Евгения Чацкая
Ивана провожали
– Я не помню, дедушка.
– Я-то помню… – Николай нахмурился и выпил ещё, – Я тогда рубаху-то переодел, измазал в копоти я её-то.
Павлуша заиграл песню, которую Николай с детства любил. И старик умолк, слушая негромкое, но ладное пение парня. Маня положила внукам картошки, гуся, квашеной капусты и грибов, и, как следует по обычаю в таких случаях, поставила по стакану компота. Пока Николай слушал, они ели.
Когда Павлуша доиграл и отложил гармонь, Николай глубоко вздохнул и обратился снова к Жене:
– Рубаху-то я измазал, Женя…
– Дедушка, ну что такого? Я и не помню твоей рубахи. Белая она была, или серая.
– Белая она была, белая. Я тогда все карманы обтрепал на вокзале-то.
– Зачем ты это вспомнил, дедушка? – спросила Алёна.
– Да вот шоколадку-то хотел купить я Жене-то. А деньги-то остались в серой рубахе. Переодел, а деньги положить не подумал. Ты прости меня, Женя.
