Евгения Ивановна Хамуляк
Гедоническое убийство
Майор отпустил Ольгу Плешакову, финансиста и фаворитку жертвы, но попросил далеко не уезжать, ведь предстояло встречаться ещё несколько раз после проведенного вскрытия и последующей экспертизы. Роли жертвы, свидетельницы и подозреваемой порой быстро меняются местами.
Ольга грустно кивнула, а дойдя до своего номера взвыла.
– Ну зачем, зачем я его убила? – неслышно для других и душераздирающе для себя кричала она, вспоминая, как багровый лицом Дмитрий Валерьевич, чьи лёгкие разрывались от кашля, а сердце исполняло быстрый танец тарантеллу, молил красными от рвущихся капилляров глазами спасти его. Помочь ему. И Ольга помогла.
В тот самый момент её мысль скользнула в будущее, представив жизнь рядом с этим толстым старым гедонистом, который при самом удобном случае променяет её на любую юбку. А ещё может, гад, и не успеть исполнить Ольгины гедонистические мечты, отбросив кони при том образе жизни, что ведёт. Если не сейчас, так через неделю откажут сердце, печень… мозги. Либо шеф убьётся, лазая по крышам, чтоб достать звезду с неба или придумает какую-то другую смертельно опасную шалость.
Кстати, с любовью тоже мог бы выйти промах. Судя по косвенным признакам, Ольга еще раз всмотрелась в фиолетовое одутловатое лицо, в бившееся в агонии упитанное тело, в редеющие на макушке от стресса волосы – гедонизм мог бы быть неполноценным явлением рядом с этим существом. А зачем ей, здоровой красивой девушке, этот постгедонистический Бахус с сухим виноградным хвостиком у основания? Ни один шопинг, ни тачка, спа, шубы, золото не заменят… любви – то есть главной цели и средства гедонизма.
– Эх, Юра, Юра! – вдруг вспомнила Ольга бывшего парня и поджала губы. У Юры имелись все достоинства гедонизма, не хватало только финансирования.
Финансистка посмотрела на сумку.
– 10 000 000 не Бог весть сколько. Хватит лишь на внешний тюнинг своего образа, пару поездок заграницу и на первый взнос по ипотеке. Но если отложить миллионов пять и вложиться в биржу, – Ольга вспомнила три года, отданные дорогущим финансовым курсам, которые окончила также с отличием, – миллионером, конечно, не станешь, – с иронией сказала она шефу, который на миг остолбенел, – но можно не работать до самой пенсии. – Девушка метнула взгляд на подушку, туда же глянул Дмитрий Валерьевич. – Прости, Дима, но… ты бы поступил на моём месте так же, – и она накинулась на обессиленного директора, молясь, чтоб тот не сильно мучился перед смертью.
Жизнь покинула тело владельца «Ромашка-Альянс-Интернешнл» к большому облегчению и одновременно горю его сотрудницы быстро. Ольга подхватила сумку с миллионами и стремглав вылетела из номера не в силах смотреть на то, что натворила. В душе надеялась, что признаки удушения сойдут за инфаркт, который, так или иначе, прибил бы несостоявшегося любовника.
Но голова уже работала в другом направлении. Первым делом нужно было спрятать деньги. И Ольга даже знала где. Потом камеры покажут её хаотичные движения по пансионату в поисках помощи, но уже без сумки, которая дождется её на этом этаже в захламлённом отсеке, куда складывали ненужные столы и стулья, закрывая старой ширмой с ещё советскими мотивами. Судя по количеству пыли, последний раз сюда ступала нога человека однажды летом неизвестного года.
Она прибежит в номер с фельдшерами скорой помощи, побудет с бригадой и попытается им помочь, поохает-поахает, когда ей скажут, что всё кончено и нужно вызывать полицию и другие службы. Она грустно побредёт к себе в номер и будет ждать там пока за ней не придут.
Все разговоры закончатся к обеду. Коллектив, потерявший патрона и в его лице смысл жизни, а также работу, принесёт ей, как вдове, самые искренние соболезнования. Этот день станет поворотным. И главное, сыграть его по нотам, не спеша, как учили в школе, партия за партией.
– Талант есть чувствовать ритм и играть этот ритм правдиво, – говорила учительница музыки, отмечая дарование Олечки Плешаковой, победительницы регионального конкурса. – Дыши– Оля, дыши, когда играешь. Тогда тебе поверят слушатели.
Ольга лежала на кровати и чувствовала, как горло сдавливают рыдания, дышать больше не было сил. Становилось невыносимо думать, что Димы больше нет. Злодейка-судьба захотела убить его именно в день, когда у них был шанс на счастье. В день, когда она почувствовала, как сбываются мечты.
– Малыш, – позвал голос убитого сквозь тьму, которая вот-вот готова была зарыдать от горя. – Оля! Олечка! Плешакова! Проснись, чёрт побери! – закричал Дмитрий Валерьевич и женщина резко открыла глаза, слишком уж реальным предстал голос шефа.
– А! Боже мой! – всё-таки заорала Ольга, рванула назад и с грохотом свалилась с кровати, увидев живого Ганина, только с синяком в пол-лица, с распухшей окровавленной губой и с огромной бинтовой повязкой на полголовы, будто его переехал КамАЗ. – Это не я! – застонала она, пытаясь отделить бред от реальности.
– Малыш, если б не ты, я б сейчас не жил и не радовался, – Дмитрий Валерьевич поджал губу, которая ненормально свешивалась на подбородок, а потом этой же губой принялся усердно целовать золотой крест со спасителем. После сего причастия, скрутив губищу в трубочку, он хотел было облобызать и спасительницу на полу.
Глаза Ольги ненормально захлопали и никак не могли остановиться. Перед ними замелькали разные картинки, и она пыталась ухватиться хоть за одну, чтоб восстановить цепь событий. Но ничего не получалось. К тому же нещадно болели голова и руки… Оля посмотрела на руки и похолодела, они были все в крови.
– Так, я не понял?! – прекратил свои губошлёпские изыскания шеф, видя, что Оля не в себе и не понимает его намеков на вознаграждение горячими поцелуями любви. – У кого сотрясение мозга у тебя или у меня?
Оля не отвечала, пытаясь понять, смогла бы она своими манипуляциями с подушкой нанести такой серьёзный вред начальнику? Если да, то почему полиция ещё не скрутила ей окровавленные руки? Если нет, тогда кто так отделал шефа и за что? И где была она? И почему руки в крови?
– Вчера я нырял за жемчугом в бассейн для тебя, помнишь? – взывал к памяти финансистки Дмитрий Валерьевич, стоя на четвереньках на кровати. – Как идиот залез на смотровую вышку и оттуда нырнул башкой прямо в кафель. Ни одна сволочь меня не остановила… – зло вспоминал он неблагородных холопов, не углядевших за барином. – Кровищи было столько, что хоть фильм про вампиров снимай. Половина персонала тут же грохнулась в обморок. Остальная так и так не стояла на ногах. Только ты бросилась спасать меня. Нечеловеческими усилиями вытащила, вдохнула в меня жизнь, а потом сама свалилась от… бессилия, – закончил повествование Дмитрий Валерьевич и с сомнением посмотрел на любовницу. – Ну помнишь?
– У меня гемофобия… – белыми губами сказала Оля, вспоминая бассейн крови, а также допитую бутылку испанского вина. А потом подумала: «Какой же надо быть меркантильной, чтоб перебороть страх, который вырубает намертво нервную систему?».
– Как же надо сильно любить меня, чтоб перебороть страх, который сшибает с ног, – почти со слезами проговорил Дмитрий Валерьевич, аккуратно сползая с кровати и усаживаясь на пол рядом с бледной Ольгой. – Малыш, если б я был одинок, женился бы на тебе в ту же минуту! – он обнял тонкое дрожащее тело девушки своими огромными ручищами. – Серьёзно, спасла жизнь старому дураку и… и дала шанс думать, что меня, идиота, может полюбить такая добрая благородная душа.
