Ева Витальевна Шилова
Единственная для Синей Бороды
– И его отпустили?
– В общем… почти. Леопольд V подумал и после совещания с Нинетт отправил его королевским представителем в Виттенфельд ко двору Галеана Витта.
– Мам, он и там до тебя докопался?
– Эээ… ну, можно сказать и так…
– Зоэ, он пять лет ее учебы ежедневно просил прощения за дурацкую шутку своих гвардейцев. Только потом твоя мама согласилась его простить… и выйти за него замуж.
– Как замуж? А ты?
– Я Даниэль Нейтон Лиардо. Стыдно не знать второго имени собственного отца…
– А в Арханду тоже ты маму утащил?
– Да нет, это уже Нинетт постаралась…
– Зачем?
– Затем, что вопрос с законами и дополнительной подстраховкой надо было решать. Пока мы в Виттенфельде отношения с Нейтом выясняли, его парнишки очень разобиделись на бросившего их из-за невинной шутки командира. Брошенную звезду в таких случаях расформировывают и с кем ты дальше будешь служить – это как получится. Но мало им было расформирования, там же ведьминское проклятье расцветало пышным цветом, и уже через пару недель они почувствовали неладное, а еще через месяц осознали, что с ними сделали. И кинулись к Леопольду жаловаться на ведьм… наивные!
– На что именно?
– Вот и Нинетт специально пришла послушать их жалобы и о том же самом спросила. Оказалось, какая-то наглая уличная девка предлагала обслужить их прямо в конюшне, а они побрезговали. А она, мерзавка этакая, шуток не понимает, за отказ их еще и прокляла. Мало того, что у них теперь совсем иметь дело с женским полом не получается, так еще и повадились подкатывать к ним всякие извращенцы…
– О, а это почему?
– Так я же рявкнула после их приставаний «Да чтоб вам всем отныне и впредь только такие знакомства по жизни доставались!», вот и сработало. И к ним начали приставать только озабоченные мужики…
– А Нинетт?
– Показала мой слепок воспоминаний и спросила кому верить? Представляешь, их показания тут же изменились! Выяснилось, что они просто собирались «проверить на крепость» очередную девицу, пытающуюся захомутать их командира. В смысле они предложат ей денег за быстрый пересып, а если она согласиться, а она наверняка согласиться, потому что ведьмы все шлюхи конченные, то можно будет рассказать об этом командиру и уберечь его от еще одной продажной подстилки… Но она не понимает шуток, поэтому прокляла их, короче, накажите негодяйку, спасите своих верных подданных…
– А король?
– Поинтересовался, насколько далеко они собирались зайти в своей проверке. И тут мнения гвардейцев разошлись. Двое ответили, что хотели слегка попугать, а еще двое сказали, что ради своего любимого командира готовы были пойти до логического завершения.
– Гады!
– Вот это им Нинетт и озвучила. И пока они подбирали аргументы, спросила Леопольда нужны ли ему еще доказательства того, как именно его народ относится к ведьмам? И поедут ли они туда, где даже королевские гвардейцы не считает их за людей? А так, за девочек для развлечений?
– И?
– Что и? Этих погнали со словами: снять проклятье может только тот, кто его наложил, поэтому ищите прощения у той, кого обидели. Король в тот же день подписал закон о неприкосновенности ведьм и наказаниях за покушения на них, а Нинетт на гримуаре матери поклялась за всех нас о соблюдении законов Арханды. Теперь мы можем пакостить только в отместку, иначе тоже будем наказаны.
– В-общем, справедливо… А эти… отцовские «друзья» до тебя добрались?
– Приходили как-то… орали, скандалили, требовали…
– А ты?
– Они не хотели прощения, они считали, что смогут меня заставить и я им отказала…
– Да, а зачем ты Нинетт в Арханде понадобилась?
– Не столько я, сколько мой дар. Направление моей силы – магия исполнения желаний. Нинетт попросила, а уже я пожелала установить отныне каждой инициируемой ведьме Арханды задержку выплеска силы на пятнадцать дней.
– И что это дало?
– Возможность проверки партнеров и мужей. Вот как утро после инициации наступает, а сила ведьмы не ощущается, так и становится ясно, чего они больше хотели: ее саму или доступа к ее силе. Второе бывает чаще.
– И те, кто сбегал…
– Правильно, проверку проваливали.
– А будущих ведьм специально не предупреждают… Значит, вот почему многие из нас не рвутся выходить замуж… или выходить, но не за тех, кем были инициированы…
– Именно так. Сама подумай, зачем ведьме альфонс?
– А девчонки говорили, что все ведьмы обязательно распутные…
– И такое бывает. Но чаще после таких афронтов… они просто в противоположном поле крепко разочарованные…
– Значит для меня все не так страшно складывается, у меня просто задержка выплеска, и моя сила еще проявится?
– Да, малыш, но теперь ты будешь распоряжаться ею сама и с осторожностью воспринимать ухаживания всяких… охотничков…
* * *
Бран торопился к любимой. Правда, порадовать ему ее нечем… Ну вот, как он ей сообщит, что три месяца ухлопал впустую? И что эта вроде как инициированная им недоведьма оказалась пустышкой? А Милушке нужна ведьмовская сила, иначе она угаснет. И так смотреть тяжело на ее почти прозрачную кожу, синяки под глазами и истончившиеся кисти. Если бы он мог, он бы все ей отдал, да вот нет у мужчин такой силы, которая может ее спасти.
Зачем? Зачем сила достается тому, кто ее недостоин? Где справедливость? Почему ее обретают эти развратные и пакостные ведьмы, которые потом ее же используют людям во зло? Почему его Мила должна умереть, в то время как они будут продолжать жить в свое удовольствие, вкусно жрать, сладко пить, менять любовников чаще чем нижнее белье… и гадить, снова и снова гадить окружающим?! И не надо про законы, чем его девушке помог закон, когда она столкнулась с ведьмовским произволом? От того, что ведьму, приревновавшую Милу на пустом месте, настигла кара, самой Миле ни холодно, ни жарко, она продолжает медленно угасать от брошенного той из ревности проклятья омертвения. То, что ковен наказал ее обидчицу, это замечательно, это справедливо, но почему бы заодно не исправить нанесенный ею вред?
А вот дырку вам от бублика, а не снятие проклятья! У них, видите ли, принципы. Они, видите ли, считают, что исправлять нанесенный ущерб должен тот, кто его причинил. А раз наказанной ведьмы больше нет, то и возмещать ущерб Миле некому, а остальные ведьмы лицемерно развели ручками и отказались помогать. Потому что отдать постороннему такую порцию силы, которая нужна для милиного выздоровления, – значит, самой остаться практически без резерва. И кто на такое согласится? А если согласится, то какую цену заломит? Да Бран был готов заплатить, только откуда у простого охранника столько денег? И насильно такое не отбирается… вроде бы… И тогда они с милиной матушкой Лемарой задумали более интересную комбинацию.
Можно ведь ведьминскую силу получить и добровольно, отданную партнеру в момент инициации. Пусть эти ведьмы хоть раз пользу принесут! И они с ней рассмотрели все кандидатуры молоденьких ведьмочек, которые могли отдать нужный объем силы. Именно Зоэ оказалась самым подходящим вариантом как с точки зрения возможного потенциала… еще бы, при таких-то прабабке и матери! … так и с точки зрения неказистой внешности. Брану была нужна потенциально сильная, но неприметная ведьмочка, которая влюбится в него по уши и безропотно поделится силой. Он приложил все усилия, чтоб ее очаровать и дело двигалось к свадьбе… то есть это Зоэ с семьей думали, что к свадьбе…
Но тут ее мать поставила условие о подписании им досвадебного отказа от претензий на силу «невесты»! Вот он прямо так и кинулся подписывать! Значит, она подозревает что-то. Значит, события придется форсировать… Он сжимал зубы и кулаки, когда нужно было любезничать с «невестой», обнимать ее в танце, дарить легкие поцелуи, но держался, понимая – надо! На одной чаше весов заинтересованность этой серой мышки, на другой жизнь Милы. Он выдержал. Он провел эту тупую землеройку через инициацию. И в результате остался ни с чем.
Мила с матерью уже ждали его, нетерпеливо выглядывая из кухонного оконца своего домишки, а сам он невольно замедлял шаг, понимая, что принесенные им новости сродни смертному приговору для любимой, и оказаться вестником с такой новостью было похуже ножа, приставленного к горлу. А сказать придется…
– Ну как? – кинулась к нему открывшая дверь Лемара.
– Никак. У нее нет силы…
Лемара безмолвно прикрыла рот ладонью и отступила в комнату. А Бран кинулся на кухню, к Миле. Он целовал исхудавшие руки любимой девушки и обещал… чего он только не обещал! И выкрасть более подходящую инициированную ведьму, чтоб все-таки попробовать заставить ее поделиться резервом, и вытрясти право на возмещение ущерба из ковена, и обратиться к королю… и сам понимал, насколько жалко и беспомощно он выглядит. А Мила сидела неподвижно и только редкие крупные слезы скатывались по ее бледному личику. Отговорившись дневной сменой дежурства, Бран с облегчением сбежал на работу в мэрию, продолжая думать, как ему помочь любимой…
Так ничего и не придумав, он вернулся вечером к их дому и остановился в недоумении. Ни одно окно не светилось и сам дом оказался закрыт. Куда-то поехали? Как такое может быть, если Мила никуда не выходит? Ей передвигаться по комнатам и то сложно! Что произошло?
Соседи помочь ничем не смогли, только пожимали плечами и отговаривались нежеланием совать нос в чужие дела. Только булочникова дочь вроде как припомнила неприметную коляску, которая стояла у дома днем, но потом быстро уехала… Неужели похитили, похолодел Бран, но кто? И зачем? И он побежал в отделение магической стражи. Там с ним долго не хотели разговаривать, но он все-таки сумел заставить их зарегистрировать заявление об исчезновении Лемары и Милы Вильде и вытребовать обещание сообщать о подвижках.
То, что он услышал спустя шесть дней, привело его в шок. Вызвавший его Платон Клавель, сержант-майор магической стражи, почему-то выглядел крайне недовольным и раздраженным. Интересовался сроком знакомства с матерью и дочерью Вильде, долго расспрашивал Брана об их внешности, особых приметах и привычках, наводя того на страшную мысль о грядущем опознании трупов… А потом, заполнив необходимые формуляры, сказал:
– Так-то я права не имею тебе что-то говорить, но я вижу, ты искренне волнуешься… поэтому слушай и запоминай.
И оказалось, что ни в одном реестре населения Лемара и Мила Вильде не зарегистрированы. Зато они очень подходят под описание Бируты и Кьяры Амбер, к которым у стражи давно имеется некоторое количество вопросов. И даже показал Брану два слепка лиц.
– Ну… эта, может на ее мать и похожа… но вторая – точно не Мила! Миле всего восемнадцать…, и она блондинка!
– Бирута Амбер, восьмидесяти трех лет родом из Виттенфельда, разыскивается вместе с дочерью, Кьярой Амбер тридцати одного года по обвинению в мошенничестве, связанном с незаконным отъемом ведьминской силы.
– Но… как?
– Тридцать два года назад ведьма Травяная Бирута подобрала себе путем наведения незаконного приворота явно… не того партнера для рождения дочери. Покусилась на женатого, да еще мужа другой ведьмы. Будучи уличенной в этом, попала под юрисдикцию виттенфельдского ковена и лично Ледяной Хлоей была приговорена к лишению силы, из-за чего ее дочь Кьяра родилась пустышкой. Впоследствии обезмаженная ведьма неоднократно пыталась опротестовать приговор, но получала отказ. Не желая смириться с тем, что без подпитки силой начала быстро стареть, разработала несколько мошеннических схем по облапошиванию других ведьм с целью получения силы от них для поддержания собственного облика.
В последние годы, усложнив мошенническую схему, работала в паре с дочерью Кьярой, представляя ту под мороком больной и выдавая ее за жертву ведьминского произвола, чтоб иметь возможность подбить молодых людей, не способных устоять перед наложенным ею приворотом, помочь ей спасти умирающего ребенка. На сегодняшний день по виттенфельдским тюрьмам сидят Аугуст Цолле, Оливер Плант и Хьюберт Майо, рискнувшие по ее наводке инициировать юных ведьмочек и передать обретенную силу Бируте Амбер.
Так что, ты, парень, радуйся, что они сбежали, а не устроили тебе тюремные каникулы… они это легко проделывают… и молись всем, кого знаешь, чтоб у меня не оказалось оснований и тебя препроводить в камеру…
Бран вышел из отделение магической стражи пришибленный. Это что же получается? Миле тридцать один, а не восемнадцать? Ее не проклинали, и она ничем не больна? Его элементарно приворожили буквально за неделю, да так, что он даже этого не заметил? Внешность Милы – морок, его чувства – приворот, материнские стенания – ловкая манипуляция, а он рисковал репутацией и свободой как последний дурак только для того, чтоб помочь обезмаженной ведьме сохранить остатки внешности?!
Значит, эти две из семейки Амбер его просто использовали! Мысль о том, что по отношению к Зоэ он собирался поступить точно так же, ему в голову не пришла…
Зато пришла другая мысль: не угодит ли он сам в камеру, если представители магической стражи решат, что попытка отъема ведьминской силы у Зоэ тоже имела место быть, и вспомнят о положенном наказании. Бран успокаивал себя тем, что намерение – еще не само действие, и предъявить ему, строго говоря, нечего… но при воспоминании о направленности дара ее матери – проклятийница… становилось как-то неуютно… Тем не менее его никто никуда не вызывал, не допрашивал, ни в чем не обвинял и через некоторое время он расслабился: обошлось. Да и Зоэ из города исчезла, вроде как на учебу уехала…
Увидев ее через много лет, он сначала ее не узнал. Яркая, уверенная в себе женщина легко вспорхнула мимо него на крыльцо мэрии, где ее уже поджидал начальник юридического департамента со своей сальной улыбочкой, поцелуями ручек и дежурными комплиментами.
– Это кто сейчас был? – вполголоса поинтересовался Бран у напарника. Жарвин славился тем, что получше любых кумушек всегда был в курсе всех последних сплетен столицы.
– Новенькая ведьма. Второй день работает «запечатывающей договоренности».
– То есть… нотариусом[18]?
– Поднимай выше! Нотариус только удостоверяет, что предоставленные кем-то документы для сделки – не подделка.
– А она не это делает?
– О, нет! Она магически «закрепляет» устные соглашения.
– А это как?
– Да у нее какое-то необычное направление дара – подтверждение сказанного. Вот представь: пообещал один из контрагентов другому в обычной сделке, что, если он не сумеет вовремя расплатиться, обязуется отдать, … например, собственную шхуну. А когда понимает, что денег собрать для исполнения обязательств не получается… и имущества жалко… так может попытаться на этой же шхуне и сбежать от долгов. И ведь регулярно такое прокатывает!
– А оттого, что она «закрепит» соглашение, что-то изменится?
– Все. После подтверждения ею чьих-то обязательств тем, кто их давал придется из-под себя выпрыгнуть, но условия соблюсти. Иначе есть шанс нарваться на магический откат от собственной клятвы, а это может быть похуже просто смерти.
– А чисто… технически как это работает?
– Ну, представь, что ты занял у меня немножко денег и пообещал вернуть через три дня, заявив при этом нечто вроде «да чтоб у меня язык отсох, если не верну»! А она закрепила твою обещание стандартной клаузулой «Да будет так!» И теперь, если не вернешь деньги в срок – останешься без языка.
– И зачем в мэрии такой работник? Безъязыких плодить?
– Вот балбес! Про язык я так ляпнул… для примера. А ты вспомни, чем периодически принято клясться, когда свидетельствуешь или что-то просишь! «Да чтоб я сдох», «да пусть у меня руки отсохнут», «да у меня скорее глаза вытекут, чем…» и прочие малоприятные обещания. А тут она с подтверждением твоих слов и все, не отвертишься, иначе твоя клятва претворится в жизнь. Ты догадываешься, что такой талант для обеспечения стопроцентного выполнения любых! понимаешь, любых обещаний – на вес золота! Да наш мэр еле успел ее перехватить у придворных интриганов! Они сумели только выдрать у нее обещание на ведение частной практики… за отдельную плату, понятно… а в мэрии она трудится за жалование. Теперь никто не рискнет ни затянуть выполнение работ по городскому благоустройству, ни попытаться по нецелевому назначению использовать дотации, ни подсунуть столичным торговцам некачественный товар… получить тяжелый откат за легкое мошенничество – верх глупости.
Даже так… если пройдоха-мэр про которого говорили, что он чует прибыль за три мили против ветра, счел необходимым ее притащить на работу… значит и впрямь ее способности нужны. Интересно, насколько она изменилась за эти годы? Он более внимательно к ней присмотрелся, когда она ближе к вечеру покидала мэрию. Это уже не та мышка, мелькнуло у Брана в голове, это кто-то покрупнее… и опаснее.
И внешность. Откуда что взялось? За прошедшие семь лет угловатость переросла в изящество, неуверенность в целеустремленность, стеснительность сменилась склонностью к легкому флирту, и даже та самая пресловутая изюминка проклюнулась – у ведьмочки обнаружилось чувство юмора.
И ухажеры. Эти сразу, разглядев новенькую работницу мэрии, налетели как мухи на… ну, пускай, мед. Каждую смену ее после работы обязательно кто-то ждал и увозил то на прогулку в дендрарий, то в театр, то на бал Роз, то на прием в виттенфельдское посольство… Зато его приглашение прогуляться она спокойно отклонила, отговорившись занятостью.
А главное, выглядела она на удивление довольной жизнью. Не то, чтобы Бран ждал, что влюбленность Зоэ в него продлиться до самой смерти… но подспудно предполагал, что некоторые чувства бесследно не исчезают. И выслушивать редкие формальные слова приветствия или прощания, когда у них совпадали смены… было как-то неприятно… и обидно. Чего это она смотрит сквозь него, как будто он стеклянный? Сначала замуж за него собиралась, а теперь нам почище кавалеров подавай?! То на шее висла, а теперь лишний раз в его сторону и глянуть не хочет!
Бран чувствовал, как в нем снова нарастает раздражение. Ну почему жизнь так несправедлива? Он который год горбатится за медные деньги простым охранником без малейших перспектив на повышение, в любую погоду и время года вынужден стоять там куда начальник караула пошлет, а эта ведьма просто пускает в ход дар – и получает полновесным золотом ни за что! Небось и в мэрии, и от частной практики ей перепадает весьма неплохо… да еще эти отдельно оплачиваемые вызовы в департамент по иностранным сношениям, когда закрепляются международные договора… и заверение клятв в суде… и гарантия ключевых сделок для крупнейших торговых домов столицы… накопиться у нее должно было о-го-го сколько!
А если так подумать, благодаря кому у нее появилась возможность загребать деньгу с помощью дара? Благодаря ему. Кто бы еще рискнул связываться с ней тогдашней? Что-то не припоминает Бран уймы желающих породниться с блеклой мышóй. И, кстати, до сих пор не известно, насколько сила и направленность будущего ведьминского дара зависит от личности…эээ… инициатора! Никто ведь никогда такой статистики не вел. Может, не в наследственности дело, а в том, кто именно будет у ведьмы первым партнером. Так что насчет того, кому она обязана своим даром, а, значит, и сегодняшним положением, можно и призадуматься…
Потому что подтвердись его способность к пробуждению редкого ведьминского дара, это бы все меняло. Можно стать невероятно востребованным! Не каждый день появляется шанс превратиться из скромного служащего мэрии в… эээ… «профессионального модификатора» тут же ехидно подсказало подсознание. Какая в сущности разница, как это выглядит и называется, невольно поморщился Бран, главное, можно быть у молодых девчонок нарасхват, причем отнюдь не за гроши! Да и право использовать для себя частичку пробужденных им сил можно заранее оговорить…
Но чтоб таким стать, потребуется подтверждение его… возможностей. Желательно, официальное. Другими словами, нужна практика, подкрепленная авторитетными свидетельствами. Один случай – не закономерность. Только три случая, причем успешных случая инициации, могут претендовать на появление некой системы. Зоэ, когда он снова подошел к ней, на сей раз за письменным свидетельством о ее инициации, только рассмеялась ему в лицо. Значит, придется на практике доказывать собственную уникальность… А как? Где брать… эм… объекты для инициации? Много ли найдется желающих среди юных ведьмочек пройти инициацию именно с ним не рассчитывая, во-первых, на замужество, во-вторых, не имея железных гарантий пробуждения именно такого дара, как у Зоэ, и в-третьих, согласившись поделиться частью свежеобретенной силы? Оказалось, немного. В смысле их не было совсем.
Сначала Бран намекал дочерям сильных ведьм на такую возможность и готовился обсуждать условия, чтоб не продешевить при торге, но, к своему удивлению был ими высмеян. Причем презрительно. Он попробовал уговорить тех, чьи матери были послабее, но нарвался на ту же стену непонимания и отторжения. Он даже пытался поухаживать за девушками из совсем никчемушных родов, которым грех воротить нос от такой возможности, но снова нарвался на отказ. Почему? Ведьмы что-то об инициаторах знают, но не хотят ему рассказать или… или дело в том, что им о Бране сообщили нечто, заставляющее их его избегать?
А сделать это могла… только Зоэ. Тут уж он окончательно рассвирепел. Значит, как полученным с его помощью даром пользоваться – мы первые, а как дать ему возможность на своих возможностях слегка подзаработать – мордашку воротим, да еще остальных настраиваем? Это еще проверить нужно, не подпадают ли распространяемые ею о нем сведения под закон о клевете! Или, на крайний случай, о диффамации. И не причитается ли ему компенсация за моральный ущерб! И чем крупней, тем лучше.
Именно с этими вопросами он и явился как-то вечером в дом Даниэля Лиардо, намереваясь потребовать компенсацию, ну, или хотя бы получить разъяснение причин для его общеведьмовского игнора. Отец Зоэ принял его в кабинете и достаточно спокойно выслушал аргументы. А потом невозмутимо заметил:
– Право моей дочери рассказать кому-бы то ни было о подробностях ее личной жизни никакими законами не регламентировано. И отвечать за мнение прочих ведьм она никак не обязана.
– А как насчет преднамеренного настраивания остальных ведьм против меня? – насупился Бран и был удостоен холодным:
– Недоказуемо.
– Но ведь и я могу, например, ее ухажерам… кое-что рассказать… некие пикантные подробности… или промолчать, если, конечно, у меня будет для этого достаточно оснований…
Даниэль Лиардо задумался, непроизвольно поглаживая лежащий на письменном столе в виде пресс-папье кусок необработанного золота, что вызвало в душе Брана новый всплеск злости. Богатей недорезанный! Тут не знаешь, откуда завтра денег взять на самый скромный обед в трактире, а этот гад даже не почесался булыгу драгметалла в переплавку сдать! Как простую каменюку использует, сволочь зажравшаяся! Вот почему так: одним – все, другим – ничего?
И тут в отцовский кабинет, постучавшись, вошла Зоэ. Понятно, что она сразу углядела и недовольного Брана, и сидящего напротив хищно подобравшегося отца, но спросила спокойно:
– По какому поводу собрание?
– Да вот… жених твой бывший к нам с претензиями явился… опять он чем-то недоволен…
– Чем именно?
– Похоже, тем, что за его постельные достижения ему так ничего и не обломилось, ни силы, ни денег… а он так на это рассчитывал.
– А-а, мама про таких рассказывала…
– Я не…
– Да, не состоявшийся зять, да. Но я склонен частично удовлетворить твои наглые требования. На определенных условиях.
Бран уже было воспрял духом, ожидая условий пожизненной кормушки, но то, что предложил Лиардо, его не абсолютно не устроило. Брану предлагалось, получив достаточно скромную денежную выплату («подъемные», как выразился ее отец) навсегда покинуть Арханду и перебраться в городок Латория в Виттенфельде. А там предъявить записку Даниэля Лиардо местному начальнику магической стражи и занять пост его заместителя. И дать клятву никогда ни словом, ни делом, ни жестом, ни взглядом, ни движением, ни намеком, ни магией даже не пытаться упомянуть семью Лиардо и любую, связанную с ней информацию. Под страхом собственной смерти.
Даниэль Лиардо вынул из ящика письменного стола приятно звякнувший содержимым матерчатый кошель и добавил:
– Или отправиться в стражу прямо сейчас. За вымогательство.
Бран в ярости сжал кулаки. Положением пользуешься, несостоявшийся тесть? После такого обвинения придется мало того, что в тюрьме отсидеть, так его еще и из охраны точно уволят! И даже в дворники потом не возьмут! Но чтоб оставить за собой последнее слово, он ткнул пальцем в золотую булыгу на столе и прорычал:
– И вот этот слиток!
Даниэль Лиардо отрицательно покачал головой:
– Этот не могу. Это мой талисман. Когда-то довелось ездить на проверку золотых приисков Лаго-ринх… заворовались тамошние работнички… этот слиток спас мне жизнь. Я им одному ретивому грабителю череп проломил.
И снова ласково погладил лежащий на столе кусок необработанного драгметалла.
– Но понять тебя я могу… поэтому отдам другой слиток, поменьше. На такой ты пока не заработал…
Пока Лиардо ходил за слитком куда-то вглубь дома, Зоэ не удостоила Брана даже взглядом, не то, чтоб на беседу расщедриться. Подумаешь, цаца! Может и лучше, что он уедет в Виттенфельд, подальше от этой семейки… и всех, кто его здесь знает. И клятву можно будет подумать, как аккуратненько обойти… Но все слова и мысли вылетели у него из головы, когда Лиардо вернулся с бархатным мешочком, откуда достал и положил на стол яркий лимонно-золотистый кристалл.
– Учти, – предупредил Лиардо уже протянувшего к слитку руки Брану, – у минералов из месторождения Лаго-ринх есть неприятная особенность: из-за многочисленных примесей они имеют привычку выцветать под воздействием ультрафиолетовых лучей, постепенно теряя свою великолепную окраску, поэтому хранить этот слиток желательно подальше от яркого солнечного света… вот как я свой держу в кабинете с задернутыми шторами…
– На шею повешу! На груди носить буду! Подальше от солнца… и от чужих взглядов.
Завороженный блеском такого желанного металла Бран сам не заметил, как проговорил клятву, обязуясь под страхом собственной смерти никогда не упоминать любую информацию о семье Лиардо, и опомнился только тогда, когда Зоэ озвучила «запечатывающую» формулу:
– Да будет так!
Подловили! Отвлекли и подловили! Он совсем забыл, что способности Зоэ обеспечивают жесткое исполнение обещанного! Теперь клятву не обойти… только если жизнь не дорога… ну и черт с ними, он завтра же уволится из мэрии и уедет в Латорию на ближайшем дилижансе. Его в Арханде больше ничего не держит.
Зоэ задумчиво посмотрела вслед бывшему жениху:
– И как я раньше не замечала, что человечишко этот слабый и жалкий?
– Влюблена была… ты другого не замечала. Его главный недостаток – что он завистливый. А подверженный этому чувству человек не ценит того, что дано от природы ему самому, ему подавай то, что есть у других. Повседневное отрицание своей судьбы и стремление прожить чужую разрушает душу похуже кислоты…
– Немного там от той души осталось… Спокойной ночи, пап, не засиживайся за полночь!
Даниэль Нейтон проводил взглядом дочь и ухмыльнулся. Вопрос с этим надоедой окончательно решен, больше он в их жизни появиться не сумеет. Этот завистливый дурачок в поисках пользы сам не понял, на что подписался. Даже когда у него закончатся деньги красивый и неудобный по форме самородок он понесет на обмен ювелирам в последнюю очередь. На шею он его повесит, на груди он его будет носить, да на здоровье! То есть наоборот. Это ж не золото, глупенький. Лиардо тебе от доброты душевной, ну и за наглость беспримерную подсунул друзу аурипигмента[19].
Минерал этот еще в Древние века использовали как основу для желтой охряной краски. Правда, художники, работающие с этим минералом, умирали быстро… зато картины получались красивые. А еще им в растолченном виде часто пропитывали наконечники стрел. Враги быстрее погибали не от самого удара стрелы, а от действия мышьяка. Так что носи выцыганенный подарочек ближе к сердцу, раньше преставишься.
А Зоэ он ничего не станет объяснять. Свалил в Виттенфельд ее бывший жених, и прекрасно, и давайте порадуемся. А что когда-нибудь известие о его кончине придет, так, поди, потому, что клятву молчания под страхом смерти решил нарушить, нехороший человек. За что и пострадал.
А сам Бран, даже если что-то и сообразит, сообщить все равно никому и ничего не сумеет. И в Арханду ему путь закрыт, клятва помешает. Но он может считать, что Лиардо, как и он, тоже в своих поступках исходил исключительно из принципа максимальной полезности[20]…
