Дмитрий Емец
Месть валькирий
Один Антигон, тяжелый на подъем и обладавший железобетонными привычками, был недоволен частой сменой интерьера.
– Кошмарный монстр не ожидал, что с ним поступят так по-свински благородно! – говорил он сердито.
Демонстративно упрямясь, он отказывался ставить на ночь булаву в оружейную комнату, бросал камни из пращи на меткость, используя в качестве мишеней фарфоровые фигурки; вытирал пальцы о скатерть и сморкался в тяжелые гардины. За все эти поступки он был нещадно трепан за уши и один раз цинично обозван «замечательным человеком», после чего ушел в сладкое омерзение, из которого торчали ослиные уши запоя. И вот уже три дня от Антигона не было известий. Ирка была уверена, что он сидит где-нибудь на застекленной лоджии, зачерпывает перепончатыми пальцами забродившее варенье и сотрясает многоквартирный дом потусторонними подвываниями.
Возвращаться в «Приют валькирий» сейчас Ирка отказалась. Внутреннее беспокойство не отпускало ее. То и дело она оглядывалась, косилась на прохожих, всматривалась в стены, готовая каждое мгновение извлечь из воздуха и метнуть сияющий дрот. «Туда... теперь туда...» – вел ее внутренний голос. И, оказалось, знал куда вел.
Уже в первой подворотне, куда она свернула, подчиняясь интуиции, на стене у самой земли она заметила накорябанную надпись: «ГоДеСня юЧоНь, кИрИлаВа».
– Сегодня ночью, валькирия! – перевел Багров.
Надпись его явно заинтересовала. Бегло оглядев подворотню, он встал на колени и, предусмотрительно не касаясь букв, принялся разглядывать их.
– Тебе ничего не кажется странным? – обратился он к Ирке.
– Мне всё кажется странным, – нервно ответила она.
– Всё – это не величина. Когда магу или стражу кажется слишком много, ему не кажется ничего! – одернул ее Багров. – Ты заметила, как низко она расположена? Человек моего роста смог бы сделать такую надпись, только если бы лег на живот, что само по себе крайне неудобно. Даже ребенок написал бы ее вдвое выше.
– И кто это писал? Карлик? – спросила Ирка.
– Не обязательно. Но одно ясно: это писалось существом, которое появляется из-под земли.
Матвей встал и, отряхнув колени, еще раз оглядел арку. В глаза ему бросилась длинная трещина в асфальте, проходившая у стены дома.
– Вполне возможно, что писавший появился оттуда, – сказал он, кивая на трещину.
– Она же узкая, – сказала Ирка.
– Не такая уж узкая. Она такая, какая должна быть. И взгляни, как глубоко ушли буквы в стену! На «С» и на «Ч» кровь. Кто-то царапал стену рукой. Раздирал камень голыми пальцами. Не чувствуя боли. Понимаешь, о чем я?
Ирка покачала головой. Багров отколупнул от стены кусок штукатурки, повертел ее в пальцах и отбросил щелчком. Ирка ощутила, что он серьезно обеспокоен.
– Твой недруг мертвяк или оживленец. А если допустить, что это еще и «она», все встает на свои места. Тебя преследует полуночная ведьма.
Слово было произнесено. Ирка ощутила, как к ней тянутся мертвые скрюченные пальцы.
– Полуночная ведьма? Зачем я ей? – спросила она.
Багров недоверчиво улыбнулся.
– Неужели ты не знаешь, что связывает валькирий и полуночных ведьм?
– Нет.
– Точно не знаешь? Никогда не поверю. Ты разыгрываешь!
– Да не шучу я!
– Ну хорошо! Это твоя ведьма, вышедшая на твой след. И самое досадное, что как бы мне ни хотелось вмешаться, я не смогу. Созданиям мрака не страшна некромагия, – сказал Багров.
– Ты назвал ее моей ведьмой? Зачем я ей? – спросила Ирка с суеверным ужасом. Матвей перестал улыбаться.
– Всякая сущность имеет свою тень... Но начать лучше издали. Свет и мрак всегда стремились к балансу сил. В результате, после множества стычек и кровопролитных магических войн, установилось идеальное равенство. Разумеется, какие-то колебания могли быть, но самые незначительные. Например, у света больше воздушной рати, а у мрака больше хмырей, циклопов-берсерков или комиссионеров. И вот, когда на сторону света перешли валькирии и своими внезапными огненными рейдами нанесли мраку несколько серьезных поражений, Тартар сильно задумался. Надо было чем-то ответить, но чем, как? Что противопоставить валькириям? Тогда-то и появились полуночные ведьмы, антиподы валькирий.
– Появились? А до этого что, они соблюдали нейтралитет? – недоверчиво спросила Ирка, вспоминая раздвоенное лицо с порванной щекой и горящими глазами.
– До этого полуночных ведьм вообще не существовало. Их сотворили стражи мрака. Отыскали среди множества томящихся в Тартаре ведьм тринадцать самых опасных и оживили их, собрав из частей мертвых тел. Всех полуночных ведьм тринадцать. Столько же, сколько и валькирий. Полуночные ведьмы ищут валькирий и, обнаружив, сражаются с ними. Другого способа получить архей и, следовательно, жизнь у них нет, – заметил Багров, носком ботинка сбивая со стены надпись.
– Весело, – сказала Ирка хрипло.
– Куда уж веселее! Мировуд рассказывал: если полуночная ведьма одерживает верх, она выпивает побежденного до капли. Его тело выглядит потом как шкурка от маринованного помидора, который опустошили через прокушенную в боку дыру. Любишь помидорчики?
– С этой минуты терпеть не могу, – серьезно сказала Ирка.
– Тебе повезло, что ведьма выследила тебя только сейчас. В день, когда мы с тобой впервые встретились, у тебя вообще не было бы ни единого шанса.
– А сейчас шанс есть? – с надеждой спросила Ирка.
– Я не гадалка, – уклончиво ответил Багров, и, взглянув на его лицо, Ирка поняла, насколько все серьезно.
Матвей лег на живот и вновь заинтересовался щелью в земле. Из глубины поднимался едва заметный, прозрачный пар с трудноопределимым запахом. Ирка ощутила, как ее обдало чем-то холодным, подземным. Вначале пар вытекал медленно, неохотно но вдруг уплотнился и теперь вырывался толчками как завороженная глядела на него.
– Пошли отсюда, скорее! – негромко приказал Багров.
Он вскочил, взял Ирку под локоть и быстро повел ее, почти побежал, то и дело с беспокойством оглядываясь. Молодая валькирия тоже оглядывалась, хотя и не видела ничего опасного. За ними никто не бежал. Даже прохожие и те куда-то исчезли. Лишь бело-желтый туман, густея, скользил вдоль земли, перекатывался мутными шарами, похожими на клочья ваты.
– Не останавливайся! И никакой магии, никаких дротов, никаких превращений, пока я не скажу! – нетерпеливо приказал Багров.
– Почему?
– Разве ты не видишь, что ползет за нами? – спросил Матвей с раздражением.
Тут только Ирка сообразила, что было в тумане настораживающего. Он существовал на очень ограниченной площади. Узкий и длинный, он скользил за ними лишенным формы змеем, отставая шагов на тридцать. Пока что разрыв только увеличивался, однако ясно было, что они не смогут идти бесконечно. Сейчас или позже – он настигнет их. День клонился к вечеру, а там и ночь не за горами.
Багров определенно что-то искал. Взгляд его быстро скользил по стенам домов и крышам.
– С последней надписью все ясно. Ей нужно было задержать нас у щели, и она это сделала... Выпустила туман! – проговорил он с досадой.
– Но зачем? Он усыпляющий? Ядовитый?
– Нет. Но он способен отнять у нас магию. Выпить ее, вобрать... Любая магия, которую мы сейчас применим, будет впитана туманом до капли... Мало тумана не опасно. Однако если мы окажемся в центре облака, нам конец.
– А если кинуть в туман копьем? – предложила Ирка.
– Ну... если оно у тебя лишнее – тогда конечно. Почему нет? – сказал Багров, продолжая деловито оглядывать дома.
Совсем близко Ирке почудился скрипучий смешок.
– А где сейчас сама ведьма? – нервно спросила она.
Багров пожал плечами.
– Не знаю. Где-то там, – сказал он, кивая на асфальт. – Пробирается по ходам нежити так же быстро, как мы идем по поверхности. Земля, и особенно Верхнее Подземье – ее территория. Твоя стихия – небо. Чем выше – тем ты сильнее.
Оценив расстояние до тумана, Багров шагнул к подъезду высотного дома и дернул дверь. По закону вездесущей подлости она была, естественно, заперта. По укоренившейся магической привычке Матвей поднял было перстень, но, спохватившись, опустил его. Мутные шары тумана, уже грязно-желтые, подкатывались все ближе.
– Чего мы ждем? Может, пойдем дальше? – спросила Ирка.
– Дальше тупик. И потом, этот дом – единственно подходящий из тех, что рядом, – процедил Багров.
Шары были уже совсем близко, когда к подъезду подошла средних лет дама и, недоверчиво покосившись на них, открыла подъездную дверь магнитным ключом. Ирка и Багров, нервно озираясь, заскочили в подъезд следом за ней. Их поведение показалось даме подозрительным. Она то и дело оглядывалась и шевелила губами, на которых зрели, но никак не вызревали какие-то негодующие слова.
У лифта все трое остановились, и Матвей, косясь на входную дверь, в широкую щель под которой вот-вот мог просочиться туман, нажал кнопку вызова. Женщина, поджав губы, смотрела в сторону и двумя руками прижимала к себе сумочку. Лицо у нее было таким решительным, что чувствовалось, что каждую секунду она готова взвизгнуть: «Убивают!» – и броситься барабанить в первую же дверь.
Багров не выдержал и вспылил.
– Послушайте! Если вы думаете, что нам нужна ваша сумка... – начал он.
– Ничего я не думаю. Отстаньте от меня! – нервно отвечала дама.
– Нет, вы так думаете... – продолжал Матвей настойчиво. – Вы думаете, что мы могли следить за вами от банкомата и нам нужны те деньги, которые вы только что сняли с карточки? Код карточки, к слову сказать, 1214. Не правда ли, Аделаида Михайловна?
Женщина пискнула и, попятившись, уткнулась спиной в стену.
– Так вот, Аделаида Михайловна: ваши восемь тысяч рублей, которые банкомат выдал вам купюра ми по пятьсот рублей, нам не нужны! Кроме того, мы никому не скажем, что вы живете в квартире но мер пятьдесят. Дверь открывается четырьмя поворотом желтого большого ключа направо. Кроме того, еще итальянский замок внизу. Его вы поставили после развода, чтобы муж не мог вывезти свои же собственные вещи! – безжалостно продолжал Багров.
Женщина пугливо хрипела, вжимаясь в стену. Во взгляде ее был ужас. Внизу, у почтовых ящиков, уже повисла желтоватая непрозрачная муть. Страшно было представить, что произойдет, если кто-то откроет сейчас дверь и впустит весь магический туман сразу.
– Оставь! Не трогай ее! – сказала Ирка.
Багров равнодушно пожал плечами и прижался ухом к створкам шахты, проверяя, далеко ли лифт. Видя, что на нее никто не нападает, дама разъярилась и атаковала сама. Она относилась, видно, к числу людей, мгновенно наглеющих, едва противник дал слабину.
– Еще бы он меня трогал, уголовник малолетний! Я его самого трону! Выследил, да? А ну, пойдем со мной в милицию! Сейчас ты у меня узнаешь, как к людям приставать! – взвизгнула она, торопливо роясь в сумочке.
– Перцовый газовый баллончик просрочен. Потом, вы же сами отдали его вчера вашей дочери Анечке, прежде чем отпустить ее на первое свидание с одноклассником! Кстати, свой баллончик она сразу же отдала ему, и они пытались пшикать из него на ворону! – лениво подсказал Багров.
– Надеюсь, этот одноклассник был не ты? от желания выпалить все и сразу, произнесла дама.
– Не я, – успокоил ее Багров.
Туман у почтовых ящиков стремительно густел. К счастью, подошедший лифт гостеприимно распахнул свой львиный зев. Пропустив вперед Ирку, Багров шагнул следом и нажал кнопку верхнего этажа. Дама с ними, разумеется, не поехала. Она меланхолично готовилась обрушиться в обморок.
– Что ты на нее набросился? Ну женщина и женщина! Пусть бы себе косилась! – спросила Ирка у Матвея, ощущая под ногами обнадеживающее дрожание лифтового пола.
– Нет, я так не могу. Если б ты знала, какие она мерзости о нас думала! И наркоманы мы, и жулье, и в лифте будем гадить, и родители у нас бомжи. Ужасная помойка в голове у этих приличных с виду дамочек! Ну кто ей, скажи, мешал подумать о нас, что-то хорошее? «Ну ребята... Ну спешат куда-то... И я когда-то была молодая... Наверное даже, эта девушка ему нравится...» Хотя бы так, – сказал Багров.
– «Наверное даже, эта девушка ему нравится»? Это ты о чем? – удивленно повторила Ирка.
Матвей не ответил и дважды сердито ткнул пальцем в уже нажатую кнопку.
– Ни о чем. Я же говорю – помойка у нее в голове... По-мой-ка! – торопливо проворчал он. – О, приехали! Выходи! Мы идем на крышу!
Ирка неохотно отвлеклась от интересной темы.
– А если туман просочится в шахту и тоже окажется на крыше?
– Исключено. Туман останется внизу. Чем выше, тем сильнее стихия воздуха и слабее стихия земля. В воздухе царствуешь ты, а на земле – полуночная ведьма. Именно поэтому я и выбирал дом повыше. Обычная девятиэтажка сравняла бы ваши шансы – не более, – заметил Багров.
Он вновь был в своей тарелке. Излучал самоуверенность. Едва двери лифта открылись, Багров проследовал на лестницу и оттуда – на крышу. Он не оборачивался. То, что Ирка тащится следом, – подразумевалось само собой. Молодую валькирию это ужасно раздражало, и она мысленно назвала Матвея «надутым осляндием».
Едва она это сделала, как «надутый осляндий» замер. Спина его окаменела.
«А ты не подзеркаливай!» – капризно подумала Ирка.
Дверь крыши была заперта на висячий замок, настроенный по всем признакам «не пропущать». Туман остался внизу. Угроза, что он втянет магию, исчезла. Зная это, Багров поднял перстень, собираясь внушить замку его глубокую неправоту, но в последний момент решил дать шанс Ирке.
– Вызови дрот... Так... Вставь его наконечник в замок... Поверни!
Ирка последовала его совету. К ее удивлению, широкое лезвие копья сузилось и вошло в узкую скважину без всяких препятствий. Легкий поворот, и замок печально закачался, повиснув на дужке. Они вышли на крышу. Под ними был город, полный сиюминутных желаний и суетливых радостей. Куда-то, блестя плоскими жучьими спинами, пробегали автомобильчики. По тротуарам рассыпались мелкие, как крошки, пешеходы. Кое-где мелькали пестрые точки зонтиков. Ирка подняла голову, и по легкой, капельной, совсем невесомой измороси, которая тотчас покрыла ее лицо, вспомнила старую добрую истину Винни-ибн-Пуха и Пята-бель-Чка, что «кажется, дождь начинается».
Багров, настороженный и недоверчивый, подошел к краю крыши и всмотрелся вниз. Ирка последовала его примеру, однако не увидела ничего примечательного. Оттуда, где они стояли, видна была лишь плоская, уходящая вниз перспектива дома.
– Отлично... просто отлично... – сказал Багров себе под нос.
– Что ты там высматриваешь? Там же ничего нет, – удивилась Ирка.
Матвей молча повернулся к ней. В руках у него возник голубь, белый до ослепительности. Маленькая голова, изгиб шеи и тугая грудь говорили о породе. Птица косилась на Багрова тревожно-ошалелым взглядом. Должно быть, еще секунду назад она спокойно сидела в элитной голубятне.
Деловито осмотрев птицу, Матвей передал ее Ирке.
– Дохни на голубя, валькирия! Отдай ему частицу себя! – приказал он.
– Зачем?
– Потом поймешь. Сделай то, что я сказал... Так нужно!
Ирка послушно взяла птицу. Голубь был упругим, теплым, вполне материальным. Бьющийся комок жизни с торопящимся сердцем. Нахохлившись, голубь недовольно шевелился в руках у Ирки, пытаясь высвободить крылья, и скашивал на нее глаза. Ирка подула ему на голову, и тот сразу притих, ловя клювом теплый воздух.
– Готово? – нетерпеливо спросил Багров, внимательно глядя на голубя. – Умница, то что надо!.. А теперь подойди к краю крыши, вот сюда... Подошла? Бросай его!
– Что, прямо вниз? – нерешительно спросила Ирка, которой даже смотреть тревожно было с такой высоты.
– Смелее бросай! Не разобьется! Это же птица! – приказал Багров.
Ирка нерешительно подбросила голубя. Тот сразу раскинул крылья и, подхваченный упругим ветром, стал кругами снижаться. Ирке он напоминал газету, сорванную ветром с балкона. Такой же порывистый, полный непредсказуемого изящества полет и то же мгновенное замирание с распластанными крыльями.
Напружинившись, точно охотящийся кот, Багров следил за птицей. Его голова нависала над пустотой.
– Приготовь дрот! Скорее! Когда что-то почувствуешь – бросай!.. – приказал он.
– Бросай?! В кого?
Багров сердито взглянул на Ирку и сразу же снова на голубя. В его взгляде читалось, что если что-то надо объяснять, то объяснять не надо.
– В меня! – сердито передразнил он, – Разве не понятно? Где копье?
Вскоре голубь стал не крупнее белой точки. Несколько раз точка исчезала, но потом появлялась вновь. Далекое детское воспоминание проснулось в памяти Ирки.
Вот она стоит на берегу пруда и смотрит, как отец ловит рыбу. Сильный ветер с берега лохматит рядом стоящие ивы и надувает ей, Ирке, платье. У нее мерзнут ноги, но ей все равно почему-то весело. Поплавок – юркий упитанный призрак с красной верхушкой – мелькает в сильной ряби, изредка показывая пенопластовое брюхо, такое же мимолетно и остро-белое.
Голубь почти достиг земли, когда что-то быстрое и темное отделилось от стены дома. Белую точку закрыла темная тень. Ирка удивленно заморгала, не понимая, что происходит.
– Бросай! Ну-у! – страшно крикнул Багров.
Дрот сам собой хищно рванулся из Иркиной руки, но она, жалея птицу, сжала пальцы и не пустила его. Темная тень исчезла. Ирка опустила руку.
– Почему ты не бросила? – тяжело дыша от гнева, спросил Матвей.
– Там же птица! Я бы попала в нее!
– Правильно. Именно в птицу и надо было кидать!
– Ка-ак?
– Дрот бы поразил ее вместе с тенью! Для этого я и выбрал белого голубя! Нужна была хорошо заметная мишень! – пояснил Багров.
– Мишень? Но он же живой! Ты что, не понимаешь: голубь – живой! – вознегодовала Ирка.
– Был живой. Есть такой хороший земной глагол: был, – спокойно перебил ее Матвей.
– То есть как?
Глянув с крыши вниз, Багров сжал и сразу же разжал ладонь. Ирка увидела невесть как оказавшееся в ней окровавленное перо.
– Полуночные ведьмы ненавидят птиц. Патологически. Я знал, что она не удержится... У тебя был хороший шанс прикончить ведьму. Ты им не воспользовалась, – устало сказал Матвей.
Ирка не поверила своим ушам.
– Значит, выпуская птицу, ты заранее знал, что она обречена? – спросила она, мучительно вглядываясь ему в глаза в поисках ответа и боясь, очень боясь получить этот ответ.
Багров пожал плечами.
– Что из того, если знал? Когда ты ловишь рыбу на червя, тебя очень смущает судьба червя?
– Ты знал, – убито сказала Ирка. В ее сердце обвалился карточный дом.
– Нельзя, в конце концов, быть такой сентиментальной! Ты не слезливая художница, которая ловит на кухне мотыльков в коробок, чтобы отпустить их в лесу! Ты – гвардия света! – воскликнул он.
Ирка грустно смотрела на него. Простить ему птицу – такую живую, – на которую она только что дышала, она не могла.
– Это нечестно! Я думала, что... И потом, ведьма была совсем не готова! – негодуя, начала она.
– Не надо думать! Это война! – рассердился Багров. – Знаешь, сколько народу в Тартаре могут сказать: «Он поступил нечестно! У нас же было перемирие!»
– Но мы не в Тартаре! Светлые не должны так нападать! – отрезала Ирка.
Багров согласился с ней, вскользь заметив, что именно по этой причине темные живут в среднем гораздо дольше.
– Они не тонут в сентиментальных соплях, когда доходит до дела, – заметил он.
Ирка не слушала его. Тоска, что кто-то, казавшийся близким, оказался чужим и жестоким, – навалилась на нее дряблым брюхом. Памятью ладоней она ощущала еще теплые тугие бока птицы, от которой осталось одно окровавленное перо. В данную секунду Багров казался ей хуже, чем полуночная ведьма. В ведьме, во всяком случае, она никогда не разочаровывалась.
Повернувшись (Матвей продолжал говорить что-то, но она не слышала голоса, хотя рот его и открывался, как у марионетки), она бросилась бежать. Не думая куда, не думая зачем. Просто чтобы не видеть его. За вентиляционной трубой, откуда явственно доносился запах пригоревшего молока, она поспешно сдернула куртку и стала превращаться в лебедя. К тому времени, как Матвей нашел ее, трансформация почти завершилась.
За трубой Багров увидел деву-лебедь, руки которой стали крыльями. Черты лица неуловимо менялись. И вот уже у Ирки появился крепкий желто-коричневый клюв.
– Снизишься, и ведьма прикончит тебя! Я же говорил: она ненавидит птиц! – холодно сказал Багров.
– Тогда прикончи меня сам! Тебе же это ничего не стоит!.. Ну!
Последние слова ее были неразборчивы и напоминали лебединый крик.
Багров сделал шаг ей навстречу. Лицо у него было красным, оскорбленным. Не дожидаясь, пока он схватит ее, Ирка бросилась к краю крыши, оттолкнулась и начала падать. Мир завертелся. Зеленым квадратом заметался скверик внизу, играя в бешеную чехарду с томящими своим однообразием балконами. Ирка смутно надеялась увидеть смазанную фигуру Багрова, который – она знала это – стоит на краю крыши, но крыша срезалась в пустоту и исчезла. И вот наконец ветер упруго толкнул ее в раскинутые крылья. Превращение завершилось. Озорная, бесстрашная душа лебедя заполнила Иркино сознание. Круг за кругом Ирка снижалась, зная, что где-то близко, там, где уравниваются стихии земли и воздуха, притаилась полуночная ведьма. Испытывала ли Ирка страх? Да нет, пожалуй. Скорее она теперь испытывала азарт... азарт молодого и сильного лебедя. Ирка увлеклась борьбой с ветром и едва не просмотрела ведьму. К счастью, чуткий птичий взгляд зацепил странное пятно на одноцветной стене дома – пятно, похожее на шлепок серой глины, которой спешно залепили щель. Ирка пригляделась, и ужас перемешался с омерзением. Серая, плоская, к дому прижалась ведьма и, вцепившись в стену синими ногтями, карабкалась вверх. К ее жуткому лицу – Распухшему, с порванной щекой – прилипло несколько белых перьев. Глаза смотрели колючками.
И если бы взглядом можно было убить – Ирка была бы уже мертва, столько молчаливой, сосредоточенной ненависти полыхало в глазах ведьмы. Валькирия ясно ощутила, что ведьма хочет прыгнуть, но она так и не прыгнула, поскольку лебедь был слишком далеко. Вместо этого ведьма вытянула палец – страшный сизый палец, на котором дрожало похожее на каплю ртути кольцо. Не дожидаясь, пока от кольца оторвется искра, Ирка сложила крылья и нырнула вниз.
Посланная вслед искра скользнула по перьям и опалила шею холодным огнем. Боль прокатилась по телу тремя ледяными волнами, заставив лебедя гневно протрубить. Ирка расправила крылья и, поймав тугой дружественный ветер, стала набирать высоту, ощущая с каждым новым взмахом крыльев, как ослабевает гипнотическая власть взгляда ведьмы.
Сосредоточенный гнев, который безуспешно пытался вызвать у нее Матвей, вспыхнул теперь сам. Перелетев на балкон стоявшего напротив дома (блочная девятиэтажкка с рыжими подтеками на стенах), лебедь забился между детских санок и выставленных на медленное умирание связок «умных» журналов, дебелые телеса которых перепоясывал шпагат.
Ослабляя боль, которая до сих пор жила в ней, Ирка вернула себе человеческий облик и распрямилась с сияющим дротом в руке. Теперь копье полетело бы без колебаний. Однако ведьма уже исчезла. Там, где недавно на стене распласталось серое пятно, чернела крупная надпись:
зОвЫв шРоНеБ лОпЧнОв
И, хотя рядом с ней не было Багрова, Ирка странным образом поняла все сама:
«Вызов брошен. Полночь».
