Ева Арк
Примадонны Ренессанса
– Более красивый, – пишет Сорцано, – чем все остальные, и полный очаровательных девушек.
После чего продолжает:
– Мы увидели Оружейную палату маркизы, которая достойна сравнения с залами Совета десяти, кабинет, содержащий драгоценности и бесценную посуду, и Гроту, в которой маркиза собрала бесконечное количество редких и красивых вещей.
К несчастью, сама Изабелла страдала от приступа лихорадки и не могла принимать гостей, но отдала приказ, чтобы их приняли со всем почтением и показали все её сокровища. Наконец, венецианцев отвели посмотреть конюшни в поместье Те, за стенами города, где их восхищённому взору предстало 150 великолепных скакунов знаменитой берберийской породы Гонзага. Затем для усталых путешественниками был накрыт ещё один ужин из отборных яств и сладостей, после чего певец Марчетто исполнил несколько песен под лютню «так восхитительно, что вы не могли бы пожелать ничего лучшего».
Франциск I тоже всецело наслаждался жизнью в Милане, занимаясь охотой, игрой в мяч и дамами. Главной заботой Изабеллы теперь было подружиться с победителем при Мариньяно, а король, со своей стороны, не меньше стремился увидеть блистательную маркизу. Однако Изабелла отклонила его настойчивое приглашение, сославшись на плохое самочувствие своего мужа, и решила отправить своего сына отдать дань уважения молодому королю вместо Франческо. Тем более, что три года, проведённые Федерико при дворе Юлия II, сделали из него идеального придворного. В Милане, где юношу ждал тёплый приём, он был приглашён сопровождать Франциска I до Виджевано. Король был так очарован красотой и нарядами итальянских дам, что Федерико попросил мать прислать восковую куклу, одетую и причёсанную по мантуанской моде и с выкройками, дабы француженки могли их копировать.
– Мы с радостью пришлём фигуру, одетую по моде, дабы угодить его христианнейшему величеству, – ответила Изабелла, – но боюсь, что он не увидит ничего нового, поскольку здесь мы одеваемся точно в том же стиле, что и миланские дамы.
Однако всё осложнилось, когда Франциск прослышал о любовнице вице-короля и пожелал её увидеть. С этой целью он поручил епископу Ниццы забрать Бронину из монастыря. Епископа снабдили подложной папской индульгенцией на случай совершения ею греха. Изабелле ничего не оставалось, как закрыть на всё глаза и Бронине пришлось ехать против своей воли. В дороге они повстречались с некими испанцами, которым она сообщила своё имя, умоляя спасти её. Они без всяких колебаний освободили её и задали епископу хорошую трепку. Франциск I был весьма недоволен тем, что тот не справился с его поручением. Епископу пришлось бежать в Мантую, где он некоторое время прожил в лодке посреди озера, в равной степени опасаясь французского и испанского кинжалов.
Несмотря на это позорное дело, Федерико удалось сохранить благосклонность Франциска I, и маркиза неохотно позволила своему сыну уехать вместе с королём во Францию в январе 1516 года. В течение весны и лета сын Изабеллы оставался при французском дворе и сопровождал Франциска I в Блуа, Амбуаз и другие королевские замки. Но если все опасения с этой стороны оказались напрасными, то в Риме папа по-прежнему лелеял амбициозные планы насчёт Урбино. В июне 1515 года жезл гонфалоньера Церкви был внезапно отобран у Франческо Марии делла Ровере и передан Джованни Медичи, родственнику папы, и хотя Лев X заверил герцога Урбино в своей неизменной дружбе, это не смогло усыпить подозрения Изабеллы. Двуличие папы в этом вопросе было полностью доказано. Приехав в декабре на встречу с ним в Болонью (перед своим возвращением во Францию), Франциск I неохотно согласился пожертвовать Урбино в обмен на Парму и Пьяченцу. Однако, пока был жив его брат, Лев X воздерживался от военных действий. Джулиано Медичи не забыл о том, что герцог и герцогиня Урбино приютили его после изгнания из Флоренции, и когда папа приехал навестить брата во Фьезоле во время его последней болезни, тот умолял не отнимать герцогство у племянника Елизаветы Гонзага.
– Выздоравливайте поскорее, брат, и не беспокойтесь об этих вещах, – успокоил его Лев Х.
В свой черёд, Биббиена, который остался во Фьезоле после отъезда папы, сообщил Изабелле:
– Я передал герцогу Ваши добрые пожелания, мадонна, но, боюсь, надежды на его выздоровление мало.
Месяц спустя, 17 марта 1516 года, Джулиано умер от туберкулёза, оплакиваемый всеми как лучший из Медичи. Его должность гонфалоньера Церкви была немедленно передана племяннику папы Лоренцо, а герцог Урбино был вызван в Рим, чтобы дать ответ на длинный список обвинений, включая убийство кардинала Алидози, любимца Юлия II.
Напрасно молодой Федерико Гонзага ходатайствовал перед Франциском I за своего шурина, напрасно герцогиня Елизавета Гонзага сама поспешила в Рим, чтобы встретиться с папой и напомнить Лоренцо Медичи о тех днях, когда его отец гостил в Урбино и она нянчила его на своих руках. Лев Х принял её с величайшей сердечностью, кардиналы стекались, чтобы оказать ей знаки внимания, и Бембо ещё раз заверил её в своей неизменной преданности. Но когда на следующей аудиенции герцогиня обратилась к состраданию святого отца и напомнила ему об их старой дружбе и о гостеприимство, которым он и его покойный брат пользовались в Урбино во время своего изгнания, папа только пожал плечами и посмотрел на неё сквозь лупу.
– Ах, святой отец, – продолжала Елизавета, набираясь смелости, – разве Вы не помните, как в те дни мы молились, чтобы Вы могли вернуться к своим? И Вы хотите выгнать нас из дома просить милостыню? Разве Вы сами не помните, как горько скитаться по Италии в качестве нищего изгнанника?
Но Лев Х не произнёс ни слова, и бедная герцогиня в отчаянии вернулась в Урбино. 27 апреля Франческо Мария был изгнан и лишён своего состояния, а в мае Лоренцо Медичи вторгся в Урбино во главе 20 000 человек. Франческо Мария с помощью храброго мантуанского капитана Алессио Беккагуто, которого его тесть послал ему на помощь, предпринял тщетную попытку сопротивления, но его собственные подданные восстали против него, и, бросив оружие в реку, он удалился в Пезаро. Здесь он погрузился с двумя герцогинями и всем своим самым ценным имуществом на корабль и отправился морем в Мантую. Сильный шторм гнал их корабли, согласно одному сообщению, «около 700 миль на восток, почти к славянским берегам», но, наконец, ярость ветра утихла, и 8 июня путешественники достигли Питолы, где для них были спешно подготовлены помещения. Сама Изабелла гостила у своего родственника Луиджи Гонзага в его летнем дворце Боргофорте, на реке По, в нескольких милях к югу от Мантуи, и бедные герцогини приехали туда навестить её, но маркиз не захотел вызывать недовольство папы, приняв изгнанников под своей крышей, и они решили пока остаться в Питоле.
– Сегодня, – писал придворный-мантуанец своему молодому господину Федерико Гонзага, – Изабелла Лаваньола (дама маркизы) приехала в Мантую, чтобы отправить оттуда в Питолу кровати для герцога и герцогини Урбино, которых ждут там сегодня вечером. Их маленький сын, сеньор Гвидобальдо, уже четыре дня живёт в комнатах Вашего Высочества в Корте, и он самый умный и самый очаровательный ребенок в мире. Он смело говорит: «Если бы папа Лев пришёл сам, он никогда не смог бы отобрать имущество у моего отца», и другие вещи, которые заставляют нас всех удивляться, поскольку ему всего два года. Для герцога и герцогинь тоже готовятся комнаты в Корте.
Но несколько дней спустя тот же автор объяснил, что изгнанники и их свита останутся в Питоле, пока папа не разрешит им приехать в Мантую. К счастью, у Елизаветы Гонзага был добрый и любящий друг в лице Изабеллы, которая делала всё возможное, чтобы облегчить её положение, так как, похоже, была более глубоко привязана к своей невестке, чем к собственной дочери.
18 августа племянник папы, Лоренцо Медичи, был назначен герцогом Урбино. В то же время Лев X подписал соглашение с маркизом Мантуи, согласно которому Франческо Марие, которого называли «бывшим герцогом Урбино», со своей семьёй было разрешено проживать во владениях его тестя при условии, что он никогда не оставит их без разрешения папы и не вступит в какие-либо переговоры со своими бывшими подданными или с другими державами.
В течение следующих пяти лет две герцогини занимали комнаты в Корте Веккья и покидали Мантую только для того, чтобы время от времени посещать Венецию. Маркиз назначил им ежегодное пособие в размере 6000 дукатов, но, несмотря на эту щедрую пенсию, бедные дамы часто оказывались в тяжёлом положении. Вскоре после прибытия они были вынуждены переплавить дорогую серебряную посуду, которую они привезли из Урбино.
Собственное состояние Изабеллы, как и казна Мантуи, тоже были сильно истощены. Её письма к Федерико показывают, насколько велики были трудности, с которыми она сталкивалась, снабжая его деньгами, достаточными для того, чтобы он мог появиться при французском дворе с блеском, подобающим его рангу:
– Вы просите меня заплатить Вашему слуге Стефано, что я бы с радостью сделала, если бы было возможно творить чудеса и накормить пять тысяч человек небольшим количеством хлеба и ещё меньшим количеством рыбы. Но с двадцатью восемью или тридцатью мерами пшеницы и восемью или девятью бочонками фриульского вина невозможно содержать всех Ваших слуг.
Однако у корреспондентов Федерико вскоре появилась и хорошая новость, которую они сообщили ему той же осенью. Это был брак графа Бальдассаре Кастильоне, который вернулся в свой старый дом с изгнанными властителями Урбино. 17 октября он взял в жены Ипполиту Торелли, прекрасную пятнадцатилетнюю девушку, матерью которой была дочь Джованни Бентивольо, бывшего сеньора Болоньи, и сестра жены Джованни Гонзага. Вся члены семьи Гонзага с радостью приветствовали возвращение своего прежнего любимца в Мантую и почтили своим присутствием его свадьбу.
Молодая герцогиня Элеонора Гонзага выехала в карете вместе с Лаурой Бентивольо и длинной свитой придворных навстречу невесте, в то время как Изабелла и Елизавета встретили её в доме жениха, старинном дворце XIII века, величественные порталы которого до сих пор возвышаются на площади Сорделло. В знак особой милости маркиз отправился на луга Те, где у него были обширные конюшни, и вышел из своей кареты, чтобы поцеловать руку невесты и приветствовать счастливую пару. Два дня спустя в честь этого события в доме Джованни Гонзага представили драматическое представление. Была исполнена комедия под названием «Гог и Магог», написанная за несколько лет до этого умершим другом Кастильоне, молодым мантуанским поэтом Фальконе.
– Госпожа присутствовала, – свидетельствовал один из придворных, – со всем двором и монсеньором де Сен-Поль и многими другими французскими дворянами, но Лотрек не приехал.
Из этого следует, что на бракосочетание Кастильоне был приглашён Лотрек, вице-король Милана. Политика маркизы теперь заключалась в том, чтобы поддерживать хорошие отношения с Францией и, по возможности, постараться отдалить Франциска I от папы римского.
В начале следующего 1517 года Франческо Мария предпринял храбрую попытку вернуть свои владения во главе армии немецких, испанских и французских наёмников. В течение восьми месяцев молодой герцог противостоял папским войскам во главе с Лоренцо Медичи и кардиналом Биббиеной, и только прибытие подкрепления, которое Франциск I очень неохотно отправил на помощь своим союзникам, наконец, заставило зятя Изабеллы отказаться от неравного состязания. Но, в конце концов, Лев X был вынужден предоставить своему врагу почётные условия мира. Он выплатил жалованье войскам Франческо Марии, позволил ему вывезти своё оружие и знаменитую библиотеку из Урбино в Мантую и пообещал выплатить двум герцогиням их приданое, хотя эту часть соглашения так и не выполнил. Таким образом, единственным трофеем бесплодных побед Франческо Марии оказались шесть вражеских знамён, которые были несомненным доказательством его личной доблести.
В апреле 1517 года Изабелла, оставив на попечение Елизаветы и Элеоноры больного мужа, отправилась по ранее данному обету в паломничество к святилищу Марии Магдалины в захолустное местечко Сен-Максимин-ла-Сен-Бом в Провансе. Главной же целью успешной поездки было заключение союза между Мантуей и королём Франциском I. Изабеллу сопровождал неизменный Марио Эквикола, который написал отчёт об этом путешествии для Федерико Гонзага. При этом Эквикола не удержался, чтобы не затронуть свою любимую тему о превосходстве женщин над мужчинами. Порывшись в архивах Экса, он сделал вывод:
– Главным отличием трубадуров от античных поэтов было уважение к даме.
После принесения обетов Изабелла посетила несколько городов на юге Франции и отправилась на север в Лион. Но, куда бы маркиза ни отправилась, её красота и утончённый вид привлекали внимание французов, и один из её приближенных написал из Лиона 4 июня Федерико Гонзага о том восхищении, которое вызывала его мать:
– Ваше Превосходительство должно знать, что всякий раз, когда госпожа проходит мимо по улицам, все мужчины и женщины всех слоёв общества бросаются к дверям и окнам или останавливаются на дороге, с удивлением глядя на её красивые одежды и наряды её дам. Многие люди здесь говорят, что одежда, которую носят наши дамы, намного красивее, чем та, что можно видеть во Франции, а некоторые люди говорили мне, что они с трудом могли поверить, что госпожа была матерью Вашего Превосходительства, и были уверены, что она должна быть Вашей сестрой.
На обратном пути маркиза заехала в Феррару и нашла, наконец, полное взаимопонимание с невесткой на почве религии, ибо с годами Лукреция Борджиа, как и её муж Альфонсо д’Эсте, стала очень набожной.
Когда Изабелла вернулась в Мантую, её старый друг Бернардо Проспери, который приехал, чтобы встретиться с ней, написал в Феррару:
– Её Высочество заметно похудела но здорова и красива, как и двенадцать лет назад.
Две недели спустя, в праздник святой Марии Магдалины, Изабелла и её сын отправились смотреть на представлении сцен из жизни святой, которое давали несколько монахов, живших в монастыре за пределами Порта Праделла. Сцена была установлена у внешней стены церкви, а напротив был воздвигнута просторная деревянная трибуна частично на земле, частично в водах озера, омывающего городские стены. Как раз в тот момент, когда зрители расселись, болотистая почва поплыла, деревянная платформа сломалась, и маркиза со своими спутниками внезапно упала в озеро. Сама Изабелла оказалась по пояс в воде, Федерико вывихнул лодыжку, а многие придворные и дамы получили серьёзные ушибы.
– Но, благодаря Богу и Магдалине, – как заметила Изабелла в одном из своих писем, – никто не погиб.
Вскоре после этого состоялось обручение Федерико Гонзага с Марией Палеолог, восьмилетней дочерью Гульельмо II, маркграфа Монферратского, потомка императоров Латинской империи, созданной крестоносцами на землях Византии. Две семьи долгое время были в дружеских отношениях и первое предложение о браке было сделано, когда Федерико посетил Казале, столицу Монферрата, по возвращении из Франции. А в октябре 1517 года Изабелла уже рекомендовала своего старого учителя музыки, Анджело Тестагросса, маркграфине Анне Алансонской:
– Это отличный учитель для нашей общей дочери Марии!
После чего не без юмора добавила:
– Мы и сами когда-то учились у него и не его вина, если мы оказали ему такую честь.
В следующем году маркграф Монферратский умер, оставив шестилетнего сына и двух дочерей на попечении их матери, принцессы из дома Алансонов. По настоятельной просьбе овдовевшей маркграфини Изабелла нанесла ей визит в Казале в октябре 1518 года и по пути провела два дня в Милане. Местные дворяне и дамы поспешили засвидетельствовать своё почтение популярной маркизе, которая заметила доминиканцу Маттео Банделло:
– Мы никогда раньше не видели столько прекрасных карет и богато украшенных экипажей!
По возвращении в ноябре она посетила Асти и Геную, в то время как в Мантуе её с нетерпением ожидала Елизавета Гонзага:
– Мне казалось, что Вас не было тысячу лет!
В последние годы жизни её мужа почти всё время и мысли Изабеллы были заняты его болезнью. У неё не было ни времени для учёбы и музыки, ни денег, чтобы заняться украшением своих комнат и приобретением новых сокровищ. Тем не менее, её вкусы и привычки остались прежними. После возвращения из Рима она с новым рвением приступила к изучению латыни под руководством Марио Эквиколы. Когда же тот уехал в Испанию, чтобы выразить соболезнование молодому королю Карлу в связи со смертью его деда Фердинанда, маркиза, жаждущая возобновить занятия, шутливо написала ему:
– Мы уже оставили все надежды когда-либо увидеть Вас снова, но предупреждаем, что, если Вы всё-таки вернётесь, мы намерены заставить работать Вас так усердно, что Вы быстро испустите дух!
Между тем её прекрасные дворцы с их бесценными коллекциями картин и антиквариата вызывали восхищение у всех посетителей Мантуи.
В марте следующего года Изабеллу навестил её старый друг Триссино, который остановился в Мантуе на обратном пути после папской миссии в Инсбрук, чтобы погасить ссуду в 400 дукатов, которую маркиза щедро предоставила ему несколько месяцев назад. В обмен на эту своевременную помощь папский нунций сообщил маркизе ценную информацию о секретном соглашении, заключённом между Львом Х и императором Максимилианом I. Изабелла тут же предупредила своего брата Альфонсо, чтобы тот был готов ко всему, поскольку этот договор мог представлять опасность для Феррары.
Несколько недель спустя она приняла ещё одного гостя в лице миланского скульптора Кристофоро Солари, который вырезал прекрасные изображения на саркофаге её сестры Беатриче. Этот превосходный мастер приехал из Феррары с рекомендательным письмом от герцога Альфонсо, просившим свою сестру показать ему свои картины и предметы старины. Изабелла с радостью выполнила эту просьбу и воспользовалась визитом Кристофоро, чтобы попросить его взяться за новую работу. После длительных проволочек скульптор согласился спроектировать великолепный фонтан для садов её любимой виллы в Порту, и пообещал собственноручно вырезать все мельчайшие рельефы и декоративные детали, в то время как для выполнения остальной работы были наняты два помощника. Но Солари умер от чумы до того, как фонтан был закончен. В конце концов, после возвращения маркизы из Рима в 1527 году, мрамор, который он приготовил и рельефы, которые он вырезал, были переданы его сыну и другому известному павийскому скульптору, выполнившему работу по эскизам, оставленным покойным мастером.
В доминиканском монастыре Мантуи также поселился другой её давний друг, писатель Маттео Банделло. Остроумие и блестящий талант этого монаха, а также его редкий дар рассказчика сделали его желанным гостем на небольших обедах и ужинах, где Изабелла любила собирать поэтов и гуманистов, на продуваемых ветром высотах Каврианы или в прохладных садах Порту.
– Это стало моей привычкой, – пишет доминиканец, – в летние месяцы, когда я жил в Мантуе, два или три раза в неделю заходить засвидетельствовать своё почтение госпоже Изабелле д’Эсте, маркизе Мантуи, в её самом восхитительном дворце в Порту, и проводить целый день, обсуждая различные темы с её кавалерами и дамами.
В мантуанском обществе Банделло черпал вдохновение для своих произведений. Он сам рассказывал, как однажды Изабелла, прогуливаясь со своими дамами среди кипарисов и апельсиновых деревьев террасных садов, одновременно слушала интересную историю, которую рассказывал один из её приближённых. Неожиданно повернувшись к монаху, она сказала:
– Банделло, эта история хорошо подошла бы для одной из новелл, которые ты пишешь каждый день!
Поэтому на страницах новелл Банделло можно встретить как учёных и гуманистов, состоявших на службе у маркизы, так и весёлых дам из её свиты, а также самого Франческо Гонзага, в последние годы своей жизни прикованного к постели, но всё ещё любившего вспомнить приключения своей юности и остро наслаждающегося грубой шуткой; его брата Джованни, «самого честного и разумного человека, который когда-либо жил», расточительного племянника маркиза, игрока и воина Алессандро, и многих других доблестных капитанов и дворян Мантуи. Но лидером всей этой блестящей компании, конечно, была Изабелла, которая любезно приветствовала гостя, лучезарно улыбалась последнему оратору, предлагала новые темы для обсуждения и добавляла к общему запасу свой живой ум, свои обширные знания и мудрость.
Маркиза, со своей стороны, испытывала искреннее уважение к доминиканцу и ценила его не только за блестящие способности и добродушный характер, но и за его верность и преданность. В апреле 1518 года она дала монаху письменное свидетельство, адресованное генеральному викарию доминиканцев, в котором опровергла некоторые обвинения, выдвинутые против Банделло, и засвидетельствовала его превосходное поведение в тот период, когда он жил в Мантуе:
– Преподобные отцы, просим вас отбросить любое плохое мнения о нём, которое у вас могло сложиться, если это действительно так, в чём мы, со своей стороны, сильно сомневаемся, мы от всего сердца молим вас дорожить им и почитать его так, как того заслуживают его бесконечные добродетели. Это будет не только справедливо и достойно само по себе, но и доставит нам величайшее удовольствие.
Вернулся в Мантую Банделло только год спустя, уже после смерти маркиза, чтобы поддержать свою давнюю подругу:
– Как Ваш верный слуга, я обязан, рискуя показаться нескромным, выразить Вам соболезнования, что я бы сделал от всего сердца, если бы писал даме, которой присуща слабость, свойственная обычным женщинам. Но когда я вспоминаю, что Ваше Высочество, которая наделена всеми превосходными дарами и добродетелями, делающими Вас лучшей среди женщин, может найти лучшее лекарство от этой печали, чем может прописать тысяча писем, я чувствую, что мне больше не нужно ничего говорить.
