Андрей Ерпылев
Америка off…
3
Капитан-лейтенант Майкл Нахтигаль, помощник командира эсминца «MS466» из эскорта авианосца «Рональд Рейган», ядра Восьмого флота США опустил бинокль и сощурившись взглянул на упорно карабкающееся к зениту солнце.
Четвертое июля, День Независимости. Вечером все офицеры эскадры приглашены на авианосец. Будет праздничный ужин, танцы… Говорят, из Гонолулу доставили некую «группу поддержки»… Темнят, как всегда, но, если это опять будут девочки не слишком уж преклонного возраста, у капитан-лейтенанта есть шанс… А что: тридцать два года, высок, недурен собой, холостяк… Не совсем, правда, холостяк, но девчонкам-то откуда знать? Четвертый месяц кряду эскадра патрулирует этот проклятый Тайваньский пролив, демонстрируя «красным» китайцам, что Великая Америка не даст в обиду китайцев «синих». Не все же, как матросику-первогодку, пробавляться красотками из интернета?
Кстати, об интернете: неплохо бы, между делом, просмотреть почту…
Капитан-лейтенант легко сбежал по трапу и, небрежно кивнув в ответ на приветствие старшины Рейли, неторопливо направился в свою каюту.
Насвистывая прилипчивый мотивчик, офицер швырнул форменную фуражку на шкаф и извлек из стола плоский чемоданчик ноутбука.
Та-ак! «Привет, Майки! Введи-ка пароль». Конечно, старина комп, без пароля на этой скорлупке, где все всё про всех знают, а у стен растут не только уши, но и хитрющие глаза, заодно с руками, нельзя. Ну-ка…
Тирлим-пам-пам!
– Добро пожаловать, Майки!
Милый голос Дженифер. Зачем он записал перед отъездом в качестве приветствия именно его? Проклятая сентиментальность – наследство немецких пращуров. Только зря себя бередить…
Ну, давай! Чего опять песочные часы туда-сюда гонять? Еще скажи, что опять не хватает ресурсов. Утоплю к чертям свинячьим! Продавец клялся-божился, что ты – самый навороченный из лаптопов этого сезона.
Вау! «Компьютер не может установить связь с удаленным сервером». Ты что, милый, сбрендил? Еще разок…
Тирлим-пам-пам! Тирлим-пам-пам! Тирлим…
Черт! Опять?!..
После пятнадцати минут бесплодных попыток войти в сеть капитан-лейтенант действительно был готов вышвырнуть ноутбук в иллюминатор на потеху акулам и летучим рыбам, вряд ли, впрочем, владеющих компьютерной грамотностью в нужном объеме. Он так бы и поступил, если бы не знал, что бедная машинка ни в чем не повинна, а дело в сети… Но так хотелось сорвать на ком-нибудь раздражение.
Доннерветтер-р-р!!![15]
Когда капитан-лейтенант Нахтигаль начинал ругаться, словно его средневековый предок-ландскнехт, всем окружающим было понятно, что он находится в крайнем градусе раздражения. Первым это ощутило крепление внутрикорабельного переговорного устройства, которое офицер едва не вырвал из стены, когда «снимал» трубку.
– Радиорубка? Говорит капитан-лейтенант Нахтигаль. Старшину радистов ко мне! В каюту.
Ну, пусть теперь этот чурбан из Алабамы попробует оправдаться, сыпля своими чертовыми компьютерными терминами! На корабле боевого охранения отсутствует связь! Да его… Ага! Вот и он скребется…
– Да! Войдите!
– Старшина радиобеспечения эскадренного миноносца…
– В чем дело, Макмиллан? Почему опять не работает ваша чертова сеть? Что это еще за сбои?
– Сэр…
– Помолчите, Макмиллан. Почему я битый час не могу установить связь с…?
– Сэр…
– Молчать!
– Позвольте, сэр!..
В самом деле: чего это он сорвался будто нацистский фельдфебель из фильма про Вторую Мировую? Побежит ведь жаловаться капитану, чернож… черноза… Афроамериканец, словом.
– Говорите. А еще лучше – делайте. Чего стоять столбом?..
– Позвольте, сэр! – упрямо продолжал твердить чернокожий радист, действительно напоминающий столб своей стойкой навытяжку.
– Ладно. Чего там у вас…
– Связь со спутником отсутствует уже в течение полутора часов… Точнее, одного часа сорока семи минут. Мы связывались с другими кораблями флота, но у них та же самая проблема…
– Почему не доложили сразу?
Чернокожий помялся.
– Ну… Сначала казалось, что это так – пустяки… И раньше бывало, что связь прерывалась на несколько минут…
– Но не на два без малого часа!
– Так точно, сэр!
– Командир в курсе?
– Нет, сэр!
– Срочно доложить ему. Нет, постойте, Макмиллан, я сам ему доложу. Радиостанция работает?
– Так точно, сэр! Но…
– Прекратите тянуться, Макмиллан. Постарайтесь наладить хоть какую-нибудь связь. С Йокогамой хотя бы… С Сеулом… С Гонолулу, наконец!
– Так точно, сэр! Разрешите идти?
– Идите.
В дверях Джеф Макмиллан обернулся и спросил у своего командира, пытаясь поймать его взгляд:
– Как вы считаете, сэр, это китайцы?.. Или русские?..
Капитан-лейтенант почувствовал, как ледяные мурашки прощекотали ему позвоночник: об этой возможности он, в своем гневном запале, как-то не подумал…
– Не болтайте ерунды, старшина. Лучше попытайтесь восстановить связь побыстрее.
Динамик над дверью ожил:
– Капитан-лейтенант Нахтигаль! Срочно к капитану!
* * *
– Ма-а-ам! Настрой телик! Ничего не видно!
– Томми! Подожди минутку: я разговариваю с тетей Эллис по телефону.
– Ма-ам! Но не видно же ничего!
– Томми! Ты негодный мальчишка! Вот, пока я отвлекалась на тебя, тетя Эллис отключилась…
Миссис Игги прошла в детскую и раздраженно вырвав пульт из сынишкиной руки несколько минут нажимала на нем кнопки. Увы, на фоне разномастных мельтешащих полос загорались только цветные цифры, означающие каналы.
– Томми, паршивец! Я же запретила тебе трогать настройку! Что ты тут такое нажал?
– Я ничего не нажима-а-ал! – зарыдал пухлый розовощекий здоровяк пяти с половиной лет от роду, при виде которого все знакомые в один голос уверяли, что он один в один копия Игги-старшего, совладельца лучшей в Гонолулу адвокатской конторы. – Там «Пауэр Рейнджерс» шли, а потом раз – и все выключилось!
– Не ври! Ты знаешь, что я этого не терплю!
Миссис Игги повернулась на каблуках и, высоко задрав подбородок, прошагала в гостиную, где с тем же успехом несколько минут пыталась оживить огромный плазменный «Thompson», красу и гордость семьи. Точно так же бездействовали телевизор в ее спальне, телевизор на террасе и маленький переносной телевизор на кухне. Может быть прошел смерч и спутниковая тарелка на крыше потеряла свою ориентацию? Проверим… Нет, вроде бы все в порядке. Нужно позвонить Джорджу и он, конечно, подтвердит, что все, как и все всегда у него «олл райт».
Телефон тоже молчал.
– Это черте что получается!
Миссис Игги обычно старалась не выражаться чересчур крепко при младшем сыне, весьма переимчивом, особенно в таких случаях, но происходящее совершенно выходило за всякие рамки.
– Мам? Ты меня звала? – Томми заинтересованно наблюдал за мамой, облокотившись на косяк двери, склонив голову набок и засунув палец в рот.
– Нет, Томми, нет, – мама проигнорировала даже палец в неположенном месте, что с ней случалось нечасто. – Пойдем, я включу тебе видео…
– Не хочу видео! Не хочу! – запрыгал мистер Игги-младший, почувствовав каким-то шестым чувством, довольно обыкновенным у любого ребенка, но без следа исчезающим с возрастом, что происходит что-то из ряда вон выходящее и из этого можно извлечь свою небольшую выгоду (что же вы хотели – сын стряпчего!) – Хочу компьютер! Там, где в монстров стреляют! Ма-а-ам!!!
К его изумлению, мама не просто включила на компьютере, подходить к которому ему разрешалось строго по часам, игру (он, признаться, был бы согласен и на угадайку «Rabbit Pitty»,[16] подходящую только для сопливых девчонок), а именно ту, вожделенную «Infernal Whirlwind»,[17] доступа к которой он безуспешно требовал, регулярно закатывая скандалы, уже полгода…
Так. Томми на какое-то время занят. Что же произошло? Телевидение не работает, телефон тоже. Может быть, все-таки какой-нибудь ураган или тайфун? Но небо же без единого облачка!..
– Миссис Игги! – раздался снаружи дома надтреснутый старушечий голос. – Долли, милая!
О-о-о! Престарелая мисс Холливелл притащила свои древние кости… Хотя… Сейчас Долорес Игги была рада любому человеческому лицу: все-таки страшновато оказаться отрезанной от цивилизации в первой половине XXI века.
– Долли, милочка! – древняя, как трехсотлетняя черепаха, трясущаяся мисс Холливелл вползла на террасу дома, гулко переставляя по полу свой нержавеющий «уолкер» и вперила в домохозяйку свои круглые допотопные очки, сверкающие в луче солнца, бьющего сквозь приоткрытые жалюзи, как линзы артиллерийской стереотрубы. – Скажи мне, девочка, у вас тоже не показывает телевизор?
– Да, мисс Холливелл, – кивнула Долорес, ощущая, как откуда-то снизу, сминая все остальные чувства, поднимается волна паники, какого-то первобытного ужаса. – И телефон – тоже…
– Это – нападение Советов! – торжествующе изрекла старая рептилия, уставив в потолок костлявый палец с раздутыми артритом суставами. – Они сбросили свою проклятую бомбу на Штаты и теперь ничего не работает! Нельзя было старому Рони верить этому русскому сопляку с пятном на лысине…
– Мисс Холливелл, – оторопело переспросила Долорес. – Какие советы? Какой еще «старый Рони»?..
– «Какой, какой»… – язвительно передразнила старуха. – Конечно же Рони Рейган! Я всегда говорила, что поставить президентом актера, всю жизнь не сыгравшего никого, кроме безмозглых ковбоев, может только круглый идиот… Хотя я всегда голосую за республиканцев – в тот раз я решила не голосовать совсем! Веришь ли, девочка: я оказалась права!
– Мисс Холливелл, – миссис Игги наконец обрела дар речи. – Да Рональд Рейган, если вы его имеете в виду, а не кого-нибудь другого, уже двадцать лет, как не президент! Он вообще уже давно умер! А Советский Союз развалился лет пятнадцать назад…
– Не верь, Долли, – уцепилась скрюченной лапкой, цепкой, как у ящерицы, за ее рукав старуха. – Никому не верь! Это все выдумки демократов… Я помню… Я все помню… В тот день, когда японцы прилетели бомбить Пёрл-Харбор тоже не работали ни радио, ни телефон… Я все помню…
Долорес только открыла рот, чтобы возразить сумасшедшей старухе, как где-то вдалеке хлопнул выстрел, потом еще один, потом целая очередь и тут же залаяли полицейские сирены. Молодая женщина без сил опустилась в плетеное кресло.
– Слышишь! – мисс Холливелл указала трясущейся рукой куда-то в сторону пальмы, росшей возле ворот. – Это красные китайцы высадили десант, чтобы захватить порт. Нам всем нужно брать в руки оружие, как наши предки на Диком Западе…
В этот момент ожил телефон, взорвавшийся пронзительной трелью. Не тот, по которому она разговаривала с Эллис, а старый, кабельный, про который она и думать забыла, считая давно не работающим аляповатым украшением, не более того.
– Да…
В черной мембране на грани слышимости, едва прорываясь сквозь шипение и треск, запищал комариный голос, в котором только с огромным трудом удалось опознать баритон Джорджа.
– Джо! – закричала Долорес в трубку, боясь, что и эта тоненькая ниточка, соединяющая ее с большим миром порвется и она останется один на один с ожившим кошмаром из худших голливудских триллеров. – Джо! Скажи мне, что происходит!..
– Никуда не выходи! – пищал, не слушая ее, муж. – Запри все окна и двери. Томаса лучше всего отведи в подвал. Унеси ему туда игрушки и маленький телевизор с кухни… Ах, да…
– Джо!!! Что происходит!
– Нужно взять в руки оружие, – возбужденно гнусавила рядом старуха, воинственно размахивая тощей лапкой. – И убивать этих проклятых китайцев и коммунистов! И черномазых! И евреев! Всех, всех их убить!.. Мы с тобой, Трумэн![18]
– Достань из стола в моем кабинете револьвер и заряди его, – продолжал Джордж, будто слыша воинственные призывы мисс Холливелл. – Патроны в кладовке на четвертой полке напротив двери. В красной коробке… Ты помнишь, как я учил тебя стрелять?..
– Джо-о-о!!! В чем дело? Это война? На нас напали?
– Я скоро приеду, Долли. Никуда не выходи из дома.
– На Америку напали?!!
– Америки больше нет, Долли… – в трубке зазвучали короткие гудки.
Долорес отняла от уха гудящую трубку и из ее глаз горохом посыпались крупные слезы…
* * *
– Только обязательно возвращайся к обеду, Билли, сегодня я приготовлю индейку.
– Не обещаю, – Уильям Боркин хохоча влез в кабину своего пикапа и сделал дорогой супруге ручкой. – Может быть рыба будет клевать так, что я позабуду про всех индеек на свете?
– Не паясничай, Билли! – сухонькая Энн Боркин притопнула ногой на своего несносного мужа. – Сегодня же День Независимости!
– Ну и что? Какое рыбе дело, что двести лет назад несколько каких-то чудиков за бутылкой виски настрочили какую-то бумажку?
– Только попробуй опоздать.
Миссис Боркин круто развернулась и ушла в дом, откуда уже вовсю неслись аппетитные запахи, а Уильям, улыбнувшись, придавил газ и выехал за ворота.
Он любил иногда подразнить свою дражайшую половину, этот сорокапятилетний полный сил и здоровья мужчина, хотя и любил ее больше всех на свете. Даже больше любимой работы и рыбалки, в борьбе с переменным успехом между которыми проходила его жизнь Вот и сейчас, в День Независимости, мистер Боркин, презрев все американские традиции, направлялся к известному одному ему (так ему нравилось думать) «уловистому» плесу речки Соу-Крик, где ему не терпелось испытать совершенно новый, только что разработанный им воблер,[19] за которым все местные пятифунтовые окуни просто обязаны выстроиться в очередь, а всякую, не стоящую упоминания, мелочь придется отгонять палкой.
Надо заметить, что Уилл Боркин был ярым противником всяких современных химических обманок, своим ароматом сводящих рыбу с ума или искусственных электронных рыбок, ведущих себя в воде точь-в-точь, как живые, даже испускающие такие же колебания, как испуганный малек, пытающийся удрать от щуки. Он признавал только честную борьбу с речными и озерными великанами, когда с одной стороны – сила, ловкость и хитрость, с другой – опыт, знания и изобретательность, а между – крепкое удилище, прочная леска и добрый крючок.
Не было, пожалуй во Флориде рыболовного состязания, в котором Боркин не поучаствовал бы. Вообще же, шкаф в его комнате ломился от всевозможных кубков, статуэток, дипломов и грамот за победы в мыслимых и немыслимых рыболовных конкурсах и чемпионатах, как в своем штате, так и на федеральном уровне (а один раз – даже на международном соревновании в Нассау, на Багамских островах). Друзья и знакомые вечно изумлялись, почему способный, кажется, выловить рыбу – да не простенькую, а могучего сома или красавицу-форель – забросив удочку прямо в собственную ванну или вообще в какой-нибудь канализационный люк, не откроет фирму по разработке и продаже другим, менее удачливым рыболовам, своих высокоуловистых изобретений, а продолжает трудиться скромным почтовым служащим. Уилл же скромно пожимал плечами и продолжал ежедневно ездить на работу за десять миль от дома, перетасовывать ежедневно сотни фунтов писем, бандеролей и посылок, и выглаживать надфилем в своем воображении хищные обводы очередной верткой блесёнки…
Вот и сейчас мощные волосатые руки «почтаря» в третьем поколении чутко держали рулевое колесо его видавшей виды «Тойоты», тогда как глаза время от времени отрывались от пустынного в праздничный день шоссе, любовно поглядывая на прозрачную коробку с блеснами, мушками и прочими приманками, покоящуюся на почетном месте рядом с водителем, на соседнем сиденье. Гидродинамического оборудования, как у рыболовных компаний-монстров у мистера Боркина, конечно, не было, но он был уверен на все сто процентов, что новый, окрашенный в серебристо-зеленый цвет воблер поведет себя в струе воды точно так, как и задумывал его творец.
Глядя на бесконечную серую ленту, убегающую под колеса, Уилл видел не ее, а сверкающие блики на мелкой водной ряби над заветным омутком, где прятался огромный окунь, два раза уже выходивший победителем из единоборства с рыболовом и уважительно прозванный им «стариной Недом». Что ж, старина Нед, потягаемся еще разок!..
В тот самый момент, когда мистеру Боркину представилось, как он, после широкого замаха, мастерским скупым движением удилища посылает приманку далеко вперед, машину чувствительно повело в сторону, будто мощным порывом ветра, хотя листва на одиноком деревце у обойчины даже не шевельнулась…
«Черт! – подумал Уилл, привычно выравнивая автомобиль. – Ерунда какая-то…»
Никаких посторонних движений старая верная «Тойота» больше себе не позволяла, поэтому водитель снова расслабился.
«Показалось, наверное…»
Стоп. А это что такое?
Позади, милях в трех по прямому, словно стрела шоссе, от земли до неба и в обе стороны по горизонту, сколько хватало глаз, вставала исполинская снежно-белая стена.
Мистер Боркин почувствовал, как в сердце, на которое он никогда не жаловался, вонзилась болезненная игла.
«Энни!»
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Уилл развернулся через сплошную осевую и, не думая об ограничении скорости, помчался обратно.
По мере приближения к ней, стена превращалась в нагромождение клубящихся облаков, наподобие тех, что видны из иллюминатора под крылом проносящегося в высоте пассажирского лайнера с одним лишь различием: белоснежная всхолмленная плоскость эта теперь располагалась не параллельно, а перпендикулярно земле, теряясь в огромной высоте.
– Че-е-ерт!!!
Боркин слишком поздно понял, что облачная стена вовсе не стоит на месте, а летит ему навстречу на скорости ничуть не меньшей, чем у курьерского поезда, и, каким-то еще не поддавшимся панике уголком мозга понимая, что жать на тормоза поздно – на такой скорости, да в тумане, лучше катиться на четырех колесах, чем скользить «юзом» или, того хуже, кувырком – плавно придавил педаль тормоза. Секунду спустя «Тойота» нырнула в белое и плотное на вид месиво…
К вящему изумлению рыболова, мгновенной смерти за этим погружением не последовало, более того, машина продолжала катиться по чему-то не менее гладкому, чем оставленный «по ту сторону» асфальт, постепенно замедляя ход, пока не остановилась.
Все. Ничего больше не происходило.
Уил заглушил мотор и посидел немного, чтобы собраться с мыслями. За стеклами автомобиля бесшумно клубились туманные вихри, видимость была нулевая.
Радиоприемника в машине не было, мобильный телефон молчал, трудолюбиво сканируя эфир в поисках станции. И это буквально в двух шагах от города! Похоже, случилось действительно что-то экстраординарное, мало напоминающее какой-нибудь шальной циклон.
– Даже если это атомный взрыв, – сообщил кому-то мистер Боркин, глядя себе в глаза через зеркало заднего вида. – И меня накрыло радиоактивным облаком, то от того, что я буду сидеть в стальной коробке на четырех колесах, ничего не изменится.
Собеседник в зеркале согласно кивнул и подмигнул. Он всегда разделял мнение Уилла на сто процентов. Жаль. Если бы он вдруг бурно запротестовал, то был бы шанс отсидеться в уютном и кажущемся безопасным салоне пикапа…
Мистер Боркин тяжело вздохнул и осторожно опустил стекло. Чуть-чуть, на полпальца, не более.
В кабину тут же поползли лохматые туманные щупальца и повеяло холодом.
Может все-таки внезапный грозовой фронт?
Уилл снова вздохнул, еще более тяжко, распахнул дверь и шагнул наружу…
Через минуту он уже точно знал, что стоит на том же самом шоссе, только покрытым туманом, а вокруг царит жуткий холод. Хотя… После ста с лишним градусов[20] перед «стеной» и комнатная температура покажется арктической стужей. Даже солнце не проглядывало сквозь непроглядную кисею и здесь царил легкий сумрак.
Туман не пах никакой химией (а кто знает, чем пахнут радиоактивные осадки?), даже наоборот, свежестью и почему-то сосновой хвоей, что совсем не свидетельствовало в пользу атомной или химической атаки.
«Словно в Йеллоустоне каком-нибудь, – проворчал рыболов, усаживаясь обратно и заводя двигатель. – Или где-нибудь на Аляске…»
И в Йелустонском Национальном Парке, и на Аляске он бывал. В Полярном Штате даже два раза: раз с Энни в отпуске и второй – на Американском Чемпионате по ловле спиннингом. Чудесные были деньки…
«Тойота» осторожно тронулась с места. Туман неслышно расступался впереди и тут же смыкался позади автомобиля… Так продолжалось более полумили.
Внезапно впереди посветлело и обрадованный Уилл добавил газу.
Лучше бы он этого не делал…
Буквально сразу же пикап запрыгал по каким-то ухабам, заставив водителя пару раз врезаться головой в крышу и больно прикусить язык, а еще через мгновение вылетел под яркий свет и, после особенно высокого, прямо-таки «козлиного» прыжка, заглох.
Оказалось, что, незаметно для себя, в момент первого прыжка мистер Боркин зажмурился и теперь потихоньку приоткрывал узенькую щелочку между век, боясь увидеть нечто страшное…
Наконец, щелочка стала достаточной, чтобы оценить перспективу перед лобовым стеклом… И глаза тут же распахнулись до максимальных пределов, отпущенных им природой.
Нет, не зря ароматы тумана навеяли Уиллу воспоминания об Аляске: пейзаж расстилавшийся с трех сторон от стоящей по самые стекла в высокой траве «Тойоты» (ярдах в пяти-десяти позади по-прежнему клубилась Стена) никак не мог принадлежать Цветущему Штату,[21] а вот Полярному – с большой вероятностью…
Мистер Боркин протер глаза, ущипнул себя за поросшее рыжей шерстью запястье и снова протер глаза.
Нет, остроконечные сосны (или пихты какие-нибудь, Бог их разберет) и возвышающиеся за ними на фоне темно-голубого неба заснеженные горные вершины, словно сошедшие с туристической открытки, никуда не исчезли…
Выруливший из-за хвойной рощи «Лендровер» с полицейской эмблемой на борту застал рыболова бродящим вокруг своего автомобиля с видом лунатика, разбуженного посреди восхождения на крышу Эмпайр Стейт Билдинг[22] прямо по отвесной стене. Он то приседал на корточки, то вскакивал, срывал головки неярких полярных цветов, растирал их в ладонях и нюхал…
– Добрый день, мистер! – полицейский в теплой кожаной куртке с меховым воротником с шерифской звездой и широкополой панаме оказался молодым парнем примерно двадцати пяти лет от роду, крепким и высоким, но, судя по смугловатой коже и слегка раскосым глазам – с изрядной примесью индейской крови. – Не слишком ли легко вы одеты для наших широт?
Пар изо рта, правда, не шел, но столбик термометра вряд ли дотянулся бы в сегодняшнее утро до шестидесяти градусов.
– Знаете, шериф, – развел руками Уилл. – Там, где я надеялся сегодня порыбачить, было потеплее.
– Это где? – недоверчиво улыбнулся парень. – Не во Флориде ли? Всю неделю свежо – из куртки не вылезаю…
– А я, собственно, где сейчас нахожусь?.. – потерянно спросил рыболов.
– В Нью-Мексико! – съязвил шериф, приближаясь к мистеру Боркину. – На Аляске, конечно же. Вы сколько выпили сегодня с утра, мистер? Пинту? Две? А может быть не просыхаете со вчерашнего? Ну-ка дыхните!..
Странно, от чокнутого не пахло ничем кроме мужского лосьона после бритья и мяты, вероятно, после пастилок для свежего дыхания…
– Да как вы вообще здесь очутились? – возмутился ничего не понимающий блюститель порядка, хлопнув ладонью по ярко-красному капоту «Тойоты». – На этой колымаге, да по нашему бездорожью.
– Я оттуда… – Уилл, глупо улыбаясь, указал в сторону клубящейся Стены.
– Не свистите! – презрительно ухмыльнулся шериф. – Там до самого Дайкертауна никакой дороги, а это семьдесят миль – не койот чихнул, понимаешь!
– Вы будете смеяться, – взял себя, наконец, в руки мистер Боркин. – Но еще полчаса назад я действительно был во Флориде…
– Ага! А я на Марсе!
– Вы мне не верите? А что, по вашему, это такое?.. – Уилл указал рукой на никуда не собирающуюся пропадать Стену.
– Туман обычный, вот и все. У нас тут и покруче бывают, но башню от этого почему-то никому не сносит. Если травки не обкурились, конечно… Дайте-ка ваши права, мистер…
Шериф минут пять тупо изучал поданную ему карточку со всех сторон и даже на просвет, потом присел возле капота «Тойоты» и еще пару минут разглядывал белый номерной знак, красные литеры и цифры которого на фоне зеленой карты Цветущего Штата прямо и недвусмысленно заявляли, что выдан он действительно в штате Флорида, графство Мэрион, семь лет назад.
– Так вы не шутите? – на мальчишку было жалко смотреть: вся его самоуверенность так и осыпалась, словно сырая штукатурка. – Вы утверждаете, мистер Боркин, что вон там, в тумане, Флорида?
– Проверьте сами! – Уилл понимал, что выглядит нелепо, но поделать ничего не мог. – Двигайтесь по моим следам и не далее, чем в пятидесяти ярдах отсюда будет асфальтированное шоссе… Если вам повезет, – добавил он, усмехаясь неизвестно чему. – То встретите по дороге указатель на Окалу.
Шериф недоверчиво хмыкнул, покрутил головой, но поднялся на ноги и, зачем-то вынув из кобуры свой «Магнум», зашагал по едва видным в траве следам пикапа к Стене.
– Там на заднем сиденье, – буркнул он, обернувшись на мгновение перед тем, как нырнуть в туман. – Запасная куртка лежит. Накиньте, а то часом простудитесь…
После чего растворился в Стене без следа.
Отсутствовал он довольно долго. Боркин успел и в полицейскую куртку закутаться, и включить никогда не используемый им ранее обогреватель в кабине, и даже немного согреться.
Наконец, шериф появился из Стены, с обалделым видом крутя в руках разлапистый пальмовый лист, видимо, сорванный по дороге…
