Ева Арк
Принцесса-гувернантка
Маргарита также находила время для своих домашних занятий. Из её писем известно, что она часто пряла лён, и среди предметов, упомянутых в её инвентаре, были веретено, прялка и мотальные катушки. Она привыкла также работать иглой, и однажды удивила своего отца, отправив ему «хорошие льняные рубашки», которые сшила сама. Максимилиан, обрадованный этим подарком, поспешил поблагодарить дочь:
– Я получил… несколько красивых рубашек и халатов, которые ты сделала своими руками, от чего я в восторге… Нашей коже будет приятно ощутить тонкость и мягкость такого прекрасного полотна, какое ангелы в Раю используют для своей одежды.
Маргарита также присылала своему отцу рецепты различных блюд, которые ей нравились. Так, она рекомендовала ему своё варенье:
– У меня есть хорошая аптекарша по имени графиня де Хорн, и она заботится о том, чтобы каждый год снабжать меня лучшими вареньями в мире, которые делает своими собственными руками, и поскольку я нахожу их вкусными, мне кажется, что и Вам они тоже понравятся, даже несмотря на эту сильную жару.
Как правило, Маргарита и её отец относились друг к другу с большим доверием. Максимилиан проявлял отеческий интерес ко всему, что касалось счастья его дочери. Поэтому хотел видеть её замужней дамой:
– Потому что тогда, дочь моя, ты не была бы потерянным и забытым человеком.
Иногда он делал ей небольшие подарки, например, «карбункул, который ценил его отец, император Фридрих», или окорок оленины, чтобы она могла «пировать за каким-нибудь обедом или ужином». В другой раз он прислал ей на утверждение план триумфальной арки, прежде чем «её воздвигнуть, дабы она могла остаться навсегда как памятник их вечной славы».
Однажды, в порыве редкой щедрости (ибо он был большим мотом), император даже подарил ей 100 000 дукатов, заметив не без юмора:
– Ты прослывёшь неблагодарной, дочь моя, если тебе это не понравится.
Иногда император жаловался, что она плохо с ним обращается:
– Ты, наверно, принимаешь меня за француза?
Таким образом, Маргарита не всегда была его «хорошей дочерью». Однажды, потеряв терпение, она поинтересовалась у отца, когда он намерен отправить ответ английским послам, которых заставил ждать восемь месяцев, и иронично напомнила ему:
– Пора двигаться в этом деле!
В другой раз император попрекнул её за письмо, которое назвал «грубым и нелюбезным».
– Я знаю, что не моё дело вмешиваться в Ваши упомянутые дела, – ответила Маргарита, – поскольку я неопытная женщина в таких вопросах, тем не менее, долг, который я чувствую по отношению к Вам, придаёт мне смелости, умоляю Вас, берегите себя, пока ещё есть время.
Но в целом Маргарита неплохо ладила с отцом.
В результате своих браков она накопила значительное состояние. В соответствии с Аррасским договором её приданое составляли графства Артуа, Осер, Бургундия (Франш-Конте), Шароле, Мажон и другие земли, в том числе Сален, большая часть которых по Санлийскому договору (расторжение помолвки с Карлом VIII) были оставлены ей в пожизненное владение. После смерти инфанта Хуана Астурийского она получила свою вдовью долю в виде ренты от короны Кастилии, обеспечивавшей ей доход в размере двадцати тысяч экю в год. Наконец, брак с герцогом Савойским принёс ей двенадцать тысяч экю в год с доходов графств Баж, Ромон и Виллар, а также пожизненное владение землями Бресс, Во и Фосиньи. Кроме того, она получила в подарок от своего брата, Филиппа Красивого, а затем и от своего племянника Карла поместья в Нидерландах.
Несмотря на это, она, и, тем более, Максимилиан, часто страдала от нехватки средств, что видно из их переписки. Чуть ли не в каждом своём послании император упоминает, что ему нужна «некоторая сумма денег». Один раз он смиренно просит 10 000 флоринов, в другой раз – 70 000 или 80 000.
– Мы знаем, – говорил Максимилиан, – что Штаты жалуются на нас, считая нас мошенником, выманивающим их деньги, но всё равно, дочь моя, умоляю тебя, найди средства!
– Казначей не знает, куда обратиться за деньгами; у него не осталось даже денье (мелкая монета), – отвечала Маргарита.
Император подолгу не платил своим швейцарским и немецким наёмникам, и по этой причине даже раз бежал в горы Тироля под предлогом охоты. Маргарита же строго укоряла его:
– Я надеялась, что ты приедешь сюда, но, судя по тому, что я вижу, ты уезжаешь всё дальше и дальше, и это меня расстраивает, потому что необходимо, чтобы ты приехал.
В другой раз она сообщила отцу, что станет банкротом, если не сможет быстро получить «24 000 флоринов от короля Англии». И жаловалась на Штаты провинций, одни из которых «не могут договориться», в то время как другие «ещё ничего не решили».
Даже послам мешала нехватка средств. Андре де Бурго отказался ехать в Лион, где боялся остаться без денег.
– Жаль, – писал он, – что хорошим и верным слугам Вашего дома приходится так часто просить средства к существованию, как это делают бедняки… мне стыдно, что я не в состоянии заплатить своим кредиторам, и вынужден продать половину своей тарелки (серебряной?) какому-то еврею.
Даже Меркурино де Гаттинаре пришлось отказаться от важного путешествия, и он заявил, что ему придётся «объявить себя банкротом», если он не сможет продать золотую цепочку. Далее он пишет, что для аудиенции у французской королевы Анны Бретонской другие послы заказали разноцветные наряды, а он единственный должен явиться в трауре:
– У меня есть только чёрная одежда, а на цветную нет денег.
Помимо часто повторяющихся жалоб на отсутствие денег, переписка отца и дочери полна ненависти, которую они всё ещё испытывали к Франции. Максимилиану никогда не нравились французы, и его письма изобилуют проклятиями в их адрес. Он пытался также вызвать отвращение к ним у своей дочери и поздравлял её «с доброй волей и усердием, которые она проявила, сопротивляясь им».
– У нас, – далее говорит он, – больше опыта общения с французами, чем у Вас… и мы предпочли бы, чтобы Вы были обмануты их… речами, а не нашими, что сделает Вас более осторожной в будущем.
В заключении император упоминает об их «вероломстве и лживости», с помощью которых они действовали последние сто лет, и будут продолжать делать это через сто лет.
Безусловно, Маргарита разделяла отвращение своего отца ко всему французскому, хотя и скрывала это в письмах к Людовику XII. Втайне она радовалась каждому промаху французов, и когда услышала об их поражении у Гвинегейта, была «счастлива больше, чем может выразить словами». Она также напоминала Максимилиану о старых обидах, чтобы вызвать его гнев:
– Между нашей страной и Францией нет границы, и Вы знаете, какую глубокую закоренелую ненависть французы питают к нам.
Эта ненависть была одной из причин, по которым она проявляла особую заботу об образовании принца Карла. В племяннике регентша надеялась увидеть воплощение всех своих мечтаний о будущем величии Австрии и Бургундии. Поэтому воспитывала его в антифранцузских традициях. Современник свидетельствовал:
– Когда его дед император Максимилиан послал знаменитого художника Лукаса Кранаха написать портрет внука, принц, которому шёл восьмой год, поначалу сводил на нет все попытки художника запечатлеть его внешность, он всё время крутился и не мог усидеть на месте ни минуты. Тогда Адриан (воспитатель) приказал поместить на противоположную стену герб французских королей. С этой минуты принц застыл и смотрел, не отрываясь, на ненавистный геральдический символ его врагов.
Маргарита собственноручно подбирала Карлу учителей и воспитателей, присутствовала на их уроках и часто ходатайствовала за них перед Максимилианом. Так, она хвалила Луиса Вакку «за большую и достойную службу, которую он ежедневно оказывал в качестве наставника в течение восьми лет, обучая монсеньора с такой большой заботой и усердием, как и подобает хорошему и верному слуге». Ещё она написала о том, как Карл учился стрелять:
– В понедельник он выстрелил из своего пистолета и имел несчастье убить рабочего из этого города, пьяницу и человека с плохими привычками… что причинило моему упомянутому Господину и мне много горя и сожаления, но с этим ничего не поделаешь.
Когда мальчик отправился на охоту возле Мехелена, Максимилиан возликовал:
– Мы очень рады, что наш сын Карл получает столько удовольствия от охоты.
Но в то же время он рекомендовал, «когда погода мягкая, отправлять его в Анвер и Лувен, чтобы подышать свежим воздухом и… покататься верхом на лошади для его здоровья и силы».
Затем Максимилиан переходит к описанию своего собственного досуга. Утром он подстрелил, по меньшей мере, четырёх крупных оленей, а после обеда – пять цапель.
– Уток и коршунов мы ловим ежедневно без числа; даже сегодня, кроме того, мы поймали четырёх цапель и тринадцать уток или речных птиц в двенадцати перелётах на пол лиги, – добавляет он.
Так, под неусыпной заботой своей тётки и деда Карл подрастал, «совершенствуясь» в своей ненависти к Франции.
Глава 7
Любовный роман
В 1513 году английский король на корабле «Мэри Роуз», названном в честь сестры, Марии Тюдор, высадился на континенте, где встретился со своим союзником императором Максимилианом I. 16 августа вместе с Генрихом VIII император одержал победу над французами в битве при Гинегате, названной «Битвой шпор» из-за того, что французы поспешно покинули поле боя.
В тот же вечер имперский магистр почты Батис де Тассис отправил известие о битве Маргарите:
– Утром император и король Англии столкнулись с 8 тыс. французских всадников; император, имея только 2 тыс., держал их в страхе до четырёх часов дня, когда они обратились в бегство. Сотня вооружённых людей осталась на поле боя и более сотни были взяты в плен из лучших людей Франции, как сьер де Пьен, маркиз де Ротелин и другие.
Кроме того, союзники захватили французский город Теруан, который получил император, а затем – Турне, доставшийся Генриху. Узнав о победе отца, Маргарита приказал снести стены Теруана, который часто служил лазейкой для французского вторжения в Нидерланды. Эту кампанию император провёл фактически без потерь для себя и для своей дочери. Наоборот, Нидерланды получили огромную прибыль, занимаясь снабжением английской армии.
Максимилиан послал из лагеря гонца к Маргарите с просьбой присоединиться к нему в Турне, чтобы познакомиться с будущим родственником, королём Англии.
– Монсеньор, я получила сообщение, которое Вы изволили прислать мне через… моего секретаря, о моей поездке в Турне. Что касается меня, монсеньор, если Вы считаете, что моя поездка туда необходима и может быть Вам полезна, я готова в этом и во всём остальном подчиниться Вам; однако вдове не подобает скакать рысью и посещать армию ради удовольствия, – не без юмора ответила Маргарита.
Тем не менее, осенью 1513 года она встретилась со своим отцом и Генрихом VIII в Лилле. Её сопровождали эрцгерцог Карл и большая свита. Это была первая встреча короля Англии с племянником его жены, а также первое знакомство Маргариты с человеком, едва не заставившим её отказаться от решения оставаться вдовой, которого она придерживалась столько лет.
Среди офицеров Генриха VIII был Чарльз Брэндон, один из самых красивых мужчин своего времени, бывший в большой фаворе у английского короля, который в мае этого же года был произведён в виконты Лайл. Новоявленный лорд Лайл сопровождал своего хозяина на войну во Францию, имея под своим началом 3000 человек, и выказал храбрость при осаде двух вышеупомянутых городов. Английский хронист приводит следующий интересный отчёт о встрече тридцатилетнего Чарльза Брэндона и Маргариты, которая была года на три старше его:
– В понедельник, 11 октября, король вне города принял принца Кастилии, леди Маргарет и других дворян из их страны, и их привезли в Турне с большим триумфом. Прошёл слух, что лорд Лайл обратился с просьбой о браке с леди Маргарет, герцогиней Савойской, дочерью императора Максимилиана, которая до этого отошла от короля со многими богатыми подарками и взятыми взаймы деньгами; но независимо от того, предлагал он брак или нет, она очень благоволила к нему. Там принц и герцогиня пробыли… в течение десяти дней. 18 октября начались турниры, король и лорд Лайл сражались со всеми желающими. Короля сопровождали двадцать восемь пеших рыцарей в плащах из пурпурного бархата и золотой ткани. Возле оружейной палаты… был установлен шатёр из золотой ткани. На короле были накидка из пурпурного бархата, расшитая золотом, и лорд Лайл был в таком же костюме. Было сломано много копий, и было устроено много хороших фуршетов… Когда турниры закончились, король и все остальные сняли с себя шлемы и проехались по склону, оказывая большое почтение дамам, а затем герольды прокричали: «На ночлег!» Этой ночью король устроил роскошный банкет из ста блюд для принца Кастилии и леди Маргарет, а также для всех других лордов и леди, и после банкета дамы танцевали; а затем появился король и одиннадцать человек в масках, все богато одетые в золотые шляпы, и когда они провели время в своё удовольствие, маскарадные одежды были отданы дамам… 20 октября принц Кастилии и леди Маргарет, получив множество подарков, вернулись в Лилль со всей своей свитой.
Через несколько месяцев после этой встречи, 1 февраля 1514 года, Брэндон стал герцогом Саффолком. А в мае уже в Англии Генрих VIII и Саффолк устроили турнир «против всех желающих», одевшись в чёрно-белые одежды, в то время как на их чёрных посохах был написан следующий девиз белыми буквами: «Кто может сдержать эту волю». Причём сплетники утверждали, что этот турнир был устроен в честь вдовствующей герцогини Савойской.
Как бы то ни было, Генрих вскоре встревожился (или сделал вид), когда до него дошли слухи, что его фаворит всерьёз подумывает жениться на Маргарите. Он сразу же написал Максимилиану, выразив свое раздражение по этому поводу, и в тот же день, 4 марта 1514 года, отправил письмо эрцгерцогине, приложив к нему письмо, которое он написал её отцу, оставив на её усмотрение пересылать его или нет.
– Поскольку нам стало известно, – писал английский король, – что в разных местах ходят слухи о предполагаемом браке между Вами и нашим очень дорогим и верным кузеном и советником, герцогом Саффолком, мы прилагаем все возможные усилия, чтобы узнать, откуда может исходить это сообщение; и если мы найдём того, от кого это исходит, мы наложим такое тяжкое наказание, что все другие сеятели лжи впредь поостерегутся.
Вероятно, Маргарите было неприятно получить столь грубое послание, и ещё неприятней было стать жертвой слухов и сплетен.
Поэтому она поспешила оправдаться в письме к английскому послу Ричарду Вингфилду:
– Возможно, Вы знаете, милорд посол, что после нескольких дней пребывания в Турне, слыша изо дня в день о великой любви и доверии, которые король испытывал и испытывает к персонажу, которого нет необходимости называть; а также благодаря его добродетели и изяществу, ибо, как мне показалось, я не так много видела дворян, подобных ему; также учитывая желание, которое он всегда выказывал, услужить мне; все эти вещи заставили меня оказывать ему всяческие почести, которые мне казались вполне приемлемыми из-за короля, его доброго господина, много раз говорившего мне, что эта доброжелательность, которую я проявляю к упомянутому персонажу, может привести к браку…
– На что я ответила, – продолжает Маргарита, – что у меня никогда не было желания так поступать, и что я была слишком несчастлива в замужестве; но он мне не поверил. И после, два раза, в присутствии знакомого Вам человека, он вернулся, чтобы сказать те же слова: «Я хорошо знаю, мадам, и уверен, что мой друг будет вам верным слугой, и что он полностью Ваш, но мы боимся, что… кто-то заставит вас снова выйти замуж». …он заставил меня пообещать, что, как бы на меня ни давил мой отец, я не буду заключать брачный союз, по крайней мере, до его возвращения или до конца года. Что я сделала добровольно, потому что думаю, что больше никогда не попаду туда, где у меня было так много несчастий… В другой раз это было в Лилле, за день до того, как они должны были уехать, он долго говорил со мной в буфетной… И снова, после многих ухищрений и сожалений, он заставил меня подтвердить… подобное вышеупомянутое обещание. И не было больше слов об этом деле… с тех пор…, если бы не несколько любезных писем… И я клянусь Вам, милорд посол, что это правда…
В том же письме Маргарита упомянула о следующем эпизоде:
– Милорд посол, мне сказали, что он показывает всем моё кольцо с бриллиантом, во что я не могу поверить, потому что я очень ценю его как человека добродетельного и мудрого, но я хочу открыть Вам правду до конца. Я не беру в свидетели этого дела никого, кроме короля и его; и в первую очередь его самого: однажды ночью в Турне после банкета он встал передо мной на колени, и, в шутку, снял с моего пальца кольцо. Я рассмеялась, сказала ему, что он вор, и много раз умоляла вернуть мне его обратно, потому что оно было слишком приметное. Но он сохранил его до следующего дня, когда я обратилась к королю, требуя, чтобы он заставил его передать искомое мне… Я пообещала ему один из моих браслетов, которые ношу… он сказал мне, что даст мне другое, лучше, а это хочет оставить себе. На следующий день после того, как он принёс мне один прекрасный бриллиант и столовый рубин, и показал мне, что это для другого кольца; я больше не осмеливалась говорить об этом…
Похоже, Брэндон сам распускал слухи о принцессе, обезумевшей от любви к нему, а в подтверждение своих слов показывал похищенное у неё кольцо. Насколько глубоки на самом деле были чувства Брэндона и Маргариты, мы, вероятно, никогда не узнаем. По крайней мере, официально Генрих VIII не одобрял их флирта. Сама же Маргарита с грустью заметила английскому послу в своём следующем письме:
– Я не знаю другого средства (чтобы прекратить сплетни), кроме того что герцогу следует поискать жену в другом месте.
Тем временем слухи об этом романе дошли до Испании и король Фердинанд в июле обеспокоенно написал своему послу в Англии:
– Правда или нет, что мадам Маргарита выходит замуж за месье де Лиля (Чарльза Брэндона)?
В конце концов, слухи дошли и до Максимилиана, который был крайне недоволен, однако Маргарите удалось убедить его, что все разговоры о её брачных планах не что иное как «подлая ложь». Скандал закончился тем, что Генриху пришлось принести публичные извинения за своего друга императору и принцессе.
Но посреди всех этих хлопот и тревог подготовка к другой свадьбе в Мехелене постепенно направила мысли Маргариты в другое русло. В Троицкое воскресенье, 11 июня 1514 года, её племянница, Изабелла Австрийская, была выдана замуж по доверенности за Кристиана II, короля Дании, который унаследовал трон своего отца годом ранее. В длинном письме к отцу Маргарита даёт интересный отчёт о свадьбе:
– После прибытия датских послов в прошлую среду у них была публичная аудиенция в четверг, они посетили месье и мадам (Карла и его сестру Изабеллу?) и передали послания своего короля со многими добрыми словами; затем они удалились до пятницы, когда я послала канцлера Брабанта, президента Бургундии и других депутатов навестить их… На следующий день, в субботу, они выразили большое желание, чтобы бракосочетание состоялось на следующий день, в Троицкое воскресенье, в этот день король, их повелитель, проводил праздник своего помазания и коронации. Хотя, монсеньор, было очень трудно организовать такую торжественную церемонию за столь короткое время, поскольку она не могла быть проведена так достойно, как я бы хотела, но, стремясь угодить им…, я согласилась… Стороны собрались в указанный день между десятью и одиннадцатью часами… перед большим залом этого дома, где месье де Камбре дал обещания… из уст в уста, как бы прямо между королём Дании… и мадам Изабель, моей племянницей, на которую, безусловно, было приятно смотреть. Сказанные обещания были даны, они отправились слушать торжественную мессу в этом зале; и послы были рассажены в соответствии с их рангом… к большому удовольствию всех… На ужин тоже все сели по порядку, а после ужина были танцы и турниры до самого позднего вечера, когда они удалились укладывать невесту спать… как это принято среди великих правителей. Таким образом, всё было сделано очень торжественно и должным образом, к великой радости упомянутых послов, которые очень благодарили меня при их отъезде…
На следующий день Маргарита написала, что Карл слишком много танцевал на свадьбе своей сестры и заболел:
– Монсеньор показал себя таким хорошим братом и участвовал во всём, даже танцах, в которых он сопровождал упомянутую госпожу, свою сестру, в совершенстве… и, возможно, немного больше, чем могла выдержать его конституция, потому что на следующий день после упомянутой свадьбы на него напала лихорадка…
Две недели спустя эрцгерцогиня сообщила своему отцу, что Карл выздоравливает. Поскольку принцессе Изабелле едва исполнилось тринадцать, было решено, что она должна остаться дома, но не более, чем на год. Причину, по которой король Дании, прозванный «Северным Нероном», так торопился заполучить невесту, наверняка, не сообщили семье Изабеллы. За несколько лет до этого Кристиан сделал своей любовницей красивую голландскую девушку по имени Дивеке («Маленькая голубка»). Он нашёл её в Бергене, в кондитерской, где пекли пироги, и привёз во дворец в Копенгаген. Вместе с девушкой приехала её мать Сигебритта, ужасная особа, которая сразу же стала распоряжаться во дворце, самовластно решая, кого пускать к королю, кого нет. Это вызвало недовольство знати и некоторые не побоялись даже обвинить её в колдовстве. Обстоятельства приняли такой оборот, что датский король едва ли мог рассчитывать сохранить свой трон, если бы срочно не женился.
Младшую же сестру Изабеллы, Марию, отправили в том же году с визитом к венгерскому двору, возможно, с целью её будущего замужества.
5 мая Флоран Эгмонтский сообщил Маргарите из Местрихта:
– Мадам Мария прибыла сюда сегодня вечером в очень хорошем расположении духа, не встретив никакой опасности по дороге для своей персоны… завтра мы отправляемся отсюда в Экс-ла-Шапель.
Путешествие Марии Австрийской прошло благополучно, но её брак с Людовиком Венгерским состоялся только семь лет спустя.
Однако вернёмся к предполагаемому браку эрцгерцога Карла с Марией Английской. В октябре 1513 года английский король и император подписали договор, согласно которому Максимилиан и Маргарита должны были сопроводить Карла в Кале до 15 мая следующего года для празднования свадьбы. Но шесть месяцев спустя Фердинанд и Людовик XII подписали ещё один договор о браке эрцгерцога с Рене, дочерью короля Франции, которой едва исполнилось четыре года. Король Арагона, как дед Карла по материнской линии, считал себя вправе устраивать брак своего внука и наследника. Он сообщил Максимилиану о содержании заключённого им договора, но умолял свата сохранить всё в тайне от Маргариты, поскольку та могла поставить об этом в известность английского короля. Регентша же, оставшаяся в неведении, пыталась убедить своего отца поскорее заключить брак эрцгерцога с принцессой Марией, но император уклонялся от её просьб, придумывая новые оправдания. Упрекнув его за это, Маргарита в своём письме, в марте 1514 года, доказывала, что этот брак должен был обеспечить мир в австрийских владениях, и особенно в Нидерландах.
Тем временем здоровье Анны Бретонской, королевы Франции, значительно ухудшилось. Ещё в 1511 году она перенесла серьёзную болезнь, которая поставила её жизнь под угрозу. Де Бурго, посол Маргариты при французском дворе, в одном из своих писем её секретарю сообщил:
– Королева, как я недавно сообщил мадам, почти поправилась, но прошлой ночью у неё внезапно поднялась температура и другие симптомы, настолько сильные, что её жизнь была в опасности.
Позже он написал, что у королевы была такая плохая ночь, что она потеряла дар речи, но после получения последнего причастия ей постепенно стало лучше. Анна выздоровела, и 4 апреля де Бурго прислал весть о её выздоровлении. Но 23 января следующего года Жан Лево сообщил Маргарите, что «позавчера, то есть 21-го числа этого месяца, в три часа дня королева родила мёртвого сына, к большому огорчению короля, хотя другие воспринимают это спокойно, раз так угодно Богу». Это был последний ребёнок Анны. В марте следующего года у неё снова поднялась температура, и она не вставала с постели до мая. Де Бурго рассказал Маргарите об аудиенции, которую он имел у Анны 19 мая:
– Мадам, хотя королева ещё не совсем здорова и не разговаривает ни с кем посторонним, она была рада увидеть меня… Я нашёл её в постели, но выглядела она хорошо и её здоровье значительно улучшилось.
Тем не менее, Анна так и не оправилась по-настоящему, и 9 января 1514 года скончалась в Блуа, оставив королю только двух дочерей, Клод и Рене. Всё тот же Фердинанд вскоре попытался найти Людовику другую жену и предложил ему жениться на Маргарите, которой тогда было тридцать четыре года, или на её племяннице Элеоноре, которой исполнилось всего семнадцать. Французский король выбрал последнюю, после чего были составлены брачные статьи. Однако против этого брака выступила Маргарита. Тогда Фердинанд в марте продиктовал длинное послание Хуану де Ланусе, своему послу во Фландрии:
– Мы удивлены, услышав, что мадам Маргарита выступает против наших планов, поскольку мы всего лишь следуем совету её отца… Мадам Маргарита указывает на большую разнице в возрасте между королём Франции и мадам Элеонорой. Но Вы должны сказать ей, что в браках великих королей разница в возрасте никогда не принимается во внимание. У короля Франции нет ни сына, ни наследника. Следовательно, сын мадам Элеоноры станет наследником французского престола. Для принца Карла было бы неоценимым преимуществом, если бы сын его сестры стал королём Франции. Мадам Маргарита ошибается, если считает недостатком то, что мадам Элеонора такая худая. Худые женщины обычно… рожают больше детей, чем полные. Если бы король Франции женился на мадам Элеоноре, Австрия, Франция, Англия и Испания образовали бы единую семью, главой которой стал бы император…
– Мы надеемся, что мадам Маргарита не будет отговаривать императора и короля Англии от ратификации перемирия с Францией, и желаем, чтобы браки (принца Карла и его сестры Элеоноры) были заключены в её присутствии и под её руководством, – продолжал хитроумный король Арагона. – Ведь мадам Маргарита – очень набожная и добродетельная дама, и мы ожидаем, что она будет вести себя как добрая христианка и предпочтёт мир войне и кровопролитию… Если это будет необходимо, нужно тайно поговорить с духовником мадам Маргариты и попросить его использовать своё влияние на неё…
Не удовольствовавшись этим, в том же месяце Фердинанд написал уже самой Маргарите, очевидно, в надежде добиться её согласия. Письмо адресовано его «любимой дочери» и начинается с благодарности за все великие услуги, которые она оказала ему, а также «его братьям, императору и королю Англии, и его сыну, принцу (Карлу)». При этом старый лис говорит, что она «самый важный человек в христианском мире, поскольку выступает посредником почти во всех переговорах между принцами христианского мира».
В другом письме Ланузе, несколько дней спустя, Фердинанд всё ещё беспокоится, чтобы регентша не выступила против перемирия с Францией, и отмечает:
– Мадам Маргарита – это человек, от которого больше, чем от кого-либо другого на земле, зависит мир или война.
По секрету он также сообщил Ланузе, что, по его мнению, Маргарита сама хочет выйти замуж за французского короля, и он (Фердинанд) не возражает против этого, но король Франции надеется на сына и наследника, и поэтому не хочет жениться на Маргарите, потому что боится, что она не родит ему детей.
В общем, Фердинанду удалось убедить Максимилиана, что их общий внук Карл должен отказаться от брака с сестрой английского короля. Предлог был таков:
– Принцесса скорее годится ему в матери, чем в жёны!
Хотя Мария Тюдор была старше Карла всего на четыре года.
Генрих VIII обиделся и начал обдумывать брак своей сестры с Людовиком XII, желая из мести предотвратить его брак с Элеонорой Австрийской. Теперь в интересах короля Англии было поддерживать хорошие отношения с Францией, поскольку его покинули те, кто раньше был на его стороне. Все полномочия для брака принцессы Марии с Людовиком XII были отправлены во Францию 29 июля. На следующий день сестра Генриха торжественно отказалась от обещаний, данных от её имени на её брак с эрцгерцогом Карлом. А 7 августа её брачный контракт был подписан в Лондоне французскими послами, причём Маргарита всё ещё оставалась в неведении. Когда, наконец, до неё дошли слухи об англо-французском браке, она им не поверила и даже приказала Иакову де Тьену, лорду Кастра, сказать королю Англии:
– Я никогда не верила в правдивость этого сообщения!
Де Кастр приступил к выполнению своей миссии только в середине августа, в то время как Мария Тюдор вышла замуж по доверенности за герцога Лонгвиля, представлявшего особу Людовика ХII в Гринвиче 13-го. Эта публичная церемония, наконец, убедила Маргариту в том, что её племянника обманули. Она горько жаловалась на недобросовестность короля Генриха и угрожала опубликовать данное им письменное обещание выдать свою сестру замуж за эрцгерцога Карла. Попрощавшись с братом и невесткой, Мария Тюдор с большой свитой во главе с герцогом Саффолком отправилась во Францию. Среди её фрейлин была и Марии Болейн, старшая дочь английского посла в Нидерландах.
Компетентность и проницательность Томаса Болейна произвели благоприятное впечатление на Маргариту, при дворе которой девушки из самых благородных семейств Европы с тринадцати лет оттачивали светские манеры и приобретали необходимые для придворной жизни знания и навыки. Тем не менее, для пятилетней Анны Болейн, младшей дочери посла, Маргарита сделала исключение, потому что, согласно легенде проиграла её отцу в карты свою любимую кобылу, которую тот любезно принцессе вернул. В обмен на её обещание взять Анну ко двору. Так как все считали, что вскоре состоится брак эрцгерцога Карла с английской принцессой, в свиту которой входила старшая дочь посла, сёстры Болейн должны были встретиться в Мехелене. Анна понравилась Маргарите, которая ласково называла её: «малышка Болейн». В письме она сообщила Томасу, что его младшая дочь «настолько приятна на вид для своего юного возраста, что я более обязана Вам за то, что Вы отправили её ко мне, чем Вы мне». К услугам Анны были большая библиотека правительницы и её коллекция произведений искусства. Она совершенствовала свой французский (при дворе Маргариты говорили на этом языке), и, как и другие фрейлины, училась играть на лютне и рисовать.
