Ева Арк
Примадонны Ренессанса
На Новый 1499 год Лодовико послал свояченице два бочонка вина и два ящика лимонов, а в феврале написал ей письмо с благодарностью:
– Рыба была очень вкусной и попала к нам на стол как раз в пятницу Великого поста.
И снова, когда в марте Изабелла Арагонская попросила маркизу прислать теперь уже её собственный портрет, та не упустила случая пококетничать с Моро:
– Боюсь, я скоро надоем не только Вашему Высочеству, но и всей Италии видом своих портретов; но, делая это с неохотой, я не могла отказать настойчивым просьбам герцогини Изабеллы прислать ей мой портрет в красках. Я посылаю его, хотя здесь я не очень похожа и выгляжу более толстой, чем я есть на самом деле, и поэтому попросила Негро, моего грума, показать его Вашему Высочеству и, если Вы одобрите, передать его герцогине от меня.
На что Лодовико любезно ответил:
– Я в восхищении от Вашего портрета, мадонна, и считаю, что он очень похож! Хотя Вы действительно выглядите на нём полнее, чем когда я видел Вас в последний раз, но, возможно, за это время Вы потолстели.
Моро не поскупился на комплименты маркизе, так как в эпоху Возрождения приятная полнота считалась красивой. А вот бескорыстное поведение Изабеллы д’Эсте объяснялось не только жалостью к кузине, но и желанием сохранить хорошие отношения с матерью одного из возможных преемников Лодовико.
Овдовевшая сестра маркиза, Кьяра Гонзага, герцогиня Монпансье, в то время также поддерживала активную переписку с Моро и неоднократно предупреждала его об интригах французского двора, и об опасностях, которых он должен был опасаться со стороны венецианцев. О том, насколько тёплой была эта дружба, свидетельствует розыгрыш одного мантуанского врача, написавшего Франческо Гонзага из Милана:
– Сеньор Лодовико хочет попросить руки мадонны Кьяры для себя и руки мадонны Элеоноры, дочери Вашего Высочества, для маленького графа Павии.
Однако Моро ответил маркизу:
– Мы никогда не видели этого доктора и всё это выдумка!
Позже герцог также написал Кьяре:
– У нас нет ни малейшего намерения жениться во второй раз, хотя мы уже получили предложения на этот счёт как из Неаполя, так и из Германии.
Так как к своему письму Лодовико приложил украшение работы миланского ювелира, Кьяра, в свой черёд, передала ему свою сердечную благодарность и сообщила:
– Мой брат отдал приказ о немедленном аресте беспутного доктора и проследит, чтобы он был передан в руки Вашего Высочества.
Другой принцессой, которая в последние годы постоянно переписывалась с Моро, была его племянница Катерина Сфорца, знаменитая «Мадонна из Форли». Давным-давно Лодовико помог ей противостоять заговорщикам, которые убили её первого мужа и осадили её в крепости, а десять лет назад Галеаццо ди Сансеверино завоевал свои первые лавры на турнире в Форли. С тех пор Моро стал хорошим другом этой воинственной дамы и поддерживал Катерину во всех её ссорах с подданными и соседями.
– Я была готова утопиться, если бы не доверие, которое я испытываю к Вашему Высочеству, – однажды в критический момент написала она своему дяде.
Как-то Катерина сообщила ему, что собирается принять предложения графа Кайаццо для своей дочери, но потом передумала, заявив, что граф слишком стар, и внезапно вспомнила о его брате, графе ди Сансеверино. Однако это предложение Моро быстро отклонил в краткой записке, что Галеаццо не намерен жениться снова.
Между тем в Милане среди знати зрело недовольство правлением герцога, в том числе, со стороны братьев графа ди Сансеверино, так как Лодовико, по их мнению, возвысил Галеаццо в ущерб им.
– Во всём Милане царят проблемы и недовольство. Никто не любит герцога. И все же он по-прежнему правит. Но он предатель Венеции и будет наказан за это, – написал Марино Сануто.
В то время как другой венецианский хронист, Малипьеро, дал выход своей горькой ненависти в таких словах:
– Лодовико надеялся доставить Синьории неприятности своим союзом с Карлом VIII, но Бог, наш покровитель, забрал жизнь этого монарха и сделал его преемником короля, который является врагом Лодовико.
Мало того, маркиз Мантуанский предал своего свояка и отказался защищать Милан от венецианцев. Узнав об этом, Моро намекнул на свои тайные отношения с Изабеллой, утверждая:
– Сеньор Франческо из ревности вёл двойную игру между Миланом и Светлейшей!
Эти слухи возмутили Франческо Гонзага, который попросил своего тестя
– Прошу Вас, сеньор, провести расследование по поводу супружеской измены своей дочери.
Эрколе I с готовностью дал опровержение в ответ на признание Моро (а что ему ещё оставалось?), заявив:
– Все эти слухи неправдоподобны и не соответствуют истине, не только из-за отсутствия фактов, но и из-за очевидной лживости подобных утверждений, которые не будет повторять ни один даже самый незначительный человек.
Оказавшись в безвыходном положении, Лодовико обратился к своему единственному оставшемуся союзнику, императору Максимилиану I, и послал своих доверенных людей во Фрибург с просьбой о скорейшей отправке немецких войск к нему на помощь и одновременно умолял свою племянницу-императрицу защищать его интересы перед своим мужем. К сожалению, Бьянка Мария практически не имела влияния при императорском дворе, а Максимилиану, который с радостью помог бы герцогу, мешала нехватка денег, и он уже был вовлечён в войну со своими неспокойными швейцарскими соседями. Таким образом, Моро лишился последнего союзника, а у Галеаццо ди Сансеверино, верховного главнокомандующего миланскими войсками, было слишком мало военного опыта. В минуту раздражения Лодовико даже упрекнул своего любимца:
– Вы слишком много думаете о красивой одежде и о прекрасных дамах, мессир!
Однако Галеаццо смело ответил ему:
– Подданные Вашего Высочества недовольны и устали от Вашего правления, и если Вы не примете решительных мер, то потеряете своё государство!
К сожалению, его слова оказались пророческими. В июле, когда армия Людовика ХII перешла Альпы, Моро покинул Милан и нашёл убежище у своего родственника императора. Перед этим Лодовико составил последний акт, по которому оставил некоторые из своих земель и домов своим друзьям в Милане и возместил ущерб другим, кому он причинил зло. Главной из них была овдовевшая герцогиня Изабелла, которой он подарил своё собственное герцогство Бари в Неаполитанском королевстве с годовым доходом в 6000 дукатов вместо её приданого.
Покидая Милан, Лодовико остановился перед воротами Санта Мария делле Грацие и, бросив поводья пажу, вошёл в церковь, где была похоронена Беатриче. Там он преклонил колени в молитве у могилы жены, которую так сильно любил и так долго оплакивал. Наконец он поднялся с колен, бросил последний взгляд на мраморное прекрасное лицо и фигуру саркофага Беатриче, и покинул церковь в сопровождении монахов, которые провожали его со слезами и благословениями до дверей. Три раза он оборачивался и слёзы текли по его бледному лицу при последнем взгляде на величественную церковь, в которой упокоилась та, которая ему была дороже всего на свете. Их детей, Массимилиано и Франческо Сфорца, приютила в Мантуе Изабелла. Две любовницы Лодовико, Чечилия Галлерани, графиня Бергамини, и Лукреция Кривелли, княгиня Пальяно, со своими сыновьями от Моро тоже оказались там. Теперь почти все возможные наследники Милана оказались под присмотром маркизы.
Тем временем Павия открыла свои ворота французам и французский хронист Жан д'Оттон без конца удивлялся богатству знаменитого монастыря Чертозы и огромным стадам благородных оленей, которые бродили по парку.
– Воистину, – воскликнул добрый бенедиктинец, прогуливаясь по этим цветущим лугам с розами и миртом и чистыми источниками бегущей воды, – это рай на земле!
Когда 14 сентября кастелян Миланского замка поспешил сдать эту неприступную цитадель неприятелю, Моро, узнав об этом, воскликнул:
– Со времён Иуды никогда не было такого чёрного предателя, как Бернардино да Корте!
Вскоре среди иуд оказались и Эсте.
– Герцог Эрколе и двое его сыновей, – писал феррарский летописец, – отправились на встречу с королём Франции. Что касается герцога Миланского, его имя никогда не упоминается, и вы можете подумать, что он никогда не жил.
В воскресенье 6 октября французский король совершил торжественный въезд в Милан, сопровождаемый герцогами Феррары и Савойи, а также множеством других итальянских принцев и дворян. Среди всех выделялся своим высоким ростом и величественной осанкой бастард папы римского, молодой Цезарь Борджиа. В свите короля был и Франческо Гонзага со своим придворным Бальдассаре Кастильоне, который получил образование при дворе Моро. Вечером молодой человек написал своей матери:
– В прекрасных залах и дворах замка Сфорца, бывших когда-то местом встречи самых выдающихся умов Италии и самых искусных мастеров, теперь полно питейных заведений и навозных куч, а также грубых солдат, которые оскверняют это место своими грязными привычками и дикими ругательствами…
В течение следующего месяца Людовик XII, живя в Миланском замке, участвовал в охотничьих вечеринках со своими гостями и по-королевски развлекался на банкетах у знати. В свой черёд, Изабелла д'Эсте, всегда поддерживавшая зятя, вдруг объявила:
– Я – хорошая француженка!
И, стремясь снискать расположение захватчиков, пригласила королевского маршала Линьи навестить её и послала собак и соколов, а также форель из Гарда Людовику XII, который поблагодарил её:
– Никогда не пробовал лучшей рыбы!
А как только кардинал д'Амбуаз, королевский советник, выразил своё восхищение искусством Андреа Мантеньи, маркиза поспешила пообещать ему картину кисти знаменитого падуанца.
Воспользовавшись новым вторжением французов в Италию, римский папа Александр VI Борджиа решил тоже заключить с ними союз:
– Они помогут выкроить королевство для нашего возлюбленного сына Цезаря!
Женившись на француженке и получив от Людовика ХII титул герцога Валентинуа, Цезарь Борджиа при поддержке французской армии быстро захватил множество городов и крепостей в Романье, в том числе, Имолу, Форли, Чезену, Пезаро и Фаэнцу. Испугавшись за свои владения, Изабелла д'Эсте умоляла его:
– Заберите все мои наряды, но пощадите Мантую!
Впрочем, она напрасно волновалась, ведь её муж, Франческо Гонзага, состоял на службе у французского короля, поэтому Цезарь не осмелился посягнуть на маркизат.
В конце 1499 году по пути в Венецию Леонардо да Винчи, наконец, заехал в Мантую. Изабелла давно настаивала, чтобы флорентиец написал её портрет. Хотя ему оказали тёплый приём, Леонардо был не в восторге от маркизы:
– Она слишком любит командовать и руководить – всем и вся, считая работавших у неё художников разновидностью слуг. Она мечтает о том, чтобы вызывать восхищение собственной персоной, а для этого все средства хороши. Ей непременно надо было иметь у себя всё самое лучшее, что только есть на свете, а для полноты счастья – чтобы все знали об этом!
Леонардо должен был пополнить её коллекцию раритетов. Однако сам он не имел ни малейшего желания делать этого: быстренько создал два рисунка, изображающих двадцатипятилетнюю Изабеллу, дабы отделаться от неё, после чего сбежал. Перед отъездом в Венецию флорентиец взял один из рисунков с собой, а второй отдал Франческо Гонзага. Рисунок, оставшийся в Мантуе, был утрачен. Тот, что был увезён Леонардо, сохранился и сейчас находится в коллекции Лувра. В письмах к художнику Изабелла продолжала непрестанно настаивать на написании своего живописного портрета.
Это было печальное время для верных друзей и слуг Лодовико. Их земли и дома были конфискованы и поделены между победителями. Но никто не страдал так остро и не проливал столько горьких слез, как вдова Джангалеаццо, герцогиня Изабелла Арагонская. Она неблагоразумно отклонила совет Лодовико покинуть Милан, когда началась война, и укрыться на галерах своего дяди Фредерико в Генуе. Вместо этого она осталась в Милане и отправила своего восьмилетнего сына, которого современники описывают как прекрасного ребёнка, похожего на херувима, но слабого умом, как и его отец, на встречу с Людовиком XII в Кастелло. Но, к её ужасу, король отказался позволить юному принцу вернуться к своей матери, и когда он покинул Милан 7 ноября, то взял мальчика с собой во Францию и сделал его аббатом Нуармутье, где он жил в уединении, пока двенадцать лет спустя не погиб во время охоты. После отъезда сына несчастная мать, наконец, покинула Милан. В начале 1500 года она нанесла визит Изабелле д'Эсте в Мантуе, а затем отправилась морем из Генуи в Неаполь и провела остаток своей жизни в своём княжестве Бари.
Жестокость и алчность французской солдатни вскоре привели к росту недовольства среди миланцев, которые вздыхали по старым добрым временам герцога Лодовико, когда, по крайней мере, их жизнь и имущество, а также честь их жён и дочерей были в безопасности. Даже в день въезда французского короля Марино Сануто отмечает, что Людовик ХII был недоволен тем, как мало людей кричали: «Франция!». В то время как венецианцев приветствовали криками: «Собаки!» и они едва осмеливались показываться на улицах.
– Мы накормили короля обедом, – сказал один из жителей Милана. – Вы будете поданы ему на ужин!
Тем временем в Инсбруке изгнанный герцог ждал благоприятного момента, чтобы вернуться и потребовать своё.
– Я буду бить в барабан зимой и танцевать всё лето, – таков был девиз Моро.
С армией швейцарских наёмников он пересёк границу и двинулся в направлении озера Комо, в то время как Галеаццо ди Сансеверино, один из немногих придворных, оставшихся верным герцогу, снарядил 15 кораблей и нанёс урон флотилии противника. В воскресенье, 2 января 1500 года, в Милане зазвонили все колокола и жители с оружием в руках поднялись против французов, загнав их в Кастелло. Утром в понедельник те в страхе бежали из города. Всю дорогу от Комо до Милана встречные приветствовали герцога радостными криками:
– Моро!
– Моро!
4 февраля он вступил в свою столицу, а на следующий день с торжеством отправил Изабелле д’Эсте послание, в котором подробно описал свой победоносный поход и триумфальное возвращение в Милан:
– Два кардинала выехали нам навстречу, мессир Галеаццо и многие дворяне с большим количеством пеших и конных воинов, и мы прошли маршем через весь город до Кафедрального собора. Все улицы, окна и крыши были запружены людьми, выкрикивающими наше имя с таким восторгом, что это было бы почти невероятно, если бы мы сами этого не видели. И вот ко всеобщей радости мы вернулись сюда милостью Божьей, и мы уже слышим, что Лоди, Пьяченца, Павия, Тортона и Алессандрия изгнали французов и по собственной воле вернулись к нашей верности. Мы сообщаем об этом Вашему Высочеству с тем большей радостью, что уверены, что Вы огорчены нашей бедой и будете радоваться вместе с нами этим счастливым успехам.
Тем не менее, возвращение Лодовико застало врасплох всю Италию. Когда в Мантую и Феррару прибыли курьеры, сообщившие, что герцог с триумфом вступил в Милан, люди отказывались верить новостям. Но венецианцы удержали Лоди и Пьяченцу, а герцог Феррарский и маркиз Мантуанский, как бы сильно они ни желали добра своему родственнику и втайне не любили французов, не осмелились навлечь на себя их месть. Напрасно Моро писал страстные обращения к Франческо Гонзага из Павии и Виджевано, призывая его прийти к нему на помощь:
– Безопасность и благополучие Мантуи зависят от безопасности и благополучия Милана!
Собственным побуждением Изабеллы было всем сердцем и душой встать на сторону Моро, и она написала не только ему, но и кардиналу Асканио Сфорца:
– Мне очень хочется лететь в Милан и самой сражаться против французов!
На что брат Моро иронически ответил:
– Присутствие Вашего мужа было бы гораздо полезнее!
Но Франческо был слишком осторожным человеком, чтобы решиться на столь отчаянное предприятие. Он уклончиво отвечал на страстные мольбы своего свояка о помощи, и всё, на что он отважился, это послать своего брата Джованни с конным отрядом на помощь Моро. Тем временем Людовик ХII поспешно собрал большую армию, вступившую в Ломбардию, и вскоре Лодовико из-за измены швейцарцев под Новарой попал в плен к своим врагам. Хронист Антонио Грумелло так описывает пленение герцога 10 апреля 1500 года:
– Уже были предательски открыты одни из ворот, и французы вошли в город. В этой крайности албанский капитан предложил герцогу резвого арабского коня и умолял его бежать. Но Лодовико отказался покинуть своих друзей и согласился только на предложение швейцарских военачальников, чтобы он и его товарищи переоделись простыми солдатами и смешались в рядах. В этой маскировке он готовился покинуть лагерь, когда швейцарский капитан по имени Турман предал его французам.
– Вот он, – Турман указал на Лодовико французскому капитану, который немедленно арестовал его именем короля.
– Son contento (Я рад), – спокойно ответил Моро и больше не сопротивлялся.
Почти загнав свою лошадь, Джованни Гонзага скакал так быстро, как только мог, чтобы поскорее сообщить эту новость в Мантуе. Тогда Изабелла поняла, что крах её зятя был полным и бесповоротным. Все её усилия теперь были направлены на то, чтобы умиротворить французских победителей и вернуть расположение короля Людовика, который обвинил Франческо в том, что тот отправил своего брата сражаться против него. Сама Изабелла была заклеймена в французских кругах в Милане как закоренелая сторонница Сфорца, и потребовалось всё влияние её отца и братьев, чтобы предотвратить открытый разрыв. Однако, проявив свой врождённый такт и дипломатию, маркиза, как и её муж, сумела, в конце концов, вновь завоевать благосклонность Людовика ХII.
2 мая Моро привезли в Лион. Сначала его содержали под стражей в замке Пьер-Сизе, затем в Лис-Сен-Жорж близ Буржа. А затем он был переведён в замок Лош. После неудачного бегства Лодовико был лишён всех привилегий, включая свои книги, и провёл остаток жизни в подземелье замка, где и умер 27 мая 1508 года.
Все современные авторы согласны с тем, что он перенёс свой долгий и утомительный плен с замечательным терпением и силой духа.
– Я слышал, – пишет историк из Комо Паоло Джовио, – от Пьера Франческо да Понтремоли, который был верным спутником и слугой герцога во время его плена, что он переносил своё жалкое положение с благочестивой покорностью и кротостью, часто говоря, что Бог послал ему эти невзгоды как наказание за грехи его юности; поскольку ничто, кроме внезапного удара судьбы, не могло бы ниспровергнуть этот светоч человеческой мудрости.
– Герцог потерял состояние и свободу, и ни одна из его работ не была завершена, – эти слова Леонардо да Винчи можно считать эпитафией Моро.
Вероятно, тайна его любовной связи с Изабеллой умерла бы вместе с ним, если бы не досада Лодовико на предательство Франческо Гонзага. Несмотря на это, Изабелла д'Эсте сохранила свою безупречную репутацию, а если кто из историков и упоминал об её адюльтере, то как-то глухо и неуверенно. В отличие от своего любовника, маркиза умела хранить свои тайны. Всё, что она делала, было сделано хорошо. Однако каждая строчка самого невинного письма Моро к ней наполнена чувством…
Глава 9
Новая соперница
15 мая 1500 года, через месяц после катастрофы под Новарой, Изабелла д‘Эсте, наконец, родила долгожданного сына, Федерико Гонзага. Некоторое время назад монахиня Осанна предсказала это счастливое событие и пожелала маркизе бодрости духа, поскольку её молитвы были услышаны. В детской установили роскошную колыбель, которую герцог Эрколе прислал к первым родам Изабеллы и в которой она отказала своим дочерям. Кроме того, на крестины сына счастливая мать позаимствовала в Ферраре испанские кожаные портьеры и шпалеры. Эта церемония состоялась 16 июля, но не была отмечена никакими празднествами.
– Из-за неспокойной ситуации в Италии он (Федерико) лишился более почётного крещения, – пожаловалась маркиза Елизавете Гонзага.
.Однако к выбору крёстных отцов для сына Изабелла отнеслась со всей ответственностью. Первым стал император Максимилиан, чьей дружбой маркиз стремилась заручиться, не порывая с Людовиком XII, а вторым – кардинал Сансеверино, воинственный прелат, который, как и все его братья, был преданным сторонником Сфорца. Тем не менее, за несколько месяцев до этого ему удалось заключить соглашение с французами благодаря дружбе кардинала д'Амбуаза, советника короля, и вскоре он вернулся в Милан. А третьей августейшей особой, которая должна была держать сына Изабеллы возле купели, был Цезарь Борджиа. С самого начала Франческо Гонзага и его жена осознали растущую власть герцога Валентино (как его называли в Италии), и не упускали возможности умиротворить эту опасную личность.
В ответ 24 мая бастард папы прислал маркизу любезную записку:
– Я встретил счастливое и столь желанное рождение сына Вашего Превосходительства с ликованием столь же великим, как если бы это был мой собственный сын, и с радостью принимаю честь, которую Вы предлагаете мне оказать, умоляя Вас назначить одного из Ваших советников представлять меня у купели и передать мои поздравления Вашей самой прославленной супруге, надеясь, что этот младенец может быть первым из многочисленных сыновей, которым суждено увековечить имя двух таких благородных и славных родителей.
Тем не менее, Франческо полностью не доверял Борджиа. Ещё летом 1499 года герцогиня Урбино пригласила Изабеллу сопровождать её в паломничестве в Рим в юбилейный год, но критическое состояние государственных дел в Ломбардии и приближающееся рождение её очередного ребенка вынудили маркизу отклонить это предложение. По мере приближения времени путешествия Елизаветы маркиз всерьёз встревожился за безопасность своей сестры и, руководствуясь любовью к ней, попросил её отложить свои планы:
– Год длинный и позже мы все трое отправимся в Рим и посетим святые места вместе в более удобное время.
Но когда это письмо дошло до герцогини, она уже направлялась в Рим.
– Самый прославленный принц и дражайший брат, – отвечала Елизавета, – несколько дней назад я покинула Урбино, чтобы отпраздновать юбилей, как я уже говорила Вам некоторое время назад, и сегодня утром добралась до Ассизи, где получила Ваше письмо, в котором Вы умоляли меня отказаться от моего путешествия. Это причинило мне величайшую досаду. С одной стороны, моё единственное желание сейчас, как и всегда, состоит в том, чтобы исполнять Ваши желания, и чтобы оказать Вам послушание, подобающее отцу. С другой стороны, как Вы видите, я уже нахожусь за пределами своих владений, а сеньор Фабрицио Колонна и мадонна Агнесина, моя достопочтенная невестка, сняли дом и сделали для меня все необходимые приготовления. И поскольку я пообещала быть в Марино через четыре дня, и сеньор Фабрицио направляется мне навстречу, я не вижу, как я могу отказаться от поездки с честью для моего господина и для себя, тем более, что всё было обдумано и организовано заранее моим добрым господином. Так пусть у Вашего Превосходительства не будет никаких опасений за мою безопасность, когда Вы услышите, что я сначала отправилась в Марино, а затем инкогнито с мадонной Агнесиной в Рим, чтобы посетить церкви, выбранные для этого Святого юбилея, не раскрываясь и ни с кем не разговаривая.
На следующий день Елизавета продолжила своё путешествие, и, проведя Страстную неделю в Риме и посетив собор Святого Петра и гробницы апостолов, соблюдая строжайшее инкогнито, она вернулась со своей невесткой в замок Колонна на холмах Альбано, где наслаждалась обществом Агнесины и её семилетней дочери, крошки Виттории, которая уже была помолвлена с молодым маркизом Пескара. Вернувшись в Урбино, Елизавета узнала о смерти сводного брата её мужа Антонио Монтефельтро, доблестного солдата, который сражался при Форново вместе с Франческо и жена которого, Эмилия Пиа, была её преданным другом и компаньонкой. Нежное сердце герцогини было полно сочувствия к убитой горем вдове, и она написала Изабелле, что делает вместе с мужем всё возможное, чтобы утешить бедную Эмилию.
Сама Изабелла в самых ласковых выражениях написала Пиа, умоляя её утешиться, поскольку «смерть – это путешествие, в которое мы все должны отправиться».
В начале следующего года 1501 года Изабелла посетила Феррару и провела некоторое время при дворе своего отца, где снова было поставлено несколько комедий.
– Эти пьесы, – замечает она в письме в Мантую, – безусловно, полны пустых слов и не лишены сомнительных пассажей, против которых некоторые люди могли бы возразить. Тем не менее, они очень забавны и вызывают много смеха, главным образом благодаря отличной игре актёров.
По настоятельной просьбе Изабеллы, отец согласился сопроводить её в Мантую, где маркиз тщательно готовил несколько драматических представлений, которые должны были быть даны в его честь. Но в последний момент прибытие папских посланников с важными предложениями от Борджиа задержало Эрколе в Ферраре, и карнавальные празднества в Мантуе состоялись без него. Однако один из его придворных поехал вместе с маркизой и отправил герцогу полный отчет о представлениях в великолепном театре, подготовленном по этому случаю в замке. По его словам, сцена там была четырёхугольной формы и обрамлена аркадами с колоннами, пропорциональными размеру и высоте арок, причём основание и капители каждой колонны украшала листва, а арки с рельефами из цветов открывали восхитительную перспективу, в целом представляя собой древний храм редкой красоты. Задняя часть сцены была завешана золотой тканью с листвой, а по бокам висели шесть картин знаменитого Мантеньи, изображающие триумфы Цезаря. Две стороны сцены были отведены актёрам и декламаторам, на двух других были ступени, занятые, с одной стороны, женщинами, с другой – мужчинами и музыкантами. Под одним углом располагались четыре очень высокие колонны с закругленными основаниями, а между ними грот, выполненный с большим искусством. Крыша над головой сияла сотнями огней, похожих на звёзды, с искусственным кругом, изображающим знаки зодиака, а в центре – солнце и луну, движущиеся по своим орбитам. В углублении находилось Колесо фортуны, на котором были начертаны слова: "Я царствовал, я царствую, и я буду царствовать", а в центре – золотая богиня, восседающая на своём троне и держащая скипетр, украшенный дедьфином. Нижний ярус сцены был увешан "триумфами Петрарки", также написанными Мантеньей, а по центру крыши висели большие золотые канделябры и щит с гербом императора. По бокам сцены находились два больших флага с гербами папы и императора, а также знамёна поменьше с гербами французского короля и Синьории Венеции. Между арками были развешаны знамёна с гербами Феррары и немецкого принца Альберта Баварского, а также гербы самого маркиза и маркизы. Выше по стенам располагались бюсты и статуи из золота, серебра и других металлов, что значительно усиливало декоративный эффект всего помещения. Таким образом, с помощью театра Франческо и Изабелла ухитрились продемонстрировать не только свои самые ценные произведения искусства, но и выказать лояльность своим союзникам, в частности, французам, присутствующим на представлении.
Потеря самых близких людей: сначала матери, затем сестры и, наконец, любовника, без сомнения, была большим ударом для Изабеллы д'Эсте. Однако она была «женщиной с мужским характером» и не стеснялась заявлять:
– Даже в нашем сексе присутствует мужская природа!
Чтобы заполнить образовавшуюся пустоту в душе, маркиза с удвоенной страстью занялась пополнением своих коллекций. В апреле 1501 года Леонардо связался с Изабеллой через брата Петруса де Новеллара, который сообщил:
– Если он сможет, как он надеется, расторгнуть договор с королём Франции, не вызвав его недовольства, самое позднее к концу месяца, он предпочёл бы служить Вашему Превосходительству, чем любому другому человеку в мире.
И в заключение:
– Он немедленно напишет Ваш портрет.
Позже в том же месяце Изабелла получила известие от Леонардо через посланника своего отца во Флоренции:
– Всё, что он мог сказать на данный момент, это то, что я могу послать Вам сообщение, что он начал то, чего желало Ваше Высочество.
Где же этот портрет, начатый Леонардо? Вообще, Изабелла была очень придирчива к собственным изображениям, поэтому их сохранилось не так уж много, хотя ни один другой человек её времени не изображался так часто. Если собственный портрет не нравился ей, она могла его уничтожить, как сделала это с работой Мантеньи. В любом случае, маркиза предпочитала свои идеализированные изображения. А может, Изабеллу д’Эсте Леонардо изобразил на своей самой знаменитой картине? Аргументами в пользу этой гипотезы могут служить некоторое сходство рисунка с «Моной Лизой». Горы на заднем плане и подлокотник кресла (символы высокого положения портретируемого) – как бы тоже свидетельствуют об этом. Более вероятно, что это недавно найденный живописный профильный портрет Изабеллы, который является чуть ли не точной копией сохранившегося рисунка. Но принадлежит ли он кисти Леонардо и его сделал кто-то из учеников или последователей гения, точно неизвестно. По крайней мере, Изабелла выразила благодарность Леонардо:
– Мы настолько Вам обязаны, что нашим единственным желанием будет делать то, что Вы пожелаете, и с этого момента мы готовы служить Вам и доставлять вам удовольствие.
Осенью 1501 года Изабелла родила третью дочь, которая получила имя Ливия, но умерла в возрасте шести лет. Ни этот ребенок, ни Элеонора, которой уже исполнилось семь лет, по-видимому, не очень интересовали её мать, и она редко упоминала их имена в своих письмах. Злые языки поговаривали:
– Своих сыновей она любит больше всего на свете, затем идут её собаки и только потом дочери.
Однако маркиза позаботилась о том, чтобы дать дочери отличное образование, и Элеонору обучили латыни и грамматике. Изабелла сама выбирала учителей и не допускала никакой небрежности или нерегулярности. Однажды, когда один из преподавателей отсутствовал несколько недель, она послала ему приказ немедленно вернуться, если только он не хочет потерять своё место. Но все её самые заветные надежды были сосредоточены вокруг её маленького сына Федерико. Она с нежностью наблюдала за ростом этого драгоценного младенца и, когда маркиз отсутствовал в Мантуе, посылала ему подробные отчёты о сыне:
– Со мной всё в порядке, как и с нашим прекрасным мальчиком, который всегда спрашивает о папе.
Чуть позже гордая мать снова написала:
– Сегодня наш маленький мальчик начал плакать, и сделал четыре шага без чьей-либо помощи; хотя, конечно, за ним внимательно наблюдали, к большому нашему удовольствию и его собственному. Его шаги были немного неуверенными, и он выглядел скорее как подвыпивший мужчина.
