Мое первое знакомство с книгой Евгении Карлин «Яд и мед материнской любви» произошло в символичный период – накануне третьего дня рождения моей дочери. Это особое время, наполненное для меня бесконечно глубокими осознаниями того, что в этом мире есть Душа, столь похожая и одновременно столь не похожая на меня, принесшая в мой мир невероятный поток хаоса, породивший совершенно новые формы жизни и контакта с собой.
Эта книга прежде всего для женщин и про женщин, независимо от статуса, возраста и периода жизни, поскольку затрагиваемые в ней вопросы будут знакомы каждой из нас. Не все женщины становятся матерями, не все матери имеют дочерей, но у всех женщин есть матери. Эта связь, через которую женщина обретает свою уникальную форму и наполненность, становится также проводником в широкий мир отношений с другими людьми и с самой собой.
Данная книга, несомненно, облегчает понимание этого сложного, тонкого и бесконечно богатого языка отношений с матерью. Языка, звучание которого мы распознаем всю нашу жизнь в мельчайших ее проявлениях, языка нашей внутренней свободы, любви к себе, права на удовольствия, красоту, любовь других людей и, в конечном счете, права становиться матерью, сохранять и передавать дальше этот опыт.
Эта книга также для мужчин среднего возраста, исследующих глубины своей психики в аспекте знакомства и принятия своей феминной части, дорога к которой проходит сквозь опыт взаимоотношений с мамой, осознанное проживание этой внутренней драмы длиной в целую жизнь, преодоление страха перед интуитивным, иррациональным и чувственным для достижения внутреннего баланса и по-настоящему мощной опоры на себя.
Эта книга для психотерапевтов, поскольку касается темы, имеющей неоспоримую важность в аспекте понимания природы и внутренней динамики клиентов, а также различных феноменов психотерапевтических отношений: от характера переноса до форм модификации контакта (защитные механизмы, прерывания, триангуляция в разных модальностях терапии).
Это книга-откровение, книга-приглашение к обнажению глубоких чувств, раскрытию сложных тем и принятию порой не простых решений. Автор умело сочетает в ней различные психологические теории с реальными историями женщин и историей своих личных отношений с матерью. Все это позволяет легко и с интересом следовать за мыслью, оставаясь открытым познанию своего внутреннего мира переживаний этой темы.
В первой части автор раскрывает сложность и многоуровневость феномена материнства, существующего в широком поле событий: от специфики индивидуального опыта у конкретной женщины до общечеловеческих представлений, отраженных в архетипических символах. Рассуждения о различиях между физическим и психологическим материнством логично перетекают в тему психологической привязанности как основы формирования невидимых уз отношений матери с ребенком, а также характеристик токсичности этих отношений.
Вторую часть книги можно сравнить с попаданием в тайную комнату отношений матери с дочерью, скрывающей невидимые простому взору процессы зарождения, развития и трансформации этой связи. Это невероятно ценный материал, которым автор щедро делится с читателем, иллюстрируя примерами из практики и своими личными комментариями, позволяющий понять сложную амбивалентную природу дочерне-материнских чувств. Между любовью и ненавистью, слиянием и отвержением, отзывчивостью и отстранением, нежностью и агрессией, покорностью и бунтом, заботой и жадностью, завистью, ревностью и виной плетется невидимый узор отношений матери с дочерью. Этот узор становится либо прекрасным одеянием, в котором взрослеющая дочь отправляется в свое путешествие по жизни, либо сковывающей ее сетью, распутывать которую приходится долгие годы.
В особом состоянии возбуждения, присущем всему волшебному, читается глава, посвященная маминым сказкам. Это особенный язык, доступный женскому миру, который обслуживает механизм трансгенерационных процессов в семейной системе или, другими словами, трансляцию жизненных женских сценариев, именуемых простым языком женской Судьбой.
Завершается книга анализом процессов сепарации-индивидуализации в контексте взросления дочери и становления матерью. Эта глава вмещает в себя тысячи страниц текстов различных исследователей, изучавших эти непростые феномены. Она помогает определить наиболее важные точки в процессе отделения дочери от матери и особенно его специфику в тот момент, когда дочь сама становится мамой. Феномен интернализованной матери как части психики, актуализирующийся в момент становления матерью, на мой взгляд является очень важным акцентом данной книги, который может поддержать молодых матерей в понимании, принятии и проработке своих состояний.
Наслаждайтесь неспешным чтением, проживайте, обретайте себя! Находите в своем доме место этой книге как символу поиска своего места в жизни и осознания своей уникальности.
Татьяна Велента-Гринина,кандидат психологических наук (PhD),Рига, 24.10.21
Я писала эту книгу не только как психолог, чьи клиенты, чаще женщины, которые остро переживают боль, обиду, разочарование, отчаяние, непонимание в отношениях со своей матерью. Но будучи сама дочерью и мамой дочери, переживающей те же чувства, я задаюсь вопросами и ищу ответы об этой сложной и мощной связи. Так что книга, которую вы сейчас держите в руках, написана не только с профессиональной, но и с личной позиции.
Отношения дочери к матери разворачиваются под силой трех стремлений: Мама, обними меня – Мама, отпусти меня – Мама, отстань от меня. В благоприятном случае отношения начинаются со слияния, выдерживают противостояние, ведут к сепарации, позволяющей дочери обрести автономию, а матери – свободу от опеки и в конечном счете обеим – свободу жить собственной жизнью, проявляя индивидуальность. В благоприятном случае две женщины, в чем-то разные, в чем-то похожие, сохраняют или заново обретают эмоциональную близость, а их общение основывается не на чувстве долга, страха или вины, а на глубокой привязанности друг к другу и любви. Но так бывает далеко не всегда, и взаимоотношения матери и дочери складываются очень по-разному.
Мои собственные отношения с мамой непростые. На протяжении многих лет я жила в тесной связи с ней, любила, противостояла, пыталась изменить, смирялась, снова боролась. Я двигалась от зависимости к свободе через сомнения и бунт, испытывая злость, вину и сожаление. Искала способы быть собой, но оставаться с ней в контакте, училась принимать наши различия, но сохранять эмоциональную связь. Испытывая разные чувства, я переоценивала свой опыт и взрослела. Правда, потом снова периодически регрессировала. Я изучала наши отношения, пересматривала их на разных этапах, понимала, насколько одновременно и ресурсными, и ранящими они являлись для меня. Теперь я не бьюсь в попытках исправить или «исцелить» свою мать (разве что опосредованно в своем кабинете, работая с чужими матерями), равно как не идеализирую нас обеих, не сравниваю наши отношения с абстрактным эталоном. Я принимаю существующие данности с долей печали, но в целом с благодарностью, поскольку такая, какая я есть, я во многом сформировалась в контакте со своей мамой. Опыт нашего взаимодействия, радости и горечи лежат в основе моей личности. И я принимаю и ценю этот опыт, даже если он не был идеален, а иногда и откровенно болезнен. Ведь как извлечение кирпичей и блоков из несущих стен здания чревато обвалом самого строения, так и базовое в нас, во многом заложенное родителями, даже если мы недовольны им, не может быть вынуто без риска разрушения сложных личностных конструкций. Мы не можем избавиться от своего прошлого, не избавившись от самих себя. Но мы можем изменить отношение к своему прошлому и то, каким образом наши родители живут внутри нас.
Наши отношения с мамой по-прежнему непросты, и мы почти не общаемся в последнее время, но стало проще. Не потому, что теперь легко, а потому что поменялось внутреннее отношение. Ведь самые кровавые войны происходят не с реальными матерями и дочерями, а с матерями и дочерями, живущими в нашей душе или голове (кто чем живет). Иногда такие внутренние конфликты и войны продолжаются и после того, как одной из участниц уже нет в живых. Они изматывают, разрушают, рикошетом задевают других людей и наших собственных дочерей в первую очередь.
В этой книге я делюсь своим пониманием и опытом, как профессиональным, так и персональным. Это не опыт «победителя», сумевшего выстроить какие-то особенные отношения, на которые стоит ориентироваться, – вовсе нет, более того, какие они, «эталонные» отношения с матерью, я говорить не берусь. Но делюсь опытом, прежде всего – опытом внутренних изменений и понимания, которые происходили в моей жизни и жизни моих клиентов. Я рассказываю собственные истории и истории других женщин, случаи из практики, личные сказки и персональные мифы отвержения и принятия, боли и любви, борьбы и смирения, истории изменений. Это книга – инструмент, чтобы лучше осмыслить, осознать, что-то принять, что-то отпустить и двигаться дальше. Я буду рада, если она позволит проанализировать и лучше понять вашу связь с мамой и со своей дочкой и, может быть, изменив ваше понимание, в какой-то мере изменит и отношения.
Евгения Карлин,психолог, человек, мать и дочьРига, 2021 год
mom, mommy, mum, mummy, ma, mam, mammy, maa, amaa, mata – на английском и родственных ему языках;
māma (妈妈/媽媽) – по-китайски
máma – по-чешски;
maman – на французском и персидском;
maadar – по-дари;
մայր [mɑjɹ] – по-армянски
mamma – на итальянском и исландском;
mãe – по-португальски;
ema – по-эстонски
má или mẹ – по-вьетнамски;
mam – по-валлийски;
ama – по-баскски;
eomma (엄마, IPA: ʌmma) – по-корейски;
matka – на польском и словацком;
madre – по-испански;
matrice – по-албански;
modor – по-староанглийски;
mathrin – по-староирландски;
matr – на санскрите;
mama – в качестве заимствованного из английского используется в Японии;
(metér, μητήρ) mitéra, μητέρα или mána, μάνα – по-гречески;
mwt – по-древнеегипетски.
Но (и это интересно):
მამა в грузинском «мама» – это папа.
Проживешь ли ты жизнь в наших краях,
отведаешь молока и крови горбатых зебу?
Станешь ли спать под открытым небом
и расписывать тело свежей глиной?
Черпать ладонями воду и сладкие зерна
и страдать от голода в засушливый год?
Будешь жить вольной жизнью или выберешь город?
Ты стоишь на границе миров:
один уходит, другой сам себя разрушает.
Между ними лежит твой путь.
Сохрани же любовь и радость остаться собой,
полноту мгновений,
счастье быть рядом с кем-то,
решимость меняться.
Потребность делиться горем и радостью,
вместе смеяться.
Если будешь так жить день за днем,
оставаясь собой везде, даже в собственном доме,
научишься слушать, но не судить,
тогда ты будешь женщиной, дочка.
Мама, Элен Дельфорж
Принимаете вы это или нет, ваши отношения с матерью – одна из самых значительных сил, сформировавших вашу жизнь. У всех была мама. У некоторых из нас мать есть до сих пор. Для кого-то это – большое счастье, для кого-то – тяжкая обуза. Чьей-то матери уже нет в живых, но ее образ продолжает оставаться важной частью психики, поддерживающей или ранящей, обнимающей или отвергающей, одобряющей или обвиняющей. Внутри каждого из нас звучит материнский голос, тон которого может варьироваться от доброжелательного до разрушающего, оказывая не всегда осознаваемое, но почти всегда мощное влияние на наш выбор и поведение. Мы пытаемся угодить маме, пытаемся противостоять ей, спорить, оправдываться, уговорить, обмануть, объяснить, отблагодарить. Нам двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят, а мы все плачем по своим матерям, по нехватке их любви, принятия, простой человеческой доброты, такой, какой мы себе ее представляем.
Матери бывают разные. Способность быть матерью в первую очередь – вопрос физиологии, а не определенного психологического состояния, как хотелось бы многим из нас. Матерью может стать совсем юная девушка или зрелая женщина, счастливая или несчастная, психологически благополучная или психически нездоровая. Матерями становятся по собственному желанию или вопреки ему. Матери с волнением и радостью ждут своих детей или жаждут отделаться от них. Матери живут жизнью своего ребенка или сосредотачиваются на собственных потребностях и интересах, иногда идущих вразрез с детскими желаниями. Мы не выбираем своих матерей, и пусть эзотерический взгляд предлагает альтернативные идеи (например, что именно дети выбирают своих родителей) – я не разделяю эту ничем не подкрепленную теорию, которая в конечном счете вешает на детей дополнительное чувство вины за якобы их собственный выбор. Мы не выбираем родиться в определенной семье, не выбираем обстоятельства своего рождения – это то, что дано по факту, каким бы справедливым или несправедливым нам это ни казалось.
Мать – одна из существенных данностей человека. Данность, которую необходимо принять, ведь независимо от того, нравится вам ваша мать или нет – другой у вас нет и не будет. Равно как и не было другой возможности прийти в этот мир, кроме как через свою мать. Родившись у другой матери, вы не были бы собой: это был бы другой человек, с иной внешностью, наследственностью, психикой и судьбой.
Несмотря на социальный стереотип матери как источника добра (к данному мифу мы будем неоднократно обращаться на последующих страницах этой книги), в действительности образ матери противоречив, и этим она не отличается от других людей. Более того, любая мать не исчерпывается своей материнской ролью – прежде всего она человек. Человек со своими сильными и слабыми сторонами, чувствами, эмоциями, ценностями, убеждениями, мечтами, психологическими травмами, собственным детским опытом, ограничениями и ресурсами.
Возраст матерей на момент рождения и воспитания ребенка часто более юный, чем возраст их детей, когда они начинают переосмыслять и осуждать родительское отношение. Случается, что сорокалетние «мальчики» и «девочки» продолжают выставлять счета за события многолетней давности, происходившие, когда их родители были вдвое младше их самих. Это, конечно, не означает, что совершенное против вас в детстве нужно оправдать, забыть или вытеснить. Нет. Но иногда этот судебный процесс над прошлым затягивается и затягивает в себя настоящее человека, ту жизнь, которую он мог бы наполнить куда более приятными вещами и смыслами, чем затяжные обиды, бесконечная изматывающая рефлексия и месть. Важно помнить, что конечная цель исследования своего прошлого – не поиск виновных, а ваша внутренняя свобода. Да, для того чтобы освободиться от груза непрожитой детской боли и обид, необходимо встретиться с прошлым, со всей силой чувств, которые возникли тогда и остались непрожитыми, но уже не сдерживая их, не убегая, не замирая, не консервируя душевные переживания. Освободиться от этих чувств, дать себе маленькому там и тогда поддержку от взрослого себя здесь и теперь, дать возможность опереться на сегодняшний опыт и реалистичную картину мира. Для этого, конечно, вначале нужно реалистичную картину вернуть или собрать заново, а после – на время вернуться в давние события, назвать все своими именами, возмутиться, разозлиться, оплакать (например, рядом с психотерапевтом). Однако впоследствии необходимо переоценить, отпустить и идти дальше, уже самостоятельно заботясь о своем Внутреннем ребенке, чтобы жить полно и по возможности счастливо, а не запирать себя в «суде» над родителями, затянувшемся на десятки лет, пока время вашей собственной взрослой жизни стремительно движется вперед.
Нет задачи оправдать, нет задачи обвинить, но – понять. Понять, каким образом ваша мама повлияла на вас, как детский опыт отношений с ней влияет на вас сегодня, как материнские предписания и запреты живут в вашей психике. В стиле поведения женщины, особенностях ее взаимодействия с окружающими, во взглядах, ценностях и убеждениях отражается то эмоциональное наследие, которое она во многом получила от своей матери. Это правомерно и для мужчин, но все-таки для женщины материнское влияние и острее, и сложнее.
Образ матери многогранен и, как любой сложный феномен, может быть рассмотрен с разных сторон и на нескольких уровнях. Я выделила четыре таких уровня (рис. 1), но, конечно, могут быть и другие способы систематизации.
В последующих главах мы рассмотрим материнство в контексте названных уровней и углубимся в личные истории, отражающие индивидуальный опыт отношений женщин со своими матерями и общие закономерности таких отношений.
Чтобы понять другого человека или определенное событие, важно быть способным менять точку обзора или расширять перспективу. Это применительно и к нашим матерям, равно как и к отношениям с ними. Подобное расширение взгляда может происходить в нескольких направлениях, но два из них мне кажутся наиболее важными. Первое – начать смотреть на маму как на другого отдельного человека, увидеть не только ее материнскую роль, но личность с совокупностью разных качеств, со своей жизненной историей. Второй способ – углубить понимание материнства как такового, от «доброй бытовой мамочки» расшириться в многогранное понимание матери как особенного образа и сложной психической структуры, что мы постараемся сделать в данной главе через исследование Архетипа Матери.
Многочисленные материнские образы в культуре (от наскальных рисунков и древних статуэток до иконописного изображения Богородицы) отражают Архетип Матери – понятие, введенное Карлом Густавом Юнгом в 1916 году в статье «Структура бессознательного» и обозначающее универсальную психическую структуру, составляющую содержание коллективного бессознательного.
Архетип (от греч. arche – начало + typos – образ) – изначальный образ или символ, универсальный для каждого человека. Архетипы проявляются в сновидениях, повторяются в сюжетах мифов, сказок и народных преданиях, накапливаясь в коллективном бессознательном. В свою очередь, коллективное бессознательное – по Юнгу, форма бессознательного, которая отличается от индивидуального тем, что является общей для всех людей.
Архетип Матери имеет множество аспектов и предстает в разных формах и символах. Юнг описывает наиболее типичные из них: мать или бабушка конкретного человека, крестная мать, свекровь и теща, кормилица, няня. «В высшем, переносном смысле – богиня, особенно мать бога, дева (как помолодевшая мать, например, Деметра и Кора), София (как мать-возлюбленная, что-то вроде типа Кибелы-Аттиса или как дочь-возлюбленная – как помолодевшая мать). В более широком смысле – материя, преисподняя, луна, в более узком смысле – как место рождения или происхождения – пашня, сады, утес, пещера, дерево, родник, глубокий источник, <…> в самом узком смысле – матка, всякая полая форма, хлебная печь, чугунок; из животных – корова, заяц и вообще помогающие животные»[1].
Изначально образ Матери был связан с природой. Несмотря на то что многие предания о сотворении мира представляют Творца мужчиной или двуполым богом, существовали верования и в Богиню-Мать. Гесиод, систематизировавший греческую мифологию, поместил Гею – мать-землю – в самое начало генеалогии богов как Мать всего сущего, первопричину, старшую из всех богов греческого пантеона. Ею были рождены не только боги, но и первый человек. Почитание Матери-природы в греко-римской традиции отразилось в культе Деметры и Реи. Широкое распространение почитание женских, материнских культов получило в язычестве и сводится к единому образу Великой Богини-Матери, матери-земли, матери сырой земли (имени, которое встречается во многих русских былинах и пословицах): оплодотворенная дождем земля давала урожай, кормила людей, помогала продолжить род[2].
Богиня-Мать присутствует в большинстве мистерий и мифологий мира, и ее чаще всего наделяют двумя благостными функциями: а) созиданием в разных аспектах: участием в творении мира, плодородием, покровительством над животными; и б) покровительством семье и домашнему очагу. Эти функции во многом стали основанием женской материнской ментальности, образуя архаичный пласт культуры[3]. Однако следует помнить и о другом аспекте женского материнского начала – способности разрушать. По этому поводу Светлана Лютова пишет: «Человеческому рассудку трудно смириться с амбивалентностью явления, рассудку современного европейца – в особенности. И поскольку чудовищным выглядит негативный аспект материнства, фольклор и обыденное сознание отделили его от образа матери – Млекопитательницы, Заступницы, Покровительницы, Утолительницы всех печалей (можно перечислять и все прочие эпитеты Богородицы). Негативный аспект архетипического материнства вызвал к жизни ведьмовские образы мачех, свекровей и тещ всех сказок и семейных драм»[4].
Итак, помимо матери как всеблагого начала (англ. all-good) этот архетип таит в себе мощную разрушающую силу (англ. all-malignant): мать может дать жизнь, но в ее силах и отнять жизнь. С одной стороны, она заботливая, убаюкивающая, обволакивающая, с другой – удушающая и пожирающая. Неблагоприятный архетипический срез матери также описывается как ускользающая мать[5]. Согласно Юнгу, существенные аспекты матери: «ее оберегающая и питающая доброта, ее оргистическая эмоциональность и ее темнота, присущая преисподней»[6]. Однако из-за невозможности уместить и совместить оба материнских аспекта «тень Мадонны была перенесена в ад, где сейчас ведет ничтожное существование в качестве чертовой бабушки»[7].
Между двумя полюсами – положительным и отрицательным – происходит скольжение материнского архетипа и динамика отношения женщины к собственной матери. Нам бывает легко принять мать бытовую и благожелательную, но сложно – противоречивую и двойственную, с ее не только созидательной, но и разрушающей силой, с ее многосторонним влиянием. Распространенных обобщений «все хорошо» или «все плохо» недостаточно для понимания отношений между людьми, тем более – отношений с матерью. Для познания собственной женской природы и жизненной истории важно развить в себе способность интегрировать противоположные материнские аспекты, не расщеплять ее на благостную и несущую зло, даже если первоначально эти векторы кажутся взаимоисключающими. Научиться видеть мать как часть себя и своего внутреннего мира не глазами ребенка, ищущего или даже знающего простой ответ на вопросы: «Что такое хорошо?» и «Что такое плохо?», а глазами взрослого человека, осознающего, что глубочайшая сущность всего лежит за пределами добра и зла.
Материнский образ, как и любой другой архетипический образ, представляет собой константу, обладающую межкультурной универсальностью. То есть если самым разным людям на земле показать женщину с ребенком, питающую младенца грудь или плодородную землю, то большинство из них, независимо от того, в каком обществе они живут, дадут ассоциацию с материнством. Однако особенности представлений о материнстве, понятий нормы, социальных взглядов на материнскую заботу и воспитание ребенка существенно отличаются в различных культурах. Причем трансформируются не только материнские установки, но и образ ребенка, понимание его психологии, значимость его потребностей и особенности взаимодействия с ним. В качестве примера можно привести исследование Натальи Разиной (1994), где была выявлена первостепенная роль культуры в содержании представлений о материнстве. Изучение представлений у женщин разных культур и вероисповеданий (христианство, ислам, буддизм) показало качественные различия в образе матери, ребенка и детско-родительского взаимодействия. Женщины отличались по типу отношения к будущему материнству, отношению к детям и семейным идеалам. Различия проявлялись в их представлениях об оптимальном возрасте рождения ребенка, отношении к абортам, желаемом количестве детей, особенностях воспитания. Таким образом, если на уровне архетипа материнство обладает универсальными чертами, понятными для представителей самых разных культур, то в рамках одной культуры все-таки имеются свои выраженные особенности, которые в совокупности с индивидуальным опытом (и здесь сильное влияние оказывает перенос значимости собственной матери и особенности отношений с ней) определяют индивидуальные представления о материнстве у отдельной женщины. О личном срезе материнства мы будем говорить в следующей главе.