Ева Арк
Примадонны Ренессанса
Глава 17
Последние годы
Женитьба её старшего сына была последним случаем, когда Изабелла принимала какое-либо активное участие в общественных делах. Её тело начало проявлять признаки увядания, и она постепенно стала осознавать свой преклонный возраст. В августе 1531 года маркиза составила завещание, а следующей весной, помимо своей обычной поездки в Венецию, посетила источники Альбано для улучшения здоровья. Ещё до этого она потеряла одну из своих старейших подруг, герцогиню Сора, которая провела последние годы своей жизни в Мантуе. Эта дама завещала Изабелле значительное состояние, умоляя её основать монастырь для помощи бедным знатным дамам и установить гробницу своему мужу и сыновьям в церкви Святой Марии делле Презентазионе. Последняя воля герцогини была исполнена в точности, что, естественно, поглотило большую часть состояния, которое Изабелла унаследовала от подруги, и она была справедливо раздражена, когда её сын Ферранте попросил у неё в долг, ссылаясь на это наследство.
– Если бы я не видела, – ответила маркиза, – что Вы, очевидно, разделяете всеобщее заблуждение о том, что завещание сеньоры Кантельмы значительно обогатило меня, я была бы крайне удивлена Вашей смелости просить у меня 3000 дукатов.
Ферранте всегда был самым расточительным из трёх сыновей Изабеллы и самым беспринципным в своих требованиях к кошельку своей матери. Но он недавно женился на богатой наследнице Изабелле Капуанской и купил у семьи Торелли княжество Гвасталла, к югу от Мантуи, так что Изабелла чувствовала себя вправе сопротивляться его настойчивости по этому поводу.
Осенью 1531 года маркиза отправилась в Венецию, и пока она гостила там, её старый друг Ариосто прислал ей копию третьего издания своего «Неистового Роланда, с посвящением «либеральной и великодушной Изабелле». Как считается, этот замечательный поэт также посвятил ей один из своих мадригалов во время встречи с маркизой на реке Минчио:
Я думал, что давно уж это пламя
Из-за волнений прожитых погасло.
Но всё ж оно горит, сеньор, и масло
Судьба в него как будто бы подлила.
Мне раны прошлые всё растравило
Случайное свиданье
С любимой, и страданье
Душою вновь владеет одинокой;
У Минчио жестоко
Мне красотой прекрасная сияла,
Я, было, – к ней, но вдруг она пропала.
Когда Карл V снова посетил Мантую, Ариосто был приглашён на встречу с ним и подарил императору копию своей книги. А после кончины поэта 6 июля 1533 года Изабелла написала:
– Вся Феррара должна оплакивать его, поскольку мы потеряли в нём не только человека, который был полон доброты, но того, чьи редкие и превосходные таланты сделали его величайшим украшением нашей страны.
Другой её старый друг, Бернардо Тассо, послал Изабелле копию своих стихотворений, озаглавленных «II Libro degli Amori» («Книга любви»), 5 декабря 1531 года, со следующим изящным посланием:
– Меня мало заботит похвала или порицание, которые могут принести мне эти стихи, если только мне не посчастливится заслужить Вашу похвалу.
Зато в лице другого известного писателя и драматурга, Пьетро Аретино, прозванного «Бичом государей» из-за своих сатир против сильных мира сего, Изабелла нашла непримиримого врага. Пожив некоторое время в Мантуе после изгнания из Рима, Аретино позже дал маркизе убийственную характеристику:
– До неприличия безобразная и сверхбезобразно нарумяненная дама с отталкивающими эбонитовыми (чёрными) зубами и жёлтыми ресницами.
По-видимому, прижимистая «примадонна» не захотела откупиться от его острого языка, в отличие, к примеру, от французского короля или даже императора.
Однако другие современники всегда считали Изабеллу необычайной красавицей, хотя и слегка полноватой, как мать, с «живыми глазами» и «живой грацией». Ещё её описывали как красноречивую, умную, очень начитанную, темпераментную, остроумную, с большим азартом игравшую в шахматы и карты. Под покровительством маркизы в Мантуе даже проводился шахматный турнир. Сама же примадонна Ренессанса видела себя такой, как на мифологической картине Лоренцо Коста «Аллегория коронации Изабеллы д'Эсте», украшавшей её знаменитый кабинет. Здесь представлен её триумф: небесная Венера поддерживает стоящего у неё на коленях Купидона, который коронует великолепную маркизу. Среди участников церемонии – музыканты и писатели; таким образом, акцентируется величие Изабеллы как покровительницы искусств. После возвращения в Мантую она открыла там школу для девочек, а свои апартаменты с коллекциями превратила в музей.
Глубокие родственные чувства, которые были основной чертой характера Изабеллы, ещё больше усилилась на склоне лет. Несмотря на то, что она любила Мантую, однако упорно продолжала цепляться за родительский дом и старых друзей. По-прежнему часто посещала двор своего брата и еженедельно получала письма, державшие её в курсе всего, что происходило там. Теперь, когда герцог Альфонсо, наконец, вернул Модену и Реджо, наступила новая эра мира и процветания, и его двор вернулся к своему прежнему веселью. Письма корреспондентов Изабеллы изобилуют описаниями праздников, которые проводились на вилле Скифанойя, и нарядов, которые носили герцогиня Рене и её дамы, потому что маркизу, как обычно, интересовала каждая деталь. 16 ноября 1531 года Рене родила дочь, названную в честь бабки, Анны Бретонской. А спустя два месяца один из феррарских сплетников написал Изабелле:
– Когда госпожа герцогиня ехала сегодня в своих носилках на турнир в Скифанойю, она подозвала меня к себе и спросила, что я думаю о её прекрасном ребёнке. Потом она добавила, что наш сеньор (Альфонсо) сказал, что девочка немного похожа на Ваше Превосходительство в детстве. Я ответил, что тоже так думаю, так как видел Ваш портрет в Мантуе, который, безусловно, похож на малютку. Герцогиня сразу же приказала мне написать Вашему Превосходительству и попросить Вас прислать ей этот портрет.
Изабелла поспешила выполнить просьбу Рене:
–Я посылаю свой портрет, чтобы доставить удовольствие герцогине, и думаю, что это должно быть то, что Вы имеете в виду, потому что портрет был написан, когда мне было около трёх лет. Теперь Вы сможете судить, имеет ли он какое-либо сходство с Её Превосходительством.
Она осталась так довольна этим сходством, что с тех пор стала проявлять особый интерес к маленькой Анне д'Эсте, которая однажды стала женой герцога Франциска де Гиза и передала золотистые волосы Лукреции Борджиа и очарование принцесс дома Эсте наследникам Лотарингского дома.
В ноябре 1532 года Карл V ещё раз пересёк Альпы и вошёл в Мантую 7-го числа, с отрядом бургундских гвардейцев, большим багажом, лошадьми и охотничьими собаками. Его приятные и приветливые манеры произвели большое впечатление на венецианских посланников. Каждый день император отправлялся на охоту или выезжал верхом инкогнито с герцогом и гулял по городу без охраны. Часто люди недоумевали, как отличить его от Альфонсо д'Авалоса, который обычно был рядом с ним и носил тот же испанский костюм из чёрного бархата, расшитый золотом, пока Карл, услышав, как они спрашивают: «Кто он?» с улыбкой не приподнимал шляпу. Ферранте Гонзага и его двоюродный брат, Луиджи Гонзага из Боргофорте, были постоянными спутниками императора, но венецианцы заметили, что Карл говорил о войне и политике только с герцогом Урбино, а охоту и другие развлечения обсуждал с Федерико. На этот раз герцог Мантуанский решил дать серию театральных представлений и попросил свою мать разрешить оборудовать комнаты на первом этаже старого замка под сцену. Подготовка была масштабной и стоила Джулио Романо немалых хлопот. По просьбе Федерико Тициан прислал ему в помощь искусного и «очень приятного художника» Винченцо из Брешии, который написал большое полотно с императором на коне в сопровождении охраны, которое было подвешено к крыше на золотых шёлковых шнурах.
Великолепные картины в новых залах замка Кастелло, и, прежде всего, портрет герцога кисти Тициана, произвели глубокое впечатление на любящего искусство монарха, который неоднократно заявлял, что хотел бы, чтобы этот мастер написал его собственный портрет. После чего Федерико отправил срочного гонца в Венецию, умоляя Тициана немедленно приехать в Мантую, и добавил постскриптум, в котором просил художника привезти с собой свежие запасы рыбы. Тициан, однако, не смог покинуть Венецию и согласился присоединиться к императору в Болонье, где тот должен был снова в декабре встретиться с папой. В День Святого Андрея состоялась торжественная месса, на которой присутствовали герцоги Феррары, Урбино, Милана и Мантуи, а маркиз дель Васто был награждён орденом Золотого руна.
5-го числа в Кастелло состоялся бал, и маркиза Изабелла сидела за столом императора, заменив свою беременную невестку. Когда ужин закончился, Карл взял хозяйку под руку и повёл её к столам, за которыми сидели другие гости, и «сам обслуживал их самым галантным образом в мире». Из-за сильного снегопада Федерико отменил последнюю охоту и приказал приготовить для императора сани. Вскоре пришло известие о прибытии папы в Болонью, и Карл не мог больше медлить.
– Все дамы, – писал венецианский посол, – с восторгом ждали новых развлечений и проклинали папу за то, что он помешал их удовольствиям.
В середине месяца Карл отправился в путешествие в сопровождении герцогов Мантуи, Феррары и Милана и проследовал в Болонью, остановившись по дороге в Корреджо, где он посетил Веронику Гамбара.
13 марта 1533 года герцогиня Маргарита Палеолог родила сына и наследника, который получил имя Франческо по настоянию своей бабушки Изабеллы д'Эсте. Долгожданное событие было отпраздновано с большим торжеством, которое продолжались три дня, и буйная молодежь Мантуи, дав волю своему ликованию, развела огромный костёр, в котором сгорели двери лавок, сиденья дворца юстиции и даже стулья из собора.
Прежде чем покинуть Италию, император решил организовать брак Джулии Арагонской, отвергнутой невесты Федерико, с Джованни Джорджо Палеологом, немощным старым маркграфом Монферратским. Вероятно, узнав об этом, сын Изабеллы рвал и метал: а вдруг его кузина всё же родит пожилому маркграфу наследника? На его счастье, произошло неожиданное: 29 апреля 1533 года Джованни Джорджо после венчания отправился в своё местечко Казале, чтобы подготовиться к торжественному въезду жены. Затем маркграф выехал ей навстречу и по дороге внезапно рухнул с коня. В результате он умер на руках у Джулии. Однако Федерико напрасно радовался: герцог Савойи тоже предъявил свои права на Монферрат. Во избежание военного конфликта между ними Карл V наложил арест на наследство Маргариты Палеолог и только в 1536 году передал ей маркизат, благодаря чему Федерико удвоил свои владения.
В мае 1534 года Альфонсо д'Эсте отправился в Милан на свадьбу своего племянника Франческо Сфорца. Возможно, именно по его предложению Тициан тогда написал портреты жениха и его юной невесты, племянницы императора Кристины Датской. А 31 октября герцог Феррары внезапно скончался, всего через три месяца после смерти своего врага, папы Климента VII. Но потеря брата, к которому Изабелла была нежно привязана с самого раннего детства, не повлияла на узы, связывающие её с Феррарой. Когда зимой Рене заболела после рождения своей второй дочери Лукреции, Эрколе II написал своей тёте, умоляя её провести карнавал в Ферраре и развлечь его больную жену. Изабелла с радостью откликнулась на его призыв и 30 января 1536 года написала своему сыну, герцогу Федерико, о своём благополучном прибытии в Феррару:
– Сегодня я прибыла сюда через полчаса после наступления темноты и была принята архиепископом (её племянником Ипполито) в четырёх милях от Феррары и обнаружила, что герцог и множество дворян и дам ожидали меня на берегу реки. Они сопроводили меня с зажжёнными факелами в моё жилище в Кастелло, напротив церкви Сан-Доменико. Вскоре после этого я навестила герцогиню, у которой была лёгкая лихорадка, а затем пошла в зал, чтобы посмотреть на танцы.
.Несколько дней спустя она написала снова и рассказала о наслаждении обществом герцога и герцогини и об ужине, устроенном Эрколе в новых комнатах дворца, «за которым последовал концерт разнообразной и превосходной музыки, а затем танцы до отхода ко сну».
Очевидно, Изабелла не утратила с возрастом своей способности получать удовольствие от жизни, а бодрость духа и живой интерес, с которыми она принимала участие в развлечениях молодого поколения, делали её общество всегда желанным.
Её любовь к путешествиям тоже осталась прежней. Весной 1535 года маркиза предприняла ещё одну экспедицию в сопровождении своих любимых дам и придворных к берегам озера Гарда, а также посетила прекрасную Ривьеру, где давным-давно провела с Елизаветой Гонзага самую счастливую весну. В этот раз её сопровождал любимый карлик Моргантино, который также ездил с Изабеллой в Рим, и его трюки и шутки привели в восторг местных жителей. Иной раз крестьяне плели для карлика венки из цветов и листьев, и он танцевал в них на берегу озера или присоединялся к танцам сельских жителей, к их большому удовольствию. Однажды, когда он ехал на козлах кареты маркизы, разразился сильный ливень, и Моргантино позволили занять место рядом с его госпожой.
– Если бы он не сделал это, то, должно быть, утонул, как цыпленок! – заметил шутливо один из гостей.
Моргантино и карлица Делия, посетившая с Изабеллой Болонью, стали родителями многочисленного потомства. Их детей маркиза раздаривала нужным людям.
– Я обещала мадам Рене подарить первую девочку, которая родится у моих карликов, – писала она одной из фрейлин герцогини Феррары. – Как она знает, малышке сейчас два года, и она, несомненно, будет низкого роста, хотя вряд ли такой же крошечной, как моя Делия. Теперь она уже может ходить самостоятельно и если герцогиня пожелает, то может забрать её.
Ещё одна крошка была отправлена жене Ферранте Гонзага в октябре 1533 года, и в ответ юная принцесса написала благодарственное письмо своей свекрови:
– Эта карлица – самое милое и нежное существо в мире и доставила мне огромное удовольствие!
В последние годы путешествия Изабеллы, в основном ограничивались Феррарой и Венецией, и лишь изредка распространялись на Солароло. Частые письма, которые она адресовала губернатору и магистратам этого своего любимого города, являются образцами мудрого и дальновидного правления. Хотя она не уклонялась от строгого подавления беспорядков, однако призывала не пренебрегать справедливостью, и старалась способствовать благосостоянию своих подданных.
Любовь Изабеллы к своей дочери Элеоноре никогда не была такой сильной и всепоглощающей, как любовь, которую она питала к своим сыновьям. После смерти герцогини Елизаветы между Федерико Гонзага и его зятем часто возникали недоразумения, которые привели к охлаждению между двумя семьями. Но в последние годы Изабеллу всё больше тянуло к старшей дочери и она тосковало по Элеоноре, которая рано покинула родительский дом и пережила множество неприятностей. После возвращения из Рима в 1527 году, когда Элеонора принимала ванны в Альбано, маркиза с нежностью упомянула о ней во время беседы с монахом-доминиканцем, который сообщил об этом герцогине Урбино:
– На днях, мадонна, Ваша прославленная мать и моя уважаемая госпожа говорила со мной о Вашем Превосходительстве и обо всех несчастьях и болезнях, которые Вы перенесли, и выразила величайшее беспокойство. Дважды Её Превосходительство повторила эти слова: «Бедное дитя было измучено жестокой судьбой, она никогда не была счастлива; я удивляюсь, что она не умерла от горя».
В 1533 году Элеонора провела весенние месяцы в Мантуе и родила сына по имени Джулио. А в следующем году её старший сын Гвидобальдо, получивший первые уроки Вергилия от своей бабушки, женился на Джулии Варано, наследнице Камерино. Изабелла всегда была в дружеских отношениях с этой семьей и поддерживала активную переписку с герцогиней Камерино, которая была связана с домом Эсте. Приданое невесты по этому случаю было, в основном, изготовлено в Мантуе под личным наблюдением маркизы, которая написала герцогине, что все вышивки скоро будут закончены.
– Я очень надеюсь, – добавила она, – что они будут такими прекрасными и совершенными, как я бы хотела, поскольку, как известно Вашему Высочеству, в этом городе есть люди, обладающие большим мастерством и знаниями в этой области искусства.
Таким образом, даже в пожилом возрасте Изабелла сохранила свою репутацию знатока элегантности и тонкого вкуса. По сути дела, она была иконой моды своего времени. Изобретённый ею головной убор «бальцо» в виде тюрбана, в котором она позировала Тициану, и глубокие вырезы платья копировали не только в Италии, но и при французском дворе. Ввела она в обиход знатных женщин и перчатки, неизменно надушенные парфюмом с запахом жасмина. (Духи она тоже изобрела и раздавала в качестве подарков). Французский король Людовик ХII, возмущаясь состоянием рук дам своего двора, приводил им в пример маркизу и велел своему послу прислать некоторое количество перчаток из Мантуи. Также Изабелла первая из итальянок начала носить кальсоны. Как она сама пишет своему другу, когда во время какого-то мероприятия под ней и сопровождавшими её дамами внезапно рухнул деревянный помост, только ей, поднявшись, не пришлось краснеть:
– Всю эту красоту увидели люди, но мы, слава Богу, имели кальсоны!
Послы в Мантуе получали от своих королей задание делать рисунки с нарядов и украшений, которые носила Изабелла. Причём она привнесла модные тенденции не только в одежду, драгоценности и макияж, но и в законы галантности. О её же богатейшей коллекции живописи и скульптуры ходили легенды.
Другим художественным производством, которому Изабелла покровительствовала на протяжении всей своей жизни и на котором она оставила свой след, была майолика. В 1523 году Альфонсо д'Эсте отправил художника по имени Антонио да Фаэнца, который работал на него в Ферраре, к своей сестре в Мантую с несколькими изысканными блюдами и тарелками его изготовления.
– Если Вы хотите похожие работы равной красоты, – писал герцог,
– Вам нужно только отдать приказ маэстро Антонио, который не преминёт Вас удовлетворить.
До сих пор в некоторых музеях, в том числе в Венеции, хранятся сервизы с гербами Гоназага и Эсте, украшенные пейзажами и мифологическими сценами, придуманными маркизой. Но как ни любила Изабелла прекрасную майолику и богатые ткани, элегантные наряды и изысканные украшения, любовь к антиквариату оставалась её главной страстью. Из всех её современниц ни одна не была в большей степени во власти этого «глупого безумия», как выразился один её современник- венецианец, отправив ей в подарок античную мраморную голову. Горячо поблагодарив его, маркиза ответила:
– Если бы эта голова была сделана из бриллиантов и рубинов, я не смогла бы выразить Вам большую благодарность.
Её восторг был еще больше, когда в августе 1536 года кардинал Эрколе, один из её сыновей, прислал ей из Рима слепок медали с изображением Аристотеля, который был обнаружен в Риме. Бывший ученик Помпонацци в полной мере оценил ценность этого редкого сокровища и был уверен, что его мать поймёт тот глубокий интерес, который он испытывал к изображению черт великого философа.
До последнего эта замечательная женщина сохраняла ту непреодолимую любовь к красоте, как в искусстве, так и в природе, которой отличалась ещё в ранней юности. Весенняя красота берегов Гарда и голубые воды этого озера по-прежнему вызывали у неё такой же восторг, как и раньше, и она никогда не уставала улучшать и украшать свои сады в Порту. В последние годы своей жизни она провела много времени в своём любимом убежище, которое было так тесно связано с её самыми счастливыми днями. Здесь был павильон для карточных игр, который Бьяджио Россетти, архитектор из Феррары, построил по образцу летнего домика в саду её матери, и рощица, которую она посадила в год смерти своего отца. Здесь был роскошный мраморный фонтан с рельефами и статуями, спроектированный ломбардским скульптором, создавшим гробницу Беатриче, и лоджия, где Кастильоне любил сидеть летними вечерами, и зелёные лужайки и тихие места, которые смягчали печаль учёного доминиканца, оторванного от своих книг. Здесь также была тенистая платановая роща на берегу стремительного ручья, где Матео Банделло любил сидеть на траве и рассказывать свои замечательные истории принцам и гуманистам, в то время как Изабелла и её дамы отдыхали в жаркий полдень. Здесь были лесные беседки и аркадские места, воспетые священником из Венеции, который посвятил свои пасторальные стихи маркизе:
– Я пою дифирамбы прекрасным садам Порту, вечнозелёным, тенистым, музыкальным, со звуками вод, сияющим сочными фруктами и сладчайшими цветами.
Все они ушли в небытие, как и те гости, чьи весёлые голоса когда-то будили эхо скал и наполняли лесные поляны музыкой и смехом. Но цветы, воспетые венецианским поэтом, редкие растения и отборные экзотические фрукты, которые Изабелла собирала с таким трудом и затратами, по-прежнему были гордостью садов. Трава была всё такой же зелёной, а звук бегущей воды приятно ласкал слух, как в те дни, когда Елизавета Гонзага и Эмилия Пиа прогуливались рука об руку под деревьями.
Сама маркиза проявляла большой интерес к практической стороне садоводства и следила за тем, чтобы фруктовые деревья были подрезаны, а самшитовые и тисовые изгороди подстрижены в надлежащее время года. Она часто посылала своего садовника посмотреть лучшие сады Венеции и иногда позволяла ему, в виде большого одолжения, давать советы своим друзьям. Так, в апреле 1537 года старый гуманист Триссино рассказал Изабелле о запущенном состоянии своего сада в Криколи, и попросил, чтобы её садовник приехал туда на два или три дня и научил его обрезать самшит и дал ему совет «относительно многих других вещей, в которых сад, к сожалению, нуждается». Маркиза любезно откликнулась на его просьбу и отправила к нему своего садовника.
В мае 1537 года Элеонора, герцогиня Урбино, неожиданно прибыла в Мантую, к большой радости Изабеллы, которая 30-го числа написала своему сыну Ферранте, единственному из всех её детей отсутствовавшему на этом семейном собрании:
– Новость, которую я должна сообщить Вам сегодня, заключается в том, что в настоящее время я чувствую себя хорошо, и счастлива, что имею неожиданную радость наслаждаться присутствием не только Его Преподобия (сына, кардинала Эрколе), но и нашей дорогой герцогини Урбино, прибывшей сюда три дня назад, и, судя по её речам и внешнему виду, кажется, тоже вполне здоровой.
Элеонора приехала из Венеции, где её мужа только что назначили генерал-капитаном объединённых армий Лиги против турок, куда вошли император, папа римский и Синьория. Именно в Мантуе она и Франческо Мария позировали Тициану для своих портретов, на котором герцог Урбино изображён в блестящих доспехах, а сорокасемилетняя герцогиня – в парчовом наряде. Не прошло и года, как она овдовела, поскольку 22 октября 1538 года Франческо Мария внезапно скончался в Пезаро. Смерть, которая уже унесла большинство современников Изабеллы, теперь занялась молодым поколением.
Герцогиня Урбино покинула Мантую в июне 1537 года и больше никогда не встречалась со своей матерью. Вскоре после её отъезда Изабеллу навестил старый друг, которого она не видела много лет. Это был не кто иной, как Пьетро Бембо, последний оставшийся в живых из старого кружка в Урбино. Выдающийся гуманист, который теперь редко покидал сладкое уединение своего загородного дома и предпочитал наблюдать за кружащимися в голубом воздухе ласточками и нежной зеленью вьющихся лоз, тем летом снова приехал в Мантую.
– Великолепный Бембо прибыл сюда, – писал мантуанский кастелян Каландра, – чтобы засвидетельствовать своё почтение герцогу, навестить сиятельную мадонну и осмотреть все здешние прекрасные места.
После своего возвращения в Падую Бембо написал герцогине Урбино, как очень счастливо провёл пять или шесть дней с маркизой, осматривая замечательные залы новых герцогских дворцов и покои старого замка. Среди картин, развешанных по стенам Кастелло, Бембо нашёл и свой собственный портрет в небольшой резной раме из орехового дерева, в замечательном соседстве с изображениями папы Льва X, немецкого реформатора Мартина Лютера и гуманиста Эразма из Роттердама. Любопытно было бы послушать беседы маркизы, которая говорила по-латыни лучше, чем любая другая женщина своего времени, и старого гуманиста, которого она любила «нежно, как брата». Этот последний визит в Мантую произвёл большое впечатление на Бембо, и в письме, которое он также написал кардиналу Эрколе Гоназага, «король гуманистов» назвал его мать мудрейшей и самой удачливой из женщин.
Пока маркиза развлекала старого друга в Мантуе, в Феррару приехала не менее знаменитая гостья, Виттория Колонна.
Когда, как обычно, Изабелла навестила родню 23 февраля 1538 года, то маркиза ди Пескара ещё была там. Кардинал Равенны в самых восторженных выражениях описал Эрколе .Гоназга свой вечер с этими знаменитыми дамами:
– Прошлой ночью мы наслаждались редким угощением. Герцог и я, а также маркиза (Виттория) ужинали с Вашей самой прославленной матерью, а после ужина маркиза (Виттория) прочитала нам пять сонетов своего сочинения, которые были настолько прекрасны, что я не думаю, что ангел с небес мог бы написать что-нибудь более совершенное. После этих декламаций, которые доставили нам всем бесконечное удовольствие, появились дамы мадонны, Вашей матери, и с ними сеньора Анна, которая превосходно сыграла несколько пьес. Затем Моргантино вошёл с Делией, и они прыгали и танцевали вместе. Затем сеньора Анна присоединилась к ним и станцевала несколько танцев, что доставило маркизе ди Пескаре, герцогу и всем остальным величайшее удовольствие. Мы все были убеждены, что если бы сама Богиня природы танцевала перед нами, она не могла бы танцевать с более изысканной грацией.
«Сеньора Анна», про которую упомянул кардинал, была шестилетней дочерью герцога Феррары, которая, как считали все родственники, была очень похожа на свою двоюродную бабушку и, очевидно, унаследовала музыкальные таланты Эсте. Вскоре после этого праздничного вечера Изабелла вернулась в Мантую, где тихо провела остаток лета в семейном кругу, о чём мы узнаём из её письма, адресованного Федерико:
– Вчера я отправилась в Кастелло и посетила знаменитую герцогиню, Вашу жену, и мою дочь, которую нашла вместе с маркизом (внуком Франческо) и другими принцами в добром здравии. Всё, что я там увидела, доставило мне величайшее удовольствие и развлечение. Маркиз, который растёт красивым, как цветок, продекламировал тридцать или сорок строк из Вергилия в присутствии своей матери, герцогини, с грацией и ясностью, которые были просто поразительными. Я также видела сеньора Гульельмо, с его пухленьким детским лицом, невинным и весёлым, и его милую сестру, донну Изабеллу, которые в моих глазах являются образцом всех радостей, которые может дать мир.
Два года спустя Франческо, который цитировал Вергилия в пять лет, стал герцогом Мантуи. После него правил пухленький Гульельмо, а их сестра Изабелла вышла замуж за Франческо д’Авалоса.
Любуясь внуками, маркиза не забывала о старшем сыне, чьё здоровье стало ухудшаться. Месяц спустя она убедила Федерико отправиться с ней в Венецию, чтобы сменить обстановку, и с радостью приняла предложение племянника Эрколе д'Эсте пожить в его дворце на Большом канале. Этот прекрасный старый дом ещё помнил Беатриче д'Эсте, которая однажды в мае весело провела там время, хотя его тщательно отреставрировали и роскошно украсили для приёма герцогини Рене, посетившей Венецию в 1534 году.
Маркиза была так счастлива в Венеции, её друзья в этом городе так тепло и с таким почётом приняли её, что она продлила своё пребывание там до конца ноября. Но погода испортилась перед её отъездом, и путешествие обратно в Мантую оказалось слишком тяжёлым для её слабеющих сил. 29-го числа она написала своей овдовевшей дочери Элеоноре:
– Моё возвращение из Венеции произошло в очень плохую погоду и вызвало некоторые нарушения в моём организме, так что до сих пор я не решаюсь покинуть свою комнату, и мне всё ещё немного больно.
Как раз в то время друг Виттории Колонны, монах фра Бернардино, собирался проповедовать в Мантуе, но Изабелла не смогла его послушать. Желудочные боли, которые стали причиной смерти её матери, Элеоноры Арагонской, продолжали беспокоить маркизу всю зиму, и в январе она всё ещё чувствовала себя слишком плохо, чтобы нанести свой ежегодный визит в Феррару. Но она жаждала новостей о своих близких, и 18 января 1539 года феррарский корреспондент рассказал ей о последних карнавальных праздниках:
– Здесь мы наслаждаемся турнирами, маскарадами и банкетами.
Между тем Изабелла медленно приближалась к своему концу, сохраняя полное сознание, и с удовольствием слушала об удовольствиях, которые она больше не могла разделить. Таким образом, она следовала наставлениям своего любимца, доминиканца Маттео Банделло, жить радостно до последнего. Ещё четыре года назад маркиза составила завещание, в котором заботливо упомянула не только своих детей и придворные дам, но и всех слуг. Своих же любимых карликов, Моргантино и Делию, она передавала на попечение герцога и герцогини, а в случае, если те не захотят или не смогут остаться на службе у её сына, то должны были получать ежегодное пособие в размере пятидесяти дукатов.
Перед смертью маркиза успела нежно проститься со своими детьми.
– 13 февраля 1539 года, – пишет хронист францисканского монастыря, – в Мантуе умерла мадонна Изабелла д'Эсте, или, скорее, следует сказать, что её душа обрела вечный покой. Она всегда была набожной и скромной при жизни, и на смертном одре она просила, чтобы её похоронили скромно и без всякой помпы рядом с могилой мужа в Санта-Паола. Это было сделано со слезами и причитаниями всего народа
Изабеллу похоронили рядом с её мужем в церкви Сан-Франческо, иногда называемой Санта-Паола из-за соседнего монастыря, где постриглась её собственная дочь. Герцог Федерико приказал воздвигнуть гробницу в память о своей матери в усыпальнице принцев Гонзага. Прежде, чем она была завершена, любимый сын Изабеллы умер 28 июня 1540 на своей вилле в Мармироло то ли от оспы, то ли от последствий врождённого сифилиса, оставив своего маленького сына Франческо на попечение брата, кардинала Эрколе, и своей жены Маргариты. Он был похоронен, согласно его последней воле, рядом с матерью в Сан-Франческо.
Со своей жизненной энергией и острым наслаждением жизнью, поклонением красоте и широкой культурой, со своим безмятежным характером и великой душой Изабелла остаётся образцом итальянки эпохи Возрождения.
