Евгения Александровна Петроченко
Кто останется в хронике
1
Высоки эльфийские тонколистные леса, серебрятся ажурными листочками, шепчутся звонким голосом, нежным, девичьим. Молвят они о своём: о льдистом-голубом ручье, который этой ночью был потревожен человеческою рукою, о слишком громких шагах, которые разбудили тысячелетнюю вечность потаённых уголков, сокрытых от эльфийских глаз и тем более от людских, о широких взмахах крыльев голубого дракона и паутинке сторожевого заклятия мага-охранителя на нём… Много о чём они шептались, да правды никогда не познают, ибо я была тенью в этом мире, невидимой и неведомой для местных чар.
Сверкали кристаллы инея на мшисто-зеленых травах, окутывал холодным дыханием лесной дух, заставляя кутаться в черный полушубок. Зима не властна над зеленью эльфийских лесов, но воздух ей покоряется, морозит кожу, леденит тонкие пальцы, унизанные кольцами с зелеными и черными каменьями.
Легкий звон – и тонкий стебель яснолика северодвинского покоряется. Он цветет маленькими звездочками с узкими белыми лепестками и входит в силу в новолуние на третий день первого месяца Темной владычицы, или же Темной матери, как говаривают в иных краях.
Второй, третий, четвертый – и вот уже собран пучок стеблей редкого цветка. Тонкий серебряный ножичек с витой рукояткой, украшенный россыпью хризолита, складываю в кожаную суму. На руки быстро надеваю черные перчатки, скрываясь от укусов зимы.
Кругом – тонкие стройные великаны-деревья с серебряно-зелеными листьями, только слева прячется за высокими травами звонкий родник, в котором я ополаскивала и заговаривала нож перед сбором яснолика. К нему я и направилась, чтобы очистить тонкое лезвие от сока растения. Сок практически безвреден – так, немного закружится голова, если попробовать на вкус, да останется на языке привкус горечи. Но свойства трав накладываются друг на друга, и после сбора нужно чистить нож проточной водой и шептуном.
– Тьма и свет тебя ласкают да водой хворь снимают, чистотой наполняют, заново рождают, стань же впредь как дитя рожденное, без греха и боли явленное, Темной матерью заклинаю, Светлую мать в свидетели призываю… – тихо шепчу, сбросив перчатки и ополаскивая в роднике нож. Трижды повторить – и достаточно для простой процедуры сбора трав.
Кончики пальцев заледенели, да уже дело закончено. Снова перчатки скрывают руки с кольцами, снова ветер дует в лицо, принизывая насквозь лес с пролива, снова кутаюсь в черный мех и прячу уши под черной меховой шапкой.
Лес заканчивается песчаником вперемешку с островками высокой травы, а у самой кромки воды дожидается деревянная лодка с провожатым.
Он невысок, худ, ежится в темном тулупе, высматривает меня. Когда подхожу, молча садится у носа, достает дудочку и заводит тонкую мелодию. Мы легко отплываем от берега.
Ветер подхватывает мелодию и несёт нас к острову. Вначале он виднеется тонкой темной полосой вдали, и постепенно приближается. Сколько здесь километров? Каждый раз пытаюсь прикинуть да не могу определиться. Десять, пятнадцать? Вряд ли больше.
Ветер дует в спину, но мех не даёт ему проникнуть глубже и схватить сердце ледяными вихрями. Он дотягивается только до горла и колет, и пить мне сегодня отвар вместе с настойкой, если не хочу заболеть. Стоил ли того яснолик? Стоил.
Мы подплываем к человечьему острову, вот уже виднеется каменный пирс и темно-серые домишки, одноэтажные, хмурые в такую рань. Деревня ещё не успела проснуться, дети ещё не выпили парного молока с блинами, не стащили у мамы свежеиспеченную лепешку со стола и не выбежали на улицу месить грязь. Что им эта хмарь – главное, с друзьями в «Поймай некроманта» играть или бегать по дорогам за тенью дракона с стражем на спине.
Страж меня не трогает. Я могу беспрепятственно посещать эльфийский пограничный лес и возвращаться по ничейным водам в деревню, а он – обращаться ко мне за зельями и сводить с нужными людьми. Кому нужными – тут ещё вопрос, ему или мне.
Вот снова тень накрыла улицу. Задираю голову, и меня обдаёт сильным порывом ветра от взмаха крыльев. Проследил наш путь по воде, убедился, что добрались. Я не вижу с земли Алиендра, лишь быструю темную тень, но других стражей на этом участке границы в эти дни не водится.
Где-то лает собака, взрывая тишину. Ей вторит соседский пёс, и вскоре несколько дворов тоже подхватывают хриплую песнь. Свою пару нот вставляет петух, и от этих звуков улица словно оживает. Провожатый растворился в одном из серых домов позади, а я держу путь по главной улице, вьющейся вдоль берега. Когда каменная мостовая заканчивается, начинается грунтовая дорога, посыпанная округлой галькой. Она впивается в толстую подошву, но я привычно иду дальше, вдыхая свежий воздух с особым, ни с чем не сравнимым дыханием пролива.
Тропинка заворачивает – и вот он, мой дом, моё укрытие. Стоит на возвышении у самого обрыва, темный, сотворенный из больших темно-серых валунов с синими прожилками. Стекла отливают голубизной, и я вижу легкое мерцание огня в гостиной, который я оставила, чтобы согреться по возвращении.
Высокое крыльцо с железными витыми перилами – и вот я дома. Он встречает приветливым теплом, магический огонь в камине уютно потрескивает, приветствуя меня. Быстро скидываю шубу и шапку на вешалку и бегу к огню, грею руки. Жар после холода опаляет, а мне и радость.
После пью горячий отвар, попутно раскладывая на белом покрывале срезанные стебли. Сегодня их нужно посушить при комнатной температуре, затем вялить в темноте чердака, а после порезать мелко и хранить в холщовом мешке. Моя блажь – вышивать название трав вручную на каждом мешочке, вливая в вышивку каплю темной силы.
Она всегда легко отзывается, стоит о ней подумать. Она стала родной, иногда печальной, иногда гневливой, иногда злой, и на самом пике отдаёт болью каленого железа, которое словно втыкают в сердце. Эта боль отзывается дрожью по всему телу, а после начинает стискивать обручем затылок. В таком состоянии и зелья варятся самые сложные, если не потерять себя в этой боли, если сохранить контроль. Я – умею, несмотря на бурю в груди.
А свет – он не даёт такой силы, он чужой, не родной мне более.
Когда возвращаюсь в свой мир, вижу своих родителей и семью сестры, то по возвращении чувствую тонкие нити света, пронизывающие внутреннюю тьму. В обычные дни она таится гремучей змеёй в районе сердца, и я стараюсь её не замечать, иначе тронешь – и снова позабытая боль начинает сжимать сердце, а гнев накатывает волнами.
На кого гневлюсь уже столько лет? Разве мне кто-то что-либо обещал?
Не было никаких обещаний. Не было никакой любви. Глупая девчонка придумала себе женскую блажь и побежала к любимому, пронеслась сквозь миры, надеясь вернуть украденное и найти его среди чужаков.
Почти семь лет назад я вернулась в Академию и не застала его там. Единственное место, которое было мне знакомо в Персеидах, столице Смешанных земель, – ресторан и вид на город сверху, поэтому я, не мешкая, перенеслась к подножию высокого здания ресторана.
В моем мире говорят «язык до Киева доведёт», а тогда довел он меня до здания Магического совета, о котором знал первый встречный прохожий у входа.
В непривычно жаркое утро я стояла перед внушительным темным строением из черного камня с алмазными и сапфировыми прожилками, утонченно-мрачным, созданным, чтобы внушать уважение и восхищать силой. Я стояла и чувствовала себя маленькой девочкой, которая абсолютно, совершенно не знала, что ей делать дальше.
Возле входа в здание несли свою службу два стражника, как сейчас помню, были они в черных одеждах, с черной маской на лице, с железным мечом, крепившимся к поясу. Я, наивная, просто подошла к ним, попросилась на прием к магистру и услышала в ответ только смех.
Естественно, меня к нему не могли пустить. Естественно, никто и не собирался передавать ему имя посетителя с просьбой о встрече. Я могла бы оставить информацию о себе и ждать в порядке очереди, и Раян, может быть, однажды получил бы послание и согласился со мной встретиться, но мне же нужно было здесь и сейчас? Как я могла ждать? Меня, такую распрекрасную, нужно хотеть видеть непременно!
Я попросила передать шкатулку, и мне доходчиво объяснили, чтобы я шла отсюда, покуда меня не загребли в Стражу за передачу предметов неизвестного происхождения первым лицам.
Растерявшись, я присела на лавочку перед грозным зданием Совета и стала ждать непонятно чего. Ждала несколько часов, затем отправилась к небольшой ресторации рядом, благо немного денег сохранила после стипендии, и там нашла более дружелюбное лицо – гномью хозяйку. Помню, увидев её приветливую улыбку, сразу набросилась с расспросами, когда она приняла заказ и стала заворачивать булочку.
– Какой сегодня год?
– Восемь тысяч сто первый.
Это мне ничего не дало.
Далее вопросы посыпались из меня ручьем.
Как давно Тардаэш – глава Совета? Около полугода. Как так получилось? Его избрали. А почему раньше не избирали? Раньше не мог пройти какую-то демонскую ступень. Теперь прошёл? Прошел, говорят, теперь глаза у него почти всегда пылают огнем. А где его можно найти? Она не знает, сюда он не захаживает, к сожалению, но точно бывает в здании Совета и ужинает иногда в «Рунах Персеид». Это где? Она показала глазами на тот самый ресторан, видимый чуть ли не из любой точки Персеид. А когда он туда пойдет? Тут уж ответом мне был смех. Не ходит он, конечно, только перемещается порталом. А когда ужин по местным меркам? Через три цикла. Местных длиннющих цикла!
Далее было нестерпимо долго тянущееся время какой-то глупой надежды и мысленных диалогов. Что сказать? Извиниться. Вернуть шкатулку. Признаться в чувствах. Ещё раз извиниться. Слезно просить прощения за то, что испортила ему много лет жизни глупыми скачками.
Что услышать в ответ?
«Прощаю, иди с миром» или «Никогда тебя не прощу, глаза б мои тебя не видели»? Или «Прощу, если сдашься на опыты»? Или «Чего ты сюда явилась, иди скачи по мирам дальше?». Или… тут сердце сладко замерло… «До сих пор не могу тебя забыть, давай попробуем снова? Я свой огонь усмирил, больше не опалю. Не надо меня бояться».
Что-то подобное металось в моей голове, и ко всем вариантам я была готова. Лишь бы мне повезло его найти!
И мне повезло.
Я перенеслась немного позже начала ужина, помнила высокую растительную ограду, скрывающую от посторонних глаз часть укромных столиков в ресторане. Раян в наше первое и единственное свидание, видимо, предпочел показать мне город и не создавать излишне интимную обстановку. И не прятался ни от кого.
Я переместилась к ограде из вьющихся растений и замерла, ища его глазами.
В этот раз он тоже не прятался ни от кого. Сидел за тем же самым столом, наверное, своим любимым. Такой же высокий, во всем темном, со своими волосами цвета мокрого асфальта, перевязанными черной тесьмой.
Только глаза были другие – черные с огненными точками посредине. И эти глаза смотрели на демонессу напротив, яркую, черноволосую, с идеальными чертами лица, естественными красными губами и глазами, в которых тоже прыгали огненные точки. Она смеялась, а он… как-то тепло улыбался, глядя не неё. И держал в одной руке бокал, а в другой – её руку.
Помню, как сердце резко сжалось и очень сильно заболело в груди. Я отшатнулась и задела рукой тонкую официантку-эльфийку, она как-то особенно гибко выгнулась, нечеловечески, пытаясь удержать поднос. Едва та попыталась что-то произнести, как я прервала её.
И задала глупый вопрос, не знаю зачем:
– Кто это?
– Амирр, глава Совета, вы не знаете что ли? Они часто сюда приходят с Тарой Арравин, говорят, начали связывать себя узами… Вам помочь найти ваш столик?
– Нет, спасибо.
Я ещё раз взглянула на них. Как там в романах? Он должен был почувствовать мой взгляд и обернуться? И сказать, что это всё нелепая случайность? Что он не нашел так быстро себе демонессу, полную мою противоположность? Что это всё слухи, нелепейшие слухи?
Он не смотрел в ту часть зала, где была я. Моя магия была для него пустым местом, а люди ему были безразличны.
Мне хватило ума тогда просто исчезнуть. Больше не бежать к нему с истериками, не возвращать шкатулку с некрасивыми сценами, не плакать, не смотреть с укором.
В один миг сердце разбилось, но оно, глупое и наивное, всё равно не сразу осознало всё случившееся.
Темная буря затаилась в груди и периодически выскальзывала темными вихрями. А по-человечески просто очень сильно болело в груди, так, что нельзя было продохнуть. Как будто в ней образовалась дыра, словно невидимая рука схватила всю радость, надежду и наивную любовь и вырвала из груди.
Поначалу любовь ещё оставалась – другая, извращенная, некрасивая. Она прочертила когтями в душе полосы ненависти, залила едкой кислотой ревности, посыпала солью отчаяния.
Как я себя тогда собрала? Где нашла гордость больше не искать встреч? Как смогла преодолеть эту тягу, которая магнитом тянула к нему в надежде, что мне почудилось то теплое чувство в его глазах, направленных не на меня?
Хватило ума.
Время не только лечит, но и расставляет всё по своим местам. Сколько времени уже прошло, а любой человек и нечеловек знает, как зовут суженую Раяна Тардаэша. Тара Арравин.
Говорили, что она – истинная суженая с самого его рождения, но тяжелые испытания и сложность в покорении огня отсрочили их союз, завязанный на огненной магии и изначальном предназначении. Говорили, что предназначение – это не фиктивный союз дабы исполнить родовую волю, а порождение исходной магии демонов, которая и составляет их суть. Они были созданы друг для друга – судьбой ли, богами ли, Темной или Светлой матерью, и это великое счастье. Так говорили.
А темная сила сжирала меня заживо, заставляла гореть в черном огне бессилия, и стала моей правой рукой, моей левой рукой, самой моей сутью.
Все краски мира словно бы выключили, и я увидела его изнанку – нелюбимых и нелюбящих, преданных и брошенных, покинутых и обуянных горем. Они были везде, в каждом доме была своя тайна, в каждом человеке жила эта тьма.
Я могла её вызвать и могла её усмирить. Только в себе убирать её зельями не захотела. Она – и есть я, она сделала меня такой, какая я есть – истинно Темной.
Спустя несколько лет боль ушла, дыра в сердце как будто бы перестала существовать.
Я научилась уважать чужой выбор.
И я научилась уважать свою жизнь и строить её так, чтобы заниматься любимым делом.
Этим мир был чужим и родным одновременно – я поняла это, когда не смогла больше жить в своем. И решила, что если я хочу освоиться в этом мире, надо начинать… жить. День за днем. Месяц за месяцем. Строить по крупинкам новую жизнь и занимать своё место среди чужих.
2
Разбудил меня стук в дверь.
Оказывается, я задремала на диване под мерное потрескивание огня. На деревянном столе покоился недопитый стакан с травяным отваром. Правая рука занемела, я облокотилась на неё и сама не заметила, как прикорнула после бессонной ночи и утра. Даже не переоделась после прогулки по Серебряному лесу: тот же длинный темно-синий сарафан, расшитый золотой вязью у подола и у горла, черный пояс, весь в охранных символах, белые рукава нижней рубашки, единственные без заговоренных знаков.
Привычным жестом коснулась каффы на ухе – моего первого магического подарка в этом мире и неизменного спутника, который не раз приходилось повторно отдавать ментальным магам для подпитки после резких перемещений и развеивания магии. Каждый раз новый маг – не так-то просто полностью лишить артефакт магии и даже её остаточного следа, а мне с моими перемещениями это подозрительное действо удавалось.
В своем мире я не любила украшения, но когда от них зависит твоя жизнь, постепенно привыкаешь. Пять золотых колец – три на правой руке, два на левой, мои верные спутники. Только на безымянном пальце кольца нет – глупая трата поверхности кожи, которая так была необходима для артефактов, но я дитя своего мира. Этот палец для другого кольца.
Мой золотой друг с большим изумрудом в обрамлении кристаллов горного хрусталя отражает прямой магический удар до второго уровня силы. Золотой друг с синим сапфиром – единоразовый портал экстренного перемещения в этот дом, точка выхода – сейф с самыми сильными зельями в лаборатории. Золотой друг, усыпанный россыпью черных камней, начинает нагреваться, если в радиусе пятьсот метров есть нежить и даёт три-пять часов форы, чтобы я была для неё невидимой и непривлекательной. Четвертый золотой друг с большим черным алмазом позволит выдержать до десяти атак стихийников до третьего уровня силы и пару атак стихийников до первого уровня. И пятое тоненькое кольцо с маленьким вкраплением хризолита способно отвести глаза магу при активации.
Есть ещё одно золотое кольцо на шее на цепочке – парный амулет связи, второе кольцо сейчас временно у наставника по филигранному искусству. В этом мире парные кольца носили на цепочке на шее и связывались мысленно с владельцем второго кольца, надевая своё на палец на время диалога.
Против высшего мага из всех колец поможет только портал, но с высшими я особенно и не пересекаюсь, больно нужен им темный зельевар без целителя в паре, травница без лицензии, с нулем магии. Маги всегда имеют лицензию, подтверждающую их силу – неважно, учились они в академии или под присмотром наставника, даже претенденты шестой-седьмой степени регистрируются в местных магических органах контроля.
Проявленные же темные или светлые – слишком мелкие сошки, чтобы их регистрировали. Пыль под ногами, не более того. Что такой мелкий вредитель против настоящего мага?
Когда-то я думала, что этот мир идеален. Боялась магов, но саму магию воспринимала как чудо, а это место – как ожившую сказку или фэнтезийную историю.
Но меня сделали из другого теста. Я рождена в мире, в котором ты можешь достичь многого – было бы упорство, было бы трудолюбие, были бы нужные человеческие качества, необходимые для достижения цели – от банальной физической формы до хитрости и изворотливости. Может, самым богатым человеком на свете ты и не станешь, но можешь сделать шаг в сторону мечты, а если повезет, то и два, и десять, и сто.
Здесь же на верхушке эволюционной пирамиды – маги, и если ты не родился с магической силой, то хоть в лепёшку расшибись, а магию не получишь. Вот такой чудесный мир без грамма надежды для немагов.
Темная мать с ним.
Проверила каффу, проверила кольца – и вперед к нежданным гостям.
– Что надо?
От резкого открытия двери гости шарахнулись назад. Или от моего вида, совсем не светлого. Темная одежда, темные ленты в цвет в небольших косичках вдоль лица – здесь, у эльфийской границы, одежду темных тонов предпочитали не носить.
Сестра старосты и его младшая дочка, Канима. Мелкая смотрит на меня своими огромными водянистыми эльфийскими глазами, вцепилась в руку тетки. И пусть этой эльфийской крови в ней четвертинка, всё равно с первого взгляда примесь угадывается.
– С..светлого дня, Лесана, – немного запнулась старшая из гостей. Ей около пятидесяти, темно-русые волосы с проседью, невнятные землистые глаза, коричневая юбка и коричневая же длинная дубленка – типичный человек. Мы знакомы уже около трех лет, с семьей старосты общаться всё же надо.
– Светлого дня, госпожа Митринель, – пискнула младшая и коротко поклонилась.
Старших здесь уважают, кланяются. Особенно магам, но и зельеварам немного перепадает.
Я молчу. Жду. Мне от них ничего не надо – вернее, надо, чтобы деревенские меня как можно меньше трогали и лучше бы забыли, что я здесь вообще живу. Но что поделать, на весь остров – только один залетный страж-маг да я с проявленной силой. Как бы ни сторонились, как бы ни побаивались, иногда я им всё же нужна.
Холодный ветер играется с подолом сарафана, снова дотрагивается до горла. Чувствую, всё же начинает болеть.
– Страж просил вас позвать. Перебежчик со стороны Смешанных земель, не прошел границу. Он его выловил в ничейных водах.
– Выловил – пусть в свой корпус перемещает, там есть целитель. Я при чем?
– Боится, не перенесет полет через лес, – она покачала головой. – Просил вас осмотреть и взять зелье для пустышек.
– Он у вас? – спрашиваю. Кивает. – Идите. Я приду.
Вот как. Пустышка. Не в первый раз.
Быстро закрываю тяжелую дубовую дверь и иду в лабораторию за зельем «Грань силы». Всего полгода назад варила целый котел, разлила на десять флакончиков, и вот осталось всего три.
Лаборатория у меня большая. Больше гостиной, комнаты и кухни, вместе взятых. Когда-то она занимала три комнаты, но для меня разбили перегородки, и теперь это одно большое помещение. До половины стены отделаны черненым деревом, далее выкрашены в темно-зеленый цвет. Справа – большое окно, выходящее на лес, и две узкие кровати, покрытые зелеными покрывалами для гостей-пациентов, которые у меня иногда задерживаются.
Слева – собственно лабораторная зона с небольшим окном. Эта часть не отделана деревом, чтобы оно не мешало мне работать. Такие же крупные темно-серые камни с синими жилами, из которых собран дом – на стенах и на полу. Черные знаки на некоторых камнях. И три высоких постамента из серого гранита, в которых зажигается магический огонь. На каждом из них покоится тренога, предназначенная размещения на ней ковшиков и сотейников из разных металлов, подходящих под состав зелья. Эту зельеварскую посуду традиционно называют котлами, хотя это конечно никакие не котлы.
По дальним стенам – шкафы из черненого дерева, в которых хранятся травы и зелья. Эти же шкафы и возле зоны с кроватями. Хотя часть мешочков и просто сложена на больших деревянных стеллажах, огораживающих эту зону.
В центре лаборатории – рабочий стол из черного дерева с письменными принадлежностями и приёмником, моё зеленое кресло из ткани наподобие замши и такое же кресло напротив для редких гостей.
Стрелой метаюсь к ближайшему стеллажу, беру хрустальный флакон и переносную конструкцию из мини-котелка и горящего камня. Всё – в большую сумку.
Шапка, шуба, кожаные сапоги – и вот я уже быстро спускаюсь с высокого крыльца и спешу к дому старосты.
На улице шум, но не из-за перебежчика, никому он здесь кроме Стража не нужен.
Шумит детвора, бегая вокруг голубого дракона. По факту он вовсе не голубой, а черный с такими же черными крыльями с синими перепонками. Это пламя у него голубое, выдыхаемое вместе со снопом синих, белых и черных искр.
Дракон разлегся возле дома старосты и нервно подергивает одним крылом, косит глазом на надоедливую детвору. Из носа выдает клубы пара, а когда кто-то особенно наглый подходит ближе – раздраженно фырчит, отчего изо рта тоже вырывается белый то ли пар, то ли дым с искрами.
Видит меня издалека – смотрит, не мигая.
Я не могу пройти мимо, подхожу ближе, кольцо детворы передо мной расступается с бормотанием: «светлого дня», «светлого дня, госпожа Митринель».
– Привет, – я поглаживаю горячий сухой нос и черную чешую, прижимаюсь щекой к носу, шепчу едва слышно приветствие своего мира. Он услышит. – Как ты, мой хороший? Рада тебя видеть.
Он, конечно, ничего не отвечает, лишь довольно жмурится и обдаёт меня кольцом дыма. До чего же красивый! Грозный, большой, опасный – но как и все магические животные, привыкший к разумным расам. Знает, что я его не боюсь, чувствует, что я к нему с любовью. А я… я просто люблю животных, ещё со своего мира.
Вхожу в старостин дом, и вот он, лежит на топчане в сенях, смотрит на меня, голубчик. Лицо бледное, руки висят плетьми, глаза почти неживые. А одет как небедный полуэльф – длинный серебристый плащ, длинные серебристые волосы, только ростом как человек, невысокий.
Над ним стоит Алиендр, Светлый эльф, Страж, пограничник, мастер четвертой степени по охранительной магии. Лицо уставшее, бледная кожа и так тонкая, кажется, чуть-чуть и порвется, а тут под глазами вдобавок синие тени. То ещё зрелище. Волосы серебристые, длиной по нижние мочки ушей, из-под прядей виднеются немного заостренные сверху уши. Серый кожаный сюртук, черные брюки, заправленные в высокие сапоги из кожи змеелова. Меч на поясе, рукоятка длинная, серебряная, в охранительных символах, но без излишней красоты. Одним словом – казенное имущество.
– Разбудили? – вместо приветствия кивает мне. – Пустышка. Снова.
Сама вижу, что пустышка. Беру стул, не спрашивая у сидящего на соседнем старосты. Вытаскиваю камень, кладу на него, обвожу пальцем символ посредине. Камень начинается накаляться.
– Жестят их Стражи, мне уже надоело вылавливать.
– Сами виноваты. Знают о риске при незаконном пересечении границы, а всё туда же. Есть же официальный путь, как положено, – я поднимаюсь и вырываю волосину из головы пустышки, чтобы добавить частицу энергии пустого мага в флакон. После переливаю содержимое в котелок. Теперь нужно подождать, пока закипит, перемешать сначала семь раз, а после паузы ещё десять.
– Понятно, что они избегают клятвы, но граница водная, без магии они просто захлебнутся. Амирр мог бы принять во внимание, не отправлять их к Двуединой.
– Мог бы, – мешаю зелье, стараясь не думать о Тардаэше.
Забавно, что я слышу слово Амирр без перевода, хотя обычно мозг сразу подбирает аналоги в моем языке. Наверное, это происходит потому, что аналога такой должности в моём языке и нет: Верховный Амирр являлся главой Магического совета, который полностью определяет военную, политическую, экономическую и, главное, магическую стратегию Смешанных земель. Немаг априори не смог стоять во главе Совета, поскольку уровень силы изначально определял шансы закрепиться в Магическом совете. Здесь Верховный Амирр – гарант Магического равновесия, главный боевой маг.
Веков восемь назад Смешанные земли были просто территорией беззакония. Гигантское пространство, окруженное землями эльфов, людей, демонов, гномов, троллей и другими народами. Территория, куда скидывали все отбросы – осужденных магов и немагов, и что ещё хуже – нежить, с которой не могли справиться. Леса, равнины, горы, воды, населенные самыми опасными существами из окружающих стран: от разумных до неживых.
Этому опасному населению надо было как-то сосуществовать вместе, и самые сильные маги захватывали власть раз за разом, параллельно воюя с нежитью и пытаясь усмирить других бесконтрольных магических тварей. Бесконечная война – это основа самих Смешанных земель, их суть и философия.
Теперь, спустя века междоусобиц и магических войн, никакому магу нельзя проникнуть в Смешанные земли без приглашающего портала или минуя охранительный пункт стражника. А пройти его несложно – ответить на вопросы в присутствии камня правды, что ты не замышляешь ничего дурного против жителей Смешанных земель и Магического совета. Если путешественник – тебя пропустят на оговоренный срок, если переселенец – тоже пропустят, достаточно принести магическую клятву верности Совету и Амирру. С магов спрос высок, но им и другие привилегии положены. Немагов без артефактов граница сама пропускает, с артефактами – после досмотра Стражем.
Но дурни есть везде. На нашем участке, в проливе, им почему-то кажется, что Стражи слабее следят за перебежчиками. Как бы ни так! Их ловят, и с ними закон Смешанных земель строг – обнуление. Из магов выпивают магию, а когда они потом восстановятся и восстановятся ли – одной Светлой матери известно. В проливе без магии можно и умереть.
Вот таких пустышек из ничейных вод Алиендр и вылавливает. С южной стороны пролива – эльфийские земли. С другой стороны, на севере – человечье государство Вериминские земли. Посредине пролива – остров, условно человечий. Этот узкий пролив вливается в Срединное море. С той стороны моря, на востоке, растянулись гигантские Смешанные земли. В этом месте три земли разных народов разделены морем и приловом, но в более северной части Вериминских земель и более южной части эльфийской территории начинается сухопутная граница.
Смешанные земли… я не была там почти семь лет. И сердце не знает, почему. Я не боялась, что меня найдёт Тардаэш. Уверена, что если бы он продолжал поиски, рано или поздно он бы меня обнаружил. Но он не искал.
Готовое зелье я переливаю обратно во флакон, поскольку он – условно нейтральная среда, изготовленная артефакторами. Нельзя зелья переливать в любой доступный сосуд или пить из домашней посуды, реакция при соприкосновении с обычным металлом может быть непредсказуемой.
– Ваш? – спрашиваю у Алиендра, приподнимая голову пустышки и вливая в него зелье.
– Да, полукровка, но из наших. Очухается – и полетим в Центральное управление, разберемся, кто он такой.
– Надень только путы, мне каждый раз за тебя страшно, когда ты с пустышками летаешь или переплываешь пролив. Они же ненормальные!
Ненормальный словно почувствовал, что о нем говорят, и застонал, но глаз не открыл.
Алиендр слабо улыбнулся, отдавая дань моей заботе. Для него это было забавно – немаг заботится о маге, но в нем не было привычного высокомерия магов. Вернее, когда-то было, но мы уже слишком давно знакомы, чтобы он продолжал задирать нос.
– После того демонова… демона это всё человечьи сказки!
Да, что этот случай в разы безобидней, я и так понимаю. А тогда…
