Ева Арк
Жемчужина среди принцесс
Глава 4
Разочарование в любви
Вскоре после свадьбы Маргарита удалилась с мужем в его замок Аржантан в Нормандии. Разлука с матерью и братом стала горьким испытанием для принцессы ещё потому, что эта жертва была принесена ради того, кого она не любила. Тем не менее, герцог Карл не был нечувствителен к многочисленным достоинствам своей супруги. Он гордился её красотой и знатным происхождением, и завидовал тем, кого она отличала своей благосклонностью. Желая быть её единственным доверенным лицом, Карл, кажется, был втайне раздражён холодностью жены. Маргарита же чувствовала себя покинутой и одинокой, и тосковала не только по родным, но и по литературному кружку в Амбуазе, а также интеллектуальной атмосфере Парижа, где охотно принимала участие в учёных диспутах.
Правда, принцесса находила утешение в общество своей подруги Боавентуры и верной гувернантки Жанны де Шатийон, которая теперь стала её первой почётной дамой. Но если с последней она говорила о любви к Богу, то с первой – о своей печали из-за расставания с Гастоном де Фуа. О Бонниве же Маргарита заговаривала лишь для того, чтобы утешить свою наперсницу, и она так хорошо скрывала своё истинное горе, что никто ничего не заподозрил.
Аржантан, один из главных городов, принадлежавших герцогу Алансонскому, как и замок, где жила Маргарита, располагался в живописной местности на берегу реки Орн. Обитель принцессы была окружена прекрасными пейзажами, лесами, полями и виноградниками. Однако ничто не радовало молодую женщину, которая была заключена в тёмном средневековом замке в обществе неграмотного мужа и свекрови-ханжи. На протяжении первых пяти лет её замужества в современных хрониках не упоминается ни об одном её появлении при дворе. Герцогу Карлу не нравилось всеобщее восхищение прелестями его молодой супруги. Отсюда, возможно, и возникло его желание держать Маргариту на расстоянии от двора – замысел, поддержанный королевой, восхвалявшей супружескую покорность, которой, впрочем, Анна Бретонская сама не всегда придерживалась. Некоторое время Маргарита стойко переносила своё положение, но она была ещё очень молода, энергична и обладала привлекательной внешностью. Наконец, не выдержав, принцесса написала Бонниве:
– Моя жизнь здесь – тягостнее смерти.
Однако за освобождение «французского Ахилла» испанцы требовали огромный выкуп, который он был не в силах заплатить. В конце концов, поддавшись уговорам Гильома, его отпустили под честное слово. Вернувшись во Францию, он разыскал своих друзей и договорился с ними об уплате выкупа за него, после чего отправился в Амбуаз в надежде найти там графиню Ангулемскую. Однако после отъезда сына и замужества дочери та вернулась в Роморантен, а затем переехала в Коньяк. Зато как раз в это время в Амбуаз по делам приехал герцог Алансонский с матерью и женой, который остановился в своём замке Кло-Люсе на берегу Луары.
Едва только Бонавентура получила весть о возвращении мужа, она сразу рассказала об этом Маргарите, которая очень обрадовалась, но сделала вид, что радуется только за свою подругу. Затем принцесса отошла к окну и стала смотреть на дорогу, откуда должен был появиться гость. Заметив его, она сбежала вниз по лестнице, где было так темно, что никто не мог увидать, как зарделось её лицо. Там она встретила Гильома, обняла его и повела в свои покои, где представила своей свекрови, Маргарите Водемон, которая не была с ним знакома. Но стоило обаятельному молодому человеку прожить в Кло-Люсе два дня, как семья герцога и все его домочадцы полюбили Бонниве не меньше, чем его любили в доме графини Ангулемской.
Выслушав её рассказ обо всех обидах, которые она претерпела в его отсутствие, младший брат Буази вновь осмелился напомнить принцессе о своей любви. В свой черёд, Маргарита решила больше не думать о своей страсти к Гастону, и найти утешение в своём целомудренном чувстве к Бонниве. И вот, когда тот уже был близок к своей цели, произошло одно весьма неожиданное печальное событие. Король вызвал своего друга к себе по какому-то делу. Испугавшись близкой разлуки, жена его потеряла сознание и упала на лестнице, причём так сильно расшиблась, что заболела и больше уже не встала. Маргарита, потерявшая с её смертью своё последнее утешение, горько рыдала. Но ещё больше опечалился Гильом – после того, как он похоронил жену, у него больше уже не было причин медлить с отъездом. Тогда Бонниве сделал вид, что из-за слабости не может встать с постели и стал просить принцессу:
– Придите ко мне вечером, после того, как все разойдутся.
Втайне он решил поставить на карту всё и либо навсегда расстаться с Маргаритой, либо овладеть ею.
Вечером, после того, как все посетители уже разошлись, явилась принцесса, которую муж уговорил навестить больного. Едва только она села в кресло у его изголовья и увидала на его лице слёзы, то сразу сама залилась слезами, так как думала, что он оплакивает свою жену. Тогда, поднявшись с постели, молодой человек встал перед ней на колени и сказал:
– Неужели я должен теперь потерять Вас навеки?
После чего упал в объятия Маргариты, которая старалась его поддержать и успокоить. Продолжая притворяться еле живым и не говоря ни слова, молодой человек «стал тянуться к тому, что ревниво оберегает женская честь».
– Что Вы такое задумали? – спросила принцесса.
Видя, что он молча продолжает своё дело, она решила, что у больного помутился разум, и громко позвала одного из придворных, находившегося в соседней комнате. Тогда Бонниве, словно лишившись сил, упал на кровать.
– Уксусную примочку, скорее, – закричала Маргарита, поднявшись с кресла. – И когда придворный вышел, она обратилась к страдальцу с такими словами:
– Вы, должно быть, сошли с ума!
– Неужели за всю мою долгую службу Вы платите мне такой жестокостью?
– Так вот, значит, как Вам дорога моя честь, о которой Вы столько всего говорили!
– Ах, мадам, можно ли было любить Вашу честь больше, чем любил её я, ведь до тех пор, пока Вы не вышли замуж, я сумел заставить замолчать своё сердце и не дать Вам почувствовать всей силы моих желаний. Тот, кому первому досталось Ваше сердце, так мало уделял внимания Вашему телу, что потерял и то и другое. Тот же, кто владеет сейчас Вашим телом, не достоин владеть Вашим сердцем, а раз так, то, значит, у него нет прав и на Ваше тело. А ведь я, мадам, целых шесть лет переносил ради Вас столько страданий и столько горя! Самые тяжкие муки – это муки любви, и ничто так не ослепляет нас, как любовь. А раз так, то можно ли почитать грешником того, кем движет неукротимая страсть?
На что Маргарита ответила ему, заливаясь слезами:
–Увы, сударь, где же все те благородные чувства, о которых Вы говорили мне, когда я была ещё девушкой? Выйдя замуж за человека, полюбить которого я не могу, как бы ни старалась, и который остаётся для меня совершенно чужим, я думала о Вас и мечтала отдать только Вам одному и сердце своё, и любовь… Мне очень горько Вам это говорить, но я пришла сюда, чтобы поклясться Вам в самой чистой дружбе, а сейчас, после всего того, что случилось, в сердце моём для Вас больше нет места. И мне остаётся только сказать Вам: «Прощайте навсегда!»
Тогда Бонниве понял, что если сейчас не заставит её изменить то дурное мнение, которое у неё сложилось о нём, то действительно потеряет принцессу. Придав своему лицу напускную торжественность, он сказал:
–Мадам, всю жизнь мне хотелось встретить женщину, которая была бы достойна моей любви. И так как мне всё время не удавалось найти такую, я решил испытать Вас, чтобы узнать, заслуживаете ли Вы не только моей любви, но и моего уважения. Сейчас я в этом убедился, и я благодарю за это Господа, который научил меня любить истинное совершенство, и прошу Вас простить мне мою дерзкую и безрассудную выходку – ведь, в конце концов, она прославила Вашу честь; я же, к своему великому удовольствию, удостоверился в том, в чём мог ещё сомневаться.
Маргарита же, только теперь начавшая понимать, сколь коварны мужчины, покачала головой:
–Дай Бог, чтобы в словах Ваших была правда! Но я ведь уже замужем и достаточно всего знаю, чтобы ясно понимать, на какой поступок толкнула Вас страсть, которая Вас ослепила. Ведь если бы Господь не поддержал меня, я уверена, что Вы довели бы своё дело до конца. Но не будем больше говорить об этом. Если раньше я по своему легкомыслию считала Вас человеком честным, то хорошо, что я узнала, наконец, настоящую правду, которая избавит меня навсегда от Вашего общества.
С этими словами принцесса вышла из комнаты и, вернувшись к себе, всю ночь провела в слезах. Ибо, несмотря на то, что «разум заставлял её отказаться от него и навеки позабыть об этой любви, сердце, распоряжаться которым мы не вольны, никак с этим не могло согласиться». Поэтому она решила, что будет по‑прежнему любить его всем сердцем, но вместе с тем, повинуясь велению чести, скроет эту любовь и от него самого, и от всех на свете.
На другой день Бонниве уехал. Желая унять свою тоску и развеять скуку, девятнадцатилетняя Маргарита приступила к своей знаменитой серии новелл, которые после её смерти были собраны Клодом Грюже и опубликованы под названием «Гептамерон».
Тем временем принцессу ожидал ещё один тяжёлый удар. В 1511 году племянник короля Гастон де Фуа был назначен командующим армией в Италии и комендантом Милана. За две недели принудив вражескую коалицию снять осаду с Болоньи, разбив венецианцев при Вероне и взяв приступом Бреши, он в двадцать два года стяжал себе славу блестящего полководца и получил прозвище «Молния Италии». 11 апреля 1512 года вблизи Равенны Гастон наголову разбил испанцев, но во время преследования неприятеля был убит.
Известный французский историк ХIХ – ХХ веков Альбер Мале писал о последней битве Гастона де Фуа в своей книге «История Франции»:
– Никогда ещё люди не защищались так хорошо, как испанцы, у которых не было ни рук, ни целых ног, но они кусали своих врагов. Погибло 16 000 человек. Гастон получил 18 ранений: от подбородка до шеи у него было их 14 или 15, и этим он продемонстрировал своё великое мужество принца.
Людовик XII был потрясён кончиной своего молодого племянника, и заказал множество месс за упокой его души. А Маргарита, узнав о гибели своего бывшего возлюбленного, закрылась в своих покоях и долго плакала.
Её первое после замужества появление при дворе произошло только после смерти Анны Бретонской. В 1510 году королева родила в Блуа вторую дочь, принцессу Рене, что стало горьким разочарованием и для неё, и для Людовика. Как впоследствии было установлено, здоровье Анны было подорвано из-за невежества повитухи, которая её лечила. В течение оставшихся трёх лет своей жизни королева постепенно и медленно угасала, и, хотя она и не была полностью ограничена своей комнатой, однако ни разу не провела дня, не страдая от острой боли. Наконец Анна Бретонская после трёх дней страданий умерла в Блуа в возрасте тридцати шести лет.
– Никогда ещё королеву Франции не оплакивали с такой неистовой скорбью, как Анну Бретонскую… Французы гордились её европейской славой, твёрдой добродетелью, щедрым покровительством искусству и огромным наследием, которое она принесла короне, – пишет Марта Уокер.
По другим же свидетельствам, её оплакивали только бретонцы и муж, который «надел глубокий траур и плакал восемь дней». А маршал Флёранж в своих мемуарах говорит:
– Смерть эта была очень приятна Франсуа, ибо Анна ему во всём противодействовала и не было часа, когда бы эти два дома (Орлеанский и Ангулемский) не враждовали между собой.
Другу молодого наследника вполне можно верить, хотя его мнение как будто не согласуется с записью, содержащейся в дневнике Луизы:
– Анна, королева Франции, скончалась 9 января 1514 года, поручив мне свои имения и своих дочерей, даже Клод, (будущую) жену моего сына, которую я дружески воспитывала, как то всем известно.
Тот факт, что Анна поручила двух своих дочерей надзору Луизы, еще не доказывает её доброго отношения к ней. Ведь королева знала, что после её смерти Клод наверняка станет женой герцога Валуа, и, стало быть, будет зависеть от своей свекрови. Умирая, она только как бы просила не переносить на детей того недоброжелательства, которое разделяло их, матерей. Страх, что, обретя власть, Луиза будет притеснять её маленьких дочерей, вырвал у гордой королевы последнее завещание. И даже та настойчивость, с которой герцогиня Ангулемская указывает на добросовестное исполнение ею последней воли покойницы, наводит на мысль о том, что в душе своей она не находила любви к двум сироткам.
Анна Бретонская была похоронена с большой пышностью в Сен-Дени в среду, 15 февраля. Молодой герцог де Валуа присутствовал на похоронах в качестве главного скорбящего и шёл один рядом с гробом королевы, закутанный в длинную чёрную мантию. Затем следовали остальные члены королевской семьи, в том числе, герцог Алансонский, Анна де Божё, герцог Вандомский и Луиза Савойская. Маргарита не участвовала в траурной церемонии, хотя сопровождала своего мужа из Аржантана. Скорее всего, она оставалась в Коньяке.
Вечером после похорон король в печали удалился в Венсенн в сопровождении двух своих дочерей. Там он заперся один в комнате и отказался слушать утешения по поводу смерти его любимой супруги. Все развлечения, такие, как балы, комедии и празднества, при дворе были запрещены. Королевские же аудиенции были отложены на неопределённый срок.
Должно быть, Луиза ликовала. Ее главная соперница умерла, в то время как король избегал света и его удовольствий. Наследница же Бретани, Милана и Орлеана была обручена с Франциском. Чего же более могла графиня теперь желать, кроме как стать свидетельницей восхождения своего сына на престол? С той политической осторожностью, которая отличала её, она заставила Франциска срочно обратиться с иском к королю по поводу того, что его свадьба с Клод больше не может быть отложена. Людовик ХII с готовностью согласился на требование герцога Валуа. Однако возникли некоторые задержки, прежде чем вопрос мог быть решён к удовлетворению наиболее заинтересованных сторон. Франциск потребовал независимости герцогства от короны. Однако король возражал против этого.
– Людовик помнил, как он поднял восстание против покойного короля с помощью Бретани, и боялся, что его зять сделает то же самое, – свидетельствовал вездесущий Флёранж.
Брак Клод и Франциска был заключён 18 мая 1514 года в Сен-Жермен-ан-Ле, менее чем через четыре месяца после кончины королевы. Новобрачные были в чёрных одеждах в знак траура по ней. Только своё брачное ложе четырнадцатилетняя невеста решилась украсить занавесками из белого атласа. Клод обладала изящными манерами и была очень доброй девушкой. Однако красавицей её назвать было нельзя. Она прихрамывала, косила на один глаз и сильно сутулилась из-за больной спины. Рядом со своим огромным женихом принцесса казалась совсем крошкой. Сохранились свидетельства того, что Клод очень скорбела по матери, потому на собственной свадьбе выглядела печальной и постоянно плакала, хотя любила Франциска. Муж провёл с принцессой ночь и после этого покинул её, чтобы продолжить предаваться развлечениям.
К этому времени брат Маргариты уже успел прижить незаконного сына от Жакетты де Лансак, супруги Александра де Сен-Желе (брата Жана и Октавиана де Сен-Желе), который был хранителем печати в Бордо и дипломатом. Кроме того, часто, переодевшись, Франциск ходил с приятелями по улицам Парижа в поисках всё новых любовных приключений. Одновременно он поддерживал любовную связь с прекрасной женой парижского адвоката по имени Жанна Дизоме.
Своей сестре принц откровенно рассказал о своей точке зрения на брак с хромоножкой Клод:
– Тут надо принимать в расчёт главные интересы королевства. Я, естественно, уважаю эту королевскую дочь, но никогда не смогу полюбить её. Мне в ней абсолютно ничего не нравится. Но это не имеет никакого значения. Я хочу её из-за государственных интересов! Что же касается любви, то есть много других лугов, где я могу сорвать целую охапку самых нежных цветов. И продолжу каждый вечер обрывать розы наслаждения с женой адвоката Дизоме.
Одновременно с ведением веселой жизни Франциск ни в чём себе не отказывал, шикарно одевался, украшал себя драгоценностями и заказывал в Италии предметы роскоши. Его расточительство сводило с ума Людовика XII, бывшего, напротив, очень прижимистым. За несколько лет король очень постарел: в пятьдесят два года он выглядел на все семьдесят. Его здоровье, ставшее и без того шатким, было подкошено смертью королевы Анны. Франциск был уверен, что заветная корона уже у него на голове: ведь король не жилец на этом свете. Однако этот полутруп приготовил для своего наследника очень неприятный сюрприз!
После женитьбы сына графиня Ангулемская стала играть ещё более заметную роль в королевстве и тоже ни в чём себе не отказывала. Если верить историку Ги Бретону, она состояла в любовной связи со своим кузеном Карлом де Монпасье. «Красивый, как молодой бог», тот, унаследовав после смерти тестя все владения дома Бурбнов, стал чуть ли не самым могущественным сеньором королевства. Хотя герцог Бурбон любил свою жену и был на четырнадцать лет младше Луизы, тем не менее, он поддался на её сладкие речи о том, что когда её сын станет королём Франции, она не забудет своих друзей:
– Франсуа обожает меня. Он сделает всё, что я захочу, а коннетаблями (главнокомандующими) могут быть и очень молодые люди…
Впрочем, по словам автора книги «Женщины и короли», любить Луизу молодому человеку было не в тягость, так как она ещё была хороша собой: «округлые формы, высокая грудь, стройные ножки». Однако возникает вопрос: куда делся Жан де Сен-Желе, многолетний любовник графини Ангулемской? По некоторым сведениям, он умер незадолго до рождения своего законного наследника Карла де Сен-Желе, появившегося на свет 15 января 1507 года. Но кто же тогда закончил его «Хронику», доведённую до 1510 года? Может, брат, Октавиан де Сен-Желе?
По утверждению современника, вмешательство Луизы Савойской в государственные дела и во внутренние дворцовые правила сильно оскорбили Людовика ХII и заставили его задуматься о новом браке, чтобы зачать собственного наследника. Таким образом, корона Франциска снова оказалась под угрозой. Пока наследник развлекался, герцог де Лонгвиль, попавший в плен к англичанам в 1513 году во время битвы под Теруанном, вёл переговоры о женитьбе своего государя на Марии Тюдор, семнадцатилетней сестре Генриха VIII, короля Англии. Красота этой принцессы была предметом всеобщего восхищения, хотя она сама была очень привязана к Чарльзу Брэндону, герцогу Саффолку, любимцу своего брата. Некоторое время король Генрих, казалось, поощрял, если не одобрял, смелые надежды своего фаворита, но политические мотивы и желание заключить союз с Францией оказались сильнее. Людовик же, несмотря на свою клятву вечной преданности памяти усопшей супруги, охотно и с неприличной поспешностью согласился на этот брак. Уступка Бретани, которую король был вынужден сделать своему зятю, стала теперь источником серьёзного беспокойства для него. Вдобавок, президент парижского парламента Дюпре, преданный сторонник графини Ангулемской, благодаря своему красноречию добился удовлетворения прошения Франциска о независимости герцогства. В ответ Людовик приказал Луизе и её сыну немедленно убираться со двора. Униженная и оскорблённая графиня в состоянии сильного негодования в середине июля 1514 года вместе с Франциском отбыла в Роморантен. Её сопровождала Маргарита, которая, забыв о собственных печалях, теперь вынуждена была утешать мать и брата, а также Клод. Всегда искренняя и справедливая, эта принцесса решила разделить опалу с мужем, так как для неё было источником горя наблюдать за приготовлениями к свадьбе отца, когда глубокий траур, который она всё ещё носила по матери, постоянно напоминал ей о невосполнимой утрате.
По дороге из Блуа в Роморантен графиня из-за сильных болей была вынуждена сойти с носилок и искать временного приюта в доме у дороги, принадлежавшему одному дворянину. Там Луиза Савойская перенесла первый приступ подагры, фатальное наследие стольких потомков дома Бурбонов.
Тем временем переговоры о новом браке Людовика шли полным ходом. Английский посол сообщал своему государю:
– Он (Людовик) показал мне самое богатое собрание драгоценностей, которое я когда-либо видел, уверяю Вас, всё, что я когда-либо видел, не может сравниться с пятьюдесятью шестью огромными бриллиантами и рубинами, и семью величайшими жемчужинами…
При этом король Франции заметил:
– Моя жена не получит всех этих драгоценностей сразу, я буду отдавать их ей одно за другим, чтобы получить взамен щедрую благодарность и знаки её привязанности.
Пока Людовик ХII демонстрировал своё богатство изумлённому англичанину, Луиза Савойская выздоравливала после болезни в Роморантене, где с ней произошёл один необычный случай.
– 28 августа 1514 года, – читаем в её дневнике, – мне было предсказано Божественным Провидением, что однажды у моего сына будет большая битва со швейцарцами, потому что, когда я ужинала в своём лесу в Роморантене между семью и восемью часами, ужасное небесное видение, по форме напоминавшее комету, появилось в небе на западе. Я была первой из моей компании, кто заметил это, и в страхе громко вскрикнула, восклицая: «Швейцарцы, швейцарцы, швейцарцы!»
Таким образом, графиня истолковала небесное знамение как знак того, что её сын унаследует престол.
Наконец, до Роморантена дошла новость о том, что английская принцесса Мария Тюдор в сопровождении своей свиты собирается высадиться во Франции. Вслед за тем гонец доставил королевское послание, призывающее герцога и герцогиню де Валуа, а также герцога Алансонского с женой ко двору, чтобы приветствовать новую государыню. Мария была принята при высадке на французский берег герцогом Вандомским, когда в дне пути от Аббевиля, где должна была состояться церемония бракосочетания, герцог Алансонский объявил ей о приближении короля Людовика ХII с великолепной кавалькадой дворян и дам. А в миле от города её встретил Франциск де Валуа, развлекавший по дороге англичанку, ехавшую на белом иноходце, галантными разговорами. Благодаря хронистам известно, в каком именно наряде она путешествовала: кармазиновый (красный) шёлк с золотым узором, облегающие рукава «в английском стиле» и шляпка из такого же шелка, которую Мария носила, надвинув на один глаз. Но больше всего встречающих поразила внешность принцессы. Венецианский посланник описал её как «райское создание», отметив её высокий рост, стройную фигуру, серые глаза, естественную бледность лица и длинные, ниже пояса, золотисто-рыжие волосы. (В качестве единственного недостатка был указан лишь слишком светлый цвет глаз и бровей).
Нетерпение короля было столь велико, что он покинул свою резиденцию и подстроил якобы нечаянную встречу у Аббевиля. При виде мужа Мария поняла, что молва о нём оказалась правдива: Людовик был краснолицым, обрюзгшим, сгорбленным и выглядел старше своих лет. Ей пришлось изрядно постараться, чтобы казаться любезной и даже весёлой. Она хотела было отделаться воздушным поцелуем, однако король ухитрился поцеловать её в губы, не слезая с коня. Их венчание произошло в королевской резиденции в Аббевиле 9 октября 1514 года. Наряды невесты и жениха были из золотой парчи, отделанной горностаем. Один из гостей отметил, что Мария «была перегружена драгоценностями», и ещё, вдобавок, прямо посреди свадебной церемонии жених подарил ей ожерелье с бриллиантами и рубинами. Судя по всему, король сразу влюбился в молодую жену, которую называл «нимфой с небес». Затем новобрачные отправились обедать в свои покои. Вечером королева оделась по французской моде, и, как обычно, были банкет и танцы, а в восьмом часу, ещё до полуночи, её падчерица Клод проводила Марию до опочивальни. На другой день Людовик хвастался, что перешёл реку трижды.
– Однако я полагаю, что это было не так, поскольку он был несколько подавлен… – написал позже в своих мемуарах Флёранж.
Маргарита присутствовала со своим мужем на всех праздниках, устраивавшихся в Аббевиле в честь королевского брака. Но принцесса, как и её невестка, вряд ли была рада этому. Женитьба отца стала тяжёлым испытанием для Клод, поскольку её пришлось снять траур. Зато Марии удалось покорить сердца мужчин: она одинаково очаровала галантного и порывистого герцога Валуа, степенного Людовика XII и практичного Чарльза Брэндона. Графиня Ангулемская же оставалась в стороне от двора в уединении своего замка Роморантен, и, как она сама сообщает в своём дневнике, только по прибытии молодой королевы в Сен-Дени на коронацию соизволила поехать туда, чтобы приветствовать её. Мария, несомненно, с некоторым опасением ожидала встречи с властной графиней, чьё появление для неё было не слишком желанным. Таким образом, Луиза Савойская вместе с дочерью присутствовала на коронации англичанки в Сен-Дени, состоявшейся 5 ноября 1514 года. Дамы также приняли участие в великолепном шествии во время въезда королевы в Париж. Улицы были увешаны гобеленами с изображениями, символизирующими мир, стабильность и благополучие, а также прославляющими мирный договор между Англией и Францией и величие рода Валуа. К алтарю для коронации, а затем назад, к выходу из церкви, Марию вёл Франциск де Валуа, в то время как король с восторгом наблюдал за женой тайно. Людовик ХII очень надеялся, что эта молодая и здоровая женщина родит ему долгожданного наследника.
Король и королева поселились во дворце Турнель, получившем своё название из-за большого количества башен.
На следующий день Франциск и герцог Алансонский отличились на турнирах и спортивных состязаниях, которые проводились в честь Марии. По завершении турниров Луиза Савойская и её дочь покинули двор и снова удалились в Роморантен, оставив герцога и герцогиню Валуа в Париже. Однако по тайному приказу графини Ангулемской за молодой королевой было установлено постоянное наблюдение. Клод и баронесса д’Омон, которая была предана Луизе, не покидали Марию ни на мгновение и даже по очереди спали с ней в одной комнате.
Но, прежде чем Луиза и Маргарита вернулись в Париж, надежда ещё раз заставила сердце честолюбивой матери Франциска забиться от радости. Усталость, которую перенёс король Людовик во время путешествия в Аббевиль, и перемены в его образе жизни в угоду молодой жене, привели к тяжёлому приступу подагры – болезни, которой он часто страдал. Этот приступ настолько ослабил его, что во время турнира король был вынужден из-за слабости лечь в постель, в то время как королева стояла рядом с ним, чтобы все мужчины могли видеть её, по словам летописца, и удивляться её красоте.
Как утверждает Ги Бретон, несмотря на то, что за Марией Тюдор был установлен постоянный надзор, она ухитрялась встречаться со своим любовником герцогом Саффолком. Когда Буази, бывший гувернёр Франциска, назначенный начальником охраны королевы, сообщил об этом Луизе, та сразу тайно примчалась в Париж и убедила Чарльза Брэндона в обмен на 50 000 фунтов и поместье Сентонж покинуть двор. Однако, лишившись любовника, Мария положила глаз уже на сына самой графини.
– Королева хотела действовать согласно пословице: «Никогда ловкая женщина не останется без наследника», – пишет Брантом. – Но господин Ангулемский не прислушивался к голосу разума и, соблазнённый ласками и жеманством красивой англичанки, всё больше увлекался ею…
Тем не менее, верный Буази, которого приятели Франциска прозвали «Гриньо» («Дуэнья»), снова вызвал Луизу Савойскую в Париж. Взбешённая, та высказала сыну всё, что думала по поводу его «идиотской тяги к постели», которая могла навсегда отстранить его от трона, если бы Мария родила от него сына. Убеждённый доводами матери, Франциск перестал ухаживать за англичанкой.
В продолжение шести недель пиршества и балы беспрестанно сменялись турнирами и играми. Король, не желая отставать от молодёжи, принимал живое участие во всех увеселениях, а ночи проводил с женой. Его здоровье расшаталось и не выдержало: вскоре у него появились тревожные симптомы, но, хотя его врачи не верили, что болезнь окажется фатальной, сам Людовик был убеждён, что его конец близок. Послав за герцогом де Валуа, он нежно обнял его и вверил его заботе своих подданных, а также молодую королеву и своих дочерей. Глубоко тронутый Франциск просил короля не унывать и сказал ему много слов в утешение, уверяя его, что его врачи всё ещё не потеряли надежду. Но тот, однако, повторил:
– Я умираю. Я предаю наших подданных Вашей заботе.
Вскоре после этого у Людовика случился сильный приступ лихорадки и, проведя несколько часов в страданиях, он скончался 1 января 1515 года в одиннадцать часов ночи (прожив с Марией Тюдор всего восемьдесят два дня). В день кончины короля сильная буря бушевала по всей Франции, и яростный ураган сровнял с землёй несколько домов в Париже.
Ни один правитель Франции прежде не был так любим и почитаем, как Людовик ХII, которому парижский парламент присвоил титул «Отец народа», и его смерть вселила ужас во все сердца. При жизни короля люди толпились на его пути и часто усыпали дорогу перед ним цветами, земледельцы оставляли плуг и, чтобы увидеть монарха, не задумывались о том, чтобы проехать двадцать или даже тридцать лиг, и хранили как драгоценные реликвии любую вещь, которая принадлежала ему или хотя бы касалась его.
После смерти короля Франциск облачился в траурные одежды и, покинув дворец Турнель, поселился в Лувре, умоляя мать поскорее приехать, чтобы помочь ему своими советами. Герцог и герцогиня Алансонские также были вызваны в Париж. Как только Луиза Савойская получила известие о кончине Людовика, она выехала из Роморантена со своей дочерью Маргаритой и в среду, 3 января, прибыла в Париж. После многих лет тревожного ожидания графиня, казалось, достигла своей мечты. Однако вскоре она узнала, что Мария Тюдор, которую отправили во дворец Клюни отбывать полагающиеся сорок дней траура, ждёт ребёнка.
С бедной Луизой случился обморок. Несчастная Клод залилась слезами, ведь она тоже носила наследника от обожаемого мужа. Сам Франциск только скрежетал зубами, но что он мог поделать?! Маргарита же не могла скрыть разочарования. Первой пришла в себя графиня Ангулемская.
Вот как рассказывает об этом Брантом:
– Королева распустила слухи, что она беременна. Поскольку это было не так, говорили, что она постепенно подкладывала под платье простыни. Но мадам Савойская раскусила её и организовала обследование врачами и повитухами. И те обнаружили бельё, и замысел сорвался.
