Евгения Ивановна Хамуляк
Они написали убийство. Детектив про женскую дружбу
Глава 6. Давайте!
Презентация книги «Коварная Барби не страдает» автора Гелы Головешкопф, русской писательницы польского происхождения в соавторстве с американской дивой сербского происхождения Хельгой Голяшкопф-Кюри состоялась через пять дней. Народу набилось в магазин столько, что очередь за автографом стояла ещё несколько часов и не могла разойтись, даже когда объявили, что Хельги вовсе не будет, так как она укатила в Америку пить кофе на Манхэттене, а Гела уехала, так как приготовленных книг для автографов не осталось.
Таким образом, первый тираж «Коварной Барби» разошёлся в считанные дни.
Вадим Жунин был очень доволен, особенно после разговора с Ольгой Головёшкиной, которая пришла к нему в кабинет чуть ли не сразу после больницы.
– Хельга уехала и вернётся не скоро. Точнее, её можно сразу записать в соавторы. А вот моё новое, – Ольга присела в кресло, не дожидаясь приглашения. Жунин так и остался стоять, поскольку не мог соединить функции двух парных органов, глазного и ушного, воедино. Глазной неотрывно следил за телодвижениями аппетитной шатенки. Ушной пытался вникнуть в сказанное чудесным голосом. – Гела Головёшкопф. Гела – производное от Ольги, не ищите, – посоветовала Ольга, доставая из портфеля новые договора для подписания, распечатанные накануне. – Первый, с Джефри Кури, пока что на один экономический бестселлер. Я имею доверенность на подпись. Все дела вы будете вести лично со мной, – Ольга достала специальную бумажку, помахав ею перед зачарованным лицом издателя. Потом кашлянула, поправила волосы, потрогала шею и немного помассировала чуть ниже, Жунин заморгал. Как опытная фокусница, Ольга вытащила второй договор. – Этот между нами, Ольгами, и вами, издательством, на эксклюзив на ближайшие пять лет, где я собираюсь избавиться от любовника-египтянина, так как вспыхнет страсть между агентом русской спецслужбы, который идёт по следу Варвары.
– Прекрасный ход, – сквозь сон заметил издатель. – Очень патриотично. Русские это отметят.
Ольга усмехнулась. Ещё бы.
– Третий для вас – с тремя процентами от роялти с продаж на территориях славян, братских народов, входящих в состав на сегодняшний день. Американские шири остаются во владении американских издателей, – закончила Ольга, вытащив все тузы, что у неё были спрятаны для хитрого Жунина, который на цифре три и чужих американских издателях проснулся: хотел было возмутиться, но посмотрев ещё раз на похорошевшего соавтора, а теперь наследного автора всех бестселлеров, как детективных, так и экономических, поблуждал глазами по столу, по бумагам, прикинув в уме варианты, и молча кивнул.
– Давайте, Жунин! Теперь ваша работа, – сказала Ольга Головёшкина и, сделав невероятный поворот от крутого бедра, которым загордилась бы её лучшая подруга, отправилась в детский садик за сыном Витей, чтобы вместе с папой Володей Анашкиным вместе махнуть за мороженым или новой игрушкой, или в кино.
Эпилог
– Хочешь, я прилечу ближайшим рейсом и мы сделаем ребёнка прямо на пороге дома? – с придыханием спросила Голяшкина-Кури.
– Зачем же на пороге? – ошарашился Джефри, только представив себя большого и голого на холодной плитке у входа, – Роза может увидеть или соседи, – он помолчал. – Но как же твои карьера, мечты, планы?
– А я их не откладываю, милый. Всё вышло, как надо! Ольгин роман стрельнул! Моя страница в соцсетях стоит на одном горизонте с неприкасаемыми. Никто из них даже не чихнул, что я русская. Поэтому я смело могу приступать ко второй части плана, американской – раскручиванию образа мудрой и любящей матери, истинной женщины, прекрасной хозяйки, кулинара и иконы стиля. Это можно делать и беременной и кормящей.
– Давай! – сказал Джеф, почувствовав, как за спиной выросли крылья счастья.
* * *
– Козявка, – дрожащим голосом сказал Володя, держа холодную белую руку жены, которая отходила от наркоза. – Я очень хочу, чтоб ты стала успешной писательницей. И если для этого нужно, чтоб ты убила меня на страницах своих романов, а потом сбежала в Турцию с арабом, – он поджал губы, глаза его чуть увлажнились, а брови собрались домиком с кривой крышей. – Я согласен.
* * *
Ольга Голяшкина-Кури отказалась от шампанского, предложенного стюардессой, плюхнувшись в кресло бизнес-класса с охапкой бумаг. Но к середине повествования, так и не поднимая головы от текста, всё же попросила сначала водки, потом виски, а затем шампанского, почти рыдая над последними страницами:
«…Катя, я убиваю не лучшую подругу, которая была когда-то человеком с большой буквы, хотя и не имела трёх люксовых машин, стоящих в элитном гараже. У Кати Аллегровой не было даже гаража. Я убиваю человека без души, – спокойно говорила Варвара Кротько над срюченным в коликах телом американской подруги, дожидаясь той стадии, когда молодая женщина уже не сможет говорить, чтоб рассказать правду приехавшим фельдшерам скорой помощи, которые, скорее всего, примут колики за острый аппендицит. Начнут спасать больную, но будет уже слишком поздно.
– За время сытной жизни на берегу свободы у тебя было столько шансов найти себя. Стать звездой в любой области! – Варвара развела руками, показывая как ласков и приветлив мир для широких умов, способных изменить его. – Катя, ведь ты была умнее, талантливее, благороднее всех нас. Но кем ты стала? Ты превратилась в королеву вещизма. Погрязла в мире ничтожества, пластика, пыли, ненужных вещей и ненужных разговоров. Поэтому судьба направила меня, которая делает генеральную уборку, ликвидируя беспорядок и никчёмное существование. Извини, ничего личного. – Варвара потрогала холодный лоб лежащей на полу, приподняла веко, пощупала пульс. – Ты, как никто другой, знаешь, что для светлого будущего нужно стереть тёмные подгнившие пятна прошлого и настоящего…», – читала Ольга Голяшкина и плакала.
– Головешка – ты гений! Как ты права, что убила эту никчемную суку, – сквозь слёзы шептала молодая женщина, ловя восхищённые взгляды из эконом-класса, узнавшие звезду телеэкрана.
«…Твоя голова набита тряпками, Катя. И ты сама превратилась в тряпичную куклу. Внешность затмила твой ум, который высох в этой упаковке. Я вынуждена отправить тебя на перезагрузку. На эапгрейт, – сказала Барби Кротько на идеальном американском, примеряя туфли своей когда-то бывшей подруги. – Ведь следующая ступень эволюции куклы – это ветошь. Я не могу позволить русскому человеку опуститься до уровня мусора. Лучше смерть. В любом случае, увидимся, девочка. И если вдруг я окажусь на твоём месте, сделай всё чики-пики. Прощай, Кэт, и помни твой Кен в надёжных руках… Поцелуйчики. Барби».
Стюардесса принесла воды. Ольга выпила три стакана, чувствуя, как успела охмелеть и опохмелиться за девять часов. И первым делом вступив на остров свободы, набрала номер своей лучшей подруги:
– Геля, ты меня убила наповал. Правда. Ты – гениальная писательница. У меня к тебе только два вопроса.
Ольга Головёшкина, слыша полупьяный бред своей лучшей подруги, которая звонила в четыре часа утра, молча ждала, что же осталось невысказанным после всего сказанного?
– Как будем делить Индию и Китай?
Головёшкина, а точнее Гела Головешкопф, привстала на локте, сморщив лоб от вопроса, который сломал ей мозг. И вдруг взорвалась безудержным хохотом, разбудив одновременно мужа и маленького сына, которые, словно по команде, поднялись с постели.
– Так и быть: тебе Индию, Хельга Кюри, учёная ты женщина.
– Значит, тебе Китай, Геля Какашкина. На связи! Поцелуйчики. Барби.
