Ева Витальевна Шилова
Долгая память
Резонанс не заставил себя ждать: неодаренные крепко возмутились. Понятно, что права обратиться за бесплатной государственной помощью никто даже у аристократов не отменял, но вот такое наглое выпихивание малоимущих из программы спонсируемой госпомощи, поставленное на поток… нет, аристо, так не пойдет! Обстрелу камнями и появлению уничижительных надписей подверглись дома всех перечисленных в таблице высокородных, а также лекарей-подменщиков, чьи имена были любезно упомянуты в статье. У кабинетов главных лекарей госпиталей образовались стихийные пикеты из недовольных неодаренных и вездесущих репортеров. Стража, конечно, очень старалась не допускать беспорядков, но в том-то и дело, что стражники, скорее, сочувствовали недовольным, чем реально пытались их разогнать.
А Ксю, подскочив аж в пять утра, с интересом ждала реакции Законодательного Собрания, члены которого по определению не могли проигнорировать такую пощечину власти. И к девяти утра дождалась вызова на связной короб, пришедшего от секретаря Собрания, который крайне неприятным тоном попытался потребовать ее присутствия на внеочередном созыве этих самых членов. Правда, после наводящих вопросов о том, как именно в Колхидии устроена иерархия власти и с чего он решил, что имеет право приказывать супруге потентата, Лювин тин Траванье предпочел все-таки сменить тон, и вежливо, пусть и сквозь зубы уже пригласил ее посетить встречу членов Собрания. Ксю скучным голосом объяснила, что с маской на лице она никак не может допустить посещение столь высокого сборища, ибо этикет не позволяет, и пообещала обязательно наведаться к ним… как только приведет себя в порядок.
Про себя она ехидно подумала – пусть помаринуются. Это они хотели ее видеть, а не наоборот. Подождут, заодно слегка агрессию сбросят. И прибыла в здание Собрания только через два часа.
Но если члены Собрания надеялись устроить ей скандал, или пристыдить, то они жестоко ошиблись в расчетах. Виноватой себя Ксю не чувствовала, а от возможности потыкать мордой в дерьмо этих высокомерных поганцев чувствовала явный подъем настроения. И не стала отрицать, что была инициатором появления этой разоблачительной статьи. Зачем? Вот она как раз может позволить себе сказать правду, чего не могут ее собеседники. Они и позволила, все данные ею неоднократно перепроверены, в статье нет ни слова лжи!
– Но неужели нельзя было как-то… не так демонстративно!
– Вы хотите получить вторую Хлеанору, тин Пиорье? – язвительно спросила Ксю, наблюдая как члены Собрания смущенно отводят глаза.
– Да, я не должна была узнать о проклятии, но вот… утаить не удалось. И да, знаю, что мне и детям повезло, недавний всплеск прошел именно как болезнь. Но возвращаясь к теме, ситуация давно перешла в разряд критических, этот нарыв следовало вскрыть, пока какой-нибудь талантливый ненавистник из родственников обиженных не обозлился и не проклял всех причастных и непричастных, правых и виноватых. Если я в чем и виновата, то только в том, что вовремя перевела стрелки, не желая поймать очередное проклятье.
– Вот именно! – взвился тин Валодье. – И теперь они штурмуют мой особняк!
– Так это ж не я зажала сыну денег на коронки, – максимально ласково ответила Ксю. – И не я не позволила увечной девчонке трахеостомию сделать. У вас настолько с финансами плохо, что приходится использовать источники для малообеспеченных?
Пошипи, пошипи, понятное дело, тебе не нравится, что это выплыло наружу, только вот и Ксю, как официальному куратору здравоохранения ни разу не улыбается отвечать за чужую жадность. Что она, что дети, как недавно выяснилось, и так прошли по то-оненькой жердочке над пропастью имени тин Лаферье и теперь рисковать нарваться на нечто подобное даже не по своей вине? Никогда. Газеты все читают, а там черным по белому написано, что расследование проведено исключительно по ее инициативе, и что именно она требует наказания виновных. И если у членов Собрания хоть капля мозга осталась, они ее требования поддержат. Гнойник вскрыт, пора начинать чистить, а потом залечивать рану. Но сначала чистить. В смысле раздать всем по ушам.
Слегка нервировало то, что во время всех этих перепалок дядюшка, чтоб ему весь остаток жизни страдать от еще какого неизлечимого недуга, так и не открыл рта. С одной стороны, он мог опасаться ее реакции на собственную скрытность по поводу грозившей ей и детям опасности… а, с другой стороны, мог начать прикидывать не пора ли исключать ее из бытия. Потому что свой долг – передать наследникам чужую кровь и защитить их от действия проклятья, она исполнила, и зачем ему теперь такой раздражитель под боком? Обойти клятву и причинить ей физический вред он не может, но подгадить по жизни – вполне! Значит, собираемся и ждем подлянок во всеоружии.
Долгая торговля завершилась разработкой проекта очередного эдикта. На сей раз непосредственно касающегося прозрачности документации в сфере здравоохранения. Также было принято решение об образовании ревизионной комиссии для регулярной проверки деятельности государственных медучреждений. Ксю не удержалась и посоветовала принять подобные меры и для других, курируемых членами Собрания отраслей. Во избежание.
Сама она давно решила, что займется созданием благотворительного фонда, потому что именно это максимально развяжет ей руки для исполнения ее задумок. Именно фонда, потому что в законодательстве четко прописано, что «никто не вправе ограничивать свободу выбора целей благотворительной и добровольческой деятельности, равно как и форм ее осуществления». И Тольга окажется ее первой помощницей. И не только она. За все в жизни нужно платить.
Возвращаясь сегодня в официальную резиденцию Правителей в столице после ежегодного доклада Председателя ревизионной комиссии по итогам проверки финансово-хозяйственной деятельности государственных госпиталей, Ксю мечтала только об отдыхе. Хотя… если после ужина и общения с детьми у нее еще останутся силы, она, возможно, доделает очередную настольную безделушку, давно обещанную Эштанайле тин Заварье. Та, хоть и приставлена к ней Руджером для негласного присмотра, но ведет себя достаточно пристойно, без хамства, грубости и провокаций. Так что будет ей чем похвастаться – изделие из рук жены самого потентата.
А ведь по первости все разве что пальцем у виска не крутили, ну что это за увлечение для благородной дамы – создание настольных металлических поделок! Фу и фи. Добро бы украшения из благородных металлов, хотя и такое в среде аристо не поощрялось, но вызывало хоть какое-то понимание, а тут в качестве основного материала медь и ее сплавы. И еще какие поделочные металлы. Редко-редко серебро. Короче, фу.
И если поначалу ее поделки доставались только детям, то, когда Рэй попросил и себе такую стильную «штучку» на стол, признание обрушилось на Ксю как лавина. Теперь все хотели иметь шанс заявить, что у них есть то, что делает «лично супруга потентата» …
Рэйлей тин Веронье,
XXVII
потентат Колхидии
И даром думают, что память
Не дорожит сама собой,
Что ряской времени затянет
Любую быль, любую боль…
Александр Твардовский
Рэйлей вежливо поблагодарил Стрежану, оставил, как всегда, неплохой бакшиш, и попросил ее удалиться. Не беспокоить его и дать ему отдохнуть. Иногда ему казалось, что только эти минуты, вымогнутые у жизни украдкой, оплаченные торопливо переданным золотом, и есть его единственное личное время. В остальные моменты он себе не принадлежит.
Потентат. Правитель. Главный человек Колхидии. У которого нет практически ничего своего. Все принадлежит стране. Все делается во имя исполнения долга перед ней. Иногда ему хотелось спросить, когда он успел так сильно задолжать? В какой момент времени вместо него появилась некая функция, которая только и делает, что исполняет то, что дόлжно? Он уже и забыл, что такое делать то, что хочется и как это вообще – чего-то хотеть.
Когда же все это началось? Наверное, когда погиб его отец. Странно, что смерть матери как-то не отложилась в его памяти, возможно потому, что он был еще слишком мал, а возможно, потому что она сама, занятая светскими развлечениями, не особенно им интересовалась, но вот момент, когда умер отец, столкнувшийся во время купания с иглогривой медузой, он запомнил очень хорошо. Потому что его жизнь сразу разделилась на «до» и «после».
Если вчера вся прислуга старательно крутилась вокруг него, торопясь выполнить все его пожелания, то сегодня он оказался в каком-то вакууме, где его не замечали. Слуги, вместо того, чтоб заниматься им, как обычно, потерянно носились по официальной резиденции, не зная куда приткнуться и смотрели как-то сквозь него. И даже отталкивали его с дороги, если он мешал им пройти. А еще периодически сбивались в испуганные пары-тройки и с ужасом шептались на тему «что теперь будет?» Ему даже пришлось самостоятельно отыскать кухню и буквально заорать тем, кто там кучковался «Я есть хочу!» Только тогда до окружающих дошло, что по коридорам в одиночестве бродит маленький голодный ребенок правящего рода, за которого они, вообще-то отвечают головой!
Только ничего это особо не изменило. Какая столовая, какая сервировка, да ему прямо там на кухне небрежно швырнули на какую-то щербатую тарелку второпях накромсанный бутерброд и попросили тихо поесть и не привлекать к себе внимания. Наверное, именно тогда он впервые ощутил висевшие в воздухе напряжение и страх. И понимание, что происходит нечто страшное, а сам он не в силах повлиять на происходящее. И никто ничего не торопился ему объяснять. А потом раздалось громкое нестройное цоканье подкованных металлическими набойками сапог и на кухню в сопровождении отряда стражи ворвался он.
Дядюшку Руджера он откровенно побаивался. Насколько Ривег тин Веронье был статен и красив, настолько же его брат был уродлив. При взгляде на его перекошенную физиономию и искривленную фигуру Рэю каждый раз начинало казалось, что какое-то плотоядное чудище однажды решило им перекусить, а потом, осознав всю степень его не вкусности, не дожевав, выплюнуло. И левую ногу напоследок грызануло с особой обидой на несъедобную добычу.
Но в тот день именно дядя оказался единственным, кому было до него дело. Именно он обнял его и объяснил, что кроме них в семье больше никого нет. Только они двое против всего мира. И, подрастая, Рэйлей все больше убеждался в его правоте. Как оказалось смерть его отца едва не привела к тому, что члены Законодательного Собрания чуть окончательном не отстранили семью тин Веронье от остатков власти. Во всяком случае попытались, мотивируя появление своего очередного эдикта его слишком юным возрастом. И именно дядя Руджер нашел на них управу. Чем уж он их застращал Рэй не знал, и знать не хотел, но с возрастом результат действий дяди сумел правильно оценить.
Руджер не просто окоротил поползновения членов Собрания, добившись подписания документа, в котором власть семьи тин Веронье отныне Собранием не оспаривалась, а переходила к Рэйлею по достижении им совершеннолетия, он сумел настоять и на получении некоторых дополнительных привилегий для их рода, подмяв под себя кроме главенства в спецслужбах руководство армией и флотом. А на возражения председателя Собрания, что такую должность может занимать только потентат, предложил нестандартный, но устраивающий всех выход: присвоить ему до совершеннолетия Рэйлея практически забытый титул соправителя-опекуна. Без выделения соответствующего порядкового номера, положенного только потентату.
На том и порешили и Руджер твердой рукой начал перекраивать всю систему власти. Рэй иногда удивлялся как дядя успевает вникать во все дела, курируемые Собранием, потому что стандартных двадцати часов в сутках для этого было явно недостаточно. Но как-то успевал, постепенно подготавливая его к тому, что однажды со всем этим придется справляться самому. И Рэй привык. Привык к тому, что у него всегда есть опора, что в случае любого затруднения всегда есть к кому обратиться. И даже официально получив в момент совершеннолетия титул двадцать седьмого потентата не переставал спрашивать советов у единственного родственника.
И, когда речь зашла о его будущей женитьбе, а ему очень нравилась Миалина тин Пиорье, он тоже задал этот вопрос дяде. Руджер не стал ему врать, только вот ответ его не порадовал. Кто же мог знать, что история продолжения их рода окажется государственной тайной? Н-да, мало кому предки умудрялись так подгадить, но ему «повезло». Выяснилось, что его дети от любой представительницы Колхидии, кроме первенца, которому тоже жить только до рождения первого наследника, обречены на смерть. Он хочет такой судьбы своим наследникам? Рэй не хотел.
И только тогда дядя рассказал о единственном более-менее действенном способе «обхода» проклятья, предложенным в незапамятные времена еще тогдашним председателем Собрания Лоратом тин Харадье. И о том, как проклятье удалось смягчить благодаря его бабке Корадде ти Биратье, уроженке неведомых островов. И не позволить ему в полной мере ударить по нему самому благодаря его матери-полукровке. И о том, что чуть не с момента гибели его отца ищет для него самого чужеземную пару. Чтоб уж наверняка не допустить гибели рода тин Веронье.
И Рэй понял, что, пожалуй, никого в жизни так не ненавидел, как своего прапра… сколько там раз деда Робера. Невозможно любить предка, отнявшего у потомков право выбора. И превратившего их в каких-то племенных быков-производителей. Кого в твой хлев приведут, с тем и совокупляйся. Иначе дети перемрут.
Так что о Миалине ему придется забыть, потому что кроме статуса временной любовницы ему ей предложить-то и нечего, а он не собирается так унижать любимую девушку. Но жениться ему все равно придется и остается только молиться Светлейшему, чтоб не пришлось в процессе… эмм… семейного общения себя заставлять силой в нем участвовать. Ибо кого сумеет найти дядя Руджер абсолютно неизвестно. А ему с ней размножаться.
А, самое страшное, что дядя после долгих безуспешных поисков носительницы нужной крови решил пойти принципиально другим путем, и надумал добыть ему жену с помощью древнего запрещенного ритуала. Раскопал же где-то в пыльных архивах описание процесса призыва сущности из… Рэй даже не понял откуда именно, слишком заумно и невнятно описывалось место, из которого можно кого-то извлечь, принеся при этом в жертву энное количество одаренных-проклятийников. Главное, что при этом гарантировалось абсолютное отсутствие малейшей привязки извлеченного к этому миру. Только к вызвавшему ритуалисту. А вот, спрашивается, кому и зачем такое могло понадобиться? А затем, что таким образом его далекие предки, оказывается, призывали себе по мере надобности «ручных» слуг-убийц. А его призванная, случаем, будет не из них? А то как-то тревожно…
Нет, «успокоил» дядя, призванного можно использовать любым способом, просто до сих пор при общении с ними упор делался именно на заказную кровавую работу в обмен на кров, еду и плату. Она получит все то же самое за исполнение роли жены и матери. И вообще, на что ей жаловаться при таких-то перспективах? Жена не кого-то там нищего, а правителя самой процветающей на континенте страны, это не комар плюнул! Это статус, деньги, почести. И всего-то в ответ требуется выполнить древнейшее женское предназначение: родить несколько детей.
– Ну да, – скривился Рэй, – как купленная на аукционе призовая телка.
– А вот не надо лезть в дебри нравственности и морали! – взвился дядя. – И без того забот хватает, поскольку для ритуала призыва, чтоб ты понимал, придется угробить нескольких наших подданных с даром проклятийника, да еще без стопроцентной гарантии результата. Для твоей же, между прочим, пользы!
– Ну, хорошо, допустим, ты ее вызвал, я женился, дети родились. А если проклятье все-таки сработает? – этот вопрос не мог его не волновать.
– Тогда выживет хотя бы первенец, – отрезал дядя. – И будем думать дальше. И, кстати… Рэй, она о проклятье ничего не должна знать. Все, кто в курсе, будут молчать. И ты, уж будь добр, придержи язык.
Вот так, за тебя сделают грязную работу, а ты, в свою очередь, засунь язык в задницу и обеспечь продолжение рода. Рэя замутило. Вроде все правильно, все ради процветания правящей семьи, его семьи, но почему же на душе так погано? Получается ни ее, ни его спрашивать никто не собирается, а нравится ли им вся эта ситуация?! Всем плевать. Во имя высших интересов взять и хладнокровно отправить на случку людей как бессловесную и бесправную скотину, не интересуясь их мнением и не оставляя выбора.
В тот вечер Рэй чуть не впервые в жизни напился до бесчувствия и полной отключки сознания. Зачем быть главным человеком в Колхидии, если ты не можешь принимать решений на собственный счет и даже твою интимную жизнь контролируют другие? И, протрезвев, он принял решение. Он сыграет свою роль в этом ритуале как вызывающий ритуалист, но впредь постарается по максимуму участвовать в изменениях в своей жизни. Не позволяя окружающим диктовать себе готовые решения, пусть и из самых благих побуждений.
И когда на залитый кровью умерщвленных жертвенник из ниоткуда свалилось женское тело, Рэй с трудом, но нашел в себе силы посмотреть в ее обморочное лицо. Не то, это все, что он смог понять. Не тот тип, который может ему понравится. Темные волосы, резковатые скулы, довольно длинный нос, нет, не такой он мечтал видеть будущую супругу! Совсем не такой. И вся она была какая-то плотненькая, крепенькая, без изящных волнующих изгибов. Тумбочка. И ему с ней жить.
Поэтому скинув на дядю период ее адаптации и обучения, Рэй трусливо сбежал и тоже впервые в жизни ударился в загул. Может же он позволить себе расслабиться перед тем, как? Просто обязан! Благо в столице не перевелись заведения с фиолетовым освещением.
До сих пор неизвестно, кому из градоправителей вообще пришла в голову идея «профильного» освещения мест, где можно приобрести товары и услуги. Днем-то это освещение вообще ни к чему. Разве что к вечеру, особенно зимой, когда сумерки уже к четырем часам мягко накрывают город полупрозрачной дымкой, а потом незаметно подкрадывается и темнота, не дающая рассмотреть окрестности больше чем на пару локтей в стороны… Но, когда во времена Рокура тин Веронье эта идея прозвучала на заседании городского Совета Ольвии, работники почти всех магазинов и прочих заведений как с цепи сорвались: они осаждали ратушу и требовали узаконить разделение осветительных цветов по профессиям.
Булочники успели застолбить белый цвет, кондитеры – коричневый, мясники – красный, торговцы овощами – зеленый, лекари – голубой, бакалейщики – желтый. А те, кому не хватило собственного цвета, регистрировали право на сочетание двух, а то и трех цветов, только чтобы выделяться среди остальных. Цветочные лавки, например, выбрали зеленый в качестве базового, добавив к нему россыпь разных ярких люминесцентных камней, чтоб их ни с кем не перепутали.
Но был один цвет, который никто выбирать не торопился. Который никто не хотел. За который никто не дрался. Все единодушно обходили стороной фиолетовый. И тому была причина. Картины и витражи храмов Светлейшего изображали не только его одухотворенный лик, но и рыцарей света, которые огнем и мечом, а иногда и каким другим оружием уничтожали тьму. И вот эта самая тьма почему-то всегда имела именно что фиолетовые оттенки. Поэтому никто и не рвался выбирать столь… непопулярный цвет освещения.
Никто… кроме Ивиланы дель Кауранж. Будучи родом из Корнуэлля, она сумела прижиться в столице Колхидии, открыв элитный «дом греха» для состоятельных аристо. И уж кому-кому, а ей-то как раз было жизненно необходимо особое освещение, поскольку ее заведение начинало функционировать именно с наступлением темноты. И однажды она посетила ратушу с заявкой на регистрацию фиолетового освещения своей «Бархатной бабочки».
Говорят, ей хотели отказать наотрез. Говорят, сам глава городского Совета Ольвии, Эвинер тин Жарбенье, плюясь и кривясь, грозился вообще прикрыть ее непотребное заведение. А еще говорят, что Ивилана в ответ обосновала свою просьбу тем, что посетителям ее «Бабочки» было бы удобнее видеть в темноте, куда они направляются, иначе есть шанс поскользнуться и неудачно приложиться о брусчатку. Например, лицом. И как-то очень внимательно посмотрела на незажившую ссадину на левой щеке тин Жарбенье.
И всем быстро стало понятно, где именно почтенный купец заполучил это «украшение». И остальные члены городского Совета, рассудив, что в просьбе Ивиланы наличествует здравое зерно, с удовольствием проголосовали за присуждение фиолетового освещения «домам греха». Возможно, потому что оснований отказывать не нашлось: у нее была официальная и непросроченная лицензия. А возможно потому, что им самим не хотелось заполучить лишние повреждения, пробираясь по ночам в «Бархатную бабочку».
Так или иначе, а заведения под фиолетовым фонарем не были в столице редкостью и именно в одно из них Рэй и завалился аж на неделю. Причем заказывал исключительно высоких изящных блондинок, похожих на Миалину. Если уж нельзя получить оригинал, пусть ему дадут хотя бы суррогат. И он не боялся огласки, проклятье неразглашения было первым, что получали работницы таких заведений сразу после подписания контракта. Даже до заклятья контрацепции.
А потом дядя вытащил его из пьяного угара, отвез домой, приложил благословлением отрезвления и вернул к обязанностям. Недолгим оказалось его заемное счастье… что ж, возможно ему следовало утешаться тем, что оно все-таки было. Пусть и коротко. Но было.
А процесс «подгонки» пришлой дамы под местные стандарты тем временем шел полным ходом. Столичный Предстоятель церкви Светлейшего лично наложил самое мощное благословение для ускоренного усвоения ею нового языка. Ей подобрали наставницу для лучшего понимания особенностей этикета. И даже провели обряд имянаречения, перед которым девушка впервые показала характер. Вместо того, чтобы согласиться на выбранное имя Нифалья она неожиданно начала настаивать на имени Ксиаланна.
Скорее всего именно оно было похоже на ее прежнее имя, потому она так на нем и зациклилась. Рэй был склонен согласиться с заменой, но Руджер тин Веронье усмотрел в этой ситуации сходство с поведением Лайанны ти Франсье и начал ее запугивать тем, что, если она не будет слушаться, он извлечет на ее место другую, более благодарную претендентку, а ее вышвырнет на улицу, и пусть живет в чужой стране как знает.
Рэй знал, что лучшие проклятийники Колхидии потратили практически все свои силы… и жизни, чтоб этот ритуал удался. Он знал, что больше они никого не смогут ниоткуда выдернуть, по крайней мере, в ближайшие много лет. Знал, что ей врут. И молчал. Покорность жены была и в его интересах.
Чего он не ожидал, так это того, что она упрется. Вернее, сообразит, что не может имя стать преградой к той роли, к которой ее так старательно готовят, а, значит, это проверка на твердость. И она согласилась на вышвыривание, с интересом глядя, как дядя отреагирует. Дядя, конечно, сделал вид, что уступит… так и быть, но Рэй понимал, это только временное отступление. Он эту упертость припоминать ей будет долго.
Но общаться со своей будущей женой он пока по-прежнему не рвался, успеет еще. Так, подглядел как-то издалека как ее обучают правильно пользоваться столовыми приборами, и если чему и удивился, то только личности наставницы. Да, она знающая, но… не самый приятный человек Гиенна тин Карпантье, скорее наоборот. Он уже было собрался протестовать и заменить эту противную тетку, но потом его остановили два обстоятельства. Во-первых, у этой старой перечницы есть некая программа, влезать в которую – значит, нарушать процесс обучения. До окончания которого осталось всего две недели. Во-вторых, чем меньше у его жены будет желания близко общаться с местными дамами, тем больше времени она будет уделять семье.
И он снова не вмешался. Зачем? Все уже предопределено, все идет так, как задумано. Перед началом обряда в храме его будущая жена получила личные клятвы членов Законодательного Собрания и семьи Правителя, о том, что те обязуются не причинять ей вреда и не злоумышлять против нее, следующим шагом было его обещание жене во время свадебной церемонии любить, заботиться и защищать, и только во время ее ответной речи что-то пошло не так. Вернее, на его взгляд все было так, Ксиаланна проговорила вызубренную наизусть клятву верности не просто ему как мужу, а как Правителю страны, и пообещала беспрекословно повиноваться всем начинаниям, в которые ее соберутся вовлекать из государственных соображений. Что и было подтверждено Главным ритуалистом.
Однако дядя Руджер после церемонии, когда они даже не успели дойти до праздничного стола, остановил их и потребовал от нее повторить правильный текст. Его жена, а вслед за ней и он чуть не хором спросили, а что не так? Ладно она, у нее пока с произношением не все гладко, но Рэй понял, что было там что-то, чего так и не прозвучало. И сначала он сам разберется, что там ей такого подсунули, а уж потом она будет это повторять. Или не будет.
Самым простым способом было достать текст клятвы его матери и сравнить со свитком жены. И обнаружить неприятные изменения. Изначально в свитке Ксиаланны значилось «обещание беспрекословно повиноваться всем благословениям и проклятьям, которые на нее соберутся накладывать из государственных соображений». Так вот чего она сумела избежать благодаря плохому знанию языка! Скажи она это, и все заинтересованные, и члены Собрания, и дядя Руджер, да кто угодно, ранее скованный клятвой не вредить, получал право на практически любое заклятье в ее адрес. Ли-ихо. И кто ж решил, что из его жены можно внаглую делать марионетку, да еще и без его согласия?
Дядя? Наставник Саваньоль? Члены Собрания? Его Председатель тин Пиорье, на чьей дочери Рэю не суждено было жениться? А может, они все в сговоре? Но что может быть их целью? Ксиаланна и так принесла расширенную клятву, она не одаренная, зачем создавать дополнительную возможность манипулирования ею? Кто и что от этого выиграет? Непонятно…
Зато понятно другое: он хотел отдалить будущую супругу от остальных аристо, именно этим он и займется. Но теперь он постарается дополнительно ограничить ее контакты со всеми, в ком можно усмотреть угрозу. А для этого нужно занять ее заботой о детях и побыстрее, пока она вынашивает столь необходимых роду тин Веронье наследников, она неприкосновенна. И Столичный Предстоятель церкви Светлейшего вновь лично наложил на его жену самое мощное благословение для скорейшей беременности мальчиком.
Через год жена родила Риордана. Еще через два года Ростана. А еще пять лет спустя Диоранну. И только тогда Рэй понял, что значит бояться. А он боялся, что однажды древнее проклятье пробудится и бестрепетно смахнет его малышей в мусор. И надеялся, что Ксиаланна, как бы ни сложились обстоятельства, никогда не узнает ни о проклятье, ни о риске для себя и, главное, младших детей.
А она все-таки узнала. И проболталась же какая-то дрянь! Нет, она ничего ему не сказала, но Рэй хорошо помнил ее взгляд: презрение, смешанное с жалостью. Вот дяде Руджеру за то, что действовал досталось презрение пополам с ненавистью, а ему за бездействие – вот так. Она его не простит, к этому он был готов, но чтоб его еще и жалели! Это оказалось невыносимым. И незачем так на него смотреть! Ну, не лидер он по жизни, ни разу не лидер! И ее мнение его мало волнует, она, в конце концов – только средство для перебарывания древнего негативного пожелания. И он продолжал со страхом ждать момента срабатывания проклятья.
И только после окончания эпидемии (а эпидемии ли?) лихорадки Кау-Дорна, от которой не пострадал Риордан, и которую и Ксиаланна, и Ростан и даже годовалая Диоранна перенесли без осложнений, он смог облегченно выдохнуть. Получилось. Сработало! Его детям не придется выискивать партнеров неизвестно где, как ему, и страдать как дяде. Они будут свободны. Они будут счастливы.
Все выжили, а чувство вины осталось. И страха тоже, но уже по другому поводу. Это наследникам и самому существованию рода тин Веронье теперь ничего не угрожало, а как насчет его жены? Она ведь больше даже рожать не сможет. Зачем она теперь нужна с точки зрения ее недоброжелателей? А ни за чем. И кое-кому может прийти в голову, что рядом с ним будет намного лучше смотреться кто-то более достойный роли супруги потентата. Даже при том, что с учетом проклятья детей им лучше даже не пытаться заводить. И если Миалина тин Пиорье давно была замужем и обзавелась детьми, то любая из незамужних дочерей высших аристо с восторгом составит ему пару. А это дает их родителям весомый мотив рассматривать Ксиаланну исключительно как помеху на пути к Правителю.
А уж если вспомнить, как она знатно оттоптала ноги и самолюбие что членам Законодательного Собрания, что многим высшим аристократам своей публикацией о нарушениях главлекарей в пользу их отпрысков, то… желающих стереть ее в порошок более, чем достаточно. Вот и дядя Руджер намедни на что-то такое намекал… и тин Пиорье…
Вот только его это не устраивает. И дело не в нежных чувствах, вдруг проклюнувшихся к жене, отнюдь, его не устраивает то, что окружающие в очередной раз начали принимать решения, касающиеся его жизни, и в очередной раз не сочли нужным поинтересоваться его мнением.
А он взрослый человек, ему идет четвертый десяток лет. Он мужчина. Он Правитель страны, тьма всех побери! Может уже пора обо всем этом вспомнить и начать что-то делать? Иначе, если он не сможет защитить жену, желающих с ним считаться вообще не останется. Потому что незачем. Так что давно пора отжимать власть в свою сторону.
А для начала… он присмотрелся к жениным поделкам для детей и попросил и себе такую же стильную «штучку» на письменный стол. И разве что не ткнул ее в нос всем посетителям, чтоб прониклись. Ему нужно медленно изменить общественное мнение, чтобы имя Ксиаланны отныне связывали с чем-то необычным. Редким. Нужным.
