Елена Звездная
Князь Тьмы и я
Ровно до того момента, как дверь распахнулась и на пороге показался вампир номер два!
И это был тот самый уродский князь, который мне эту самую херню на голову и нахлобучил!
– Вы! – прошипела я.
Князь Даркан на мое «Вы!» никак не отреагировал, сейчас он смотрел исключительно на тысячника, который, держа злополучную тиару, отшатнулся от меня шага на два, едва начальство распахнуло дверь с таким зверским выражением, что я всерьез заподозрила, что у этого вампира явные проблемы с управлением гневом.
И этот вот тысячник, бледнее так стремительно, что я даже подумала, а может не чистокровный он вампир, нервно выговорил:
– Я не тронул ее и пальцем.
Со стороны невменяемого князя расстался глухой полный ярости рык.
С моей стороны ярость тоже присутствовала, а потому я, подскочив, одной рукой отобрала двухтысячный раритет у Навьена, второй схватанула стул, подтащила его к озверевшему вампирскому князю, взобралась и нахлобучила диадему с фатой на Даркана.
– Держи, сволочь, наслаждайся! Или как ты там мне сказал, «Добро пожаловать в ад»? – прошипела я.
И спрыгнув со стула, я на всякий случай отошла подальше, оставив сам стул как хоть какую-то преграду, на пути монстра.
Монстр пребывал в ступоре секунды две, после прошипел что-то, схватился за тиару, хотя на мой личный взгляд ему очень шло и это скопление бриллиантов, и фата в целом, и попытался сорвать ее со своей головы.
Ключевое слово – попытался.
Князь рванул тиару раз… рванул второй раз… гнев на его лице медленно сменился бешенством… рванул третий раз! Я восторженно наслаждалась мучениями врага, Навьен смущенно переступил с ноги на ногу и произнес:
– Давайте помогу, князь, опыт уже имеется.
Черные глаза вампира сверкнули багровым отсветом.
– Я думаю, лучше оставить, – решила я, – все-таки кому как не князю носить родовой реликт целой двухтысячной давности!
Но вампиры решили иначе. Один взял стул, протащил его в центр комнаты и сел, второй принялся осторожно высвобождать пряди начальства из тисков родового реликта. Волосы у князя были куда как на порядок лучше моих, гладкие, ухоженные, послушные, а потому дело пошло куда быстрее, чем со мной, и уже через минуту, Даркан поднялся, с лютым бешенством глядя на меня.
– Так, все что угодно, только не эта тиара, – попросила я, осторожно отступая как можно дальше, и, к сожалению «дальше» было ограничено пространством комнаты.
Даркан разъяренно посмотрел на меня, потом на тиару в своей руке, снова на меня… очень пристально на меня…
– Мама… – прошептала я.
И взгляд князя изменился мгновенно. И взгляд, и выражение лица, на котором проскользнула настолько садистская усмешка, что я тут же поняла – сейчас не будет у меня мамы.
– Вввв смысле «папа»! – мгновенно исправилась я. – Вы знаете, так люблю своего папу! Мой самый любимый человек на свете! Самый дорогой! Самый важный! А с матерью у меня вообще отношения не очень…
Усмешка Даркана стала еще более жуткой, он сжал тиару, развернулся и вышел, оглушительно хлопнув дверью.
Я же не сдержала облегченного вздоха, и, отперевшись спиной о стену, чуть не сползла по ней вниз.
– Не ожидал, – произнес вдруг все так же стоящий в комнате Навьен. – Мне казалось, вы умнее. И человечнее.
И произнес он это с нескрываемым осуждением.
Я мрачно глянув на него, ответила:
– Вот кто бы говорил о человечности.
Не вампир точно, но Навьена это не остановило.
– Ваш отец и так в тюрьме. А после ваших слов, можете мне поверить, живым он оттуда уже не выйдет.
Я просто молча посмотрела на него. Молча и равнодушно.
Навьен, глянув на меня так, что стало сходу ясно – свернуть мою шею теперь стало его заветной мечтой, развернулся и вышел. В отличие от князя он хотя бы дверью не хлопнул, но едва вышел, из меня словно стержень вынули, и по стенке вниз я все-таки сползла, осев на пол.
В висках стучали слова вампира «Ваш отец и так в тюрьме. А после ваших слов, можете мне поверить, живым он оттуда уже не выйдет».
Мой отец…
Мой отец погиб в автокатастрофе, когда мне было пять. Его сбил неизвестный, скрывшийся с места преступления урод, и расследование не дало ничего. Мама после смерти отца начала угасать, из счастливой жизнерадостной женщины, она превратилась в полутруп, постоянно лежавший лицом к стене… целыми днями. Она вставала только чтобы пойти в полицейский участок, к следователю, чтобы узнать – кто убил моего папу.
Это было очень тяжелое время, но потом все стало хуже.
Намного хуже.
С моим отчимом мать познакомилась все там же, в полицейском участке. Его вели на допрос к тому самому следователю, к которому пришли и мы и сидели на скамье напротив двери. Бандюган, шестерка на побегушках у вампиров, он сразил мою мать хамоватой уверенностью, и тем, что сказал: «О, какая малАя забавная. Куколка, хочешь стану твоим папой?». Мне было пять лет, но уже тогда единственное чувство, которое вызвал этот человек, был ужас. Панический ужас. Я сердцем почувствовала, что это был очень плохой человек. А мать… в детстве я придумала для себя такую отговорку – мамино сердце умерло вместе с папой, поэтому она и не почувствовала ничего.
Его посадили. Убийство с отягчающими, должны были дать от пятнадцати, но вампиры… Отчим вышел через год, весь этот год переписываясь с моей матерью. Она как с ума сошла, жила этими письмами, перечитывала по сто раз на дню, и говорила, что «Каи, у тебя скоро будет папа».
Папа…
Этот «папа» присылал подарки только мне, и это насторожило бабушку, но не маму.
В день освобождения мы поехали встречать «моего нового папу». Я выдиралась, как могла, но «папа» прижимал и зацеловал меня, меня, а не маму! Сидя в машине на заднем сиденье, я вытирала слезы и пыталась стереть все поцелуи, а мама вела машину, что-то весело рассказывая отчиму, который почти всю дорогу не сводил с меня глаз.
Мне повезло, что бабушка забрала к себе в тот же день, заявив матери, что раз у нее теперь новый муж, то им как раз не помешает совместный медовый месяц, и ребенок будет только мешать, причем это же чужой ребенок, так что…
Чужой я перестала быть через месяц.
Странное дело, отчим не женился на моей матери, зато удочерил меня. В семь лет я шла в школу с новой фамилией. Но зато еще в шесть в секцию карате. Бабушки, и со стороны мамы и со стороны отца, оплачивали уроки как могли, обе, несмотря на преклонный возраст, взяли дополнительную работу и выбивались из сил, в попытке защитить меня хоть как-то, потому что мать… моя мать перестала быть собой. «Новый папа» не стал даже хорошим сожителем, он пропадал неделями и месяцами, менял любовниц, и затыкал матери рот тем, что семья без ребенка не полная, и он вернется только тогда, когда я буду дома.
В школу записал меня он, причем в ближайшую к дому, который купил максимально далеко от моих бабушек. Так что за день до школы мы с мамой переехали в новый дом.
Самый страшный день в моей жизни.
У меня было все – комната, мечта любой девочки, с платьями как у принцессы, с живым пони в конюшне, с кукольными домиками, и искренней «любовью» «нового папочки». Меня он обожал, не скрывая этого. Мать… даже не взглянул на нее, все было для меня – прислуга, подарки, украшения.
И сказки на ночь, с обязательным «отцовским поцелуем».
Меня поймали при попытке побега в первую же ночь. Охрана стоящая по периметру стены, окружающей дом. Отчим не ругал, о нет… нежно подхватил на руки вырывающуюся меня, и понес спатки… с обязательным поцелуем на ночь.
На следующий день я пошла в школу и сбежала.
Мне повезло – женщина социальный работник, к которой меня привели полицейские, остановившие шатающегося ночью по городу семилетнего ребенка, не стала ругать, воспитывать или говорить, что убегать из дома плохо. Она выслушала. Выслушала, и подняла дело отчима. Он оказался педофилом со стажем. С очень внушительным стажем из потерянных жизней маленьких девочек.
Отличие в моем случае оказалось лишь одно – меня он удочерил.
Дальше была борьба. Борьба за возможность жить с бабушками, несколько месяцев в кризисном центре вместе с бабушкой Лорой, когда мы проиграли очередной суд, школа урывками, и вечные слезы матери, которая кричала в трубку, что я ломаю ее жизнь, и отчим сказал, что выгонит ее, если я не вернусь.
Не вернулась. Меня к нему притащили, несмотря на все попытки к сопротивлению.
Жизнь стала адом.
За три года жизни с матерью он исчезал на недели и месяцы, но когда дома была я, он проводил там каждый день. Каждый долбанный день… Я училась как одержимая, на всех факультетах, бассейн, спорт, дополнительные занятия. Все что угодно, только бы не появляться «дома».
А потом – подслушанный разговор, мой звонок в полицию… отчим сел на два года.
Вышел бы быстро, как и в первый раз, но подтасовка фактов, и вампиры узнали о своей шестерке очень много нового. Отчиму пришлось продать свой шикарный дом и исчезнуть из моей жизни еще на несколько лет.
Его нездоровая любовь ко мне превратилась в ненависть, а мать… мать он продолжал ломать. Она приезжала к нему постоянно, возвращалась с синяками, но отказывалась прекращать все это безумие. Не жена, но мать его «единственного ребенка».
Мой «новый папа» вышел, когда мне было пятнадцать, но уже в четырнадцать я могла сама решать с кем буду жить. Так что снова купленный другой дом остался без «любимой и единственной дочери». Он отомстил – забрал мать к себе. Изменял ей открыто, избивал, и давил на все возможные рычаги, чтобы вернуть меня. И лазейку нашел быстро – у бабушки внезапно нашли наркотики. Она вышла за хлебом и не вернулась.
И все закончилось бы плохо, очень плохо, но отчим не знал одного – я уже давно сотрудничала с полицией. Бабушку отпустили, а я… военная школа закрытого типа стала новым убежищем для меня. Военная школа, и мечта – работать в полиции и сажать таких ублюдков как отчим, отрезая их от общества раз и навсегда.
В шестнадцать я получила паспорт и смогла вернуть себе свою фамилию – Мэттланд. Моя гордость, и моя победа. Жаль, что тот год обернулся потерями, сначала бабушка Лора, потом бабушка Мишель ушли в мир иной, оставляя меня практически полной сиротой. Мама… мама не появилась ни на одних, ни на вторых похоронах… ей было все равно. Меня она ненавидела, обвиняя в том, что отчима замели из-за меня, и, обзывая полицейской шавкой в лучшем случае, в худшем… было много других слов.
Но это не помешало ей заявиться на мое восемнадцатилетние с отчимом под руку. Счастливая, помолодевшая, радостная и… «папа» так и не утративший крайне сексуальный интерес к «дочери». Не знаю, каким педофилом он был, но видимо неправильным.
Через год отчим сел снова… за попытку изнасилования. А еще у него нашли наркотики. Много. Максимум из того, что мне смог выдать отдел по борьбе с наркоторговлей.
Когда его выводили из нового дома, я, несмотря на синяк в пол лица, сломанную руку и пару треснувших ребер, просто улыбалась. Даже не скрываясь. Вот это уже было гарантированных пятнадцать лет, потому как в полиции на отчима навесили еще парочку дел, просто потому что – мы своих не сдаем.
Так что…
«Ваш отец и так в тюрьме. А после ваших слов, можете мне поверить, живым он оттуда уже не выйдет».
Это факт. Живым он оттуда уже не выйдет. Никогда. Потому что дело об убийстве мое отца я нашла, расследовала и раскрыла. Не скажу, что мне стало от этого легче, но настоящей болью было сообщить матери, что человек, к которому она продолжает мотаться в тюрьму на свидания, является именно тем, кто отнял у меня папу…
Дверь распахнулась без стука.
Вошел Навьен.
Вампир посмотрел на меня очень внимательно, усмехнулся и сообщил:
– Я так понимаю, реальной местью было бы вытащить этого ублюдка из тюрьмы и оставить на свободе, так?
У меня дрогнуло сердце.
Вампир видимо что-то понял, усмехнулся, и продолжил:
– Но, я так же понимаю, живым ему оттуда выйти не грозит, да?
Я промолчала.
Навьен оперся плечом о дверной косяк, сложил руки на груди и продолжил:
– Странное дело, держали его в карцере столько лет, но один мой звонок, и мужика перевели в шестиместную камеру, сообщив сокамерникам статью по которой он сел. А вы ведь знаете, что с насильниками, особенно педофилами, делают в тюрьме, не так ли?
Улыбка… я ее не сдержала, да.
– Я так понимаю, – продолжил вампир, – до приезда моих сотрудников, ваш папочка еще и суицид успеет совершить?
Моя улыбка стала шире.
– Это вообще-то полицейский произвол, – произнес Навьен.
– Это вообще-то справедливость, – ответила я. И добавила: – Произволом было то, что вы, вампиры, прикрывали его столько лет.
Странно, но Навьен как-то странно посмотрел на меня, а затем произнес:
– Нет. Дом Даркана никогда не сотрудничал со Стивеном Фает.
– Ааа… а вы белые и пушистые, да? – у меня вдруг начали сдавать нервы. – К слову, вчера Ивгена Женьер убила девушку в принадлежащем ей обувном магазине. Мне интересно, это тоже никак не относится к дому Даркан? Просто странно, вы не находите, что убийца вдруг оказалась стоящей не за решеткой, а в наряде невесты и явно положительно отнеслась к подобной перспективе. Или, вот еще момент – потрясающе, но недавно в сеть слили видео, на котором избивают, калечат и насилуют, но… никого не посадили. А главный насильник, вы не поверите, князь Даркан! И мне вот интересно – дом Даркан и с ними тоже никогда не сотрудничал? Серьезно?
Навьен странно глянул на меня, развернулся и вышел. Молча.
Я осталась сидеть на полу.
На самом деле мне было очень больно. До крика. Потому что я шла работать в полицию с наивной верой в то, что смогу защитить невинных и помочь обществу… я тогда просто еще не знала всей правды. О том, что закон писан не для всех и существуют те, кто давно и беззастенчиво пользуется своей абсолютной безнаказанностью, я узнала, только начав работать в полиции. Это было ударом.
И я уже даже как-то не удивлялась высокому проценту самоубийств среди полицейских – невозможно жить, зная обо всем этом. Невозможно, прикрывать дела вампиров, раз за разом наступая на горло своей совести. Единственный выход – хоть как-то пытаться прикрыть заговорщиков, это немного гасило чувство собственной беспомощности, и осознание абсолютной безысходности.
***
На полу я просидела еще некоторое время, потом решила, что нужно что-то делать. Неопределенность в целом как-то напрягала.
Поднявшись, я подошла к двери, открыла, скорбно вздохнула, встретив все ту же абсолютную беспросветную тьму, и спросила:
– Навьен, меня тут еще долго будут держать?
Темнота хмыкнула и оставила меня без ответа.
– Слушайте, это уже не смешно. Мне домой нужно.
– Угу, и в туалет тоже, – издевательски поддакнул Навьен.
Постояла, сдерживая желание ответить колкостью, и начала давить на жалость:
– Меня дома ждут.
– Кто? – усмехнулся вампир. – Кактус?
– Да! – мгновенно оживилась я. – Между прочим, его нужно поливать, он без меня погибнет!
Навьен вдруг заржал, ну не то чтобы как лошадь, но примерно так же, и произнес:
– Княгиня, спите спокойно – ваш кактус уже сгрызли. Насколько я помню, леди Малисент и горшок понадкусывать успела.
– Она нервничала! – мгновенно вступилась я за вампиршу.
– В любом случае, смиритесь, кактуса у вас уже нет, вас больше никто не ждет, – подытожил вампир.
А мне вдруг стало жалко кактуса. Мы с ним пять лет были вместе. Он себе перманентно рос, я перманентно забывала его поливать, а когда вспоминала, поливала обычно остывшим чаем. Но мы провели вместе лучшие годы моей жизни!
– Можем устроить похороны, – неожиданно предложил Навьен.
– Кого? Кактуса? – не поняла я.
– Горшка. Боюсь, вы едва ли захотите увидеть то, что осталось от кактуса. Но, если это для вас так важно, дом Даркана потребует от леди Малисент… хм… останки.
Скотина кровососущая!
Я захлопнула дверь, после в бешенстве еще и ударила по ней. Постояла, открыла, снова задала вопрос в темноту:
– Меня долго здесь держать будут?
– До утра можете спать, князь сегодня ночью едва ли станет вас беспокоить, – в тоне Навьена послышалась очередная насмешка.
– Да? И почему это? – мгновенно спросила я.
– Ммм… – повисла некоторая пауза, но затем вампир пояснил: – У князя некоторые проблемы с управлением гневом. Учитывая обстоятельства вашего брака, он счел за лучшее, провести эту ночь в медитации. Потому как, видите ли, княгиня, есть вероятность, что он останется вдовцом раньше, чем планировалось, а дому Даркан это не выгодно.
И у меня кровь в жилах начала стыть от ужаса.
– Чччто? – переспросила дрогнувшим голосом.
– Что конкретно «что»? – издевательски переспросил Навьен.
Да, действительно, вопрос по существу.
Я постояла, пытаясь осознать все вот это, и припоминая обстоятельства при которых на меня водрузили бриллиантовое орудие слома шеи, после чего до меня начало медленно, но верно, доходить, что на Ивгене Женьер эта кровососущая мразь не женился…
И на Малисент не женился тоже…
Меня пошатнуло…
Потому что внезапно я очень отчетливо осознала – он женился на мне!
ОН ЖЕНИЛСЯ НА МНЕ!
– Я… – горло сжало спазмом, слова прорывались с трудом, – я… я же не дала свое согласие, я…
– Вы низшая, вашего согласия не требовалось, – равнодушно уведомил Навьен.
В следующий миг я бросилась бежать. Прямо в кромешную мглу, сломя голову, и наплевав на возможность случайно самоубиться на такой скорости, потому как бегать в темноте не самое безопасное занятие на свете.
Увы, мне не то, что убежать, мне даже три шага сделать не дали. Тысячелетние вампиры способны обогнать пулю, что говорить обо мне. Навьен просто ухватил за шиворот, развернул, вернул в комнату и захлопнул дверь за мной.
Я осталась стоять, все больше приходя в ужас.
– Я же назвал вас княгиней несколько раз, – произнес вдруг вампир за дверью. – Неужели это не намекнуло вам на ваше новое положение?
– Ннет, – прошептала потрясенная я, – назвали и назвали, вы же вампиры, на всю голову ненормальные, мало ли как вы там могли меня называть…
За дверью стало тихо.
Потом Навьен сказал:
– Княгиня, лучше не выходите, боюсь, желание сломать вашу шею становится уже практически невыносимым.
Помолчал и добавил:
– Но, увы, убийство жены прерогатива князя, так что, мне придется просто постоять в сторонке. Жаль, да. Но держите ваше сочувствие при себе, я в нем не нуждаюсь.
– А я и не собиралась вам сочувствовать! – сорвалась на крик.
И тут раздалась трель телефонного звонка. Навьен ответил на вызов, потом отключил телефон. Помолчал немного и сообщил:
– Сочувствую. Ваш отец только что предпринял попытку самоубиться. Сокамерники в шоке, говорят, сам кинулся на нож. Все двадцать раз. Видимо очень настойчивый у вас… папа.
Теперь некоторое время молчала я.
Жалости не было.
Было опустошение.
Ну и еще кое-что:
– Что ж, одной мразью на свете станет меньше. Надеюсь, вы следующий.
Вампир решил, что последнее слово должно быть за ним, и произнес:
– Княгиня, когда князь до вас доберется, я запишу ваши крики на телефон. Поставлю в качестве любимого рингтона. На все входящие. Так что вы будете слышать собственные вопли по сто раз на день, ведь вашим охранником князь назначил меня. Так что… мы будем вместе. Почти постоянно. Мне понравится.
Сука!
Я не стала ни отвечать, ни реагировать – не хотела радовать эту мразь. Не хотела радовать ничем. Прошла, легла на кровать и долгие несколько часов молча смотрела в потолок.
«Вы знаете, кто это? Знаете кто?.. Это тот, кто на закате станет моим мужем, князь Даркан. Как вы думаете, вот после всего этого, я смогу лечь с ним в одну постель?»
Перед внутренним взором стояли полные слез глаза Малисент.
«Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне. Свадьба на закате, все, что мне нужно – спрятаться где-нибудь до ночи. Спрятаться там где не найдет, не достанет, не… Пожалуйста. Только одна ночь. Если меня не будет на закате, ему отдадут другую… другой вариант».
Могла ли я в тот момент подумать, что этим другим вариантом стану я?!
«Значит я для тебя животное?»
Надо было промолчать, надо было просто промолчать! Тупо промолчать, и тогда сейчас на этой кровати лежала бы вовсе не я – а Ивгена Женьер! Черт, стоило просто промолчать!
Я сожалела только об этом. Не о том, что помогла Малисент, этого ребенка, пусть и вампирского, было жаль, но, правда, лучше бы он меня убил там же, в полицейском участке, потому что лежать и понимать, что тебя очень скоро жестоко изнасилуют, не самое приятное чувство на свете. Еще не приятнее знать, что караулящий под дверью Навьен действительно запишет, а кричать… не кричать едва ли получится, учитывая то, что я видела на той записи. Мерзко. И горько от осознания, что дверь не заперта, а слух у вампиров… отменный. Соответственно, князь предполагал появление у меня самоубийственных намерений и подстраховался – Навьен ворвется, как только почувствует неладное. А беречь он меня будет. Ооо, беречь со всем тщанием, потому что как и я отлично знает – хуже смерти для меня только секс с тем, кто не спросил моего согласия заключая брак, соответственно моим мнение по поводу согласия на интимный контакт интересоваться тоже не будет… Даже хуже, он точно знает, что я буду против. Я в принципе пойду на все, только бы не… ложиться в постель с вампиром. Особенно с этим конкретным вампиром…
***
Часов в семь по моим внутренним ощущениям, в том плане что часов тут не присутствовало, а мой телефон остался в участке, дверь открылась и в комнату вошла Малисент. Юная вампирша поражала своим нарядом – черное платье, белый передник поверх, белые манжеты, воротник, какая-то повязка, тоже белая и кружевная на голове.
– Ты ограбила сексшоп на костюм горничной? – исключительно из вредности спросила я.
Ну и еще потому, что вампирша, кажется, опять собиралась разрыдаться. И уловка сработала – огромные карие глазищи Малисент округлились и вампирша прошептала:
– Нет, вы что, нам запрещено посещать такие места.
От удивления я даже села. А девушка, осторожно ступая с грацией, которая была присуща только ее расе, внесла поднос с едой, вошла в середину комнаты и остановилась, оглядываясь. И или я чего-то не понимаю, или роль горничной эта слишком добрая для вампиров девочка примеряла на себя впервые.
– Так, просто сюда неси, – сказала я.
Малисент отрицательно мотнула головой, задумалась и выдала:
– Греи мне всегда откуда-то столик доставала…
И я поняла, что предположение было верным – роль прислуги была явно не для нее.
– Маль, – позвала я, и едва девушка на меня посмотрела, спросила прямо, – ты, что здесь делаешь?
Она замерла, затравлено глядя на меня, и прошептала:
– Работаю.
– Давно? – хотя вопрос, конечно, был глупым.
Малисент подошла, поставила поднос с едой на кровать, достала из кармана новый мобильник, и ответственно сообщила:
– Двадцать пять минут.
Я взирала на нее со всем потрясением, на которое еще была способна после сегодняшнего. А вампирша торопливо начала рассказывать:
– Пришлось встать на колени, но князь дал дозволение. Я думала, он меня убьет, говорят, он за ночь в родовом склепе разнес стены, но… дал дозволение.
Как я сидела, так и осталась сидеть. Вампирша же остановилась рядом с кроватью, стараясь не глядеть на меня и виновато опустив взгляд.
– Простите меня, – проговорила едва слышно. – За это все… – она сбилась и, опустив голову еще ниже, добавила, – и ззза ккккактус.
– Кактус тут причем? – оторопела я.
Мелисент, не глядя на меня, вконец потерянно прошептала:
– Господин Навьен сказал, что он был для вас самым близким существом на свете, а я… его… сгрызла.
Пару секунд мои глаза были с две медные монеты по форме, но вот потом.
– Это что? – спросила я, указав на чайничек, не то что бы не понимала, но уточнить требовалось.
– Это кипяток, – торопливо ответила Малисент, – вы же чай любите, я и…
Больше я не слушала. Схватив чайничек, я вскочила, на ходу свинтила с него крышку, отшвырнула и распахнула дверь в темноту. Да, там, за дверью, все еще царила мгла.
– Навьен! – взбешенно позвала я.
– Ну и что? Негодовать будете? – лениво поинтересовался вампир, стоя где-то совсем рядом.
На его голову рядом, потому что в тот же момент в ту сторону я плеснула кипятком! И главное – попала! Это от пули вампир увернулся бы, а на кипяток просто не сразу среагировал, так что когда взбешенный тысячник разъяренно зашипел, я, удовлетворенно хмыкнув, шагнула обратно в комнату, и захлопнула двери перед его красной от ожога рожей.
– Хороший был кипяток, – прислонившись к двери спиной, и сдерживая натиск рвущегося в наше общество тысячника, похвалила я остолбеневшую Малисент. – Качественный. Приноси почаще.
В коридоре между тем кто-то, и я догадываюсь кто, рычал и ревел, выплевывая проклятия, а кто-то его пытался успокоить.
– О, – сказала я, – телефон дай.
Вампирша быстро приблизившись, протянула гаджет. Включив на запись, я приоткрыв дверь, выставила его, записывая ругань взбешенного Навьена, и в итоге у меня было секунд тридцать разъяренных шипений, матюганов, и клятвенных заверений, что он мне шею свернет. Хороший рингтон выйдет.
– Кстати, – я снова закрыла дверь, и поставила запись на повтор, – можешь мотнуться в участок и принести мне мой телефон?
Малисент неуверенно кивнула, а потом сказала:
– Нет. Нельзя. Но вы можете купить себе любой, княгиня.
Я посмотрела на нее, на телефон, снова на нее и спросила:
– Сколько?
Она быстро что-то просчитала, натянуто улыбнулась и сказала:
– Подарок я сделать не могу, князь мне за несогласованный подарок голову оторвет. Но можно засчитать, как компенсацию за кактус… если он был вам дорог.
– О, я его очень любила! – мгновенно заверила ее.
– Тогда телефона мало… – сжалась девушка.
– Не-не, в самый раз, – заверила я, просматривая гаджет и понимая, что он новый, абсолютно новый. Малисент его еще даже к номеру подключить не успела, а потому я смело ввела свой, активировала.
И застыла, едва пришло сообщение, что номер не доступен. Мой номер не доступен!
Посмотрела на Малисент, вампирша стояла, кусая губы, и виновато смотрела на меня.
– Так, – начала я реализовывать решение не скатываться в истерику, – чего я не знаю?
Девушка едва слышно сказала:
– Всего.
И тут в дверь вежливо постучали. Я вежливо открыла. В следующее мгновение меня вежливо окатили ведром ледяной воды. И едва я, проморгавшись, посмотрела на Навьена, тот оскалился и ехидно произнес:
– Княгиня ведь еще не принимала утренний душ, не так ли?
Ах ты… Молча взяла телефон, включила запись на полную громкость и последующие тридцать две секунды с меня капало, а вампир обтекал, но это было очень приятно, потому что хамская усмешка, сменилась звереющим оскалом.
Через эти тридцать две секунды, я взяла и включила запись на повтор.
Навьен протянул руку и молча закрыл дверь.
Я же прослушала свой новый «любимый рингтон» еще раза три, прежде чем самой не надоело.
Повернулась, посмотрела на Малисент, и поинтересовалась:
– Это вообще что сейчас было?
– Утренний душ, – из коридора прорычал Навьен.
– Тебя не спрашивали, мразь тысячелетняя! – ответила ему я.
Рык стал громче.
Я снова посмотрела на Малисент – девушка явно собиралась с духом, то ли что-то сказать, то ли сделать. Я надеялась на первое, но, к сожалению, тут оказался второй вариант:
– Я обо всем доложу князю! – сообщила отчаянно смелая вампирша и поспешила к дверям.
Остановила ее на подходе, неодобрительно покачала головой и спросила:
– Где можно одежду высушить?
***
Как оказалось нигде, пришлось снимать, потом принимать душ, он тут тоже был, после сидеть с мокрыми волосами и делясь завтраком с нервничающей, и потому дико голодной Малисент, выслушивать подробности своего и ее положения.
– Я не знала, что все так получится, – девушка нервно мяла салфетку, слезы снова срывались с ресниц, – думала, если спрячусь в полиции, князю некому будет предъявить претензии… Оказалось, что нет. Мою семью обвинили в ненадлежащем воспитании невесты князя…
– В смысле? – не поняла я.
Вампирша сжалась, и начала быстро, правда немного путано объяснять:
– Князь избрал меня десять лет назад, мне было девять, первое представление ко двору.
Мои глаза снова стали приобретать округлую форму.
А она продолжила:
– Всего было представлено семь кандидаток. Выбрали меня и еще двух девочек. Обязанностью семьи является правильное воспитание невесты князя, я… я не знала. Не знала, что мой побег вменят в вину папе, я…
– Так, стоп, отставить моральные терзания, продолжить докладывать об обстановке, – потребовала я.
Теперь удивилась Малисент.
– В смысле дальше рассказывай, – пояснила ей.
Она кивнула, и начала дальше:
– В девятнадцать лет князь посетил наш дом, мы с юга, и определился с выбором – из трех кандидатур, выбрали меня. Я… обрадовалась. Такая честь – стать княгиней дома Даркан, и князь он такой… казался хорошим.
Малисент сбилась, и вдруг торопливо начала перечислять:
– Я ведь все про него знаю – любимые книги, предпочтения, фильмы, мелодии, вкусовые пристрастия…
– Кровь девственниц? – мрачно предположила я.
– О, нет, князь предпочитает мясные и рыбные блюда, правильно приготовленные, с подчеркнутыми вкусовыми нюансами… я выучила три тысячи семьдесят рецептов…
Мои глаза продолжили свое стремление обрести круглую форму.
– И… когда ты все это выучила? Уже когда кровосися определился с выбором?
Малисент, странно посмотрев на меня, отрицательно мотнула головой и ответила:
– Нет, он только месяц назад определился, я бы не успела так быстро… Вся подготовка длилась десять лет.
Шмыгнув носом, заправила мокрую прядь волос за ухо и подумала что с таким уровнем маразма, мне еще сталкиваться не приходилось.
– Ты продолжай, продолжай, – попросила я, потягивая зверски крепкий чай, состоявший из одной заварки.
Ну, тут сама виновата, кипяток то я вылила, так, что жаловаться не приходилось.
Вампирша очень старалась быть полезной, даже предложила сходить за кипятком, но в моем состоянии после бессонной ночи чифир был самое то.
– Мы прибыли в замок князя вчера, – голос Малисент дрогнул, – утром. Тиара оказалась не слишком удобной и я попросила немного смягчить обруч, наголовную часть, потому что я молодая очень, у меня еще нет силы, мне было…тттяжело. И мы с папой поехали к ювелиру семьи Даркан. И ттам… тттам…
– Поточнее, – попросила я.
И Малисент поточнила:
– Я сидела в приемной, папа разговаривал с ювелиром, обсуждая возможности, и тут… это сообщение с неизвестного номера… О том, что я стану девятой. О том, кто такой князь Даркан на самом деле… а потом видео…
Она всхлипнула и добавила:
– Я была в ужасе… Просто в ужасе… А потом новое сообщение: «Хочешь свободы – автомобиль ждет внизу».
На этом Малисент замолчала, но затем:
– Я не могла сказать отцу. Если бы он узнал, он бы не простил себе, что отдает меня такому монстру, он бы не пережил, если бы с его девочкой так… вот так, как на видеозаписи. Но я и не дура, я знаю правила – невеста князя не должна оставаться наедине с другими мужчинами никогда. И я не стала искать автомобиль, я пошла в полицию, я…
