Ева Немеш
Пахнет псиной
Исключение
Наконец-то тротуар нормальный сделали, а то вечно по уши в грязи. Ого, и вывеска другая! Всего на полгода исчезнешь – и всё другое. А, нет, ошибся. Буквы старые: «Ф» и «Т» подкрасили, а на «О» смайлы наклеили. Было просто ФОТО, а стало весёлое. Поздравляю, получилось неплохо. Надеюсь, тебе нравится. И как ты на это решился? Могу себе представить, сколько ты думал, перед тем как заплатить. Рекламщики, конечно, рассчитывали на кусок пожирнее, но из четырёх букв им досталось только две, потому что ты не лопух, чтобы переплачивать.
Но ты не расстраивайся. Потратился не зря. Наклейки крепкие, сделано на совесть. Думаю, хватит надолго. Так что всё, история с чисткой вывески закончена. Ура и салют! Больше позориться не придётся. Ни мне, ни тебе. А может, когда я уехал, ты маму в это дело попытался втянуть, но она сказала: «Я ещё с ума не сошла!» Кто-то же это должен был когда-нибудь сказать, но думаю, что вряд ли она на это решилась. Пойти против тебя? Нет, это невозможно.
Эх, ушла эпоха. Наконец-то не надо наливать на тряпку вонючий растворитель и, осторожно прицелившись, вытирать кривой рот и свиные глазки, которые кто-то постоянно подрисовывал внутри «О». Стереть мало, главное – не задеть букву. Залезешь за контур – всё! Растворитель разъедает чёрную краску до синевы, и ты, заметив порчу несчастной «Ф» или «Т», краснеешь и трясёшься, а я превращаюсь во вредителя, который только всегда хуже делает.
Знаешь, сначала я обижался, но потом привык. Даже научился не замечать: просто отключаешься и трёшь. Молча трёшь, молча всех ненавидишь: эти буквы, тебя, но больше всего – придурка, который постоянно рисовал эти рожи. Он, наверное, где-то рядом угорал от смеха. А может, это вообще разные люди были. Эх, от воспоминаний прям ацетоном завоняло – или что там в бутылке было?
Не понимаю, почему ты так загонялся? Ещё ладно бы из-за красоты-чистоты, но нет, больше всего тебя волновали какие-то люди, которые, увидев нарисованную рожу, почему-то решат, что ты снимаешь так, что получается не портрет, а морда. Откуда ты это взял? Какие люди? Где они обитают? Люди подумают, люди скажут… Покажи этих монстров! Кто они? Где ты с ними встречаешься? Почему я их никогда не видел? Бред! Так трястись из-за ерунды.
Ладно, проехали, забыли. Надо набраться сил и зайти как ни в чём не бывало. Может, мне эта будка по наследству перейдёт и буду я не техником гидравлических машин и гидроприводов, а фотохудожником. Звучит красиво. Хотя вряд ли мне это светит, я ж бездарь и бездельник, а перевестись на дизайн-рекламу не получится, там платно. Да я и сам туда не пойду, как-то уже в гидроприводы и пневматические системы втянулся.
Вывеска новая, а дверь старая – тяжёлая, скрипучая, – узнаю. Ты тоже не изменился. Заметил, что я зашёл, но виду не подаёшь – ага, у тебя люди. Понял, понял. Становлюсь в очередь. Я ж по делу, а не целоваться. О нет! Флешка! Блин, это надолго. Сейчас начнётся: «Эту оставляем, эту тоже. Нет, они вроде бы одинаковые. Или разные? Как думаете?» Ты равнодушно ответишь: «Воля ваша, деньги тоже», – но, когда тебе прикажут «Только сделайте так, чтобы на фотографиях было всё видно: и меня, и море, и шляпу. Ничего не обрезайте», моментально взорвёшься и выдашь лекцию про нормальное кадрирование и заданный формат. Ведь так? Сейчас проверим. А вообще, кто сейчас фотки печатает? Ну да, бабушенции из отпуска. Больше некому.
Так, после шляпы два пацана. Ага, один достал из кармана мятый галстук. Понятно: на альбом. Вообще-то здесь целая коллекция галстуков, можно было не приносить. Вас что, классная не предупредила? Хотя лучше бы она вам сказала, что вы этот альбом никогда в жизни не откроете или когда-нибудь порвёте на клочки. И, кстати, вам известно, что здесь прыщи не замазывают? Здесь по-честному, без пупсятины.
Дальше. Мужик со щенком. Вроде хаски. Да, точно хаски – у них глаза разные. Как у этого: один голубой, другой серый. Прикольно. Мужик точно не выпускник, на отпускника тоже не похож. Значит, на документы. Да, говорит, на паспорт. Ладно, ждём. На документы обычно быстро. Три на четыре – это не девять на двенадцать. Не, мужика можно смело вычёркивать. Недолго ему здесь сидеть. Сейчас ты заметишь пса – хорошо, что он под стул спрятался, – и всё станет на свои места. Его хозяин сразу про себя всё узнает. Типа того, что вроде на вид не слепой, но почему-то знак с перечёркнутой собакой не заметил.
Странно, а почему объявлений так мало? Ты же можешь всю дверь ими заклеить: не входить, не выходить, не дышать, не злить, ходить на цыпочках. Пусть все знают про твои «за» и «против». Тогда будет тихо, чётко и правильно, всё как ты любишь.
Собачник какой-то расслабленный: ногой качает, фотки на стенах рассматривает, щенка гладит. Ещё не понял, что его ждёт. Сейчас ты закончишь с пацанами, и он получит по полной. Если попробует пикнуть, то ему придётся послушать прогноз, в котором его псина или загадит студию, или кого-то укусит. А в конце обязательно: люди против, разве непонятно?
Ты мне кивнул или показалось? Ладно, будем доигрывать до конца, я помню: ты на работе, я по делу. Дождусь своей очереди. Это надо мне, а не тебе. Это твои деньги на мои каникулы, поэтому подожду. Спешить некуда. Электричка вечером. Конверт вижу. Подпись «Лёша». Ты меня так правда называешь? Ого. Нет, всё-таки стоило поступить в колледж на первую попавшуюся специальность и уехать в другой город, чтобы узнать, что я, оказывается, Лёша. Хм, нежно. Стоп, может, это мама писала? Нет, почерк твой.
Так, галстук возвращается в карман – выпускники обслужены. Что-то они какие-то потухшие. До съёмки другими были. Ты своей звериной серьёзностью кого угодно заразишь. Вряд ли они загрустили из-за прощания со школой. Да, радиация у тебя мощная. Слушай, а тебя хоть что-то радует? Над чем ты обычно смеёшься? Чему улыбаешься? Что-то ничего не вспоминается. Интересно, когда я уехал, ты обрадовался? Выдохнул и злорадно захохотал? Или просто улыбнулся? Нет? Не получилось?
Мужик упорный, тащит щенка в зал. Щенок сопротивляется, и правильно делает. Что сейчас будет! Да, началось. Про слепого сказал, что дальше? Странно. Пока тихо. Смех? Что? Ты смеёшься? Нет, это не ты! Этого не может быть. Но за дверью смеются двое, значит, и ты в том числе. Ну, вполне возможно, что это ржёт хаски. Петь они точно умеют, а вот смеяться… Не знаю. Вряд ли.
Так. Что-то упало. По грохоту похоже на софит. Опять смех. Эээ. Что у вас там происходит? Кто-то завалил софит (ты не представляешь, сколько он стоит, – так ты говорил, когда однажды я его случайно задел?), а тебе смешно? Мне это снится? Мерещится, как запах растворителя? Я уже в электричке? Еду обратно? Сплю? Но где деньги? Я должен был зайти в студию и забрать деньги. Я выиграл спор: закончил год на отлично. Отец обещал, что если это случится, то он даст деньги на поездку. Я приехал, пришёл в студию – отец сначала там был, а потом… Потом он пропал. Всё правильно?
Наконец-то! Из двери выходят: хаски – раз, мужик – два. А ты где? Умер от смеха? Выходи, клиент хочет расплатиться. Скорее возвращайся! Ну где ты? Зачем прячешься? Что? Это кто? Нет, это не ты! Это кто-то другой. Незнакомый сияющий фотограф. Я тебя не узнаю, честно. Что они с тобой сделали? Укусили, что ли? Заразили бациллой радости? Пап, что с тобой?
Молодец. Вижу, взял себя в руки. Очнулся. Очки, штамп, калькулятор, книжка квитанций. Мужик отмахивается, говорит, что бумажки ему не нужны. Ты не согласен:
– Ещё как нужны! Документы на всё нужны. Тем более у вас фото на паспорт. Ветеринарный, но паспорт. Всё должно быть чётко. Как положено, так и должно. И у людей, и не у людей. Исключений быть не должно. А как иначе?
Красавицы и чудовища
1
Обожаю четверг. Пять уроков, и больше ничего! Такого ни в какой день не бывает: то допы по математике, то какие-нибудь соревнования, то роботы. Значит, сегодня домой через рынок, а не как обычно. Обычно – скукота. Гаражи, детская площадка, мусорка – раз, два и дома! По дороге ничего интересного. Вот вообще ничего. Самое интересное – это когда в гаражах машина на яме, но это не каждый день бывает, да и с мастером не всегда везёт.
Яму ямой зря назвали. На самом деле это секретная комната под полом, на огромный пенал похожа. Когда доски сложены, её совсем не заметно – ни за что не подумаешь, что под ними что-то есть. В яме, наверное, даже жить можно – свет и табуретка там есть, и кровать туда точно поместится. Но там, конечно, никто не живёт. Яма нужна для осмотра сломанных машин – снизу мастеру отлично видно, что сломалось.
Самый лучший мастер – Борисыч. Он мне всегда рукой машет и весело кричит: «Ну что, Михаил, потроха понюхаем?» Я тогда сразу дождевик из рюкзака достаю и бегом к нему. Дождевик, конечно не от дождя, а от машинного масла – вдруг сверху капнет? Раньше мне Борисыч свою старую куртку давал, но она так воняла, что у меня бензином даже уши пахли – мама сразу понимала, где я время теряю. Потом я придумал дождевиком закрываться – с него грязь вытирать легко, а если порвётся, то выбросить не жалко – у бабушки в кладовке ещё десять штук, а может, и больше – она их на какой-то распродаже купила и забыла давно.
Борисыч дождевик цэлофаном называет, у него вообще странных слов много. Ремонтные я по-чти все выучил, их легко запомнить: Борисыч в яме всё вслух проговаривает, как будто рядом хозяин машины, а не я. Получается, со мной он репетирует, а клиенту потом всё то же самое повторяет, только намного быстрей, как на перемотке. Разница только в том, что клиенту он всегда говорит: «Ну, что могу сказать? Картина такая», а мне: «Суду всё ясно».
Второй мастер – с пушистыми усами, в комбинезоне – какой-то странный. Всегда делает вид, что меня нет. Не здоровается, не отгоняет, вообще ничего. Как будто я воздух. Но это терпимо, до усатого совсем ненормальный был: кажется, он меня за пса из гаражной стаи принимал. Когда я рядом с ним становился, он оглядывался, как будто пугался, что я его укушу. Хорошо, что камнями не швырялся. Может, боялся, что я деталь какую-нибудь утащу, как будто я первоклассник какой-то.
В общем, в гаражах хорошо, но всё равно не так, как на рынке – там каждый день что-нибудь новое и интересное. Только надо следить за временем: если не вернусь домой вовремя, то больше никакого рынка не будет – такой договор. На дорогу ровно час, всё посчитано. Больше нельзя, меньше – пожалуйста. Всё из-за того случая, когда я почти вечером пришёл. Тогда ещё, как назло, телефон случайно выключился, а мама какие-то ужасы себе насочиняла. Если бы не её придумки, то я бы сейчас за минутами не следил, шёл бы себе спокойно, останавливался бы где хочется. Но про это можно забыть. Теперь только так:
12:55 звонок с последнего урока
13:00 сообщение от мамы «школа закончилась?»
13:10 ворота рынка
13:15 ключи-замки
13:20 чехлы
13:25 микрозаймы
13:30 орехи
13:35 молоко
13:40 очки
13:45 птичий
13:50 ворота рынка
14:00 дом
14:05 сообщение от мамы «дома?»
Вообще-то это мамин план. Мой немножко другой, в нём остановок намного меньше. Я почти нигде не останавливаюсь, но мне совсем не обидно: очки пока не ношу, как делаются ключи – сто раз видел, в орехи заходить бесполезно, всё равно попробовать не дадут, они же не сметана.
Всё неинтересное проносится мимо: мне на рынке совсем другое место нужно, это на него сэкономленное время пойдёт. Я как водитель, который остановки проезжает. Ему кричат: «Ты что, не видишь? Люди же машут! Почему не остановился?» А он спокойно: «У меня график». Вот и я такой же, с графиком. Нет, лучше я как экспресс: сел на автостанции – вжик, и сразу на вокзале. Ни одной остановки! Да, точно. Я – экспресс с табличкой «Школа – Птичий». Всё, конечная! Выходим! Стоянка тридцать минут.
