Елена Ворон
Зеркала и галактики
Глава 15
– Ты просто рехнулся! – Черные глаза капитана сердито блестели, в волосах кроваво переливался Руби; под ногами вертелся кот, терся головой и громко мурлыкал. – Если Йенс говорит, что невозможно, значит, так и есть.
– Плевать на Йенса, – рычал Мстислав. – Пойди и сделай сама.
– Да сказано же тебе!.. – капитан в сердцах топнула ногой.
Дурным голосом взвыл Адмирал – он не уберег хвост. Котище серой торпедой пронесся по залу, где столики были сдвинуты к стене-аквариуму, и взмыл на спину Эрни Крейцару, повис, вцепившись когтями. Эрни заорал и уронил лист серебрёного пластика, который он вместе с другим космолетчиком готовился приладить к стене. Лист хряснулся о пол, подпрыгнул, скрежеща, и разломился.
– Ты что делаешь, сволочь?! – рявкнул Мстислав.
Эрни стряхнул кота и наподдал ему ботинком.
– Ты что творишь?! – возмутилась капитан.
Адмирал помчался обратно к Терезе. Она увернулась, оберегая свой костюм от когтей. Не нашедший понимания кот затрусил к сидевшему в сторонке Дэссу.
Мстислав кинулся смотреть, насколько велик ущерб. Лист разломился на две половины, по разлому осыпалось серебро, оставив мутно-серые полосы. Телохранитель с досадой хватил кулаком по раскрытой ладони:
– Ч-черт! Они нам такой ценой достались!..
Космолетчики приставили кусок листа к стене; Эрни придерживал, его напарник сноровисто крепил по краям степлером.
– Не беда, – пробормотал он, выстреливая скрепы. – Аккуратненько приладим, все будет в лучшем виде.
Тереза дождалась, когда Мстислав возвратится к ней.
– Какой еще ценой? – спросила она тихо. – Что вы натворили? Слав! – повысила она голос, поскольку телохранитель не ответил. – Да вы что, сговорились? От Сайкса ни слова не добиться, от тебя тоже… И этот молчит, будто воды в рот набрал. – Капитан метнула взгляд на Дэсса.
Княжич сидел у придвинутого к аквариуму столика, подпирая рукой голову, которая сделалась тяжелой, будто камень. Адмирал вспрыгнул ему на колени и принялся вылизывать свой бок.
– Тереза, у тебя свои заботы, у нас – свои, – проговорил Мстислав. – Сейчас нужно, чтобы бортовой компьютер подчинил систему местного вещания. Больше от тебя ничего не требуется.
– Твои заботы стали моими. А иначе будешь разбираться со своими СерИвами сам.
– Это ты будешь разбираться со своими СерИвами, – сказал телохранитель, глядя капитану в глаза. – Тебе понятно?
Тереза побледнела. Окинула взглядом зал, где Эрни с напарником и еще пара космолетчиков устанавливали добытые листы с Зеркалами. Требовательно уставилась на Мстислава.
– Кто? – прошептала одними губами. – Кто из них СерИв? Отвечай.
– Тебе жить надоело? Или не терпится стать СерИвкой?
Капитан стиснула руки. Мстислав неожиданно обнял ее за плечи, привлек к себе, поцеловал в волосы.
– Тереза, я не могу разорваться, чтоб одновременно охранять тебя и Дэсса. Поэтому позаботься о себе сама. Иди в рубку, запрись и не впускай никого, ни под каким предлогом. Поняла?
Она отстранилась, машинально поправила в прическе заколку с Руби.
– Но пойми: если даже у Йенса не получилось, как я смогу? Наш компьютер не находит доступа к местной сети, вот и все…
– Его заблокировал кто-то из экипажа, вот и все, – в тон ей ответил Мстислав. – А у тебя – капитанский доступ. Ты справишься элементарно. И поторопись; парни здесь скоро закончат.
Тереза сокрушенно вздохнула и вышла из зала.
Мстислав прошел к Дэссу, подтянул себе кресло и уселся рядом. В аквариуме сновали рыбки, поблескивали яркими боками; кот у княжича на коленях лапой умывал себя за ухом.
– Как ты? – осведомился телохранитель.
– Не очень. – Дэсс выпрямился. – Слав, я хочу, чтобы тут собрался весь экипаж.
– На кой ляд? Только мне хлопот больше – за всеми уследить.
– Пусть будут. Мне надо.
– Черт с тобой, – уступил Мстислав. Он оглядел стены зала, почти скрытые под серебрёными панелями, задержал взгляд на работающих космолетчиках. – Думаю, эти – не СерИвы. Хотя черт их разберет, на самом-то деле…
Створки двери разъехались, в зал стремительно вошел Йенс. Второй помощник был чем-то раздосадован, на тонком лице пылал румянец, отчего Йенс казался еще моложе.
– Капитан Крашич прислала меня выполнять ваши распоряжения, – доложил он Мстиславу.
– Присаживайся, – телохранитель подвинул ему кресло; Йенс уселся. – Сколько единиц оружия на борту?
Второй помощник удивленно моргнул.
– «Адмирал» – мирная галоша. Никакого вооружения не несет.
– У людей – сколько единиц? – раздельно повторил Мстислав.
– Три парализатора «малютка». У капитана, у первого помощника и у меня.
– Сдай оружие, – распорядился телохранитель.
Йенс достал миниатюрную игрушку из кармана. Мстислав сунул малютку себе за пазуху и снова распорядился:
– Первого помощника – ко мне.
Йенс безропотно вызвал старшего товарища; если его и коробило от действий нежданного начальника, он этого не показал.
Первый помощник явился, когда космолетчики крепили к стене последний лист с Зеркалом: такой же коротыш, как и другие члены экипажа, темноволосый, с роскошными усами.
– Это что за хренотень?! – загремел он, едва переступив порог. Удивительно было, что у такого маленького человечка – столь могучий бас. – Кто велел уродовать салон?!
– Капитан Крашич, – отозвался Мстислав.
Первый помощник чертыхнулся и подошел к телохранителю, представился:
– Феликс Варвар. Это не прозвище, а фамилия.
Вид у Варвара был помятый, лицо – припухшее, словно его подняли ото сна. Китель был застегнут криво и шел складками.
– Сдайте оружие, – сказал Мстислав.
Первый помощник охнул, словно ему в живот всадили нож, и всплеснул руками.
– Ну вот! – вскричал он. – Вот и продолжение, пункт четвертый!
На тонком лице Йенса появилась гадливая гримаса.
– Феликс, что у вас опять стряслось? – осведомился он.
Варвар театрально застонал и повалился в кресло возле Дэсса, едва не опрокинулся и застыл, широко раскинув руки и ноги, уставив подбородок в потолок.
– Пункт первый – посадка, – сообщил он. – Пункт второй – явление народу двух пришельцев, из-за чего мы остались на борту. Пункт третий, самый возмутительный: у меня из каюты сперли пушку. Да! Сперли подлым образом, когда я спал – невинно, сном младенца…
– Вы не убрали оружие в сейф? – холодно поинтересовался Йенс.
– Убрал. Но ключ лежал рядом – и вот результат. Позор на мою седую голову-у! – взвыл Варвар, с наслаждением играя роль шута.
Напуганный его воплем кот скатился у Дэсса с колен и кинулся под сдвинутые столики, влепился лбом в деревянную ножку, обиженно вякнул и удрал.
– Когда исчез парализатор? – спросил Мстислав.
Варвар сел по-человечески.
– Во время праздника благополучной посадки. Иными словами, в разгар попойки. Я ушел спать, а сплю я крепко, слава богу; кто-то проник и воспользовался…
– …вашей халатностью, – подхватил Йенс ледяным тоном.
– …моей верой в людей, – невозмутимо продолжил первый помощник. – Надеюсь, это была всего лишь дурацкая шутка.
Эрни Крейцар с напарником и двое других космолетчиков закончили работу.
– Всем остаться здесь, – велел Мстислав.
– Мы что – арестованы? – удивился Эрни.
– Нет. Но придется посидеть тут немного.
– Какого рожна?
– Распоряжение капитана.
Недовольные космолетчики направились в закуток за аквариумом.
– О-о, женщина на корабле! – взялся за голову первый помощник. – Чуяло мое сердце, что не след к ней наниматься.
– Кто заставлял? – огрызнулся Йенс.
– Обстоятельства, – объяснил Варвар – но не ему, а Мстиславу.
– Когда вы нанялись?
– Перед самым рейсом. Прежний первый помощник свалил; видать, очертенело все, особенно посадки. А Йенса до сей должности не подняли, – продолжил Варвар, откровенно игнорируя всякую дипломатию, – за это он на меня зуб имеет.
Второго помощника перекосило. Мстислав подавил усмешку.
– Вы прежде бывали на Беатриче?
– Нет! – вскричал Варвар и прижал к сердцу растопыренную пятерню; великолепные усы встопорщились. – Не бывал. В жизни бы сюда не совался, кабы не… хм… обстоятельства. – Он помолчал, разглядывая серебристые панели, в которых отражались сдвинутые столики, аквариум и четыре фигуры возле него – телохранитель, Дэсс и два космолетчика. Сбросив маску шута, Варвар повернулся к Мстиславу: – Ты отдаешь себе отчет в том, что затеял? Зеркала на этой чертовой планете… хм… с ними не шутят.
Второй помощник состроил мученическую гримасу: дескать, сколько можно трепать языком?
– Слав, получилось, – прозвучал по громкой связи голос Терезы. – Что дальше?
Телохранитель встал.
– Пусть экипаж соберется в салоне. Я скажу, когда начнем.
– Внимание экипажу: всем явиться в салон, – прозвенело в зале. – Выполнять распоряжения Мстислава и Д… Домино.
Оба помощника Терезы уставились на Дэсса. Йенс начал подниматься из кресла.
– Сидеть! – велел телохранитель.
Йенс метнул на него взбешенный взгляд и отвернулся, сжал кулаки.
Космолетчики не спеша стянулись в зал. На лицах ясно виднелись следы праздника благополучной посадки. Кое-кто направился в бар – в поисках воды либо иных безобидных напитков.
– Господа, рассаживайтесь, – сказал Дэсс, выдвигая из-под столиков кресла. – Будьте любезны.
Расселись, прихватив из бара несколько бутылок. Трое человек с трудом отгоняли сон, отчаянно зевая и растирая глаза; двое повалились в кресла и тут же уснули. Мстислав пересчитал людей и спросил у Варвара:
– Сколько человек в экипаже?
– Двадцать два. Плюс капитан.
– Здесь двадцать один.
Варвар повертел головой, считая.
– Верно. Кого же нет?
– Сайкса, – подсказал Дэсс.
– Пилот Сайкс, немедленно явиться в салон! – рявкнул Варвар по громкой связи.
– Его нет на борту, – сообщила капитан: голос Терезы прошелестел из личного передатчика, закрепленного у первого помощника на воротнике.
Варвар чертыхнулся.
– Когда он свалил?
– Неизвестно. Наблюдение сбоит.
– Может быть, он не ушел, а прячется на корабле? – предположил Мстислав, тревожно переглянувшись с Дэссом.
– Маловероятно, – ответила Тереза.
– Но возможно, – добавил первый помощник. Спросил у телохранителя: – Твои распоряжения?
– Заблокировать дверь салона.
– Сделано, – доложила капитан.
– Тогда начинаем, – сказал Дэсс.
– Тереза, начали! – подтвердил Мстислав.
Дэсс прошел к стене напротив аквариума, стал спиной к зеркалам. Космолетчики у тесно сдвинутых столиков, кто не спал, оживились. Напрягшийся Йенс не спускал глаз с княжича, а Варвар и Мстислав наблюдали за экипажем. Присмотревшись, Дэсс обнаружил передающую камеру на крышке аквариума; он не нашел бы ее, если б не знал, куда именно поместил эту крошку телохранитель.
– Домино, вы в эфире, – объявила капитан по громкой связи.
Значит, оборвались передачи на видео, включились все погашенные экраны – в домах, в ресторанах и ночных клубах, на улицах, в мобилях и глайдерах. У Светланы – у Соны – в палате тоже зажегся экран. И повсюду один только Дэсс – в теле модного певца Домино, в дорогом костюме, стоящий в салоне космического корабля на фоне покоробленных мутных зеркал.
Он запел. Быть может, следовало начать с нескольких мгновений Кеннивуата-ра, которая заставила бы сидеть смирно космолетчиков в зале – Йенса, Эрни Крейцара, всех остальных. Однако Дэсс побоялся навредить Мстиславу: не остановилось бы у него сердце во второй раз. Поэтому он пел Лавикуоно-ри – песню разведчика и наблюдателя, песню-приманку, что одинаково подчиняет зверей и людей. Ровный, с редкими переливами, порой вибрирующий звук наполнил салон, отразился от забранных зеркальными панелями стен.
– Ты охренел?! – вскочил было Йенс.
– Сидеть! – Мстислав отбросил его на место. – Не то привяжу.
Варвар погрозил Йенсу кулаком.
Дэсс пел. Лавикуоно-ри притягивала к экранам людей и СерИвов по всей планете. Люди не могли ей сопротивляться, СерИвы в человеческих телах – тоже. И даже разбуженные настоящие СерИвы в княжеских замках, недоумевая, сходились в парадных залах, чтобы поглядеть неожиданную ночную передачу. Рыбки в аквариуме сбились в стайку и метались из угла в угол.
– Всем сидеть! – грозно рявкнул первый помощник; впрочем, никто из космолетчиков и не думал трогаться с места.
Дэссу сделалось не по себе: отраженная от стен Лавикуоно-ри брала власть и над ним.
– Хватит, – шепнул он и тяжело перевел дух. Можно подумать, не пел, а таскал камни через горный перевал.
Устал. Горло пересохло и не желало порождать слова, которые он должен был сказать.
Молчать нельзя. Еще несколько вздохов – и растает магическая власть его песни…
Открылась заблокированная капитаном дверь салона. Мстислав дернулся навстречу, вскинув парализатор. На пороге стояла Тереза.
– Сайкс умер. Лежит там… – Она осеклась, заметив уставленный на нее ствол. – Слав, ты спятил?
Телохранитель опустил оружие. Тереза тряхнула головой, точно прогоняя какое-то наваждение, и вошла в салон.
– Продолжайте. Ему уже не помочь.
Дэсс втянул в легкие воздух. Сайкс не просто так умер. Это СерИвка, которая жила в теле пилота, покинула его. Сообразила, что выдала себя в глайдере, шепнув Дэссу: «Уймись, закусай тебя кэты! Я прощаю». Пожалела княжича, думала его успокоить, разыграв погибшего Касса. А потом спохватилась и прыгнула в другое тело. В чье? Уж не к Терезе ли она подселилась? У Дэсса потемнело в глазах от гнева.
– Дети мои! – рыкнул он на языке СерИвов. – Миаридуонта-зи-шу – Дети Милосердного Бога! Вы безмерно меня огорчили! – Эти слова он продумал заранее – и был сильно разочарован, услышав, как они прозвучали на деле. Лично Дэсс ничуть бы им не поверил. От этого он рассердился еще пуще. – Вы взяли на себя смелость решать, кому жить и кому умирать в этом мире. Пошли на охоту не ради пищи или защиты своих семей – и совершили неискупимый проступок. Вы начали убивать людей – вы, Дети Милосердного Бога! Позабыв, кто вы и зачем вам подарена жизнь.
Кажется, это прозвучало чуть лучше. Дэсс глянул вокруг. В каждой панели, что добыл он со Мстиславом, проступало настоящее Зеркало. Круги невероятно чистого, ясного отражения быстро расплывались по стенам. В каждом Зеркале пылал гневом СерИв – среброшерстный, с алыми сполохами по телу, с горящими зелеными глазами. Княжич с трудом признал самого себя. Да и не он это вовсе, а…
– Не двигаться! – взревел первый помощник – Йенс опять привстал в кресле.
Под каждым отражением Дэсса проступали два новых. В этих новорожденных Зеркалах виднелись крошечные фигурки – серая и белая с золотом. СерИвки.
Княжич запел Лавизаоту-аф – песню для приручения диких оту. Пронзительный крик взвился к потолку, обрушился сверху. Лавизаоту-аф – песня абсолютного подчинения, подавления воли и ответного обожания. СерИвы – те, что переселились в человечьи тела – должны любить своего бога. Милосердного бога, которому их предки по глупости дали имя Ханимун. Того самого бога, чье отражение они видели сейчас в Зеркалах.
Дэсс пел. Сверкающие отражения по стенам росли; в каждой панели они уже стали больше человеческого роста. Таким огромным мог быть только Ханимун – это с детства знал любой СерИв. Две СерИвки – одна с простой серой шерстью, другая белоснежная с золотом, не иначе как княжеской крови – виднелись отчетливо, хоть и в четверть своего естественного роста. Обе были напуганы. И обе они обожали Дэсса.
– Дети Милосердного Бога! – Божественный рык раскатился по залу, отдался от стен. – Те, кто не запятнал себя убийством, кто не занял самовольно чужое тело, – к вам обращаюсь я. Вы – гордые свободные СерИвы, СерИвами же и останьтесь. Нет худшего преступления, чем нарушить волю того, кто вас создал. Нельзя отвергать оболочку, что дана вам с рожденья. Носите на себе бесценный дар – свою шерсть, храните драгоценные уменья предков.
Дэсс перевел дыхание. Наставники учили его петь, а не обращаться к подданным с речами. Кэт знает, что у него получается.
Отражения в Зеркалах сверкали серебром, по шкуре змеились алые молнии. Огромные зеленые глаза смотрели со всех сторон, горели ярче сотни жуков-сладкоежек.
Оставалось сказать еще несколько слов.
– Несравненные мои дочери, вечная услада моей жизни! Не оскверняйте уст песнями, звучащими в неподобающих местах и для негодных ушей. Преступление – петь песни любви человеку, особенно ради убийства. Оставьте их для возлюбленных мужей своих, достойных вас…
Отражение бело-золотистой СерИвки разбежалось шире, перекрыло краем отражение Дэсса, серебро слилось с золотом.
Йенс скользнул из кресла на пол, мягким, тягучим движением упал на колени, уперся ладонями в пол. Румянец ушел с тонкого лица, темные глаза были как плошки.
– Назад! – хрипло выдохнул Варвар.
– О Ханимун! – ломким мальчишеским голосом вскрикнул второй помощник и, будто зверь в человечьей одежде, на карачках метнулся к Дэссу. – Прости неразумную дочь!
Мстислав полоснул его выстрелом из парализатора. Нарочно промедлил, дал высказаться. Йенс рухнул лицом в пол; ноги бессильно вытянулись, руки остались согнуты в локтях. Белые с золотом изображения в Зеркалах погасли.
Отражение СерИвки с простой серой шерстью начало меркнуть: вторая дочь Ханимуна овладела собой. И не узнаешь теперь, кто она. Тереза? Или один из космолетчиков, притворяющийся, будто спит пьяным сном?
Дэсс взвыл, срывая голос. Похожий на свист, пронзительный вой ввинтился людям в уши, в мозг, в сердце. Дунгизуара-ма – песня, которой гонят прочь заболевших безумкой, потерявших страх ночных шептунов. Мерзкие твари, бывает, стаями осаждают княжеские замки, хлопают крыльями, с шипением вьются вокруг белых шаров, теряя вонючий помет…
Поблекшее отражение СерИвки сделалось ярче, по серой шерсти пробежали ледяные вспышки.
Космолетчики вскакивали с мест, опрокидывая кресла.
– Прекрати! – завизжала Тереза, вскинув парализатор.
Ствол малютки смотрел на Дэсса. Неуловимое движение Мстислава – и капитан выронила оружие, парализованная рука обвисла.
– Отрыжка дохлого жруна! – взревел Феликс Варвар, кидаясь к Терезе. – Стрелять в Милосердного Бога?!
Мстислав подсек его выстрелом по ногам. Первый помощник растянулся на полу, забился, пытаясь подняться.
Дэсс умолк. Лица у людей были ошалевшие.
– Всем стоять! – гаркнул Мстислав.
Варвар отчаянно ругался по-СерИвски. Вот в кого скакнула оплошавшая СерИвка, что жила в теле пилота. Ее отражения на стенах были ярче отражений Дэсса.
– Сона! – закричал княжич, понимая, что сейчас его Зеркала уснут и отражения погаснут. – Сона, ты слышишь своего бога! Ты больше не больна, лунная лихорадка оставила тебя навсегда! Ты слышишь, Сона? Милосердный Бог прощает тебя, понимаешь?
Только бога она и послушается, одному лишь Ханимуну поверит.
– Я люблю тебя, – беззвучно шепнул Дэсс, опустив голову. Его невозможно было услышать, и прочесть слова по губам – тоже.
Настоящие Зеркала по стенам уснули. До поры…
Часть 2. Мстислав
Глава 1
Отчего-то упорно возвращалось худшее воспоминание из прежней жизни: разгневанный дед сверлит взглядом и в который раз вопрошает:
– Ты и впрямь учинил это свинство?
И в который раз Мстислав вынужден подтвердить: да, учинил; да, это; да, именно он…
– Позорище, – бурчит дед. Кружит по кабинету, как патрульный катер в поисках диверсантов. И опять с надеждой возвращается к вопросу: – Нет, все-таки скажи: там в самом деле ты бесчинствовал?
– Я.
Дед никак не может поверить. Любимый внук, гордость семьи – и вдруг эдакое коленце. Употребление наркотиков, сексуальное домогательство, драка, оскорбление офицера. И во всем этом повинен он, Мстислав Крашич.
Безобразная история состарила деда на десяток лет. Адмиральский китель и тот сидит на нем неловко – дед сутулится, руки висят плетьми. Смотреть жалко. А ведь был мужчина хоть куда, пусть и за семьдесят.
– Слав, убей бог, не верю. Кого из приятелей ты покрываешь? Эти обормоты твоего плевка не стоят. А уж Верка – тем более! – адмирал Анджей Крашич пронзает внука взглядом.
Северин, Север, Вер – другой любимый внук, вторая гордость семьи. Внешне близнецы похожи, как две капли воды, но Северину все удается лучше, чем Мстиславу. Дед относится к нему строже.
– Подумай головой: что ты творишь? – наседает адмирал. – Брошенная учеба, погубленная карьера. Тебе даже мои связи ни к чему – без чужой помощи взлетел бы на самый верх. А так… Тьфу!
Мстислав молчит, смотрит в пол. Дед кружит по кабинету, сердится, только что мебель не пинает. Мебель у него деревянная, резная, сделанная на заказ. И на стенах – не видеоэкраны, а настоящие, писанные маслом картины. Над рабочим столом висит холодный зимний пейзаж, напротив, чтобы адмиралу всегда видеть, – сверкающий росой летний луг, а в углу, над столиком с креслами для гостей, – две босоногие девчушки, бегущие прочь от реки с котятами в корзинке. Так убегают, что без подписи ясно: взрослые затеяли топить котят, а девчушки спасли малышей. Художник был, несомненно, талантлив, и картины эти дорого стоят…
– Я не верю! – заявляет дед. – Все врут, свидетели хреновы. И дружки твои, и эта «пострадавшая», гм, цаца. Не было тебя там! Ну? Согласись.
– Был, – упорствует Мстислав.
Так уж вышло: он сгоряча взялся помочь брату, и теперь обратного хода нет. Северин примчался к нему перепуганный, виноватый, сказал, что накуролесил – ничего страшного, честное слово, но это уже второй раз, да и травкой сдуру затянулся, а иначе бы в драку ни в жизнь не полез, и коли выплывет, что опять Северин безобразничал, его из академии вышвырнут с волчьим билетом, а Мстислав легко отделается, он ведь на хорошем счету, ну, вкатят выговор – и дело с концом, да и дед поспособствует, попросит за него начальника академии, к тому же за Мстиславом ни одной серьезной выходки не числится, дед его пожалеет на первый-то раз, а Северина не пощадит, у них уже был недавно разговор… Выручай, Слав, братишка, ведь без флота не жить!
Да уж, не жить. Разумеется, во время разбирательства близнецов не различила ни девушка, к которой пристал Северин, ни вступившийся за нее офицер, которому распоясавшийся курсант дал в челюсть и оскорбил словесно. Фамилия у офицера, преподавателя той же академии, Кирсан, и шутники называют его Крысаном. Северин пошел дальше и обозвал крысой. А друзья заявили, что это Мстислав чудил. Изумлялись: вот уж на диво Слав отличился, кто бы мог подумать…
Дело замяли, как Северин и предсказывал: ведь что ни говори, а девушку офицер выручил, и челюсть ему брат не сломал, только вывихнул, и за «крысу» Мстислав извинился, как положено. Все правильно Северин предсказал. Только теперь жить не хочется.
Дед устал препираться. Сел за свой тяжелый резной стол, сцепил руки, принял адмиральский вид.
– Ладно. Поступай как знаешь. Надумал уходить из академии – скатертью дорожка. Я хлопотать не стану, чтобы взяли обратно. Катись.
Мстислав молча двинулся к двери.
– Постой, – велел дед. – Стоять, я сказал!
Мстислав остановился.
– Повернись.
Он обернулся. Черт, ну, что еще?
Адмирал Крашич вышел из-за стола. Холодный, надменный, глубоко уязвленный. И вдруг вся холодность и надменность разом с него слетели, он стал просто дедом и неожиданно тихо попросил:
– Только объясни мне, дураку: почему они тебя не выгораживают? Ни дружки твои, горе-свидетели, ни барышня, к которой ты на свиданки бегал. Они должны бы за тебя горой стоять, под присягой лжесвидетельствовать. Или я чего-то не понимаю?
– Я тоже не понимаю.
Сорвалось. Сам себя выдал. Ах, как дед подловил! Но и впрямь невозможно постичь, как лучшие на свете друзья в один голос заявили: да, это Мстислав обкурился, привязался к девушке, подрался с офицером. А ведь Мстислав их не просил, у него только с братом был уговор. И, хуже того, лучшая в мире девчонка – на курс старше, без пяти минут пилот-навигатор – не моргнув глазом соврала, будто в тот вечер у нее было свидание с Северином. А они как раз тогда целовались до сумасшествия и впервые были близки. Мстислав от счастья голову потерял, все провинности брата, что за двадцать лет накопились, готов был на себя взять. Однако он и любимую не просил защищать Северина; он просто не успел ни с кем словом перемолвиться. А они дружно врали, и никто у Мстислава не спрашивал: надо ли? Топили его, не дрогнув, не пытаясь хоть как-то оправдать. Не понять ему такого. Не простить.
Дед всегда на лету схватывал суть вещей.
– Н-да… – Он вздохнул, покряхтел по-стариковски, а затем проговорил, адресуясь к картине с девчушками: – Ну, хоть теперь ясно. Предательство близких… да, можно и взбрыкнуть. Я не одобряю, но коли ты живешь своим умом, то и живи.
Мстислав молчал, тоже смотрел на картину, на бегущих со всех ног девчат. Спасенные котята в корзине таращили испуганные глазенки. Если топят, то новорожденных, слепых, а эти уже подросли, глядят осмысленно. Как у хозяина рука-то поднялась?…
– Н-да, – повторил дед. – Лжесвидетели. Не за его же красивые глаза расстарались. Чем он их купил?
Мстислав не знал и знать не хотел, где брат достал деньги, чтобы заплатить свидетелям и будущему пилоту-навигатору, которая обеспечила ему алиби.
Взгляд деда сделался задумчив. Адмирал по очереди рассмотрел три дорогие, писанные маслом картины. Резко выпрямился.
– Ладно, иди. В конце концов, на твоей академии свет клином не сошелся.
Не надо было глубоко разбираться в живописи, чтобы, вглядевшись, понять: девчушки с котятами – не подлинный холст, а вставленный в раму экран. Картина похищена и продана; оттуда и деньги.
Уму непостижимо, как Северин посмел.
Полотно вскоре вернулось на место. Брат ли возвратил холст, дед ли заказал хорошую копию? Или сам Северин подыскал художника-копииста и затем вставил картину в раму, полагая, будто его обман до сих пор не раскрыли? Мстиславу было все равно. Только деда жаль; он через несколько дней умер. Во сне сердце остановилось. Мстислав сразу после похорон уехал так далеко, насколько хватило денег. Добрался до Беатриче, да и осел в этом захолустье…
* * *
Тьфу, пропасть! О будущем думать надо, а не прошлое ворошить.
Думать было тяжело. Голова будто ватой набита. Сюрприз от института Донахью? Чтобы подобраться к клиенту, надо прежде всего обезвредить телохранителя. Мстислав гадливо коснулся напичканного электроникой обруча на лбу. Похоже, и впрямь какая-то дрянь работает, глушит мозги. Ни единой дельной мысли не приходит. Вот и сиди, дожидайся: то ли найдут и прикончат СерИвы, то ли капитан Тереза Крашич что-нибудь придумает… за тебя, бестолкового.
С ночного неба смотрела луна – маленькая, безнадежно одинокая среди россыпи ярких звезд. Лунный свет окутывал снежные шапки близких гор, серебрил туман на другом берегу реки; там, над низким лугом, плыли густые белые слои, а здесь, у подножия скалы, стояла лишь легкая дымка. Под скалой, на каменном крошеве, лежал глайдер, стекла отблескивали в лунном свете. На реке колыхались серебристые блики – вода обтекала мертвые ветки упавшего дерева и взъерошенные листья водных растений, которые давали приют мелкой речной живности.
В сложенном на скорую руку очаге шелестел и потрескивал костерок; Дэсс его развел не столько для тепла, сколько ради уюта. Пламя подсвечивало осунувшееся лицо княжича, отражалось в глазах, подкрашивало белокурую шевелюру. С виду – человек как человек, нипочем не догадаешься, что в нем живет СерИв.
Уже двое суток Мстислав опекает СерИва. Сказал бы кто раньше, что такое может случиться, – в лицо бы расхохотался тому шутнику…
Вчера, после выступления Дэсса по видео, они ринулись в клинику за Светланой. Мстислав ожидал, что придется прорываться с боем, однако силовая защита вокруг клиники оказалась отключена, и они не встретили ни души. Скорее всего, персонал – вселившиеся в людей СерИвы – разбежался после обращения Ханимуна. Мстислав забрал из палаты чуть живую, еще не поверившую в свое исцеление Светлану, а после за ними долго гналась полиция. Грозились расстрелять, если не подчинятся. Три больших глайдера против их маленькой машины. Мстислав взял курс на горы, включил автопилот и вместо сигнала бедствия послал Кеннивуата-ра, песню убийства, которую напел Дэсс. Полицейские мигом отстали, а вот на телохранителя с женой Кеннивуата-ра в этот раз не подействовала. Мстислав долго задался вопросом, почему, прикидывал так и эдак. Наиболее разумное объяснение состояло в том, что они находились в глайдере высоко над землей, а в таких условиях магия СерИвов не работает. Впрочем, тогда она и на полицейских не должна была действовать, а они отвязались. Наверное, повернули назад с перепугу. В самом деле: какие из переселенных СерИвов полицейские?
Оставшееся до рассвета время провели в горном ущелье. Спали. Мстислав полагал, что в горах безопасно: едва ли СерИвы быстро сообразят сунуться в самое, по их представлениям, гиблое место. Когда развиднелось, он поискал в ущелье воду, не нашел и был вынужден переместиться к реке. Позавтракали и снова улеглись спать. Затем телохранитель велел Дэссу усиленно думать, что делать дальше. Они оба старались как могли, но ничего стоящего на ум не шло. Так до темноты и проваландались без толку.
Недалеко от костра лежали большие камни – светлые, с вкраплениями блестящей породы; под луной они походили на ледяные глыбы. На этих камнях устроилась Светлана. Ее седые волосы в лунном свете были снежно-белые, очень красивые, особенно со вплетенными в них цветами. Светлана тихонько пела.
Нет, не Светлана – СерИвка. Кажется, она пыталась петь магическую песню любви, но получалось из рук вон плохо. Слабенький голос измученной болезнью женщины не был способен передать СерИвскую магию, и песня не забирала власть ни над Мстиславом, ни над Дэссом.
К счастью, мрачно думал телохранитель. Черт знает, что могли бы учудить два завороженных СерИвкой самца.
Вообще-то у СерИвов не положено петь для двоих мужчин сразу. Вон бедняга Дэсс ежится. Разве она не видит, как ему тошно?
Да как вообще посмела рот открыть? Воображает, будто Мстислав не распознает СерИвские песни? Или ей уж так не терпится подчинить себе человека, что всякий ум отшибло?
Над черной, с лунными переливами, рекой звучал нетвердый голос – то ровный, то жалко дрожащий, готовый сорваться. И вдруг донеслось что-то еще. Тут же с плеском шлепнулся в воду какой-то зверек, тревожно заклекотала ночная птица.
Мстислав поднялся на ноги, вслушиваясь в ночь. Дэсс тоже встал.
– Света, пожалуйста, замолчи, – попросил телохранитель. Он упорно звал жену Светой – и в первую половину дня, когда она в самом деле была Светланой, и к ночи, когда неудержимо прорвалось сознание СерИвки-захватчицы.
Она смолкла, отбросила за плечо волосы со вплетенными цветами. Спросила с обидой:
– Тебе не нравится?
– Я прошу: помолчи.
Из темноты вновь прилетел настороживший Мстислава звук: низкий рев, который через пару мгновений оборвался. И сразу же повторился опять.
Вдалеке застучали копытца пустившихся наутек местных косуль.
