– Наконец-то спросил! Ив Брюэль.
Ох. Ив Брюэль – заместитель командующего флотом по вопросам безопасности. Я много раз видел его в Информсети: сухой, желчный, решительный и беспощадный. Говорят, очень толковый мужик. Хотя мало ли что болтают. Толковые тоже бывают предателями.
А с другой стороны… Заместитель комфлота, основатель школы военных пилотов – и вымогатели-галлуни. Чтобы такой офицер стал с ними пачкаться? И плюс программа-симулятор, предназначенная для отложенного убийства. Выпустить двести безрассудных, готовых угробиться пилотов означает поставить крест на любовно взлелеянной школе и при этом изрядно подмочить собственную репутацию. Лично я не стал бы так поступать.
– Командир, ты сомневаешься?
Кажется, я недооценил курсанта, и он ещё смекалистей, чем я полагал.
– Сомневаюсь, – признал я. – В действиях серьёзных людей должна быть логика, но я её не вижу.
Покрытый рябью экран дальней связи мигнул и осветился, дав ясное изображение. На меня глянул чем-то озабоченный каперанг Славко. Вряд ли Генштаб встал на уши из-за попавшего в плен «Теймара», однако там явно что-то происходило. В Генштабе постоянно кипит жизнь – такое уж это место.
– Отправляю записи с камер, – сообщил каперанг. – Шаталин пробыл на Даммиане чуть больше стандартных суток. Перед отлетом туда он встречался с адмиралом Брюэлем.
– Спасибо, сэр.
– По возможности: связь – каждые два часа, – напомнил Славко и попрощался.
Экран снова пошёл рябью, затем пискнуло: передача данных из Генштаба завершена.
– И после встречи Крошика пытались убить, – пробормотал Айвер Джан Хелла.
– Я уже говорил: после – не вследствие. – На душе было нехорошо. – Пока у нас недостаточно данных, делать выводы рано.
Курсант мрачно кивнул; похоже, мои слова его не утешили.
Я запустил видео с Даммианы. Записей было немного – всего шесть коротких отрывков. Зато каких! Из рубки захваченного корабля мы словно перенеслись в райское местечко, в замечательный отпуск.
На Даммиану наш ксенопсихолог прибыл с дочкой. Они бродили по сказочным улочкам, где дома утопали в цветах и повсюду виднелись смешные фигурки. Лазали по лестницам, вьющимся среди водопадов и радуг. Катались на тележке, которую везли мохнатые псы; дружная упряжка весело звенела бубенцами. Лакомились в кафе чем-то, на вид невыразимо вкусным. Носились со стайкой детей по газону, который взрывался фонтанчиками воды, а детишки радостно вопили и визжали. И наконец, чинно входили в здание космопорта, собираясь возвращаться на Новую Землю-2.
Надия была счастлива, Шайтан тоже. У обоих сияли глаза – одинаково яркие, сине-зелёные. Шайтан то и дело подхватывал дочь, шутливо подбрасывал в воздух и затем носил на руках, на плечах и подмышкой, а она заливалась смехом и крепко обнимала отца, льнула щекой к его щеке, и её смоляные волосы казались ещё черней рядом с его белоснежной седой шевелюрой.
Шесть отрывков закончились. Мы озадаченно переглянулись.
– Убивать не за что, – сказал я. – По крайней мере, нам этого не показали.
– Давай заново посмотрим, – предложил Айвер Джан Хелла. – Особое внимание – на людей вокруг.
Стали смотреть второй раз. Окрас у даммиан оказался не одинаковый, как мне представлялось, а довольно разнообразный: одни шевелюры светлого золота, другие темнее. И кожа – то с золотистым отливом, как у моего курсанта, то смуглая, а то белая или розовая. На Даммиане полно приезжих и таких же полукровок, как я.
На нашего ксенопсихолога с дочкой откровенно любовались. Чудесная пара: красавец Шайтан и его маленькая копия – очаровательная дочурка. Порой с ними рядом мелькали кислые лица, но мало ли какие у людей бывают неприятности.
– Ни черта, – подвел итог Айвер Джан Хелла. – Каплейт развлекался, про галлуней и думать забыл, а мы голову ломаем: за что его вздумали прикончить?
– Он дочь развлекал, а не сам забавлялся, – поправил я.
– Либо он ею воспользовался как прикрытием.
Я мысленно не согласился, но спорить не стал. Рано или поздно спрошу у самого Шайтана… если доживём. И если мы… потому что… Мысли помчались вскачь. Я осадил их, призвал к порядку и сформулировал вопрос: как получилось, что Айвер Джан Хелла обратился за помощью к нашему ксенопсихологу, а потом именно «Теймар» угодил в плен к галлуням – в тот самый день и час, когда на его борт прибыл курсант?
– Командир? Что-то не так?
Не слишком ли много он понимает для военного пилота?
– Джан Хелла, – я не потрудился скрыть досаду, – почему ты такой умный и проницательный?
Он усмехнулся.
– Я даммианин. Как и ты.
– Это не оправда… – Я осёкся.
Система безопасности сообщила: на «Теймар» явились чужаки. Двое. Ладно, хоть не вчетвером… впрочем, может, это гораздо хуже. Нам было видно на мониторах: на сей раз похожие на людей, галлуни деловито шагали на своих коротких, прямых, как палки, негнущихся ногах. Длинные головы наклонены вперед, нелепые ручонки отмахивают, будто в церемониальном марше, на защитных костюмах блестит россыпь звёзд.
– Что скажешь, эксперт по галлуням? – спросил я курсанта.
– Чёрт разберет, что им надо. Обычно вдвоем-то не ходят. – Он всмотрелся в чёрные фигуры. – На дело идут. Командир, предупреди врача. Медотсек хорошо защищён?
Медотсек на планеторазведчике защищён превосходно: корпусом корабля и его вооружением. То и другое сейчас было не в счёт. А внутри… Усиленные переборки да тамбур с двойными дверями. Голыми руками не возьмёшь, но с излучателем, даже карманным, – пара пустяков. Оружия у галлуней не было. Либо система безопасности его не распознавала.
Я включил громкую связь.
– Барс? Арсений!
Тишина. Та зловещая тишина за дверью рубки, когда громкая связь не работает и ты вдруг понимаешь, что корабль целиком под властью захватчиков.
Галлуни маршировали по коридорам «Теймара», широко отмахивая своими ручонками. Шли в ногу, как на плацу: ать-два, ать-два.
– Командир! Я добегу? Морзянкой отстучу хотя бы.
Тревожный вопрос, почему «Теймар» угадал в плен к галлуням одновременно с появлением курсанта, оставался без ответа. Однако Айвер Джан Хелла присягал мне на верность…
– Беги, – сказал я, и он метнулся из рубки.
Несколько мгновений я видел его на экране: курсант со всех ног нёсся к переходу на вторую палубу. Затем что-то произошло; мне показалось – взорвался «Теймар».
Взрывы не грохнули, палуба не содрогнулась, сирена не взвыла. Лишь полыхнуло красным в глазах, что-то лопнуло в голове, и я отключился.
Очнулся в коридоре, за дверью рубки. Как выбрался туда, не помню. Встать на ноги не было сил, поэтому я двинулся вслед за курсантом ползком. Голова кружилась, в глазах плавали красные отблески недавнего пламени.
Кто это сотворил? Айвер Джан Хелла? На кой чёрт ему надо? Или галлуни? А им зачем? Или – совсем уж безумная мысль – Шайтан устроил аттракцион? Мой друг и без того едва жив. Как он пережил новую встряску? Я молился богам планеторазведки, чтобы никого не убило – ни Шайтана, ни Барса, ни курсанта, который непрост… ох как непрост. Соображал я неважно, молился невнятно и всерьёз опасался, что молитвы мои не помогут, оттого что после взрыва боги стали глуховаты.
Чем нас шарахнуло? Похоже на психоизлучение. Узнáю, когда вернусь в рубку; скоро уже на связь с Генштабом выходить… Я поглядел на часы. С момента пришествия галлуней на «Теймар» минуло больше получаса. Я столько времени провел в несознанке? И чем занимался? Всего лишь выбирался из рубки – или делал что-то ещё, выпавшее из памяти? Ну как под контролем у чужаков не только «Теймар», но и его командир?
Остановившись, я приподнялся на локтях. Вгляделся, вслушался, чутко принюхался, затем лизнул палец, мазнул им по переборке и попробовал на вкус. Ничего особенного не чувствую. Всё как обычно; система жизнеобеспечения не сбоит. Либо мне это кажется. Когда речь идет о психооружии, сам себе верить перестаёшь.
Я двинулся дальше. Где Айвер Джан Хелла? До перехода на вторую палубу рукой подать, а добежать туда перед «взрывом» курсант не успел. Что он – очухавшись, снова двинулся к медотсеку? Или галлуни забрали его к себе? Или… Я вспомнил историю экипажа из шестнадцати лашей. Внутри пробежал холодок.
Впереди валялся какой-то неопрятный ком. Что за лохмотья? Цвет знакомый – серый, тусклый… Изодранный в клочья защитный костюм планеторазведчика, вот что это такое.
Затем я дополз до ботинка. Заурядный ботинок военного образца, с распущенными застёжками. Привстав, я поглядел вдоль светлого пустого коридора. Вон и второй ботинок валяется, у самого трапа. Дим-Палыча, когда брали в плен нашу группу, тоже разули и раздели. Но он – командир корабля, и он был при оружии. А мой курсант ничего с собой не имел, кроме записи вредоносной программы. Может, за ней-то вымогатели и явились?
Я добрался до трапа; глянул вниз. У нижней ступени, раскинув рукава, как крылья, лежал форменный курсантский китель. Чуть дальше – рубашка. А потом ещё носки и нижнее белье. И какая-то размазанная грязь. Я мало не скатился по трапу кувырком, когда сообразил, что вижу.
По ребристому покрытию палубы тянулся подсыхающий кровавый след. Не капли, а мазки – истекающий кровью человек полз так же, как я. Вот он какое-то время лежал, и здесь натекли лужицы; а вот, похоже, катался, и тут палуба щедро измазана кровью, на переборках – частые брызги. Время автоматической уборки ещё не пришло, роботы-уборщики объявятся позже. Кровь смоют, вещи соберут…
Меня подбросило; рука метнулась к аптечке на бедре. Стимулятор! Я пересчитал тельца ампул – не всадил ли дозу раньше, в беспамятстве. Все ампулы на месте; хорошо.
Безотказное средство подействовало.
– Джан Хелла! – позвал я. – Ты живой?
Ни звука в ответ. Я ринулся по следу. На вид крови много, но это не смертельные раны: не из артерий хлестало, и не тёмная венозная кровь текла. Так могли сочиться неглубокие порезы; только их было не счесть.
Я обнаружил его за изгибом коридора. Айвер Джан Хелла миновал дверь в медотсек и уполз дальше, в помрачённом сознании. Голый, в красных разводах, он лежал ничком, уткнувшись лицом в согнутую в локте левую руку, а правую выбросив вперед, цепляясь за покрытие палубы. Шевелюра на затылке потемнела и слиплась, кожа была сплошь в крови и мокро блестела. Меня замутило, когда я разглядел вырезанные на теле десятки звёзд о четырех лучах.
Пульс я нащупал – Айвер Джан Хелла был жив. Он дёрнулся, ощутив на шее мои пальцы, думал приподняться, но я цыкнул на него, и он затих.
Я хлопнул ладонью по двери медотсека, позвал Барса, снова хлопнул и покричал. Не слышит? Не может открыть? Думает, что нельзя, раз они с Шайтаном под арестом?
Собрав раскиданные вещи, я вернулся и подошвой курсантского ботинка гулко отстучал сигнал SOS. Дверь открылась. Стоя в залитом голубоватым светом тамбуре, Барс покачивался, взгляд был мутный, бессмысленный. Его тоже крепко шарахнуло.
– У нас раненый, – проговорил я отчетливо.
Взгляд прояснился, и ксенобиолог уверенно стал на ногах. Выглянул в коридор, увидел курсанта. Изменился в лице.
– Заноси.
Отдав Барсу собранную одежду и обувь, я приподнял мокрое от крови тело. Невысокий и тонкий, Айвер Джан Хелла показался неожиданно тяжелым; после психоудара галлуней, даже со стимулятором, сил было до безобразия мало. Пятясь, я потащил его в медотсек. Порезы на плечах и спине закровоточили обильней, потекли дружные красные струйки. Курсант зашипел сквозь зубы – не ругался, а так, вдохнул.
В медотсеке «Теймара» три палаты: общая, реанимация и хирургия. Шайтан находился в реанимации, дверь туда была закрыта.
Пока я возился, затаскивая Айвера Джана Хеллу внутрь, Барс приподнял ему голову и посмотрел лицо. Внутри у меня тревожно кольнуло. Я-то лица не видел. И глаз. Глаза у парня целы? Я хотел поймать взгляд ксенобиолога, но Барс отвернулся, включил аппаратуру. Одна из лежащих на палубе медкапсул засветилась огоньками, в прозрачной крышке заклубился серый туман.
– Укладывай, – велел Барс, вкалывая себе стимулятор.
Удобно, когда капсула находится под ногами и раненого не нужно взгромождать наверх. Умная крышка поднялась и стала стоймя. Я затащил курсанта на упругий матрас; кровь стекала на белую поверхность и тут же впитывалась, исчезая без следа.
иллюстрация Галины Маас
Барс опустил над Айвером Джаном Хеллой крышку. Индикация перемигнулась, серый туман разжижился. Бодрой россыпью светились зеленые огоньки, среди них затерялся десяток тревожных желтых.
– Потерпи, – сказал Барс, – я тебя немного поверну.
Капсула приподнялась, и курсанта перевернуло лицом к врачу. Крови на груди и животе не было, на коже – ни одного пореза. Вот только… Я стиснул зубы. На лице были вырезаны две четырехлучевые звезды, их боковые лучи встречались на переносице. Из центров этих кровавых звёзд мрачно смотрели карие, с золотыми искрами, глаза.
– Радуйся, – сказал ксенобиолог, опуская курсанта лицом вниз, – что фасад тебе не попортили, одну заднюю стену.
– Я радуюсь, – буркнул Айвер Джан Хелла. – Прямо пляшу.
– Молодец. – Барс поколдовал над консолью управления и обернулся ко мне. – Серый, ты бы тоже прилег. Выбирай любое место. – Он обвёл рукой полдесятка капсул, ожидающих своих пациентов.
– Нет, – отказался я в суеверном страхе. Не хватало мне на больничной койке валяться.
– Тогда сядь, не маячь.
Я поднял одну из капсул с палубы и уселся. Откинуться назад было нельзя, чтобы не упереться спиной в ставшую стоймя крышку – основной элемент оборудования. Аппаратура в крышке тонкая и чувствительная, и приваливаться к ней – преступление.
Стоя возле Айвера Джана Хеллы, ксенобиолог болезненно морщился. Он всегда переживает, если кому-то из нас требуется медицинская помощь. Чаще других ему в руки попадает Шайтан, и тогда Барс совсем расстраивается.
Сквозь затуманенную крышку я видел: кровь с кожи курсанта исчезла, края порезов сомкнулись, четырехлучевые звезды были обозначены тонкими розовыми линиями. Скоро и они пропадут.
– Камера это фиксирует? – спросил я, наблюдая за исчезновением звёзд.
– А как же. Вся информация – у тебя в рубке.
– Чего? – ворохнулся Айвер Джан Хелла. – На кой ляд в рубке мои виды?
– В Генштаб отправлю.
– Командир!!! – взвыл бедолага курсант. – Скажи, что ты пошутил!
– Галлуни оставили послание к Земле, – ответил ему Барс, – и оно должно уйти по назначению.
– Вот чёрт, – сокрушённо пробормотал Айвер Джан Хелла.
– Я ж тебе говорил: радуйся….
– Я радуюсь! – заорал курсант из-под крышки так, что по отсеку гул пошел. – Всё, хватит! Открывай этот гроб, и я вылезу!
– Чему вы тут радуетесь, господа? – неожиданно спросил знакомый голос.
Я вскочил. Айвер Джан Хелла попытался зарыться в матрас, на котором лежал, но ему не удалось. Барс двинулся к Шайтану, который явился из реанимационной палаты и стоял, цепляясь за переборку. То есть, не стоял, а неудержимо сползал вниз – бледный до синевы, едва живой. Я вперёд Барса успел его подхватить и удержать, чтоб не свалился. Мой друг был не в форме разведчика, а в мягком уютном костюме, который совсем не походил на больничный и сгодился бы для домашнего отдыха.
– Тебе кто разрешил вставать? – сердито начал Барс.
– Серый, помоги, – попросил Шайтан. – Надо взглянуть на послание.
Я подвел его к курсанту. Из-под затуманенной крышки капсулы не доносилось ни звука; крышка сияла зеленой индикацией, лишь два последних желтых огонька вяло помаргивали, все больше ударяя в зелень. Айвер Джан Хелла застыл, как мертвый. Исчезающие розоватые звезды покрывали его тело от загривка до щиколоток.
– Барс, убери эти спецэффекты, – распорядился Шайтан. – Я сквозь них не вижу.
Ксенобиолог поднял крышку. Система протестующе вякнула, огоньки затрепетали, сразу вернулось с полдесятка желтых. Шайтан стоял, привалившись к моему боку, и рассматривал галлуньскую резьбу по коже. Я поддерживал его и прислушивался к дыханию – неровному, трудному. Моему другу было совсем плохо.
– На морду лица полюбуйся, – раздражённо подсказал не простивший своевольства Барс.
Шайтан сел на корточки. Велел:
– Посмотри на меня.
Айвер Джан Хелла повернул голову. На лице порезы сохранились лучше – или, если угодно, хуже заживали. Золотистая кожа даммианина потускнела и приобрела серовато-желтый цвет.
– Продолжай, – сказал Шайтан Барсу. – Серый, будь другом…
Я помог ему добраться до «моей» капсулы; он с нарочитым удовольствием повалился на матрас, блаженно вздохнул. Я устроился у него в ногах.
– Это, конечно, послание, – заговорил Шайтан, передохнув. – Но не галлуньская тайнопись. Рисунок звезд не упорядочен, их число не кратно четырем. Грубые, торопливые порезы. Больно было? – обратился он к курсанту.
– Терпимо.
– Ты не бравируй, а дело говори. Я спросил: больно?
– Зверски, – признал Айвер Джан Хелла. – Они резали и чем-то поливали. Простые порезы так не болят.
– Оч-чень серьезное послание, – сделал вывод Шайтан. Он вдруг сел. – Скажи: ты кричал?
– Нет.
– Совсем?
– Ну…
– Курсант Олли! – рявкнул наш ксенопсихолог. – Жизни не хватит от тебя толку добиться. Отвечай.
Айвер Джан Хелла тоже чуть не сел в своей капсуле. Вовремя вспомнил, что он под крышкой, и не снёс ее головой. Опять вытянулся на матрасе. В голосе зазвенела мощная сталь, как будто он уже командовал астроматкой и делал разнос своим офицерам.
– Сначала – не кричал. Назло. А потом…
– Стой, – перебил Шайтан. – Почему назло?
– Потому что они скрипели: «Деть, плачь»! – загремел будущий командир астроматки. – Я им не деть! И плакать не стану!
– Ясно. Дальше.
– За лицо взялись, сволочи. И в глаза плеснули… Я решил – выжгло. Вот тут не сдержался, заорал.
– И тогда они отвязались, – закончил Шайтан за курсанта.
– «Деть, плачь», – повторил я. – Джан Хелла, им только этого и надо было. Забыл, как они нас хвалили? «Хорошие дети, покорные, шёлковые».
– Серый! – рассердился Шайтан. – Из тебя тоже надо клещами вытягивать? Рассказывай.
Я поведал о встрече с четвёркой галлуней возле рубки, затем описал, как выглядели те двое, которые явились оставить свое «послание», и под конец рассказал про убитый экипаж из шестнадцати лашей.
– Галлуни утверждают: это не их работа. Якобы кто-то другой желал их скомпрометировать.
Наш ксенопсихолог покачал головой, не согласный.
– Это свои. Так же, как с нами. Одни говорят: «Деткáм нет вреда», а другие младшего мучают.
– Зачем?
– Думаю, нас предупреждают: «Не ищите союза с Галлунем».
Мы примолкли. Шайтан привалился к моему плечу и набирался сил; Барс потирал подбородок, стараясь успокоиться; Айвер Джан Хелла затих под россыпью зелёных огоньков.
– А что они сейчас делают с пленными? – спросил я.
Шайтан вскинулся.
– Даже не думай! У тебя приказ Вадима: ничего не предпринимать.
Дим-Палыч приказал не геройствовать и не вести боевых действий, но я не стал спорить. Важно другое: с галлуней станется подготовить основное «послание» у себя на борту, а здесь, на «Теймаре» – всего лишь его подкрепить. Упрямец Джан Хелла особо и не пострадал бы, покорись он сразу и взвой от первых же порезов. А наши мужики? Как их пытают?
– Серый, – лязгнул Шайтан, – ты помнишь, к чему приводит невыполнение приказов?
– Генка, не шуми. Тебе нельзя волноваться, – вмешался Барс – добрый доктор.
– Я не…
– Ты орёшь на командира корабля, – указал ксенобиолог.
Обезоруженный Шайтан улыбнулся.
– Серый, я ведь на тебя не орал? Я сегодня вообще не в голосе… Ребята, послушайте. Галлуни стащили кость, которой подавятся. Одним Димкой уже нетрудно поперхнуться. А с ним еще Медведь, три бойца и все остальные. Жаль, меня там нет, – закончил он огорчённо.
– За что тебя пытались убить? – спросил я.
– Вот уж не могу сказать. Не за что. По ошибке?
Я взглядом указал на курсанта и вопросительно поднял брови: мол, при нём нельзя обсуждать?
– Не за что, – повторил мой друг, а у самого глаза так потемнели, что на месте преступников я бы улепетывал из галактики без оглядки.
Ладно; вопрос с покушением отложим на потом.
– Зачем ты встречался с адмиралом Брюэлем? И рванул на Даммиану?
Шайтан медлил, обдумывая ответ. Чтобы дать ему время, я перескочил на другое:
– Кстати. Айвер Джан Хелла, ты ведь привёз копию программы. Где она?
– В кармане кителя… была. – Из-под крышки блеснули золотые искры в карих глазах. – Командир, можно, я наконец отсюда вылезу?
– Барс, можно ему наконец оттуда вылезти? – переадресовал я вопрос.
– Если господин торопыга желает ходить со шрамами на лице, пусть лезет, – отозвался ксенобиолог едко. – Останутся две белых звезды на сияющем золоте кожи.
– Да вы поэт, господин капитан, – вздохнул Айвер Джан Хелла.
К этому времени мой друг подготовился с ответом.
– В Генштабе есть дверь, которую я открываю ногой. Дверь в приемную комфлота. А к Брюэлю попасть не так-то просто. Я понадеялся на удачу и пошел к Славко. Думаю: подожду с ним в приемной, мало ли кто придет. И точно. Через пару минут заходит господин адмирал. Как бы случайно завернул. Но можете поверить: он ждал, когда я появлюсь. И пришел со мной повидаться.
Айвер Джан Хелла не спускал с Шайтана глаз. Не утерпел, несмотря на всю свою курсантскую выучку:
– О чём вы говорили?
– О жизни. О галлунях, о даммианской школе пилотов. Обо мне и нашей группе.
– Зачем адмиралу?.. – начал я, удивленный.
– Он меня вроде бы экзаменовал на профпригодность. А я его прощупывал на предмет лояльности. По-моему, он посчитал: я смыслю в деле.
– А ты какое впечатление вынес?
– Адмирал умён и совершенно безжалостен. И предан Земле – до фанатизма.
Я порадовался за курсанта: его отчим – не предатель.
– Однако на Даммиану ты помчался. Зачем?
Шайтан улыбнулся. Не просто улыбнулся – расцвел.
– Желание женщины – закон для офицера, – заявил мой друг. – Надюшка впервые увидела настоящего даммианина. Когда мы с господином курсантом по дальсвязи общались. Писку было – ой. «Какой красивый дядя! Самый красивый на свете! Только папа Гена лучше!» – Он так удачно изобразил дочь, что мы с Барсом покатились со смеху. – Я сказал: есть целая планета, населенная такими золотыми людьми. Ну, ей загорелось! Мы и полетели смотреть на чудеса.
– Даша разрешила? – уточнил я, размышляя: уж не похитил ли Шайтан ребёнка?
– Представь себе, да. – Он мгновенно ощетинился. – Со мной бывает трудно спорить.
– С тобой вообще бывает трудно, – справедливо заметил Барс. – Генка, ещё раз: ты получил официальное разрешение матери?
– Получил, – отрезал Шайтан. – Я не идиот – похищать Надьку. Чтоб мне потом суд запретил с ней встречаться.
– Нам прислали видео, как вы развлекались, – сказал я.
– Что? – Он аж вскочил. – Видео? Какого чёрта?!
Барс опрокинул нашего ксенопсихолога на матрас.
– Не прыгай! До инфаркта доскачешься – из разведки уволят.
– Видео с камер наблюдения на Даммиане, – объяснил я и прижал Шайтана, чтобы не трепыхался. – Славко прислал по моей просьбе. Я разбирался, за что тебя хотели убить.
– Разобрался?
– Нет. Вы так замечательно веселились – за что убивать?
Шайтан притих, тяжело дыша. Зря мы разговоры разговариваем; лучше бы он отлёживался, набирался здоровья.
– Господин капитан-лейтенант, – под крышкой медкапсулы опять вспыхнули золотые искры, – вы поинтересовались нашей школой?
– Да, господин курсант, – с преувеличенной любезностью отозвался наш ксенопсихолог. – Я самолично ее посетил.
Айвер Джан Хелла охнул.
– С дочкой?! Когда там – полтыщи страшных горластых мужиков!
– К страшным мужикам я ее не повёл. Оставил снаружи, а сам отправился.
– Вы оставили ребёнка? Без присмотра? Так вас за это и…
– Я нанял ей охрану, – перебил Шайтан. – Милую девушку и опытного мужика. Самого золотого окраса, какого нашел. Надюшка в них с ходу влюбилась, и они втроем отлично провели время. У вас еще вопросы есть?
– Да, если позволите. – Айвер Джан Хелла наблюдал за Шайтаном из-под крышки, словно хищный зверь – из логова. – Как вам показалась школа? Особенно мой курс?
– Очень хорошая школа. И достойный курс. Я не заметил никаких… м-м… отклонений. В меру бесшабашные, нагловатые, знающие себе цену пилоты.
– Но ты не видел их в деле, – возразил я. – Программа отложенного убийства не проявила себя при кратких встречах в коридоре.
– Не проявила, – согласился мой друг. – И я не уверен, что она существует.
– Господин капитан-лейтенант, – лязгнул сталью командный голос, – я не солгал.
– Я верю, – сказал Шайтан и попросил: – Серый, посмотри в его кителе. Если галлуни себе не прибрали.
Прощупав карманы, я выудил карту памяти, с которой Айвер Джан Хелла примчался на «Теймар». Стандартная кроха, без дополнительной защиты корпуса. Можно было и чем получше озаботиться.
– Оно? – Я предъявил находку следившему за мной курсанту. – Не подменили?
– С виду – нет.
Я вручил опасное сокровище Барсу.
– Глянь, что тут записано лишнее. По идее, это симулятор боя нашего пилота с чужим разведчиком. А по сути – очередной вид психооружия.
Ксенобиолог покривился.
– Серый, ты хоть понимаешь, о чем речь? Если что и было, оно самоуничтожилось.
– Следы поищи.
– Поищу. – Барс направился в реанимационную палату. – К твоему сведению, тут медотсек разведывательного корабля, а не исследовательский центр.
– Господин капитан-лейтенант… – снова начал неугомонный Айвер Джан Хелла.
– Серый! – вскричал мой друг. – Почему твой волчонок – такой зануда?
Я опешил.
– Чем он тебе не угодил?
– Доколе он будет меня господином капитан-лейтенантом величать?
– А как ты хочешь? Шайтаном называть ему не по чину.
– У меня есть имя. Геннадий Геннадьевич.
– Это очень длинно, – пожаловался курсант и вкрадчиво предложил: – Можно мне звать вас Крошиком?
– Попробуй, – разрешил Шайтан, забавляясь.
– Господин Крош… э-эм… господин Шайтан, на Даммиане вы ничего эдакого не делали? Ну, неправильного… предосудительного?
– В каком смысле? – нахмурился наш ксенопсихолог. – Я гулял с ребенком и сам был паинькой. Ничего не украл, никому рыло не начистил.
– Я про другое. У нас там защитники прав детей – звери. Совершенно спятившие тетки. В любом чихе усмотрят надругательство и покусительство. А вы были с дочкой без матери.
Шайтан пожал плечами.
– Надие шесть лет. Какое «покусительство» можно усмотреть? В том, что я таскал её на руках и на загривке?
Было бы желание – в самых невинных вещах нетрудно углядеть криминал. С другой стороны, не станут детские правозащитники преследовать Шайтана через полгалактики, вызывать неурочную волну луизианской лихорадки и глушить его из «психа», заставляя переналадить систему жизнеобеспечения в каюте. Сложновато для спятивших теток.
Мы ждали, когда вернётся Барс. Ксенобиолог увлёкся изучением программы отложенного убийства и не спешил возвращаться. Измученный Шайтан дремал, Айвер Джан Хелла маялся под крышкой.
– Командир, – взмолился он в конце концов, – можно, я про Славко расскажу? Как его из вашей группы попёрли.
– Ну, давай, – пожалел я курсанта. – Только в лицах не изображай – Шайтан спит.
– Я тихо, – пообещал он и с удовольствием начал: – Это было давно – когда шла война с хатти-катт. Славко первый год летал, в службе безопасности. Ты понимаешь: боец, он же пилот, он же мастер на все руки. И ещё он немного учился на ксенопсихолога. Ну, вот. Однажды они возвращались с задания – и напоролись на хатти-катт. На большую летающую крепость. – В звонком голосе, который курсант честно старался приглушить, зазвучало благоговение. – Ты представляешь, да? Твой «Теймар» – и эта громадина.
Да уж. Против большой летающей крепости хатти-катт у земного планеторазведчика нет ни единого шанса. И против малой – тоже.
– Хатти-катт мог его прихлопнуть одним плевком, – продолжал Айвер Джан Хелла, сверкая глазами. – Но нет: решил брать в плен. Пустился в погоню. А ваш командир пустился убегать.
– «Теймар» не может убежать от хатти-катт. Их крепость превосходит нас…
– Ну да! – подхватил курсант. – Так ведь он не через верх побежал, а понизу запрыгал. Из потока в поток, под крестами, да петлями, да кувырком. Не всякий военный пилот так сумеет. А тут – планеторазведка.
– Второй сорт, – подсказал я не без горечи.
– Я не говорил «второй сорт». Ваш командир – пилот экстра-класса. И он неспроста надеялся обскакать хатти-катт. Рассчитывал, что хатти надоест гонка и он оставит дичь в покое. Но тот разохотился – спасу нет! Он неотвратимо настигал. И сообщил, что рассматривает действия «Теймара» как вооруженное сопротивление. Поэтому он возьмёт экипаж в плен, а корабль расстреляет. Все знали: слову хатти-катт можно верить. Корабль уничтожат. Однако никто не знал, каково у них в плену. В то время ещё ни один человек не вернулся.
Правильно, думал я. Хатти-катт вернули пленных землян только после подписания мирного договора. А нам возвращать было некого: гордые воины с Хатти-Катт-Вэй в плен не сдавались.
Айвер Джан Хелла повествовал:
– Командир решил использовать последний крошечный шанс. Он хотел нырнуть под крестом и уйти вбок и назад, в малый «ловчий садок». И там отсидеться, пока хатти-катт не проскочит мимо. Крепость не могла сдать назад тут же. Пока хатти сообразит, где разведчики, да пока развернется – они бы уже утекли.
Я поразился. Мне доводилось нырять с Дим-Палычем «под крестом» – под перекрестьем несущих потоков; врагу такого не пожелаешь. Но чтобы при этом уйти «вбок и назад» – иными словами, рвануться встречь второму, пересекающему твой путь потоку и в нем пересидеть беду – о подобном я даже не слышал.
– Командир предупредил экипаж: придется туго. Но вслух не сказал, что именно будет. Ну, чтоб до хатти-катт не донеслось; мало ли, он у себя слышит. А Славко, не будь дурак, сообразил, подхватился – и в катер. Командир ему: «А ну назад!» Но Славко же учился на ксенопсихолога. Такую чуть, что лучше б вовсе не брался; только зря идеи разные в башке завелись. Вот он с одной такой идеей в катер и влетел. Командир снова: «Отставить! Не смей!» А Славко не послушал. Ушел с «Теймара» – да и встал, поперёк потока растопырился, хатти-катт поджидает. Тот прибыл. Глядь – корабля нет, один катер. Хатти: «Сдаешься?» А Славко, ксенопсих недоделанный, в ответ как завоет! На хатти-каттском языке. Сейчас-то известно, как с хатти-катт разговаривать, а тогда на общем балакали. Короче, он чужака ошарашил. А потом давай его стыдить. Дескать, что ж ты, великий воин, за малюткой гоняешься? У тебя вон какая большая крепость, экипаж – сотни воинов, а у нас – тринадцать человек в малой скорлупке. И мы – планеторазведка, ни с кем не воюем. Зазорно великому воину мирных разведчиков в плен брать… Ну, в таком роде плёл. Хатти-катт слушал, слушал. А потом Славкин катер пинком отбросил – да и был таков. И «Теймар» догонять не стал, усовестился.
Очень довольный, Айвер Джан Хелла закончил рассказ. Золотые искры в глазах блистали ярче индикации на крышке его капсулы. Я не знал, верить или нет – и всему ли верить. Да и Шайтан, который давно проснулся и молча слушал курсанта, как-то так жмурился…