Ева Арк
Примадонны Ренессанса
Тем временем в Италии происходили политические события чрезвычайной важности. Дочь папы римского Лукреция Борджиа после расторжения своего первого брака с Джованни Сфорца, двоюродным племянником Моро, снова вышла замуж за Альфонсо, герцога Бишельи, внебрачного сына покойного короля Альфонсо II Неаполитанского, и племянника правящего короля Федерико. Союз оказался счастливым, но принц был настолько глуп, что поссорился с Цезарем Борджиа. В июле 1500 года на Альфонсо напали пятеро убийц в масках, когда он выходил из покоев папы, и серьёзно ранили его.
– Каждый здесь, – писал Кальмета из Рима Елизавете Гонзага, – знает, что это дело рук герцога Валентино.
Несколько недель спустя раненый был задушен в своей постели в Ватикане охраной Цезаря.
– Папа, – писал мантуанский посланник, – очень недоволен этим событием, как из-за короля Неаполя, так и ради своей дочери, которая в отчаянии.
Сразу после этого поступка, вызвавшего всеобщий ужас, Цезарь Борджиа отправился на завоевание Романьи во главе армии из 7000 человек. Сначала Пезаро, затем Римини сдались без единого удара, и Джованни Сфорца, первый супруг Лукреции, бежал в Мантую. Франческо Гонзага принял его любезно, но прямо сказал ему, что ничего не может сделать против Борджиа. Изабелла же не могла скрыть своего восхищения маленьким городком Фаэнца, который единственный среди городов Романьи оказал решительное сопротивление завоевателю. 20 апреля 1501 года она написала своему мужу:
– Я рада слышать, что жители Фаэнцы так верны и постоянны в защите своего господина, и чувствую, что они восстановили честь Италии.
Но через пять дней после этого Фаэнца была вынуждена сдаться, а её храбрый молодой правитель Манфреди был взят в плен и задушен в замке Святого Ангела в Риме. В то же время Изабелле пришлось оплакивать разорение семьи своей матери и падение последнего короля из дома Арагонов. Судьба Федерико была уже предрешена. В ноябре 1500 года между Людовиком XII и Фердинандом Католиком, королём Испании, был заключён секретный договор о разделе Неаполитанское королевство. В июне большая французская армия пересекла Альпы и двинулась на Неаполь. После ожесточённой битвы город сдался, Федерико бежал на Искью и отрёкся от престола в пользу французского короля. Ситуация была тревожной, и Изабелла была сильно обеспокоена, услышав от посланника своего отца в Милане, что её муж навлёк на себя подозрения французского вице-короля, кардинала д'Амбуаза, из-за его предполагаемых интриг с императором. В этих обстоятельствах маркиз понял, что его лучшая политика – это поддерживать дружбу с Цезарем Борджиа, и решил не противодействовать плану герцога Валентино выдать замуж свою сестру за вдовца Альфонсо д'Эсте, старшего сына герцога Феррары. Через несколько недель после убийства второго мужа Лукреции сообщение об этом предполагаемом браке уже было предметом разговоров в Риме.
– Дочь папы римского, – свидетельствовал немецкий паломник, посетивший Рим в этот юбилейный год, – собирается выйти замуж в третий раз, хотя первый её муж ещё жив. Если один ей не нравится, она просит другого.
В феврале, когда Изабелла была на карнавале в Ферраре, посланник папы сделал её отцу официальное предложение на этот счёт. Поначалу гордые Эсте отвергли это предложение. Лукреция была не только незаконнорожденной дочерью папы римского, но и имела плохую репутацию. Феррарский посол сообщил, что она состояла в любовной связи с папским камергером по имени Перото и родила ребёнка через год после расторжения своего первого брака. Сама мысль о том, что женщина, против которой могут быть выдвинуты такие обвинения, будет жить в тех же покоях и носить те же фамильные драгоценности, что и добродетельная герцогиня Элеонора, казалась Эрколе и его детям невыносимой. Альфонсо наотрез отказался жениться на дочери папы, и Изабелла тоже отнеслась к проекту этого брака с отвращением, хотя была слишком благоразумна, чтобы давать волю своим чувствам на публике. Но постепенно это естественное отвращение растаяло перед солидными преимуществами предполагаемого брака. Папа не только предложил дать Лукреции огромное приданое, но и уменьшить ежегодную дань, выплачиваемую Феррарой Церкви, а также передать герцогу несколько важных крепостей и ценных бенефиций. Людовик XII горячо поддержал предложение папы, и Эрколе начал осознавать существенные выгоды, которые он и его государство извлекут из этого брака.
Когда император, движимый ненавистью к Борджиа, приказал ему как своему сеньору прекратить переговоры, герцог воспользовался этим, чтобы добиться от папы ещё более выгодных условий. Наконец, после длительных переговоров, 26 августа был подписан брачный контракт, и Эрколе сообщил об этом своей дочери. В тот же день о браке было публично объявлено в Риме. Папа и Цезарь ликовали, а Лукреция дала волю своему восторгу, протанцевав всю ночь с такой энергией, что на следующее утро слегла с приступом лихорадки. Мантуанский посланник подробно рассказывал Изабелле о приготовлениях к свадьбе в течение следующих нескольких недель.
– Приданое, – писал он 13 декабря, – будет состоять из 300 000 дукатов, считая стоимость подарков, которые получит эта мадонна. Прежде всего, 100 000 дукатов будут выплачены золотом в Ферраре; затем она получит одежду, посуду, драгоценности, тонкое белье, дорогие портьеры и сбрую для лошадей и мулов, что составит ещё 200 000 дукатов. В её приданом будет не менее 200 камор (платьев), каждая из которых будет стоить 100 дукатов, с рукавами и золотой бахромой по 30 дукатов за штуку. Одно только платье оценивается в 20 000 дукатов, а украшенная драгоценными камнями шляпка, как говорят, стоила 10 000 дукатов, в то время как в Риме и в Неаполе на изготовление её нарядов за несколько недель было потрачено больше золота, чем обычно за два года.
23 декабря братья жениха, Ферранте и Ипполито д’Эсте, прибыли в Рим с блестящей свитой, чтобы отпраздновать бракосочетание и сопроводить невесту в Феррару. Лукреция, одетая в бело-золотую парчу, с жемчугом и рубинами в волосах, встретила двух принцев на ступенях дворца, и Цезарь повёл их внутрь, в то время как папа наблюдал за происходящим с балкона и с восторгом приветствовал своих гостей. В беседе с братьями Эсте Александр VI заметил, что хотел бы, чтобы у Лукреции было больше красивых жемчужин, чем у любой другой принцессы, после чего начал восхвалять её красоту и доброту, сравнивая свою дочь с маркизой Мантуи и герцогиней Урбино. Но, несмотря на эти заверения, герцог Феррары не доверял Борджиа, пока его немного не успокоил доверенный агент, прибывший с сыновьями Эрколе в Рим:
– Сегодня, после ужина, мы ожидали светлейшую мадонну Лукрецию от имени Вашего Превосходительства и дона Альфонсо. Мы беседовали вместе на многие темы, и во всём, что она говорила, мы нашли её очень разумной, сдержанной, с доброй и любящей натурой и искренне привязанной как к Вашему Превосходительству, так и к дону Альфонсо, так что я с уверенностью верю, что дону Альфонсо будет приятно её обществе. Кроме того, она необычайно грациозна, а её манеры полны скромности и благопристойности. Она добрая христианка, исполненная страха Божьего, и собирается исповедоваться завтра и причащаться в праздник Рождества Господня. Короче говоря, её качества таковы, что я уверен, Вам её не стоит опасаться.
Невеста Альфонсо произвела такое же прекрасное впечатление на Прето, верного слугу Никколо да Корреджо, которого Изабелла, стремясь получить полные сведения о Лукреции, отправила в Рим в свите своих братьев. Он описал свадебную церемонию и празднества, платья и драгоценности главных персон, а также приданое невесты со скрупулёзной точностью.
Свадьба была отпразднована 30 декабря в капелле Святого Павла в присутствии папы, восседавшего на своём троне, тринадцати кардиналов и иностранных послов. Невеста была одета в платье из золотой парчи с ниспадающими рукавами, которые волочились по полу. Её шлейф из малинового бархата, отороченный горностаем, несли десять фрейлин. Золотистые волосы Лукреции были стянуты сзади чёрной лентой, поверх волос она носила золотую сетку, а на шее – нитку жемчуга с кулоном из крупных изумрудов, жемчужин и рубинов. Сначала было зачитано вслух разрешение на брак, подписанное герцогом Феррары, затем епископ Адрии произнёс речь, которая была сокращена по приказу папы, Ферранте надел кольцо на палец невесты от имени своего брата, и Лукреция ясным голосом ответила, что получила его по собственному свободному выбору. Кардинал Ипполито преподнёс ей подарок герцога Эрколе, великолепную шкатулку с драгоценностями, оцененную в 70 000 дукатов и наполненную драгоценными камнями, кольцами, ожерельями и знаменитым жемчужным ожерельем, которое когда-то принадлежало герцогине Элеоноре. Папа был в восторге и, взяв драгоценности в руки, заявил, что обаяние молодого кардинала удвоило стоимость драгоценностей. Но герцог Эрколе позаботился о том, чтобы включить в контракт условие, согласно которому драгоценности должны быть возвращены, и только обручальное кольцо останется у Лукреции, если брак впоследствии будет расторгнут. Ипполито также преподнёс невесте свой собственный подарок в виде четырёх украшенных драгоценными камнями распятий, а другие кардиналы последовали за ним со своими подарками, после чего вся компания стала свидетелем череды скачек и поединков на площади перед Ватиканом.
– Затем Цезарь, – продолжает Прето, – взял мадонну за руку и станцевал перед папой римским с редкой грацией. Его Святейшество был в приподнятом настроении и всё время смеялся. Это продолжалось больше часа. Затем начались комедии. Одна была написана латинскими стихами, и были представлены пастух и дети, и выглядело всё очень красиво, но я не мог понять её смысла. После этого компания разошлась, и только Его Святейшество, невеста, её брат и шурины сели за свадебный пир за столом папы римского.
Ещё корреспондент Изабеллы подробно рассказал ей о последовавших за этим празднествах, о комедиях и балетах, маскарадах и танцах, декламациях и брачных гимнах, боях быков, организованных Цезарем Борджиа, и факельных шествиях, в которых принимала участие и Лукреция.
Наконец, 6 января 1502 года свадебная процессия отправилась в Феррару в сопровождении кавалькады римских всадников. Невесту сопровождала свита из 180 человек. По приказу папы, его дочь принимали с королевскими почестями в Терни, Сполето, Фогно и во всех других местах, где была сделана остановка. 18 января Лукреция Борджиа прибыла в герцогство Урбино, где её в двух милях от Губбио приветствовала Елизавета Гонзага. Золовку Изабеллы называли святой за то, что она не изменяла своему мужу, герцогу Гвидобальдо, который был импотентом. Раньше тот состоял на военной службе у Александра VI, однако тот не захотел выкупить его из плена. Из-за чего, собственно, Гвидобальдо и потерял здоровье.
Несмотря на то, что у герцога было мало причин любить Борджиа, тем не менее, он поселил Лукрецию и её свиту в своём дворце и устроил в честь неё бал. Феррарские послы отметили исключительное гостеприимство, оказанное сестре Цезаря Борджиа герцогом и герцогиней Урбино. Затем Елизавета проводила невесту через горные перевалы в Пезаро, где Лукрецию поселили в том самом дворце, который она занимала в течение нескольких лет в качестве жены Джованни Сфорца. В Имоле гости отдыхали целый день, чтобы невеста могла привести в порядок свои драгоценности и одежду для въезда в Феррару, и вымыть голову.
29 января Елизавета и Лукреция об руку с Ферранте и Сигизмондо д’ Эсте вступили в Болонью, где правитель тоже устроил в честь невесты танцы. К неудовольствию маркизы, её корреспондент оттуда так описал Лукрецию:
– Заверяю Вас, женщина эта выглядит скромной: волосы тщательно убраны, грудь прикрыта, как и у её придворных дам. День ото дня она производит на меня всё лучшее впечатление. У неё быстрый ум: приходится держать с ней ухо востро. В общем, я считаю её женщиной мудрой, и это не только моё мнение, но и всех остальных.
Спустя несколько дней компания села на буцентавры и отправилась по воде сначала вдоль канала, а затем вверх по реке По до Бентивольо, городка примерно в двадцати милях от Феррары. Восторженные высказывания о его невесте так возбудили любопытство старшего брата Изабеллы, что он 31 января без предупреждения прибыл в Бентивольо.
– Герцогиня, хоть и сильно удивилась неожиданному появлению дона Альфонсо, – доносил посол Эрколе, – тем не менее, приняла Его Сиятельство с большим почтением и изяществом. Дон Альфонсо вёл себя в высшей степени доброжелательно и естественно, и все мы не могли не оценить этого по достоинству.
В Риме тем временем Александр VI тревожился, насколько хорошо обращаются с его дочерью. Феррарский посол доносил из Ватикана:
– Понтифик будет очень раздосадован, если Альфонсо не разделит ложе с герцогиней Лукрецией.
Вероятно, папа боялся, что Эсте по этой причине могут расторгнуть брак с его дочерью, как он это проделал с её первым мужем Джованни Сфорца .
Тем временем Лукреция и Альфонсо отправились в Феррару по воде на великолепном буцентавре, пожалованном Эрколе I. В Малалберго 1 февраля их встретила Изабелла д’Эсте, которая прибыла по просьбе отца, чтобы принять невесту. Ни одна из женщин этой встречи не жаждала. Лукреция была достаточно умна, чтобы понимать: маркиза не хотела её видеть в качестве родственницы. Все последующие праздничные дни Изабелла кипела от злости: разве могло ей понравиться то, что не она, а Лукреция была в центре внимания? Тем более, что дочери папы было всего двадцать два года, а маркизе – двадцать восемь. В то же время дочь Эрколе привыкла к комплиментам знаменитых поэтов и писателей. К своему высокому происхождению она относилась с большим трепетом, так, надпись возле её студии гласила: «Внучка короля, дочь герцога и жена маркиза». А тут какая-то выскочка Борджиа, которая, став герцогиней Феррары, приобретёт более высокий статус, чем Изабелла!
Маркизу сопровождал красавец Джулио, внебрачный сын Эрколе. Из письма Изабеллы мужу известно, что женщины со счастливым видом обнялись, после чего проследовали к Торре-делла-Фосса, где их ждал со своей свитой герцог Феррары. Когда Лукреция спустилась на берег, Эрколе, опередив будущую невестку, приложил её руку к своим губам. Затем все поднялись на большой герцогский буцентавр, который под рёв труб и артиллерийских салютов направился к дому внебрачного брата Эрколе, Альберто д’Эсте, где Лукреции предстояло жить до торжественного въезда в столицу герцогства.
В тот день, 2 февраля 1502 года, Феррара заиграла всеми цветами радуги. Лукреция въехала по мосту, перекинутому через По, в ворота Кастель Тедалдо, где её поджидали учёные из университета, чтобы раскинуть над ней балдахин из белого шёлка. Она сидела на великолепном коне, покрытом попоной из золотой парчи, с позолоченной упряжью. Сопровождали её восемь пеших придворных Альфонсо, и это было весьма кстати, ибо через несколько минут лошадь, испугавшись выстрела пушки, сбросила Лукрецию. Придворные помогли ей подняться, и она, смеясь, пересела на мула. Рядом следовал посол Людовика ХII в знак того, что брак совершается с монаршего благословения. Наряд Лукреции, как обычно, описала мужу Изабелла:
– Признаться, наше сердце горестно сжалось, когда мы увидели на ней колье из бриллиантов и рубинов, принадлежавшее нашей матушке герцогине Элеоноре!
Голову же Лукреции венчала другая семейная реликвия Эсте: диадема с рубинами, бриллиантами и сапфирами, оттенёнными очень крупными жемчужинами. За невестой мулы тащили её приданое. По петлящим улицам мимо воздающих хвалу молодой герцогине горожан процессия приблизилась к соборной площади, где находился палаццо дель Корте, который Эрколе уступил новобрачным. На верхней ступени парадной лестницы Лукрецию встретила Изабелла д’Эсте со своими дамами, которая проводила её в Большой зал, украшенный драгоценным шёлком, золотыми и серебряными шпалерами. Очень скоро новобрачных отвели в брачные покои. Изабелла свидетельствовала:
– Альфонсо трижды за ночь проявил супружеский пыл!
Во время свадебных торжеств маркиза отвергала все попытки невестки подружиться, стараясь затмить её с помощью своих модных нарядов и утончённых манер. Одна из дам, в желании угодить Изабелле, так переусердствовала, что в письме к Франческо Гонзага изобразила его жену, а не Лукрецию, героиней праздника:
– В ночь бала, как только блистательная супруга Ваша появилась в зале, все взгляды следовали за ней, куда бы она ни шла. Её можно было уподобить солнцу, а присутствовавших на бале дам – звёздами!
Сама Изабелла приходила в ярость оттого, что Лукреция слишком поздно встаёт и жаловалась мужу:
– Так хочется поскорее вернуться, повидать маленького сына, выбраться из этого постылого места. Ваше Сиятельство не должны завидовать мне из-за того, что я здесь, на этой свадьбе. Здесь веет таким холодом, что я, напротив, завидую всем тем, кто остался в Мантуе.
14 февраля в сопровождении Елизаветы Гонзага маркиза, наконец, вернулась домой, и с радостью обняла своего маленького Федерико. В письме к невестке с обращением: «госпоже Лукреция Борджиа», явно избегая называть её именем Эсте, она сообщила:
– Мы благополучно вернулись в Мантую и извещаем Вас о выздоровлении нашего супруга.
(Франческо Гонзага, не желая ехать на свадьбу по политическим соображениям, в качестве оправдания своего отсутствия выдвинул плохое самочувствие). Дочь папы ответила благодарственным письмом, многозначительно подписавшись: «Лукреция д’Эсте ди Борджиа». Она так и не подружилась с Изабеллой, зато сумела поладить со своим тестем, мужем, братьями Альфонсо и другими родственниками Эсте. Что бы ни думала его дочь, своей невесткой Эрколе был доволен, о чём и написал папе:
– Прошу Ваше Святейшество не волноваться, потому что отныне и навсегда я буду относиться к высокочтимой герцогине как к самому дорогому существу на свете.
В свой черёд, Альфонсо исправно каждую ночь приходил к молодой жене, хотя и сохранил прежнюю привычку днём развлекаться с гуляками и простолюдинками в таверне. На что, впрочем, получил благословение святого отца, как явствует из письма феррарского посла в Риме:
– Папа слышал, что дон Альфонсо развлекается на стороне, однако Его Святейшество утверждает, что тот поступает правильно.
Как только Изабелла оправилась от утомительных свадебных торжеств в Ферраре, она начала строить планы нового путешествия. Герцогиня Урбинская никогда не видела Венецию, что послужило маркизе хорошим предлогом для повторного визита в знаменитый город. На этот раз две принцессы решили сохранить строжайшее инкогнито, чтобы иметь возможность обойтись без утомительных церемоний и полностью посвятить себя осмотру достопримечательностей и собственному развлечению. Итак, однажды мартовским утром они отправились в путь, взяв с собой только двух дам – маркизу ди Котроне и верную Эмилию Пиа, в сопровождении протонотария Сигизмондо Гонзага и двух самых доверенных слуг Изабеллы, её сенешаля Алессандро да Бэссо и секретаря Бенедетто Капилупи. Маркиз сопровождал свою жену и сестру до Сермиды, откуда они доплыли на лодке до устья По и провели ночь в жалкой гостинице в Стеллате. Как обычно, Изабелла подробно рассказывала мужу о своих действиях в письме из Венеции, куда она прибыла с золовкой 14 марта 1502 года и поселилась в доме Никколо Тревизано, который снимал посол герцога Урбинского:
– Мы встретились там с Франческино Тревизано, который сообщил, что в Венеции знают о нашем прибытии и что друзья Вашего Превосходительства в восторге. Мы все трое вверяем себя Вам, и я прошу Вас поцеловать моего мальчика. Завтра я пришлю немного рыбы и устриц. Я благодарю Ваше Превосходительство за то, что Вы позволили мне приехать сюда, и наслаждаюсь Венецией гораздо больше, чем в прошлый раз, и считаю город намного красивее. Герцогиня признаёт, что здесь чудеснее, чем в Риме, и дивится этому зрелищу, и теряется в восхищении.
Однако Изабелла приехала не только полюбоваться Венецией, но и для того, чтобы в очередной раз занять денег у ростовщиков-евреев и выкупить свои драгоценности.
Поскольку дож пригласил маркизу посетить Куэджио, как она делала это раньше, Изабелла послала Капилупи и Бэссо извиниться перед ним и Синьорией за себя и герцогиню и объяснить, что они путешествуют инкогнито, и у них нет одежды, в которой они могли бы появиться перед ними. Тем не менее, дож распорядился, чтобы почётным гостям показали сокровищницу Сан-Марко и Арсенал.
Вернувшись в дом посла, путешественницы обнаружили, что там их уже ждал секретарь Синьории, который сообщил им о предстоящем визите четырёх дворян от имени дожа и Сената:
– Мы умоляли его обойтись без этой церемонии, но едва мы закончили обедать, как они уже были здесь. Герцогиня и я встретили их на лестнице и провели в комнату, и я ответила на их комплименты, подчеркнув любовь и преданность Вашего Превосходительства этой прославленной Синьории.
Наутро принесли подарки от Синьории: четыре больших сундука с рыбой разных сортов, восемь больших позолоченных марципановых тортов, двадцать девять коробок конфет, четыре горшка с имбирем и четыре с фиалковым сиропом, а также двадцать фунтов восковых свечей. В тот же вечер Изабелла отправила эти подарки с посыльным в Мантую, умоляя маркиза принять их ради неё.
Осмотрев все достопримечательности, принцессы затем посетили Катерину Корнаро, королеву Кипра, которой Изабелла написала после своего возвращения в Мантую, поблагодарив её за преданность и доброту, которые та всегда проявляла к дому Эсте.
Утром 21 марта дамы покинули Венецию и к вечеру добрались до Падуи, где их принял граф Борромео. При этом Изабелла нашла время сообщить своему мужу, что в Падуе ожидали французских послов на их пути в Венецию. Максимилиан I отказался предоставить Людовику XII инвеституру на Милан и не дал разрешение на включение герцогства в состав королевства Франции, а король, со своей стороны, отказался освободить Лодовико Сфорца и позволить его изгнанным сторонникам вернуться в Милан.
– До настоящего времени, – добавила маркиза, – король Франции мало считался с венецианцами, но теперь он больше всего стремится заручиться их дружбой.
В заключение она выразила свой восторг по поводу хороших новостей о сыне. Проведя последние дни Страстной недели в доме графа Каноссы в Вероне, Изабелла и Елизавета прибыли в канун Пасхи в Мантую, где счастливая мать, наконец, смогла обнять своего драгоценного мальчика. Неделю спустя Франческо уехал из дома, чтобы посетить какие-то скачки по соседству, и письма Изабеллы, были как обычно, полны нежных рассказов о Федерико.
– Мальчик всегда казался умным, – пишет она 4 апреля, – но с тех пор, как Ваше Превосходительство уехали, он каждый час удивляет меня своими милыми манерами и, кажется, полон решимости развлекать меня в Ваше отсутствие. Он сидит на Вашем месте за обедом и проделывает тысячу других трюков, о которых я не рассказываю Вашему Превосходительству, чтобы не возбудить Вашей зависти.
Другой, менее приятной задачей, которой теперь занялась Изабелла, было урегулирование её счетов. Расходы, связанные с её визитом на свадьбу брата в Феррару, были слишком большими; помимо своего собственного роскошного туалета, и нарядов её фрейлин, она изрядно потратилась на подарки из дорогой парчи и цепей для актёров и шутов, трубачей и музыкантов. Венецианец Марино Сануто рассказывал, что в тот раз маркиза проявила поразительную щедрость ко всем присутствующим, но особенно к испанским шутам в свите невесты. Поэтому вскоре после возвращения в Мантую маркиза написала своему отцу, герцогу Эрколе, к которому она не раз обращалась за помощью в своих денежных затруднениях.
Ещё в конце марта до Мантуи дошли слухи, что супруга Альфонсо беременна, поэтому Изабелла с началом мая поспешила вернуться в Феррару, проведя там почти две недели. Перед её приездом Лукреция, желая ослепить золовку, заложила некоторые драгоценности, чтобы расплатиться за новые наряды. Изабелле был оказан сердечный приём. Лукреция устроила испанские танцы под аккомпанемент тамбуринов и соревнование между органистами. Кроме того, вместе с Изабеллой посетила несколько изящных представлений, которые по распоряжению Эрколе проходили в соборе. Затем настойчиво повторила в письме вдогонку золовке, что уже скучает по Изабелле, особенно сейчас, когда Альфонсо уехал в Марину.
На самом деле Лукреция вовсе не чувствовала себя одинокой. Красивая молодая герцогиня как магнит притягивала в Феррару поэтов и писателей. Сам Лодовико Ариосто сочинил в честь приезда Лукреции стихи, а позже изобразил её в своей поэме «Неистовый Роланд».
Шпионы Изабеллы доносили, что её беременная невестка стремилась проводить со своими друзьями большую часть времени на роскошных виллах Эсте за городом. Однако из-за болезни своей родственницы и подруги Анджелы Борджиа вынуждена была перебраться в палаццо Бельфьор на северо-востоке города Феррары, и всё ещё оставалась там в начале лета, когда её брат, Цезарь Борджиа, в полной мере проявил свою вероломную натуру.
Герцог Валентино хотел обручить двухлетнего сына Изабеллы со своей малолетней дочерью от принцессы Шарлотты д'Альбре. В связи с этим он прислал очаровательное письмо маркизе, выражая свою радость по поводу перспективы новой связи между ними, и в течение следующих нескольких месяцев этот брак был предметом постоянных переговоров. Примерно 20 июня Изабелла и Елизавета Гонзага отправились в Порту с несколькими избранными дамами и маленьким Федерико, потому что, как сказала его мать, она не могла быть счастлива без него. Пока они наслаждались свежим бризом и восхитительными садами этого очаровательного загородного дома, Цезарь обвинил Гвидобальдо Монтефельтро в измене и захватил Урбино, так что герцог едва успел сбежать в Мантую, прихватив своего юного племянника Франческо Марию делла Ровере.
– Я не спас ничего, кроме своей жизни, своего камзола и рубашки, – сообщил 28 июня Гвидобальдо своему родственнику.
В тот же день Изабелла написала своей невестке, Кьяре Гонзага:
– Мы потрясены, ошеломлены и едва понимаем, где находимся.
Маркиза ударилась в панику, как бы ей не разделить судьбу золовки. И поспешила попросить Франческо Гонзага, уехавшего к французскому королю, дабы тот прислал послание с лестными словами о Борджиа, которое она могла бы показать послу Цезаря. В конце концов, она сочинила письмо сама и отправила на одобрение мужу. Тем временем Лукреция, оказавшись из-за брата в изоляции, почувствовала себя хуже, что вызвало тревогу Эрколе и Альфонсо, цинично сформулированную Проспери, шпионом Изабеллы, в письме к ней:
– Да хранит её Бог, поскольку не годится, чтобы она умерла именно сейчас!
Лукреция выжила, хотя 4 сентября родила мёртвую девочку. Через два дня на рассвете в Феррару тайно примчался Цезарь, чтобы поддержать сестру. А проницательная Изабелла д’Эсте предупредила мужа:
– Все считают, что его Христианское Величество в хороших отношениях с Валентино, поэтому прошу Вас, будьте осторожны, не употребляйте слова, которые могут ему передать, ибо в наши дни мы не знаем, кому можно верить.
Сама Изабелла по отношению к «гнусному» преступлению Цезаря оказалась куда циничнее: за день до письма к Франческо она отправила письмо своему брату, кардиналу Ипполито д’Эсте в Рим: ей хотелось, чтобы тот попросил Цезаря уступить ей статуи Венеры и Купидона из дворца в Урбино, которые он ранее подарил Гвидобальдо. Кардинал, пользовавшийся большим влиянием в Ватикане со времени свадьбы Лукреции, без промедления выполнил просьбу своей сестры, и Цезарь Борджиа поспешил удовлетворить желание Изабеллы, чьё расположение он особенно стремился завоевать. 22 июля маркиза радостно сообщила своему мужу, уехавшему на встречу с французским королём:
– Вчера погонщик мулов благополучно прибыл с Венерой и Купидоном, которые герцог Валентино прислал сюда, и его камергер мессир Франческо подарил их мне.
Правда, она не забыла и о своей золовке, попросив Цезаря через его камергера о возмещении приданого Елизаветы. А «Спящего Купидона» Микеланджело Изабелла поместила в гроте рядом с «Амуром» Праксителя, дабы наглядно продемонстрировать гостям отличие ренессансной скульптуры от античной.
Все жертвы захватнической политики Цезаря Борджиа и те, кто с тревогой наблюдал за его быстрыми успехами, теперь обратились за помощью к французскому королю. Преодолев Альпы, Людовик XII 28 июля вступил в Милан, взяв с собой Федерико Арагонского, бывшего короля Неаполя, и сопровождаемый герцогом Феррарским и маркизом Мантуанским, которые присоединились к нему неделей ранее в Виджевано. Сюда же прибыли несчастный герцог Урбино и Джованни Сфорца, первый супруг Лукреции Борджиа, чтобы найти у короля защиту против Валентино. Людовик пообещал принцам-изгнанникам разобраться с Цезарем, и Франческо Гонзага начал громко говорить о мести за их обиды, когда сам сын папы внезапно появился на сцене.
Неосторожные слова, которые её муж публично произнёс в адрес Валентино, наполнили Изабеллу тревогой за его безопасность, и она попросила его быть более осторожным в будущем:
– Я молюсь и умоляю Вас, если Вы не хотите позаботиться о себе, быть более осторожным ради меня и нашего маленького сына!
В то же время Изабелла написала своему старому другу Никколо да Корреджо, который также отправился на встречу с королем Людовиком, умоляя его держать её в курсе всего, что происходило в Милане.
8 августа Никколо, всегда готовый оказать ей услугу, написал:
– Повинуясь Вашим приказам, я должен сообщить Вам, что прошлой ночью герцог Валентино прибыл сюда верхом. Я не могу передать вам, с какими тёплыми проявлениями дружбы Его Христианское Величество приветствовал его. Он сам заказал ужин герцогу, выбрав определённые любимые блюда, и посетил его три или четыре раза в течение вечера, даже когда тот надел ночную рубашку и собирался лечь спать!
Это письмо подтвердило худшие опасения Изабеллы. Она использовала всё своё влияние, чтобы убедить своего мужа подружиться с ужасным Валентино. В качестве дополнительной меры предосторожности маркиза убедила его написать письмо, выражающее его дружеские чувства к герцогу, которое она могла бы показать камергеру, который только что подарил ей два предмета антиквариата. Тем временем из-за нелестных слов в его адрес Цезарь вызвал Франческо на поединок. Во время мессы на следующий день маркиз сказал венецианскому посланнику, что он сразится с герцогом в одиночку на мече и кинжале, и похвастался, что освободит Италию от злодея. Королю Людовику, однако, удалось примирить двух принцев.
