Евгения Горская
До последнего вздоха
– Ты чего звонила, мам? – Телепин прижал телефон к уху, осторожно объехал припаркованную впереди ауди.
– Что-нибудь новое известно про Вячеслава? – Кажется, мать тоже ехала в машине. – Когда похороны?
– Откуда ты знаешь? – удивился он. Конечно, нужно было позвонить родителям, но он совсем замотался за последние дни.
– Вчера позвонил Вадим.
– Вадик? – еще больше удивился Телепин.
С Вячеславом и Вадимом родители виделись только однажды, на их с Викой свадьбе. Он даже не предполагал, что у шурина есть телефон его родственников.
– Вадик, – подтвердила мать и объяснила, не дожидаясь, когда он спросит: – Мы весной столкнулись с Вячеславом в театре. Он был с Ирочкой. Постояли, поговорили, потом папа пригласил их в гости. И они пришли. А потом Вячеслав пригласил нас, как раз когда Вадим принес ему в подарок картину. Ты видел, как Вадик Вячеслава изобразил? В виде средневекового рыцаря? Очень забавно.
– Ничего себе! – поразился Телепин. – А почему ты мне не говорила, что вы так тесно сдружились?
– К слову не пришлось. Да и не так уж тесно мы сдружились.
– И все-таки, – не отставал он. – Почему ты мне ничего не сказала?
– Вике это могло не понравиться, – помолчав, вздохнула мать.
– Мама, что за бред! – ахнул он. – Почему это могло не понравиться Вике?
– Ладно, Коля, неважно. – Мамин голос исчез, появился снова. – Я собиралась пригласить всех в сентябре, когда мы вернемся из отпуска. И вас, и Славу, и Вадима. Так насчет похорон ничего не известно?
– Пока нет.
– Позвони, когда узнаешь.
– Ладно.
Телепин швырнул телефон на соседнее сиденье. От разговора с матерью остался противный осадок, но он умел сосредотачиваться на делах и выбрасывать из головы все ненужные мысли.
– Вадик! – трясла Вадима за плечо Дина. – Вадик, проснись, это Осокин.
Вадим с трудом выбрался из мутного тяжелого сна. Во сне он был один в полуразрушенном городе, пробирался какими-то подвалами к неведомой и непонятной цели, знал, что отовсюду подстерегает опасность, и, к собственному ужасу, никак не мог увидеть эту опасность.
– Это Осокин. – Она совала ему трубку. – Ответишь?
– Давай. – Он нехотя повернулся на спину, сунул под голову вторую подушку, поднес телефон к уху. – Слушаю.
– Вадик, нужно заняться похоронами, – напомнил Осокин. – Если хочешь, я возьму это на себя.
– Хочу, – решил Вадим. – Спасибо.
Осокин помолчал, кажется, хотел сказать что-то еще. Не сказал, попрощался. Вадим протянул трубку Дине.
– Сколько времени?
– Десять. Вставай. – Она отнесла трубку на базу, повернулась, без улыбки посмотрела на него.
Странно, что сначала она показалась Вадиму не то чтобы некрасивой, просто какой-то малоинтересной. На свете не было женщины прекраснее Дины.
– Ты меня не бросишь? – хмуро спросил он.
– Я тебя не брошу. – Она наконец-то улыбнулась. – А ты меня? Не бросишь?
– Я тебя очень люблю, Дин.
Он никак не мог решиться написать ее портрет. Боялся не передать главного, что в ней было, – несовременного сочетания ума и доброты, скрытых за легким юмором, с которым она относилась к жизни.
Сочетание ума и доброты он разглядел в ней не сразу. Мог и вообще не разглядеть, она не афишировала ни того, ни другого.
Она присела на кровать, он повалил ее на спину, обнял, прижался губами к ямке на шее.
– Ты меня любишь?
– Очень. – Она пошевелилась, поцеловала его в висок.
Она работала стоматологом, и ее порекомендовал ему один из приятелей. Зубных врачей Вадим боялся до дрожи в коленях и отправился в клинику, только когда терпеть боль в скуле стало почти невозможно.
Врач ему решительно не понравилась, теперь он с ужасом вспоминал, что мог уйти из клиники и теперь жил бы без Динки. Она показалась ему слишком молодой, а для врача, насколько он понимал, опыт значил многое.
– Давайте я все-таки вас посмотрю. – Девушка в белом халате прочитала тогда его мысли и легко улыбнулась. – Сверлить не буду.
Кладя голову на подголовник зубоврачебного кресла, он жалел потраченного времени, а потом жалеть перестал, потому что ему не хотелось отрывать взгляд от сосредоточенных серых глаз над медицинской маской.
– Вставай, – выбралась из его рук Дина. – Я пожарила отбивные.
Он неохотно вылез из постели, поплелся в ванную, потрогал рукой щетину на щеке. Бриться было лень, и он решил не бриться.
– Осокин поможет с похоронами? – Дина положила ему на тарелку аппетитно пахнущее мясо.
– Да. Еще бы кого-то найти, кто поможет со Славиными капиталами разобраться. У тебя нет таких знакомых?
– Не беспокойся, Вика найдет. – Она намазала булочку медом, откусила кусочек, потрясла головой от удовольствия.
– Ты о ней высокого мнения, – усмехнулся Вадим. – Ты просто не знаешь, она самая умная и способна во всем разобраться лично.
– Вот увидишь, она найдет адвоката. Или двух. Вика точно знает, как не упустить своего. У нее интуиция на это дело.
– Знаешь, – Вадим отодвинул пустую тарелку, поблагодарил кивком головы, – я жутко боюсь, что Колька в конце концов ее разглядит и сбежит, и мне придется с ней возиться.
– Не бойся, – успокоила Дина. – Не разглядит и не сбежит. Она очень ловко им управляет. Скоро он начнет называть черное белым и свято в это верить. Вот увидишь.
Дина поставила перед ним чашку с чаем, он принялся отсчитывать обычные четыре ложки сахара.
– Ты помнишь Колину маму? – размешав вредный для здоровья продукт, спросил Вадим. – Они с мужем приходили к Славе, когда я ему наш старый двор принес.
Старый двор, в котором когда-то жила бабушка, Вадим помнил и плохо, и отчетливо. Долго не мог рискнуть воспроизвести детские воспоминания, а картина получилась хорошая, он написал ее за несколько дней и сразу отнес Славе. Картина дяде очень понравилась, она и Вадиму нравилась.
– Конечно, помню, – кивнула Дина. – Хорошая тетка, веселая такая.
– Угу. Я вчера ей позвонил, нашел у Славы телефон. Я припоминаю, вроде бы у них со Славой были какие-то общие знакомые. Что-то такое они тогда обсуждали.
– Этого я не помню. А зачем тебе их общие знакомые?
– Так, – не стал объяснять он. – Короче, я вчера ей позвонил. Так, оказывается, она ничего про Славу не знала, Коля ей не позвонил.
– Ну вот видишь! – кивнула Дина. – Он помнит только о Вике и больше ни о ком. Так нашлись общие знакомые?
– Нет, – с сожалением признался Вадим. – Они, оказывается, учились в одном институте и на одном факультете, но в разные годы.
Дина выглянула в окно, посмотрела на висящий за стеклом градусник. Через минуту появилась в брючках из какой-то мятой ткани и клетчатой блузке, похожей на мужскую рубашку. Чмокнула Вадима в затылок, ласково провела рукой по его шее. Хлопнула дверь, Вадим тяжело вздохнул. Он не любил оставаться без Дины.
Не надеясь почерпнуть из Славиного ноутбука что-то новое, он все-таки его открыл. Повезло, в одном из почтовых ящиков обнаружилось новое письмо, оно пришло только что, минут пять назад. Некая Нина напоминала, что у какого-то Сережи в субботу день рождения и все очень, очень ждут Славика.
Номера телефона Нина не оставила. Вадим, уговаривая себя, что никакой полезной информации от Нины не получит, и вместе с тем, отчего-то заволновавшись, стал быстро просматривать все ее письма. Писем было немного, в основном поздравления с праздниками, на которые Слава послушно и вежливо отвечал. Телефона не было ни в одном из писем.
И опять ему повезло, на «рабочем столе» компьютера нашелся простой текстовый файл, в котором оказалась бессистемно составленная записная книжка.
Нина в списке абонентов оказалась только одна. Вадим набрал номер.
– Здравствуйте, – стараясь скрыть волнение, заговорил Вадим, когда ему ответил женский голос. – Вы только что написали Левицкому Вячеславу Аркадьевичу.
– Да, – удивилась женщина. – А что?..
– Я его племянник. Пожалуйста, поговорите со мной.
– Я с вами уже разговариваю, – справедливо заметила Нина. – Что случилось?
– Слава погиб.
Она молчала. Вадим слышал, как она дышит.
– Пожалуйста, поговорите со мной.
– Когда это случилось?
– Давайте встретимся. – Он понимал, что женщина едва ли сообщит ему что-то дельное, но почему-то очень хотел ее увидеть.
– Давайте, – согласилась она. – Где?
Он назвал кафе недалеко от памятника Чайковскому и время – через два часа. Женщина не возражала.
В кафе Вадим был только однажды, но оно ему понравилось. Динка как-то затащила в консерваторию, он дико тосковал весь вечер от заунывной музыки, от которой она балдела, потом пошли пешком до метро и по дороге забрели в это самое кафе. Кормили там вкусно и обильно, кресла были удобные, и это тогда отчасти примирило его с мыслями о потерянном вечере.
Дина, умница, больше о консерватории не заговаривала.
Вадим снова потрогал щетину на лице и отправился в ванную. Перед встречей с теткой побриться было необходимо.
– Держи. – Максим положил перед Дашей книгу с синусоидой на обложке.
– Что это? – удивилась Даша. Начальник на ее памяти ни разу не держал в руках бумажной книги.
– Моя монография.
– Ой! – ахнула Даша. – Ты книгу написал, да?
– Да, – хмуро подтвердил он.
– И ее напечатали, да?
– И ее напечатали за мои денежки, – усмехнулся Максим и признался: – Я хочу докторскую защитить. Монография нужна, я и напечатал.
– Поздравляю. – Даша раскрыла книгу, прочитала нехитрую надпись: «Дарье от автора».
Максим ушел к себе, она полистала книгу, вернулась к прерванной работе.
Примчалась откуда-то Света, заинтересовалась Максимовым подарком.
– Он защищаться собирается, – сообщила Даша.
– Знаю, – кивнула подруга. – Они с Ириной, царствие небесное, про это говорили, девчонки слышали. Они вообще-то часто ругались, Максим с Ириной.
– Странно, – удивилась Даша. – Я думала, Максим ни с кем не ругается, он всегда спокойный такой. И Ирина тоже. Была.
– Ну да! – фыркнула Света. – Это они с нами не ругаются, мы для них никто. Зачем на нас нервы-то тратить? А друг у друга кусок изо рта вырвать – милое дело. У нас же с Ирининым отделом тематики схожие. Глотки, конечно, не дерут, не на рынке, по-тихому сражаются.
Светины слова удивили. Даша много раз видела, как дружелюбно разговаривали Максим и Ирина. Максим даже помогал Ирине выбирать новую машину, Даша слышала их разговор, стоя у лифта.
Делать работу, которую поручил ей Максим, было интересно. Это походило на головоломки, которые она очень любила в детстве, Даша увлеклась и не заметила, что снова засиделась допоздна. Не как накануне, конечно, но здание, когда она шла к туалету и обратно, уже казалось вымершим, только комнату бывшего Ирининого отдела запирала озабоченная тетка с двумя пластиковыми пакетами в руках. Даша вежливо попрощалась, женщина рассеянно кивнула.
Даша выключила компьютер, сунула в сумку телефон, весь день лежавший на столе рядом с клавиатурой компьютера, спустилась на лифте вниз и уже у выхода, доставая пластиковый пропуск, вспомнила, что забыла скинуть сегодняшние результаты на сервер, как того неукоснительно требовал Максим.
Возвращаться не хотелось, она потопталась в пустом холле, но ответственность пересилила, и Даша снова вернулась к лифтам.
Комната оказалась заперта, помимо кодового замка, на ключ, значит, Максим тоже успел уйти. Она порылась в сумке, нашарила ключи, отперла замки. Свет тоже оказался выключенным, но в летних сумерках наткнуться на мебель было невозможно, и включать свет Даша не стала. Подошла к своему столу, опять включила компьютер. Подарок Максима одиноко лежал на столе, Даша сунула книгу в сумку.
Чтобы выйти на сервер, открыла список подключенных к сети компьютеров. Как правило, список был огромным, сейчас же включенных компьютеров осталось совсем мало. Даша поискала компьютер Максима и не нашла. Правильно, начальник уже ушел. Она не заметила бы, что включен компьютер Ирины Сергеевны Снетко, если бы новая строка с фамилией Снетко не появилась в списке как раз тогда, когда Даша его, то есть список, просматривала.
Вообще-то Даша себя любопытной не считала, но сейчас что-то заставило ее выскочить в коридор, стараясь не щелкнуть кодовым замком на двери, и спрятаться за поворотом коридора. Ждать пришлось долго, минут десять. Даша осторожно вытягивала голову, осматривала пустой коридор, опять пряталась.
Тихо закрылась дверь, Даша замерла. Послышался шорох. Она опять выглянула в коридор и отпрянула. Дверь бывшей Ирининой комнаты запирал Максим.
Хорошо, что ее никто не видит, решили бы, что она спятила.
Она приготовилась сбежать вниз по лестнице, если Максим надумает вернуться в свой кабинет, потому что объяснить, какого черта она прячется по углам, совершенно невозможно. Повезло, начальник направился прямо к лифтам. Даша, выглянув вслед затихающим шагам, увидела его уже сворачивающим к лифтовой площадке.
Она вернулась к надоевшему компьютеру, как того требовали правила, переписала все что нужно на сервер и наконец-то вышла из здания.
К счастью, дождя не было. Только холодный ветер дул прямо в лицо, перепутав июль с сентябрем.
Народу в кафе было немного. Вадим заглянул внутрь – две дамы средних лет оживленно что-то обсуждали, наклонясь друг к другу, да совсем молодая пара в углу потягивала коктейли.
Он вышел на крыльцо, закурил и почти сразу столкнулся глазами с появившейся из-за угла женщиной. Дама была хороша, он оценил это мгновенно. Одних лет со Славой, стройная, с прекрасными волосами до плеч и незакрашенной сединой, которой, впрочем, было немного, с огромными голубыми глазами на лице, в котором явно присутствовало что-то восточное.
По голосу он представлял ее совсем другой. Попроще.
– Простите, вы Нина? – Вадим спрятал сигарету за спину, смутился от внезапной собственной робости и метнул сигарету в урну.
Женщина молча кивнула, внимательно его разглядывая.
– Меня зовут Вадим.
Она опять кивнула и первой потянулась к двери, которую он все-таки успел перед ней открыть.
Он ожидал, что она закажет легкий салатик, но дама попросила чай покрепче и весьма калорийное пирожное.
– Что случилось со Славой? – наконец спросила она, не глядя на Вадима.
На шее и руках дамы золота было килограмма полтора, но почему-то это не выглядело дурным вкусом, а казалось только ей принадлежащим особым тонким стилем.
– Взорвали его машину. В понедельник утром.
Она несколько раз покивала головой, как будто именно это и предполагала.
– Вы вместе учились? – Тетка была хороша, но пришел он сюда все-таки не ее разглядывать.
– Слава учился вместе с моим мужем, – вздохнула женщина и уточнила: – Вместе с моим первым мужем.
Она опять вздохнула, и Вадим внезапно понял, что дама не только красива, но и умна.
– Я знала Славика с институтских лет. Ну как знала… В молодости встречались часто, потом по несколько раз в году, потом по разу в несколько лет. Что вы хотите от меня узнать? – Дама подняла на него глаза.
Вадим пожал плечами. Он и сам не знал, что именно его интересует.
– У нас была самая обычная студенческая компания. Иногда выпивали лишнего, но никаких наркотиков, никакой уголовщины. Если вы ищете след убийства в прошлом, я едва ли смогу вам помочь. – Она еле заметно грустно усмехнулась и посоветовала: – Ищите убийцу в настоящем. Сейчас убивают только за деньги.
Зря он затеял эту встречу. Дама вспоминала Славу, не сообщив ему ничего интересного.
Наконец она доела пирожное, взяла на колени лежавшую до этого на специальной подставке сумочку.
– Хотите, я напишу ваш портрет? – остановил ее Вадим. – Я художник.
– Я подумаю, – серьезно ответила она, поднимаясь.
Помедлила, порылась в сумке и протянула ему визитку.
– Звоните, если понадобится моя помощь. И обязательно сообщите, когда похороны.
Вадим послушно кивнул – сообщу, расплатился с официантом и опять поехал в Славину квартиру.
В прошлый раз он осмотрел квартиру быстро, наспех. Теперь начал обследовать планомерно. Выдвигал по очереди ящики письменного стола, внимательно изучал каждую бумажку. Юношеские фотографии нашел ссыпанными в одном из ящиков. Кроме молодого Славы и Нины, которая, как ни странно, в молодости казалась куда менее интересной, никого не узнал. Пару раз мелькала мать, но эти фотки он почему-то сразу отбрасывал.
Что его заставило приподнять плотную бумагу, накрывавшую дно ящика, он так и не понял. Он даже не сразу разобрал, что это бумага, поскольку по цвету она почти не отличалась от стенок ящика. Пластмассовый уголок с вложенным в него листком бумаги он тоже заметил не сразу, уголок был прижат к дальней стенке выдвижного ящика.
Он несколько раз прочитал слегка потускневший текст – как следовало из даты, над которой синела круглая печать, листу было около десяти лет. Всего печатей было три, Вадим зачем-то внимательно разглядел каждую.
Бумага сообщала, что некто Митяев Олег Константинович никак не мог быть сыном Левицкого Вячеслава Аркадьевича.
Вадим опять вложил экспертное заключение в пластмассовый уголок, сунул себе в рюкзак.
Признаться было стыдно, но он струхнул, представив, что у Славы может найтись другой законный наследник. Вадим никогда не ставил себе целью сильно обогатиться, он даже почти не думал о деньгах. И все-таки не получить своей доли было бы для него большим ударом.
Он бросил рюкзак на пол, походил по комнате, круто поворачиваясь у окна и у двери.
– Славику так не везло в жизни, – вздыхала мать. – Ему всю жизнь попадались такие …
Мать не стеснялась в выражениях ни при Вадиме, ни при Вике. Интересно, подумал он, Вика тоже использует для образности непечатные словечки? Она многое взяла от матери.
Вадиму было трудно считать дядю-миллионера совсем несчастным, но мать так сильно сокрушалась, что некому проследить за Славиным питанием, Славиной одеждой и Славиным здоровьем, что выглядело это полным идиотизмом, а в идиотские разговоры он никогда не вступал.
Зазвонил городской телефон. Вадим снял трубку и услышал голос сестры:
– Вадик, ты там?
– Там, – подтвердил он.
– Что ты там делаешь?
– Ничего не делаю. Вика, чего ты хочешь?
– Ты нашел что-нибудь важное?
– Нет, – соврал он.
– Ты обедал сегодня? – заволновалась сестра. – Если хочешь, я пришлю Оксану, она тебя покормит.
Он не стал спрашивать, кто такая Оксана. Наверное, уборщица из фирмы, услугами которой пользуется сестра.
– Так ты обедал?
Если бы он не знал сестру так хорошо, как знал, точно решил бы, что она за него волнуется. Но он слишком хорошо ее знал: ее волновал только один человек – она сама.
– Извини, Вика, у меня мобильный звонит, – опять соврал он, не стал ждать, что она ответит, положил трубку.
Нужно было срочно уходить, она вполне может приехать, проверить, чем он тут занимается.
Он запирал дверь, когда позвонил Осокин. Предложил похороны на пятницу, Вадим не возражал.
Холодного ветра, который давно мучил город, в колодце двора почти не было. Вечернее солнце отражалось в стеклах домов. Он ненадолго замер, подумав, что хорошо бы написать такой старый московский двор, пока его еще совсем не уничтожила современная архитектура, вздохнул и шагнул к своей машине.
Максима Садовникова Телепин собирался вызвать с утра, но закрутился, пришлось поехать в министерство, и позвонил он Садовникову только под вечер.
С подчиненными Николай всегда держался демократично, не специально, это получалось само собой, и таким стилем он втайне гордился.
– Здрасте, – хмуро буркнул Садовников, усаживаясь напротив директора.
– Привет, – кивнул Телепин.
О ходе работ Максим начал рассказывать, не дожидаясь, когда директор спросит, говорил кратко и не упустил ничего. Редкое свойство, Николай не мог этого не оценить.
– Подожди, – задержал его Телепин, когда Максим собрался подняться. – Ты с Сафоновой работал?
Максим кивнул, не глядя на Телепина. Знает, понял Николай. Знает, что рассматривают кандидатуру Сафоновой. Каким образом любая тайна в этих стенах перестает быть тайной, всегда было загадкой для Телепина.
– Ну и как она тебе?
– Дура, – равнодушно пожал плечами Максим.
Черт с ними, и с Дерябко, и папой-Сафоновым, окончательно решил Телепин. Ликвидирую отдел Снетко и отдам людей под Садовникова.
Максим опять сделал движение, собираясь подняться, и Телепин опять его задержал:
– Ты увольняться не собираешься?
– Если Сафоновой дадут отдел, точно уволюсь, – серьезно ответил Максим.
– Ей не дадут отдел, – пообещал Телепин. – Отдел будет один. Твой. Будешь работать?
Максим помедлил и честно сказал:
– Не знаю. Я хочу защититься.
– Все, что от нас требуется, получишь, – заверил Телепин. – А потом? Останешься?
– Не знаю, – опять не стал врать парень. Телепин с грустью подумал, что почти отвык от честных ответов. – Мне семью кормить надо.
– Ладно, иди, – вздохнул Телепин.
За Максимом почти неслышно закрылась дверь, Телепин несколько секунд тупо на нее смотрел.
Садовников уволится, если ему где-нибудь предложат по-настоящему хорошие деньги, и осуждать его за это ни у кого не повернется язык. Собственно, предложить могут только за границей, по нашим меркам, у Максима и сейчас зарплата неплохая.
Думать об этом было неприятно. Телепин посмотрел на часы, понял, что устал за суматошный день, и решил ехать домой. Все равно голова уже не варит.
В машине включил новостной канал радио и под приятный женский голос выехал со служебной стоянки.
Он тоже на месте Максима уволился бы, если бы этого требовали интересы семьи. Он бы не допустил, чтобы Вика хоть в чем-то себя ограничивала. Просто ему, Телепину, повезло, его зарплата позволяет удовлетворить любые запросы. Если под любыми понимать запросы обычных граждан, конечно. А не коллекции эксклюзивных часов, например.
Ему очень повезло в жизни: Вика никогда не стремилась к большим деньгам. Она вообще узнала о том, что он директор большого научного центра, когда их роман шел уже полным ходом.
– Я хочу купить тебе кольцо, – пять лет назад шепнул Вике Телепин.
– Но… – Вика тогда покраснела от смущения. Они сидели в каком-то кафе, и ее лицо казалось мраморным. – Понимаешь, мой камень бриллиант, а это очень дорого.
Он тогда не понял, что слова «мой камень» означают, что по гороскопу бриллианты должны приносить Вике счастье. Это она потом ему объяснила.
– Это недорого, – улыбаясь, заверил он Вику. – Нам с тобой по средствам покупать тебе бриллианты.
– Коля. – Она смутилась еще больше, положила ладонь ему на руку. – А… кем ты работаешь?
Он и рассказал. И видел, как Вика смотрит на него с восхищением и почему-то с испугом.
– Что-то не так? – нахмурился он тогда. – Тебе не нравится, что я директор центра?
Она отняла ладонь от его руки, опустила голову, вздохнула и только потом подняла на него грустные глаза.
– Ты меня разлюбишь, – печально сказала Вика. – У тебя там полно женщин.
– У меня там полно женщин, – засмеялся он, не понимая, как такой бред мог прийти ей в голову. – Но я никогда тебя не разлюблю. Мне нужна только ты.
Кольцо они купили в тот же вечер. Кольцо было дорогое, он даже не знал, что желтый ободок с камешком может стоить как не самая плохая машина. Ему не было жалко денег, он только переживал, что Вика чувствует себя виноватой. Он все прекрасно понимал, она художница, она умеет ценить красоту.
– Я не хочу, чтобы моя жена носила дешевку, – шепнул он, когда Вика в очередной раз спросила, не слишком ли она его разорит. – Ты ведь будешь моей женой?
Заявление в загс они подали на следующий день.
Зазвонил брошенный на соседнее сиденье телефон. Вадим сообщил, что похороны будут в пятницу.
Телепину повезло, машину он припарковал прямо рядом с подъездом.
– Коленька, я так соскучилась! – выбежав в прихожую, прошептала Вика.
– И я, – обнимая ее, признался Телепин.
Опять зазвонил телефон. Николай выпустил жену, поморщился – номер на экране высветился незнакомый, ответил.
Звонила секретарша, похороны Ирины Снетко назначены на субботу.
– Родственники просят сказать, сколько от нас будет человек, – объяснила секретарь. – Вы пойдете, Николай Александрович?
– Конечно, пойду, – недовольно ответил Телепин.
– С работы? – угадала Вика, когда он положил телефон на тумбочку.
– В субботу похороны Ирины.
Он повесил брюки в шкаф, сунул рубашку в стиральную машину. Вспомнил, что пора отнести грязные рубашки в прачечную. Постирать рубашки можно и в машине, но отгладить их так, как гладят в прачечной, не удастся.
– Ты пойдешь на похороны Ирины? – Вика следовала за ним по пятам.
– Я не могу не пойти, Викуша. – Он заметил, как напряглась жена, прижал ее к себе, поцеловал, отпустил. – Ирина – не рядовой сотрудник, а я директор.
– Но…
– Я ненадолго, – пообещал он. – Произнесу два слова и уйду.
– Я тоже пойду, – подумав, решила Вика.
– Я думаю, это правильно, – согласился Телепин. – Слава ее любил.
– Любил, – грустно подтвердила Вика, повернулась, пошла на кухню. – Он ее любил, а она его использовала.
– Давай не будем об этом, – предложил он. – Бог с ними.
В мойке стояла только чашка. Он подошел, вымыл ее, сунул в сушилку.
– Ты что, не обедала?
– Аппетита нет. – Вика села за стол, машинально погладила скатерть.
– Так нельзя, Викуша, – строго сказал Телепин. – Если ты заболеешь, никому от этого лучше не станет.
Он заглянул в холодильник, пооткрывал крышки стоящих на полках кастрюль. Готовила еду соседка, готовила хорошо, по его меркам, так просто отлично. И при этом совсем не беспокоила Вику, стряпала на собственной кухне и приносила дважды в неделю уже готовую еду.
Телепин поставил на плиту кастрюлю с супом, сунул в микроволновку контейнер с мясом.
– Да, – вспомнил он, – звонил Вадим, Славу хоронят в пятницу.
Вика резко поднялась, отошла к окну, сунула лицо в ладони. Он обнял ее сзади, поцеловал затылок.
– Почему Вадик позвонил тебе? – Вика повернулась к нему, заглянула в глаза.
– Не знаю, – снова обнимая жену, отмахнулся Телепин. – Какая разница.
– Я для него уже никто.
– Ну перестань. – Викины волосы щекотали щеку, он пригладил их ладонью.
– Я для родного брата – никто! – Вика отвела его руки, опять села за стол. – Мне можно даже не сказать, когда хоронят нашего дядю.
– Перестань, Викуша, не обращай внимания.
– Я и стараюсь не обращать, – кивнула она.
Телепин разлил суп по тарелкам, достал салфетки, хлеб.
Нужно обязательно сказать Вадиму, чтобы побережнее относился к сестре.
А еще нужно выбрать недельку и свозить ее на море. Смерть родственников – тяжелое испытание даже для мужчин, он должен сделать все, чтобы она поскорее оправилась от горя.
Вика заснула. Телепин вышел на балкон, закурил. Вспомнил, что забыл позвонить родителям насчет похорон, но это вполне может подождать до завтра.
16 июля, четверг
Вика проснулась рано, едва Телепин протянул руку, чтобы выключить будильник.
– Спи, – улыбнулся он, ласково погладив ее по щеке. – Спи. Рано еще.
– Коленька, – Вика прижалась к его ладони, – нужно позвонить твоим родителям. Они вряд ли пойдут на похороны, но позвонить надо.
– Ладно, позвоню.
Родители относились к Вике с большой настороженностью, и его это злило. Конечно, кроме него, этого никто не замечал, родители вели себя с Викой исключительно вежливо, но он их отношение чувствовал. Нужно сказать им, что Вика думает о них больше его самого.
Он опять погладил жену, наклонился, поцеловал. Поплелся на кухню, поставил чайник.
Вика появилась за его спиной бесшумно, села в уголочек, с улыбкой наблюдая, как он возится у плиты.
– Поспи еще.
– Не хочу.
– Яичницу будешь?
– Буду, – подумав, согласилась Вика.
Телепин по привычке протянул руку к радиоприемнику, он любил слушать по утрам новости и комментарии, но тут же руку отдернул – Вику раздражал любой шум.
– Ты слушай, Коля, – заметила она его движение. – Слушай, я потерплю.
– Да ну, – махнул он рукой. – В машине послушаю.
Вика нахмурилась, задумавшись о чем-то. Он поставил перед ней тарелку, подвинул масло, хлеб.
– Коля, – повертев вилку, Вика подняла на него глаза, – твоя мама ведь работала какое-то время в аудиторской фирме?
– Работала, – удивился он.
Черт возьми, насколько же не правы родители в своем отношении к Вике! Они и его ухитрились заразить сомнениями, что она внимательно относится к новым родственникам. А она помнит даже такую мелочь, как то, что мать работала в аудиторской компании.
– Как ты думаешь, она согласится нам помочь?
– В чем? – не понял он.
– Она согласится разобраться в Славиных делах?
– Не знаю, – задумался Телепин. – Она же работает…
– Понимаешь, – заволновавшись, Вика наклонилась к нему через стол. – Нужно, чтобы этим занимался свой человек. Все-таки у Славы были большие деньги.
– Понимаю, – кивнул он. – Я попробую с ней поговорить.
– И еще. – Вика наконец принялась за яичницу. – Твоя мама что-то такое говорила про одну свою подругу… Вроде бы у подруги муж – врач-дерматолог. Ты спроси, все-таки мне стоит еще раз показаться хорошему врачу.
– Спрошу. Обязательно.
Телепин вымыл посуду, поцеловал Вику, обняв вместе со стулом, посмотрел на часы – он любил приезжать на работу строго к девяти.
На улице ярко светило солнце, но ветер дул холодный, северный. Телепин всегда крайне скептически относился к страхам всемирного потепления и недоумевал, отчего люди верят в такую чушь, а сейчас подумал, что готов всерьез опасаться нового ледникового периода.
Городской телефон зазвонил, когда он отпирал дверь кабинета.
– Да! – успел снять трубку Телепин.
Звонил недавно назначенный новый начальник департамента из министерства. Звонок удивил. Телепин был знаком с новым начальником шапочно, департамент курировал работу других направлений.
– Как дела, Николай Александрович? – равнодушно поинтересовался министерский.
– Работаем, – скупо отчитался Телепин.
Человек на другом конце провода вздохнул, помедлил.
– Ты что же это молодые кадры затираешь? Нехорошо.
Собеседник говорил шутя, но у Телепина противно стянуло в груди. Кто сейчас задействует свои связи, папа-Сафонов или Дерябко?
Связи у Дерябко были обширные, Иван Степанович проработал в отрасли всю жизнь, всех знал, со всеми был в приятелях. У зама был природный талант со всеми поддерживать дружеские отношения, у Телепина так не получалось. Впрочем, он к этому и не стремился.
К чести Дерябко будь сказано, дружески он относился ко всем, не только к вышестоящим. Телепин однажды слышал, как он расспрашивал про больного ребенка уборщицу и совершенно искренне сопереживал.
Его обязательно назначили бы директором, если бы он не был абсолютно никаким ученым. Настолько бездарным, что это было просто невозможно скрыть.
– Не понял, – постарался добавить в голос недоумения Телепин.
– Да брось ты, – тяжело не поверила трубка. – Давить на тебя я не хочу и не буду. Да и права не имею. Но своим надо помогать, Коля. Это я тебе советую, как старший товарищ. Тебе ведь тоже в свое время помогли.
– Я подумаю, – не сказал Телепин ни «да», ни «нет».
После разговора сделалось совсем противно. Захотелось вновь запереть кабинет и поехать домой, к Вике.
