Уже в 1946 году были объявлены две амнистии: в августе от денацификации были освобождены молодые люди младше 28 лет, родившиеся после 1 января 1919 года, а 24 декабря были амнистированы бывшие нацисты с низким доходом и инвалидностью. В обоих случаях под амнистию попадали лишь те, кто не был отнесен к двум первым категориям виновности и не обвинялся в военных преступлениях. Так называемые «молодежная» и «рождественская» амнистии освободили от денацификации около 2 млн человек[52].
Всего к июню 1948 года было амнистировано около 2,4 млн немцев, а перед трибуналами предстали около 950 тыс.[53] Из них главными виновными были признаны лишь 1635 человек, виновными 21 965, незначительно виновными 106 200, попутчиками 483 598, остальные приблизительно 333 тыс. человек либо были признаны невиновными, либо производство по их делам по разным причинам было прекращено. К различным срокам заключения были приговорены лишь 9,6 тыс. человек, большинство отделались штрафами[54]. Еще более мягкими оказались результаты проверок во французской зоне: рассмотрев 670 тыс. дел, судебные трибуналы отнесли только 13 человек в первую категорию, 936 – во вторую, 16 826 (2,5 %) – в третью, 298 789 (15 %) – в четвертую, а 52 % дел были попросту прекращены[55].
Между тем усиливалось противостояние между западными странами и Советским Союзом. В ответ на решение включить Западный Берлин в сферу действия «плана Маршалла» СССР устроил транспортную блокаду, длившуюся с июня 1948 по май 1949 года. На этом фоне программа денацификации постепенно сворачивалась. В письме американского военного правительства земельным военным губернаторам от 27 марта 1948 года говорилось о необходимости ускорить завершение денацификационных судов в американской зоне, поскольку «с точки зрения целей военного правительства в Германии важно, чтобы эта программа была окончена быстро»[56]. Согласно прилагаемым к письму уже вторым за полгода поправкам к закону о денацификации (первые были приняты в октябре 1947 года), те лица, кто не классифицировались как главные виновные, но состояли ранее членами преступной организации, могли теперь быть отнесены к категории попутчиков, а затем амнистированы или оштрафованы. С попутчиков были сняты ограничения по трудоустройству в период ожидания решений трибуналов[57].
В конце мая 1948 года американская военная администрация почти полностью сняла свой контроль над денацификацией (англичане официально завершили программу в январе того же года), а немцы обрели практически полную независимость и постарались свернуть процесс как можно скорее. В преддверии первых выборов в бундестаг, прошедших в западных землях в августе 1949 года и ознаменовавших образование нового независимого государства Федеративная Республика Германия (ФРГ), денацификация была почти полностью завершена.
Судебные процессы над военными преступниками
Параллельно с очищением от нацистских кадров проводились аресты десятков тысяч фактических или предполагаемых военных преступников, а также тех, кто представлял, по мнению военной администрации, возможные угрозы безопасности в период оккупации. Директива JCS № 1067 определяла, что обязательному «автоматическому аресту» (Automatischer Arrest) подлежали, в частности: «1) должностные лица нацистской партии НСДАП и ее формирований, аффилированных ассоциаций и контролируемых организаций, начиная с уровня лидеров местных групп (Ortsgruppenleiter) и должностных лиц эквивалентного ранга; 2) все сотрудники политической полиции, включая гестапо и Службу безопасности СС; 3) офицерский и младший офицерский состав Ваффен СС (Waffen-SS) и все члены подразделений СС; 4) все офицеры Генерального штаба; 5) офицеры полиции, имеющие звание выше лейтенанта; 6) кадровые офицеры СА; 7) ведущие должностные лица всех министерств и другие высокопоставленные чиновники начиная с уровня глав городских и сельских администраций (Bürgermeister), а также лица, которые занимали аналогичные должности, гражданские или военные, в администрации стран, оккупированных Германией; 8) нацисты и нацистские сторонники, занимающие важные и ключевые позиции в: а) национальных и региональных гражданских и экономических организациях; б) корпорациях и других организациях, в которых правительство имело крупные финансовые интересы; в) промышленности, торговле, сельском хозяйстве и финансах; г) образовании; д) судебной системе; е) прессе, издательствах и других агентствах, распространяющих новости и пропаганду[58]; 9) все судьи, прокуроры и должностные лица народного суда, специальных судов и других чрезвычайных судов, созданных нацистским режимом; 10) любой гражданин любой из стран Объединенных Наций или связанных государств, предположительно совершивший преступления против своего национального законодательства в поддержку немецких военных усилий; 11) любое другое лицо, чье имя или должность указаны в списках, представленных Объединенным комитетом начальников штабов, или о котором поступит отдельное уведомление»[59].
Это был неполный список: директивой JCS № 1067 военный губернатор наделялся правом «арестовывать и удерживать под стражей до судебного разбирательства со стороны соответствующего квазисудебного органа», который должен был быть создан им же, «всех лиц, которые могли поставить под угрозу выполнение целей военного командования» (§ 8).
В «Руководстве для военной администрации в Германии» 1944 года содержались списки должностных лиц нацистской партии, правительства, полиции и парамилитаристских структур, подлежавших интернированию с приблизительными оценками их численности. Наиболее массовыми категориями, согласно этому документу, были: весь персонал гестапо и СД (по 15 тыс. человек); все офицеры СС (8 тыс.); все офицеры Ваффен СС (60 тыс.); офицеры СА выше ранга штурмбаннфюрера (Sturmbannführer) (30 тыс.); офицеры гитлерюгенда выше ранга штаммфюрера (Stammführer) (20 тыс.); члены Национал-социалистического механизированного корпуса (НСМК; Nationalsozialistisches Kraftfahrkorps, NSKK) в ранге штаффельфюрера (Staffelführer) и выше (10 тыс.); офицеры Национал-социалистического авиакорпуса (НСФК; Nationalsozialistisches Fliegerkorps, NSFK) в ранге штурмбаннфюрера и выше (5 тыс.), все члены партии в ранге берайхсляйтера (Bereichsleiter) и выше (30 тыс.), руководители немецкой военной и гражданской администрации в оккупированных странах и территориях (3 тыс.) и др.[60] По разным оценкам, в западных зонах оккупации было таким образом арестовано от 200 до 250 тыс. человек. По имеющимся данным, 100 тыс. арестов были произведены в американской зоне, около 90 тыс. – в английской, остальные – во французской[61]. Примечательно, что эти числа фактически совпадали с предложениями группы Ноймана – Кирххаймера – Маркузе из Управления стратегических служб США.
Как и в случае с денацификацией нацистских кадров, политика в отношении нацистов, подвергшихся автоматическому аресту и интернированию с момента начала оккупации, постепенно смягчалась в ситуации назревающей холодной войны. В феврале 1946 года категории подлежавших обязательному аресту были существенно сокращены. Те, кто по новым правилам не подпадал под автоматический арест, должны были пройти проверку. Те, кто не подозревался в военных преступлениях и не привлекался судом в качестве свидетеля, были освобождены. В октябре 1946 года все лагеря для интернированных гражданских лиц были переданы в руки немецких властей, которые могли судить этих граждан на основании закона № 104.
На начальном этапе, как следует из отчетов военного губернатора, дело продвигалось очень медленно: до конца марта 1947 года немецкими трибуналами были вынесены приговоры лишь в отношении 262 интернированных из 50 747 остававшихся под стражей (включая 26 212 бывших офицеров СС, 17 471 члена нацистской верхушки, 1430 гестаповцев, 740 членов СД и 4894 представителей других категорий)[62]. В 1947–1948 годах, в контексте усиливавшегося противостояния с Советским Союзом и стремления западных союзников как можно быстрее завершить денацификацию в своих зонах, процесс освобождения интернированных был ускорен: чаще всего они освобождались с учетом отбытых сроков или приговаривались к штрафам. Так, в конце июля 1948 года в лагерях американской зоны оставалось лишь 3542 человека, из которых 1390 отбывали сроки, назначенные трибуналами[63]. А к концу года число интернированных исчислялось лишь несколькими сотнями[64].
Для сравнения: в советской зоне оккупации Германии интернированию были подвергнуты 150 тыс. человек, из которых 17 тыс. были осуждены советскими военными трибуналами. Находясь в заключении, 44 тыс. интернированных погибли от ужасных условий содержания и болезней, а около 25 тыс. были депортированы в СССР и Польшу на принудительные работы[65].
Помимо автоматического ареста и последующего интернирования в специально организованные лагеря по факту принадлежности к ключевым организационным структурам Третьего рейха, союзники занимались активным поиском отдельных подозреваемых в военных преступлениях, которые впоследствии должны были понести личную ответственность за свои деяния, представ перед судом.
Два различных типа помещения под стражу – задержание с последующим интернированием подлежавших «автоматическому аресту» и аресты подозреваемых в тяжких преступлениях – были определены директивой Контрольного совета № 38 «Арест и наказание военных преступников, нацистов и милитаристов; интернирование, контроль и надзор за потенциально опасными немцами» от 12 октября 1946 года. Среди целей этого документа, устанавливавшего общую линию поведения союзников в период оккупации Германии и согласовывавшего «некоторые детали в отношении определения категорий и характера наказаний и санкций», были указаны: «a) наказание военных преступников, нацистов, милитаристов и промышленников, которые вдохновляли и поддерживали нацистский режим; б) полное и окончательное уничтожение нацизма и милитаризма путем изоляции видных участников или сторонников этих идей и путем ограничения деятельности этих лиц; в) интернирование немцев, которые, не являясь виновными в определенных преступлениях, считаются опасными для союзных целей, а также контроль и надзор над другими, которые считаются потенциально опасными»[66].
Результатом совместных усилий союзников по привлечению к уголовной ответственности руководителей Третьего рейха стал Международный военный трибунал (МВТ) в баварском Нюрнберге. Трибунал, организованный после долгих согласований в ходе нескольких встреч «Большой тройки», был создан на основании Устава, выработанного и утвержденного правительствами государств-союзников в ходе Лондонской конференции 8 августа 1945 года[67].
Трибуналу предшествовал длительный подготовительный процесс. В октябре 1943 года на Московской конференции союзниками была принята Декларация об ответственности гитлеровцев за совершаемые зверства, в которой подчеркивалось, что главные нацистские преступники, «преступления которых не связаны с определенным географическим местом», «будут наказаны совместным решением правительств-союзников» (остальных виновных в преступлениях было решено отсылать в те страны, где преступления были совершены, «чтобы они могли быть судимы и наказаны в соответствии с законами этих освобожденных стран»)[68].
Ключевая роль в разработке проекта и подготовке международного трибунала принадлежала американским юристам. Первый проект соглашения о создании МВТ был представлен американцами 3 мая 1945 года на совещании руководителей внешнеполитических ведомств СССР, США и Великобритании в Сан-Франциско. С 26 июня по 8 августа того же года в ходе конференции представителей СССР, США, Великобритании и Франции в Лондоне проводились выработка соглашения и Устава МВТ, согласование позиций относительно предъявленных обвинений, выявление и систематизация доказательств, определение функций и обязанностей трибунала. К концу лета был согласован список главных военных преступников, опубликованный 29 августа[69].
Международный военный трибунал, созданный в Нюрнбергском дворце юстиции и заседавший с 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 года, рассматривал дела 24 ключевых руководителей Третьего рейха. Точнее, тех из них, кто к тому моменту оставался в живых, кого удалось обнаружить и по поводу включения которых в список обвиняемых союзникам удалось достигнуть консенсуса. Эти высокопоставленные нацисты обвинялись в заговоре с целью захвата власти, в преступлениях против мира, военных преступлениях и преступлениях против человечности (преступления, подпадающие под юрисдикцию трибунала, определяла статья 6 Устава)[70].
«Тот факт, что четыре Великие Державы, упоенные победой и страдающие от нанесенного им ущерба, удержали руку возмездия и передали своих плененных врагов на Суд справедливости, является одним из самых выдающихся примеров той дани, которую власть платит разуму», – заявил главный обвинитель от США Роберт Джексон в своей ставшей знаменитой вступительной речи, произнесенной 21 ноября 1945 года[71].
В результате длившихся почти год судебных разбирательств обвиняемые были присуждены к различным наказаниям. Двенадцать человек были приговорены трибуналом к смертной казни: Герман Геринг (рейхсмаршал, главнокомандующий военно-воздушными силами Германии, 1935–1945), Йоахим фон Риббентроп (министр иностранных дел нацистской Германии, 1938–1945), Вильгельм Кейтель (начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Третьего рейха, 1938–1945), Эрнст Кальтенбруннер (руководитель Главного управления имперской безопасности (РСХА), 1943–1945), Альфред Розенберг (один из главных идеологов НСДАП, рейхсминистр восточных оккупированных территорий, 1941–1945), Ганс Франк (генерал-губернатор оккупированной Польши, 1939–1945), Вильгельм Фрик (рейхсминистр внутренних дел, 1933–1943; рейхспротектор Богемии и Моравии, 1943–1945), Юлиус Штрайхер (гауляйтер Франконии, главный редактор антисемитской газеты «Штурмовик» (Der Stürmer), 1923–1945), Фриц Заукель (гауляйтер Тюрингии, 1927–1945; генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы, 1942–1945), Альфред Йодль (начальник Штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вооруженными силами, 1939–1945), Артур Зейсс-Инкварт (канцлер Австрии, 1938; рейхскомиссар Нидерландов, 1940–1945), Мартин Борман (начальник Партийной канцелярии НСДАП, 1941–1945; личный секретарь фюрера, был приговорен заочно). Трое обвиняемых были приговорены к пожизненному лишению свободы: Рудольф Гесс (заместитель фюрера в НСДАП, 1933–1941), Эрих Редер (главнокомандующий военно-морским флотом Третьего рейха, 1935–1943) и Вальтер Функ (имперский министр экономики, 1938–1945)[72].
К двадцати годам лишения свободы были приговорены Бальдур фон Ширах (глава гитлерюгенда, 1933–1940; гауляйтер Вены, 1940–1945) и Альберт Шпеер (рейхсминистр вооружений и боеприпасов, 1942–1943; рейхсминистр вооружений и военного производства, 1943–1945). К пятнадцати годам был приговорен Константин фон Нейрат (министр иностранных дел Германии, 1932–1938; рейхспротектор Богемии и Моравии, 1939–1943), а Карл Дёниц (командующий подводным флотом, 1939–1943; главнокомандующий военно-морским флотом нацистской Германии, 1943–1945) – к десяти годам. Трое обвиняемых были оправданы: Ганс Фриче (руководитель отделов радиовещания и внутригосударственной прессы в Министерстве народного просвещения и пропаганды, 1933–1945), Ялмар Шахт (имперский министр экономики, 1934–1938) и Франц фон Папен (рейхсканцлер Германии, 1932; посол в Австрии, 1934–1938, и в Турции, 1939–1944). Глава Германского трудового фронта и заведующий Организационным отделом НСДАП Роберт Лей покончил с собой до начала процесса, а промышленник, глава концерна «Фридрих Крупп» Густав Крупп был признан неизлечимо больным, и дело в отношении его было прекращено до суда[73].
Обвинялись также группы и организации, к которым принадлежали подсудимые, но лишь четыре структуры из восьми были признаны преступными: руководящий состав НСДАП, охранные отряды партии СС, тайная политическая полиция гестапо и СД – Служба безопасности рейхсфюрера СС (Sicherheitsdienst des Reichsführers-SS, SD) (дела двух последних были отнесены в совместное производство)[74].
После основного процесса американские власти провели в своей зоне оккупации в 1946–1949 годах серию из двенадцати судебных процессов, вошедших в историю как «последующие» или «малые» Нюрнбергские процессы. Они проводились на основании предоставленного законом Контрольного совета № 10 права всем союзникам самостоятельно судить нацистов в пределах своей оккупационной зоны[75]. Поскольку город Нюрнберг находился в американской зоне оккупации, последующие судебные разбирательства были проведены военными судами США в стенах того же Нюрнбергского дворца юстиции, где ранее заседал МВТ.
В ходе этих процессов перед американскими военными судами предстали нацистские судьи; медики, обвинявшиеся в принудительной эвтаназии, стерилизации, принудительных медицинских экспериментах и убийстве заключенных; представители военного командования Третьего рейха; чиновники Главного административно-хозяйственного управления СС; генералы вермахта, воевавшие в юго-восточной Европе; ведущие промышленники нацистской Германии (процессы по делам собственников и сотрудников концернов Ф. Флика, А. Круппа и «ИГ-Фарбен»); крупные государственные чиновники; руководители различных министерств и ведомств (по названию улицы в Берлине, где располагалось большинство правительственных учреждений, этот процесс вошел в историю как «дело Вильгельмштрассе»); ответственные за реализацию нацистской расовой политики; бывшие офицеры айнзацгрупп (Einsatzgruppen) – специальных подразделений СС и СД, созданных для уничтожения «врагов» рейха, и некоторые другие категории обвиняемых. В общей сложности приговоры были вынесены в отношении 184 человек[76].
Всего за оккупационный период американские военные трибуналы возбудили уголовные дела в отношении 1941 и вынесли приговоры в отношении 1517 человек (324 из них были приговорены к смертной казни, 247 к пожизненному заключению и 946 к различным тюремным срокам)[77]. Американцы, в частности, провели процессы против 1021 бывшего сотрудника администрации и охраны концлагерей Дахау, Миттельбау-Дора и Флоссенбург. Еще 1085 человек были привлечены к уголовной ответственности в английской зоне (240 из них приговорены к смертной казни), в том числе персонал концлагерей Белзен, Нойенгамме и Равенсбрюк. В свою очередь, французские военные трибуналы вынесли приговоры в отношении 2107 человек (104 из них были приговорены к смертной казни). Во французской зоне, в частности, прошли процессы по делу сотрудников концлагерей Нацвейлер и Равенсбрюк и процесс по делу сталелитейного промышленного магната Германа Рехлинга, которого называли «фюрером военной экономики»[78].
В отношении некоторых подозреваемых, кого не удалось обнаружить и задержать, приговоры выносились in absentia, в отсутствие подсудимых. Всего в годы оккупации западные союзники привлекли к уголовной ответственности за преступления, совершенные в период Третьего рейха, более 5 тыс. немцев[79].
Уголовные дела по нацистским преступлениям могли также рассматриваться немецкими судами: тем же законом СКС № 10 от 20 декабря 1945 года им предоставлялось право возбуждать такие дела с разрешения оккупационных властей. Однако юрисдикция немецких судов была ограничена преступлениями, совершенными немцами против немцев или лиц без гражданства (то есть они не могли проводить разбирательства по наиболее тяжким преступлениям, совершенным немцами против других народов и представителей других национальностей). До конца 1949 года немецкие суды осудили 4667 нацистских преступников главным образом за «доносы, расстрелы политических заключенных и „пораженцев“ незадолго до окончания войны, преступления против немецких евреев (особенно во время „Хрустальной ночи“), преследования политических оппонентов»[80]. В рамках нескольких судебных процессов рассматривались «случаи „эвтаназии“, то есть убийств людей с психическими и физическими особенностями и пациентов психиатрических клиник»[81].
Отдельно стоит обратить внимание на юридическую проблему осуждения членов преступных организацией Третьего рейха, с которой столкнулись союзники. Закон № 10 прямо определял в качестве преступной деятельности «принадлежность к определенным категориям внутри группы или организации, объявленной МВТ преступной» (§ 1 (d)) и устанавливал возможность наказания за принадлежность к преступной организации (в § 3 перечислялись наказания от штрафа и конфискации имущества до смертной казни).
Устав МВТ также предусматривал, что лица, совершая международные преступления, могли действовать как «индивидуально», так и «в качестве членов организации» (§ 6). Кроме того, в Уставе оговаривалось, что «при рассмотрении дела о любом отдельном члене той или иной группы или организации Трибунал может <…> признать, что группа или организация, членом которой подсудимый являлся, была преступной» (§ 9)[82].
Однако вынесенный 1 октября 1946 года приговор МВТ в целом отклонил принцип коллективной ответственности, утверждая, что «преступная виновность является личной и следует избегать массовых наказаний»[83]. Относительно понятий «преступной организации» в приговоре содержалось уточнение: «Преступная организация аналогична преступному заговору в том, что по существу они предполагают сотрудничество ради преступных целей. Должна существовать группа, связанная и организованная для осуществления общей цели. Эта группа должна быть создана или использована в связи с совершением преступлений, предусмотренных Уставом»[84].
В приговоре Трибунала признавалось, что такие группы и организации, как руководящий состав нацистской партии, тайная политическая полиция (гестапо) и служба безопасности (СД), а также охранные отряды партии (СС) преследовали цели или использовались для целей, преступных с точки зрения Устава МВТ. В приговоре уточнялось, кто из членов организации может быть привлечен к ответственности в качестве членов группы, а кто нет. МВТ квалифицировал в качестве преступных лишь группы, состоявшие из тех членов политического руководства, СС, гестапо и СД, которые либо занимали высокие и ответственные посты в них (они перечисляются в тексте приговора), либо «вступили в организацию или оставались в ней, зная о том, что она использовалась для совершения действий, объявленных преступными в соответствии со статьей 6 Устава, либо тех, кто как члены организации лично принимали участие в совершении подобных преступлений»[85]. «Это решение, – указывалось в Нюрнбергском приговоре, – должно исключить тех лиц, которые не были осведомлены о преступных целях или действиях организации, и тех, кто был призван в эту организацию государственными органами, за исключением тех случаев, когда они были лично замешаны в совершении действий, объявленных преступными в соответствии со статьей 6 Устава, в качестве членов этой организации. Формальное членство не подпадает под действие этого решения»[86].
Что касается правоприменения в этой области, то союзники, за исключением англичан, в основном рассматривали членство в организациях в рамках общего производства по делам о денацификации (на основании уже упоминавшейся директивы № 38). Как уточняет исследователь денацификации Дэвид Коэн, только британская зона проводила систематическую политику уголовного судопроизводства по членству в преступных организациях, создав для этой цели специальные трибуналы (Spruchgerichte) в лагерях для интернированных. К октябрю 1949 года они привлекли к ответственности 24 154 члена руководящего корпуса нацистской партии, СС, гестапо и СД, из которых 15 724 человека были осуждены: 5614 получили наказание в виде лишения свободы, а остальные приговорены к различным штрафам[87].