Елизар Лазовский
Прошлая настоящая жизнь
«Ну и чего полезного я узнала про Арину? Что она влюблена в этого парня и ходит за ним по пятам?» – шла, мерзла и думала Лида. А парень тем временем зашел, как и всегда, в подъезд. Арина, как и всегда, осталась наблюдать поодаль, а Лида уже решила было бросить это глупое занятие и идти отогреваться в изостудию, но парень почти сразу вышел на улицу, держа в руках большую сумку. Сегодня его, правда, никто не провожал, видимо, в сильный мороз его знакомый жалел пса и днем с ним гулять не пошел. Оглянувшись, парень заметил автобус и рванул на остановку. Все, решила Лида. Но оказалось, что на сегодня это было не все. Арина, в отличие от других дней, не ушла, а направилась к тому подъезду, в который заходил парень. Ее не было так долго, что Лида околела и уже хотела уходить, но тут Арина вышла, и в руках у нее был пухлый и явно увесистый фирменный пакет…
А назавтра Нинка сказала, что ее сестра просила узнать у Лиды, где она купила свой голубой шарфик.
– Я не знаю, это подарок. А что?
– Понравился он ей очень. Она у меня вообще страшная модница и воображала. Из отца с матерью жилы вытянула за эту дубленку. А сапоги ее ты видела? Финские! Обещала носить аккуратно и мне по наследству передать.
– А где она достает такие вещи?
– У них на курсе парень есть, фарцует; вещи у него фирменные, но такие деньги за все дерет!.. Правда, Ирка вчера радостно намекнула, что теперь он ей не нужен, сама будет фарцевать. А за шарфиком-то своим ты следи, когда в следующий раз к нам придешь, – засмеялась Нинка.
«Ах, вот оно в чем дело, – подумала Лида. – Это Арина за тем самым фарцовщиком следила, чтобы узнать, где живет его поставщик, так, что ли? Как уж она убедила этого оптовика, и думать не хочу, свечку не держала. Но будет теперь этому, в аляске нараспашку, здоровая конкуренция в лице Арины. Вот и вся загадка. Тряпичница она! Голубой шарфик ей понравился, видите ли… А я ломала голову, почему она так подозрительно на меня смотрит. Хорошо, что я еще ей никаких странных вопросов не успела задать, представляю, что она про меня подумала бы! Могла бы и чумовозку вызвать за такие вопросы».
Значит, эта Арина – не та, кто ей нужен. Если только фирменные вещи не понадобятся. И скорее всего, ей придется искать все-таки Ирину Шалимову. Лида огорченно вздохнула – ее расследование пошло по ложному пути, а воз и ныне там…
…А после новогодних каникул к ним в класс пришел новенький. Первым уроком был инглиш, Нина Ивановна взяла новенького в свою группу, поэтому парня пришлось представлять дважды – сначала группе и на следующем уроке всему остальному классу. Это, мол, Витя, он теперь будет учиться в нашем классе; Витя играет на гитаре, занимается спортом и бла-бла-бла. Ничего так мальчик! Симпатичный блондин. Длинная косая челка, глаза голубые и ямочки на щеках, когда улыбается. Только вот стоит ли торопиться влюбляться? Осторожнее, Лида! Фамилия-то у пацана – Павловский…
Глава 3
15 октября 1977 года
– Василич, с этим все.
– Да, вижу, скорее, Ирину Шалимову давай! …Виктор Эдуардович проснулся и сразу понял, что он теперь просто Витя. Потому что выскочил он как черт из табакерки из своей кровати в старой родительской квартире, явно помельчав в размерах. Уже перебросили!
Он не заставил невидимого незнакомца долго себя уговаривать. Вернуться, говорите? Иначе никак? Ну что ж, помирать точно не хочу. И вот он здесь, в старой квартире, в Сокольниках. Они потом переедут в Люблино, отцу предложат новую работу, мама переведется на работу в Люблинский районный отдел народного образования, и он будет учиться в новой школе.
А пока очень хотелось в туалет. Бежал на автопилоте, не задумываясь на поворотах, вот что значит детская память, провела его по маршруту, как навигатор. В туалете он явственно осознал, что ему теперь четырнадцать – разница была ощутимая. Но зато результаты обследования порадовали мгновенной эре… в общем, реакцией. Не сравнить с вялотекущим процессом безо всякой гарантии, когда тебе за пятьдесят. В ванной Виктор подошел к зеркалу. На него смотрел подросток, скорее жилистый, чем мускулистый. Виктор привык к более рельефному торсу, над которым он не переставал работать даже на шестом десятке. Два раза в неделю трудился, и результат давал ему повод гордиться. Ну, хоть этим. Так, дальше: неужели это тонкое скуластое лицо, голубые глаза, светлые густые, а не седые и редкие волосы – его? Ох ты ж, не зря он почти совсем не отказывался, если так только, для порядка, когда неизвестный голос заманивал его прелестями новой жизни в четырнадцатилетнем теле! И вот теперь он убедился, что не дурак был. На такое он согласен! Слышите, вы там, спасибо! Мне все понравилось, а мускулатуру накачаем, вот прямо сейчас и начнем с зарядки, только недолго, он сегодня проспал как сурок и пойдет только к третьему уроку. Или, может, вообще не ходить?
Витя вернулся в свою комнату. Неужели она и правда была такая маленькая? На стуле нашел футболку и треники – обхохочешься! Но что делать, пришлось надеть. Выбежал на улицу. 15 октября, а такая теплынь! С удовольствием ощущая молодое, гибкое, хоть и не очень сильное тело, сделал зарядку, потом пробежал два раза вокруг дома. На первый раз хватит, Витя очень хорошо помнил, как в прошлой жизни был совсем не спортивным мальчиком. Надо давать мышцам нагрузку дозированно…
Первые недели все было как в прошлой жизни – старая, еще довоенная, школа во дворе, кружок игры на гитаре в Доме культуры обувной фабрики «Буревестник» (в 2020 году вместо фабрики будет офисный центр), турник на спортивной площадке в парке Сокольники и сначала по пять, потом по десять подъемов, пока без переворотов. Но вот однажды вечером папа пришел с работы и сказал, что его назначили заместителем начальника Люблинского литейно-механического завода. События завертелись разноцветной юлой: папа сдавал дела на старой работе на Сокольническом вагоноремонтно-строительном заводе и ездил знакомиться на новую; мама в спешке оформляла перевод на новую работу в Люблино и отвозила документы сына в новую школу; все трое ездили смотреть новую квартиру, которую папе предоставил завод. Готовясь к переезду, насобирали по окрестным магазинам коробок и ящиков, несколько дней жили на тюках, как цыгане, и к Новому году наконец перебрались на новое место.
До Нового года оставалось несколько дней, но Витька в новую школу не торопился, четверть ему закрыли в старой школе, между прочим, без троек; так что его каникулы оказались длиннее, чем у всех. Но промелькнули они все равно быстро, и 11 января перед Витей радушно распахнула двери новая школа…
1978 год
Когда Нина Ивановна представила им новенького, у Лиды загудело в голове – явный признак, что этот Витя имеет отношение к переброске во времени. Даже если бы у Лиды не было информации о его имени, этот характерный и настойчивый гудеж тонко указал бы на толстые обстоятельства.
В этот день ей было не до английского. А также не до алгебры, и не до истории, и не до физики, впрочем, как всегда; уже второй раз в жизни Лида учила эту ужасную физику, и никаких подвижек – симпатии к предмету так и не возникло, и уж точно не до пения. Весь день она то таращила глаза на Витю, то, опомнившись, прятала взгляд под отросшей челкой «когда до парикмахерской дойду уже», то снова зачем-то пыталась поймать его взгляд…
Тот это Витя или не тот? Как к нему подобраться? Не подойдешь ведь и не спросишь в лоб: «Ты, друг, тоже вторую жизнь проживаешь? А про первую не забыл? А я Лидочка Симагина, тебе мое имя ни о чем не говорит? Может, в момент смены временного континуума что-то про меня слышал? А я вот про тебя слышала…» Да, с наскока эту крепость не возьмешь, тут думать надо.
Оказалось, что не на одну Лиду появление Вити Павловского произвело такое глубокое впечатление. Практически всей девичьей половине класса в этот день учеба не шла в голову. На переменах, разбившись по группкам, девчонки перешептывались и переглядывались, на уроках белыми лебедями летали записки.
Витя тем временем показал свои наилучшие коммуникативные качества. Со всеми мальчишками в первый же день перезнакомился, а во второй день уже включился в подготовку выступления на школьном фестивале патриотической песни. Оказалось, что он поет и действительно играет на гитаре и знает не три, а побольше аккордов.
Узнав об этом в первый же день на уроке пения – хоть правильнее не пения, а музыки, – Еленочка, учительница музыки, устроила кастинг. Опять слово из прошлого, то есть из будущего. В результате сложилось трио в составе: Витя, Лида и Нинка. Нинка была солисткой, так как уже два года пела в Большом детском хоре Всесоюзного радио и Центрального телевидения под управлением В. Попова и даже снималась на телевидении, участвуя в авторском вечере Александры Пахмутовой. По наводке Нины Ивановны Еленочка начала разучивать с ними We shall overcome Пита Сигера. Во время репетиции в отражении стеклянной двери актового зала Лида видела брюнетку со стрижкой и шатенку с длинным конским хвостом, а между ними симпатичного паренька с косой челкой – «я как в воду глядела!» – и гитарой, и ей это очень нравилось. Да, в этой жизни ничего не повторялось. В прошлой жизни у них в классе был квартет: Сережа, Гоша и две Лены; хорошо пели, даже второе место на каком-то районном конкурсе заняли. «Посмотрим, какое будущее у нашего трио…»
Прошло несколько дней, и Вите за эти дни насыпался град записок. Девочки развлекались, пользовались безнаказанностью и анонимностью – ничьих почерков он пока не знал, не все имена запомнил. Вот и Наташка Малинкина тоже ему записку подбросила: «Не хотел бы ты подружиться с какой-нибудь девочкой из нашего класса?» – и подпись «Дуся». «Вот ведь ребенок», – подумала Лида. После школы Лида с Наташкой пошли домой кружным путем, чтобы подольше поболтать. По дороге Наташка вздыхала, жалуясь на низкие шансы «Дуси» подружиться с Витей.
– Потому что он сегодня все перемены на Ирку, не отрываясь, пялился. А она делала вид, что не замечает его в упор. Эта дура Коваленко себя прям принцессой считает! Сегодня первый день после гриппа вышла, а уже туда же…
Ирка всегда была звездой не только классного масштаба. Самая симпатичная и в четырнадцать лет уже откровенно сексуальная. Старшеклассники от нее голову теряли регулярно. Она же оставалась неприступной Снежной королевой; гулять она с ними гуляла, поклонение принимала благосклонно, а «поцелуя без любви не отдавала», что бы там ни говорили завистницы.
– Наташ, не злись. Ирка ведь и правда как картинка, на нее все ребята пялятся. «Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает».
– Клевая песня, да, Лид? Я ее себе в песенник обязательно перепишу, что-то у меня там мало новинок!
– Наташ, ты дурака не валяй, с Витькой тебе ничего не светит. Ты вот лучше обрати-ка внимание на Сережку…
– Третьяк – дурак недоделанный! – Наташка аж покраснела от негодования. – Меня от него тошнит!
– А его от тебя штырит.
– Чего?
«Ой, что же это вы, девушка, так неаккуратно, здесь таких слов не знают, попрошу вас впредь так не выражаться».
– А ты хочешь сказать, что до сих пор не поняла, зачем он тебе каждый день косички дергает да расплетает.
Наташка остановилась, выпучила глаза, испуганно спросила:
– А ты знаешь? Зачем?
– Знаю, но ведь ты мне не поверишь. Я лучше промолчу.
– Нет, скажи! Скажи, пожалуйста, зачем?
– Давай сделаем так. Завтра, когда он будет к тебе приставать, ты не будешь бить его по башке учебником.
– Как это не буду? Еще как буду! А то ведь он не отстанет.
– Послушай меня, пообещай, что завтра, только один день, каждый раз, когда он к тебе пристанет, ты повернешься к нему, сначала посмотришь ему прямо в глаза, улыбнешься и сделаешь вот так… – Лида показала подружке классическое упражнение глазами «в угол, на нос, на предмет». – Делаешь все медленно, не торопясь, чтобы его до печенок проняло.
– Симагина, ты что, самая умная? Да он надо мной посмеется при всех! Буду я ему еще глазки строить!
Наташка еще долго отнекивалась, но Лида пообещала ей, что, если она сделает все правильно, Сережка от нее отстанет. Взяла с нее честное слово, и они разошлись по домам…
«Интересные подробности мне Наташка рассказала про Коваленко, – думала Лида уже дома. – Только не ясно, полезная или бесполезная эта информация. Вот если бы Ирка была не Коваленко, а Шалимова, можно было бы предложить гипотезу, что Павловский – тот самый и помнит все, так же как и я. И например, про Шалимову, так же как и я, услышал в момент переброски и теперь пытается выйти с Иркой на контакт, думая, что она и есть Ирина Шалимова. А со мной не пытается, потому что каждый, кого перебросили, мог услышать только про следующих, а про предыдущих никому знаний не открывалось. Вот и я, были ли предыдущие, не в курсе, а про последующих (Павловского и Шалимову) слышала. Опираться на эту гипотезу для дальнейшего расследования можно было бы, если бы не два но: первое – неизвестно, тот ли это Павловский, и второе – Ирка-то не Шалимова! Но есть еще одна гипотеза, очень простая и, похоже, верная, – Витя просто с первого взгляда втюрился в нашу первую красавицу классного, да что там, не побоимся этого слова, общешкольного масштаба. Правда, эта гипотеза мне совсем не нравится, – закончила мозговой штурм Лида, – так как она перечеркнула бы все мои надежды на то, что Витя – тот самый. Ладно, торопиться не будем, поживем – увидим…»
На следующий день Сережка Третьяк весь день пребывал в ступоре. Он все косился на Наташку Малинкину и никак не мог понять, чего это она на него так посмотрела на первом уроке, когда он привычно дернул ее за обе косицы. Вот и сейчас он за ней наблюдал, а она заметила и взглянула на него так, как никогда раньше не смотрела. Сережка был озадачен весь день так сильно, что ни разу больше не пристал к Наташке.
После уроков – факультатив по труду. Лида выбрала из «потустороннего клада» отрез на блузку попроще, мама разрешила. Жалко тратить на учебную вещь хороший материал, пусть полежит, попозже пригодится, может, даже после школы. Шила для лета блузку-крестьянку, простую по фасону и несложную в работе. А еще Лида занялась на факультативе новой юбкой. Из-за того, что взялась сразу за две вещи, ни ту ни другую доделать не успела. «Ладно, – решила Лида, – в выходные дома закончу». Да, в эти времена, если руки не оттуда, откуда надо, растут – ходи в каком-нибудь убожестве из соседнего универмага. Вспомнив про универмаг, Лида решила, что нужно сходить в «Серый», посмотреть, чем он богат.
Поодиночке в магазины ходить было не принято. Лида позвала с собой Нонну Тюрину. Она тоже на факультативе была, ночнушку в подарок маме шила.
До «Серого» было пешком прилично, но почему-то у них было принято по району ходить, а не на автобусах ездить, и Лида с удовольствием любовалась зимней черно-белой картинкой Люблинской улицы: черные следы от колес на белом снегу, а посередине разделительная полоса, запорошенная снегом, и тополя, словно нарисованные черным углем. В начале восьмидесятых тополя «закатают в асфальт», сделав улицу шире и увеличив ее пропускную способность. А пока катят по неширокой улице «жигули» да двадцать четвертые «Волги»; двадцать первые «Волги» тоже попадаются, хотя уже считаются старьем. Знали бы их владельцы, какой спрос на них будет в двухтысячные, берегли бы…
Лида шла и звенела кефирными бутылками в тряпичной сумке, которую сшила мама из Лидиного детского сарафанчика в красный горох. Сумка вышла веселая, яркая и удобная. На обратном пути надо бы зайти в молочный магазинчик (маленькая избушка почти на курьих ножках, очень скоро ее снесут, в этом микрорайоне выстроят целый лес многоэтажек); в этом магазине всегда безотказно принимают молочную посуду, не ссылаются на то, что «тары нет», и дают в обмен молоко или кефир. За две бутылки по 15 копеек Лида получит одну бутылку кефира, это всегда было ее обязанностью, не папе же с мамой на работу с пустыми бутылками ходить.
В «Сером» зависли в галантерейном отделе. С удовольствием изучали ассортимент тесьмы, резинок, пуговиц – не хуже, чем в прошлом, то есть в будущем, решила Лида, может быть, не такой огромный выбор, но приятно разнообразный. В отличие от обуви или верхней одежды, на которые без слез не взглянешь.
Вечером позвонила Наташка:
– Помогло, Лида! Помогло! Откуда ты знала? И что же, он теперь никогда не будет ко мне приставать?
– Знаешь, еще возможны рециди… то есть временное возвращение этой его вредной привычки, но через какое-то время все пройдет. Мало того, обещаю, что скоро он начнет провожать тебя до дома и нести портфель. Ты ни в коем случае не отказывайся, а то можешь все испортить, и он снова станет дергать тебя за косички или даже что похуже…
Уже прошло уже несколько репетиций их трио. Нинка заливалась соловьем; Лида старалась не отставать, у нее всегда был неплохой слух и голос; Витя, если честно, лучше играл, чем пел, но хоть не фальшивил. Раскладка на два голоса девочкам пока не давалась, а до выступления оставалось не так много времени, поэтому все, в первую очередь беременная Еленочка, страшно нервничали, хотя ей это было никак нельзя. Поглядывая на Витю, Лида не переставала перебирать варианты, как же к нему подступиться.
В результате с Витей Лида решила прислать ему записку. Если он и есть тот самый Виктор Павловский из ее синей мглы, то по его реакции она все поймет, а если нет – ну, одной глупой запиской больше будет, он уже к ним привык, наверное.
Записок получилось три. Первую записку Лида подложила ему в учебник английского перед уроком. «Виктор Эдуардович, я знаю, что Вы не совсем тот, за кого себя выдаете». Лида решила, что с отчеством будет солиднее, сразу будет понятно, что это обращение к взрослому человеку. Пришлось лезть в классный журнал на последнюю страницу со сведениями о родителях. Он нашел записку в учебнике не сразу, но, когда прочитал, словно окаменел. Весь день и еще дня три она наблюдала за Витей. Видно было, что он в недоумении перебирает всех и не может понять, от кого записка. Всматривался в лица, прислушивался к разговорам. Лида отсиживалась в тылу.
Вторую записку она положила в карман его пальто на следующей неделе, когда их класс дежурил по школе и Лидин пост был в гардеробе. «Виктор Эдуардович, я знаю, что Вы не совсем тот, за кого себя выдаете. Со мной произошло то же, что и с Вами». Наутро на Витю жалко было смотреть. На его лице отражалась такая мука, такое беспокойство и такая беспомощность, что Лида решила долго не тянуть и на следующий же день подкараулила его после уроков за углом школы.
– Ты домой?
– Да. – Витя был мрачен и задумчив.
– Нам по пути.
– Разве?
Они шли дворами вдоль Таганрогской, и Лида молилась, чтобы их не заметили сестрички-двойняшки, их одноклассницы, спины которых маячили впереди, иначе пересуды в классе назавтра были бы обеспечены. Видно было, что Вите не до разговоров. А Лида щебетала глупой пташкой обо всем на свете:
– Как хорошо, что ты играешь на гитаре! Ты уже знаешь, что у нас в школе есть самый настоящий ВИА? Правда, там играют только десятиклассники, но это ничего, подрастешь, получше научишься играть, над техникой поработаешь, зато в десятом классе место в ВИА тебе будет обеспечено. А еще это здорово, что Нина Ивановна взяла тебя в свою группу, она такая замечательная, я имею ввиду Нину Ивановну, а не группу, хотя наша группа тоже очень хорошая! И она любит что-нибудь придумывать, ой, я опять имею ввиду Нину Ивановну, а не группу. Вот недавно на «Огоньке» Мишка из девятого пел на английском «Вечерний звон» – Those evening bells переводится. Хороший парень такой, поет здорово и спокойный. А то обычно мальчишкам только побезобразничать дай! Вчера наши ребята снежками кидались, еле от них ноги унесли, а ты почему с ними не кидался? Примерный очень? Или боишься, пока новенький? Да что ты все молчишь, сам на себя сегодня не похож! Счас я тебя расшевелю.
Она отбежала к большой куче еще неубранного снега, слепила снежок и запулила ему прямо в портфель.
– Ой, извини, там снег сейчас растает и все промочит! Давай помогу вытряхнуть.
– Да не надо ничего, туда и не попало снега. Дай я сам, не надо, да уйди ты уже…
В результате этой несложной манипуляции третья записка осталась лежать в его портфеле. «Виктор Эдуардович, я знаю, что Вы не совсем тот, за кого себя выдаете. Со мной произошло то же, что и с Вами. Если Вы хотите разгадать эту загадку, давайте объединим наши усилия».
На следующее утро Лида немного проспала. Папа почему-то ушел на работу пораньше, и она собиралась одна. На кухне висел трехпрограммный радиоприемник, с утра обычно на «Маяке» слушали «Опять двадцать пять». Сегодня, в который уже раз, «Перышки у птички» передавали, Лида эту песню наизусть знала. Переключила на первую кнопку, там вещала «Пионерская зорька». Хорошо, что переключила! Сразу вспомнила, что пионерский галстук вчера постирала, а погладить забыла. Носить галстук в школу было строго обязательно всем пионерам, от мала, третий класс, до велика, восьмой. Если вдруг забудешь, сразу станешь белой вороной и тебе на это строго укажут и будут указывать весь день, а то и домой на перемене отправят за галстуком. К галстуку еще полагался пионерский значок, вот здесь частенько случались послабления, если вдруг его не было.
Включила утюг, а пока он грелся, сделала себе бутерброд. Ах, что за масло! Такое масло можно ни на что не намазывать, а просто от куска откусывать. Пионерский галстук гладила она уже последние денечки – собиралась вступать в комсомол. Четырнадцать исполнилось, училась хорошо, активистка – что еще надо комитету комсомола, чтобы благословить на вступление? Их будет четверо самых первых из класса: Лида, воображала Тонька Голикова, Нонна Тюрина и Витька Павловский. Он, оказывается, уже с характеристикой из той школы пришел, и ему разрешили – блатной, наверное.
Когда она сломя голову выскочила из подъезда и собралась бежать в школу, дорогу ей преградил Витя.
– Ой, доброе утро, Витя! Не ожидала, но раз уж ты здесь, быстрее побежали, а то на черчение опоздаем.
– Нет, Лида, ни на какое черчение мы не опоздаем, потому что мы с тобой на него вообще не пойдем. Нам надо поговорить…
Ну, вот и славненько! Значит, она все верно рассчитала – это не совпадение, и Витя не однофамилец. Теперь их будет двое, вдвоем легче пойти туда, не знаю куда, и найти то, не знаю что, и того, не знаю кого. Но Лида не смогла удержаться, чтобы еще немного не повалять перед Витькой дурочку.
– И ты уверен, что я подкладывала тебе какие-то записки? Может, это еще в школе кто-то сделал, чё сразу я!
– Не был бы уверен, если бы ты не прокололась.
– И в чем прокол?
– Ты вчера перестаралась, изображая наивную семиклассницу, у тебя прям первоклассница получилась, не старше. Я сразу почувствовал подвох, ты ведь понимаешь, что мне уже за полтинник, а не четырнадцать. Да, кстати, вот только что был второй прокол – тебя не удивил сленг, которым в это время еще не пользуются. И от самого «прокола» не открестилась, а только интересно стало, где прокололась. К тому же после того, как я стал получать записки, я стал тщательно проверять свои вещи на предмет новых поступлений. И обыскал портфель как раз перед выходом из школы. Так что эта записка могла быть только от тебя…
Они сидели у Лиды на кухне. Витька умял последнюю сосиску и пил чай. А она рассматривала его, пытаясь за непослушными вихрами, ямочками на щеках и съехавшим набок пионерским галстуком разглядеть пятидесятилетнего мужика. Он рассказал Лиде все и сразу – был абсолютно уверен, что она – его друг по несчастью. И Лида, не успел он даже закончить рассказ, почувствовала в нем родственную душу. И испытала облегчение – она не одна!
– Ну и что делать будем, а, Вить? – Лида заглянула ему в глаза с извечной женской надеждой найти мужское плечо посильнее, на которое можно было бы переложить груз, который так тяжело тащить одной. – Ты ведь, конечно, думал обо всем, что случилось. И до чего додумался? Что нам делать?
– Это зависит от того, чего мы хотим. Хотим воспользоваться вторым шансом и просто жить? Значит, будем жить заново, это будет наверняка интересно. Или мы хотим вернуться? – Витя взглянул на Лиду испытующе. – Ты хочешь вернуться?
– А ты? Разве у тебя не остались в прошлой жизни родные люди? Мне в той жизни тоже за пятьдесят было, когда… ну, когда это случилось, у меня семья, дочка, внучка.
– Я в первые дни как в каком-то угаре жил – молодое тело, еще одна жизнь! Здорово было бы прожить ее без прошлых ошибок и даже наоборот. Я ведь финансист по образованию, на немалых должностях в приличных компаниях работал, последнее место – финансовый директор в структуре Газпрома. Представь, какие перспективы открываются – я же помню все перипетии в политике и экономике страны от перестройки и до наших дней, Господь умом не обделил вроде. И я смогу использовать свои знания! Вот как захочу, так и использую. Но пожил я несколько недель в этой социалистической действительности и понял – долго не выдержу. В первой жизни я не имел «послезнания», жил как все, а сейчас… Еще раз маршировать строем сначала в красном галстуке, потом с комсомольским значком, потом с партбилетом… Ну их на фиг! Всех денег не заработаешь. Если будет возможность, я бы вернулся. У тебя вон семья. Я, правда, был разведен, но у меня дочь беременная была, может, я уже дед, а не знаю об этом, кто ж его знает, как здесь и там время течет… Потом, там работа осталась интересная, денежная, я немалого добился в той жизни, полмира объездил и по работе, и отдыхать. К свободе привык, не представляю, как буду здесь. Я бы вернулся, однозначно. Если только это возможно.
– С того дня, как я здесь очутилась, я чувствую себя как на экскурсии. Здесь, конечно, здорово и интересно, но я хочу обратно. К тому же я хорошо помню анекдот про разницу между туризмом и эмиграцией. А еще обязательно хочу узнать, что произошло, как это вообще возможно и кто за этим стоит.
– Кто стоит? Ясно кто – Василич.
– Уж чего яснее. Василич – это отчество или фамилия?
– А я про фамилию не подумал, и правда! Но по-любому найдем Василича, вытрясем из него информацию вместе со всеми его печенками!
– Вить, время! Побежали в школу, а то и на второй урок опоздаем. Слушай, а у тебя это тоже легко работает – переключаться со взрослого сознания на детское?
– Да, даже не контролирую и не замечаю. Когда обстоятельства требуют быть школьником – я школьник. Дома наедине сам с собой размышляю – я взрослый. Да вот с тобой тоже взрослый. А ты?
– Да, я с тобой сейчас тоже взрослой своей половиной общалась, куда там этой четырнадцатилетней пигалице такие вопросы поднимать! Надорвалась бы.
С Витей в школе они демонстративно не общались. Многое успели обсудить у Лиды на кухне, обменялись номерами телефонов и долго болтали после школы. Лиде было интересно все, даже мелочи, поэтому она спросила:
– Слушай, а что переместилось вместе с тобой?
– О, обхохочешься! Мой костюм, цивильный и недешевый, превратился в брючки и курточку, я бы не возражал, если бы это был приличный деним, ан нет, получилась такая детская рабочая одежда. А вот с чем повезло, так это с кейсом – из него вышел вполне приличный дипломат. Отец с ним ходит и уверен, что он у него давно и что он сам его по случаю купил. Правда, в кейсе у меня были документы и рекламная полиграфия, а здесь в дипломате оказалось два набора – акварельных листов и цветной бумаги, ну да в школе все пригодится. Дорогущие электронные наручные часы превратились в механические, марки «Слава» Второго часового завода, из айфона получился неплохой калькулятор, еще у меня в кармане были, в общем, из них получилось то же самое, только называется это сейчас «изделие номер 2 Баковского резинового завода».
Лида подавилась смехом.
– А еще со мной был ноутбук, так угадай, что теперь вместо него на почетном месте у меня на письменном столе? Портативная пишущая машинка «Москва»! Но самое главное, у меня теперь есть новенький блестящий самокат, вполне легализован перед родителями, похоже, они думают, что это они мне на день рождения купили. На балконе стоит, накрыт клеенкой от дождя и снега, лета ждет. Угадаешь, что это было в прошлой жизни?
– Даже боюсь представить. Не машина, точно, по габаритам не сопоставимо. Вряд ли ты, пижон в дорогом костюме, на велосипеде… Неужели-таки самокат и был?
– В точку! Но, убей, не представляю, как я на нем ехал – в одной руке кейс, в другой ноутбук.
– Однако! У меня вещи тоже оказались легализованы перед родителями. А деньги? А куда дел изделие номер 2?
– Да мама с папой отнеслись ко всем моим перемещенным вещам так, как будто они всегда у нас были. Правда, изделие номер 2 я сразу припрятал, пока не нашли. И если найдут, не знаю, как отнесутся, может, решат, что я у них спер… – Витька смущенно покашлял. – А вот с деньгами интересно получилось. У меня наличных с собой не было, только несколько монет в кармане плюс пара банковских карт. Так вот, монеты трансформировались в советские дензнаки, один к одному; из одной карты, сбербанковской, получилось несколько сберкнижек общей суммой – сумасшедшие для советских времен деньги! А карта другого банка с очень солидной даже для того времени суммой пропала, представляешь?
– Представляю, вместо нее ты наверняка нашел цветную картонку. Значит, этого банка сейчас не существует, у меня так с Альфа-банком случилось.
– Ну да, Газпромбанк пока не создали.
– А на чье имя сберкнижки, на твое? Ты же несовершеннолетний, несколько лет еще не сможешь ими воспользоваться.
– На предъявителя! Такая вот предусмотрительность.
– И много денег? Давай подсчитаем наши капиталы. Для решения наших задач они наверняка понадобятся.
– Налички семьдесят восемь рублей, а на книжках двести двадцать четыре тысячи восемьсот сорок три рубля.
– Да, в нашем финансовом сотрудничестве я буду младший партнер, у меня всего семьсот девяносто один рубль и пятьдесят копеек, правда все налом.
Решили, что денег на пустяки не тратят, берегут исключительно на нужды расследования. А расследование все еще стояло на месте. Пришла пора встретиться и серьезно обо всем подумать…
Операция называлась «В кино на двухсерийный фильм в кинотеатр „Октябрь“». То есть общим хронометражом часов на пять (если считать еще и дорогу туда-обратно). На самом деле встретились в «Детском мире», купили мороженое. О боги! До чего же вкусное мороженое было в «Детском мире», ЦУМе и ГУМе в детстве! Присели на каких-то боковых ступеньках между третьим и четвертым этажами, где мало кто ходил. А куда было деваться бедным школьникам? На улице конец января, мороз и солнце, конечно, но в сквере долго не погуляешь. Снова встречаться у Лиды было не очень удобно, мама приходила с работы всегда в половине пятого, могло не хватить времени на разговоры. И Лиде совсем не хотелось знакомить маму с Витькой; что она подумает? Вот и нечего вводить ее в заблуждение.