Елена Ворон
Волчонок
– Господин контр-адмирал! – раскатился по кораблю рык нашего командира. – «Теймар» – планетный разведчик, а не круизный лайнер!
Дим-Палыч так свирепо рычал, что я вытряхнулся из костюма противоперегрузки, метнулся из каюты в коридор и опрометью помчался в рубку. Происходило что-то из ряда вон выходящее – иначе командир группы не препирался бы с начальством на повышенных тонах. И тем более не высказывал бы возражения по громкой связи. Случайно, что ли, ее включил? Иначе не объяснить.
– Нет, сэр, это вы послушайте! – гремело по всем палубам. – Здесь не богадельня!
Мы летели на очередное задание – исследовать захудалый каменный огрызок, на который обратила внимание космическая разведка. Чем-то каменюка заинтриговал косморазведчиков, и нас отправили его изучить. «Теймар» уже дважды нырял в подпространство и дважды из него выходил на перекрестьях несущих потоков, и вот задержался наверху, чтобы дать экипажу передышку.
– Да, сэр. Я вас понял, – услышал я, врываясь в рубку. Это командир не по громкой рявкнул, а сказал по дальсвязи лично Дракону – Драгховеру, начальнику планеторазведки; экран дальней связи погас.
Дим-Палыч развернулся в кресле от пульта управления; вслед за ним точно так же развернулся Лёша – старший пилот. Они уставились на меня, и во взглядах было что-то такое… Я подавил трусливое желание исчезнуть за дверью. Кажется, влип, только непонятно, во что именно.
Наши мужики ошарашенно молчали, каждый в своей каюте. Дим-Палыч объявил:
– Господа офицеры, нам изменили маршрут. Мы зайдем на базу «Гренландия»-четыре и возьмем на борт пассажира. Затем продолжим выполнять задание.
– Пассажира? – разочарованно протянул Медведь – заместитель командира группы по безопасности, старший боец. – Я уж было решил: пассажирку.
– Или двух, – подсказал планетолог Кыш, явно мечтая о женской компании.
Разведчики оживились; по громкой связи посыпались шуточки, одна другой рискованней.
– Господа офицеры, уймитесь, – вежливо попросил Лёша, а Дим-Палыч раздраженно приказал:
– Отставить треп!
Я невольно поморщился. Чего мне сейчас не желалось, так это женского общества. Мы с Танитой только-только расстались, и я ещё не зализал раны.
Глупо вышло; глупей некуда. Я увлекся ею как не знаю кто – понимая, что ничего у нас не получится, и все равно на что-то надеясь. Танита смотрела на меня восторженными глазами и откровенно гордилась, когда ее знакомые нас видели вместе.
Затем она меня представила родителям. Я заранее выяснил, что её отец – важная шишка, крупный чиновник, а мать служит в дипломатическом корпусе. Что им скромный планеторазведчик? Тёплого приёма я не ожидал.
На удивление, родители казались довольны. Во время семейного обеда мать приветливо улыбалась, отец добродушно шутил, братья с упоением слушали байки из жизни планеторазведки, Танита лучилась от радости. И вдруг – как гром среди ясного неба. Мамаша согнала с лица улыбку и поинтересовалась у дочки:
– А что ты станешь делать, когда мода на этих медовых мальчиков пройдет?
Танита смутилась.
– Мода продержится год-два…
– Простите, – вмешался я, – о чем речь?
Мамаша глянула беспощадно, затем обворожительно улыбнулась:
– Когда говорят о собаках, их окрас называется мастью.
– У тебя глаза и волосы золотисто-коричневые, медового цвета, – пояснила Танита. – Как у настоящего даммианина. Это сейчас очень модно.
– Что?!
– Настоящие даммиане в моде, – повторила она простодушно. – Мне знаешь как подружки завидуют!
Мой отец – с Даммианы. Военный пилот. Он погиб, когда я был совсем несмышлёнышем, и не успел рассказать о своей семье, а мать пресекала мои расспросы, как будто с Даммианой было связано нечто постыдное… или, ещё хуже, нечто скверное было связано с бегством отца с родной планеты. Я и докапываться не стал; отца я любил и уважал его память. Не хотелось раскопать какую-нибудь неприглядную историю.
Короче говоря, с Танитой я распрощался. Сам дурак. Понимал же, что ничего у нас с ней не выйдет.
– Геныч, – прозвучало по громкой связи; я уже шагал по второй, жилой, палубе, – это и тебе развлечение будет. – Судя по голосу, командир смирился с неприятностью.
Наш ксенопсихолог не откликнулся. Остальные мужики тоже помалкивали, и на «Теймаре» было тихо-тихо. Передо мной тянулся светлый пустой коридор. Всё как обычно: на дверях кают – нумерация, имена членов экипажа, световая индикация. Желтые и зеленые светлячки показывают, у себя ли хозяин. Каюты номер один и два пусты – Дим-Палыч с Лёшей в рубке. Мой номер четырнадцать тоже пустует – я бегаю по кораблю.
– Генка, – снова позвал комгруппы. Он ко всем нам обращается по имени, одного Шайтана зовет Шайтаном или по отчеству – Генычем, а изредка, в досаде, – Генкой. Так у них с детства повелось. – Ты спишь, что ли?
На моей памяти не случалось, чтобы наш ксенопсихолог проспал общее веселье. Забыв постучать, я вломился в каюту под номером четыре.
Шайтан лежал в кресле, во включенном костюме противоперегрузки. Я упёрся взглядом во встроенную панель системы жизнеобеспечения. Индикация пылала красным и немо орала: «Беда! На помощь!» А система, чёрт ее дери, молчала – информация не шла ни в рубку, ни в медотсек, ни к Медведю – начальнику нашей безопасности.
– Врач – в четвертую каюту, – распорядился я по громкой связи.
Что с Шайтаном? Бешеный пульс, высоченная температура; это сообщает панель. Сквозь прозрачный шлем костюма видно горящее в жару лицо. Закрытые глаза, мокрая от пота белая шевелюра, запёкшиеся губы. Я испугался не на шутку. На заданиях моему другу часто приходится хуже всех, особенно в подпространстве, но чтобы такое…
– Что там у вас? – спросил по громкой Дим-Палыч.
Ему же в рубке ни черта не понять, коли система информацию не отсылает. Впрочем, нет: она шлет дезу – якобы всё в порядке.
– Шайтану плохо, – ответил я командиру.
Примчался Барс – ксенобиолог, он же врач группы; следом ввалился Медведь. Барс бросился колдовать над системой жизнеобеспечения; в руках толкового врача она может заменить реанимационную капсулу.
Старший боец взглянул на Шайтана и повернулся ко мне. Его светлые волосы взъерошились, прозрачные зеленоватые глаза сделались злыми.
– Это что значит? – потребовал он.
– Понятия не имею.
– Серый! – Медведь не поверил. – Ты всегда с ним. Генка летал на Даммиану. Какую заразу он там подхватил?
Что? Шайтан между заданиями успел сгонять на родину моего отца – и мне ни словом не обмолвился?!
Распахнулась дверь каюты, в дверном проеме вырос Дим-Палыч. Мы с Медведем прянули к переборкам, чтобы Дим-Палыч мог видеть нашего ксенопсихолога и склонившегося над ним Барса.
– Арсений, что с ним? – спросил комгруппы негромко.
Меня всякий раз озноб пробирает, когда я слышу не мощный командирский рык, а этот его тихий голос.
– Луизианская лихорадка, – ответил Барс, бегая лёгкими пальцами по панели системы жизнеобеспечения. – Вторая волна.
– Вторая? – переспросил Дим-Палыч тише прежнего. – Капитан Бархатов! Когда была первая волна, и почему я о ней узнаю только сейчас?
Барс промолчал, занятый Шайтаном. Я порылся в памяти. Луизианская лихорадка, если ее не лечить, смертельна в девяноста пяти случаях из ста. При грамотном лечении, приходит вторая, ослабленная, волна этой хвори, затем третья, и на том лихорадка заканчивается. Повторные волны накатывают строго по расписанию, и Барс не имел права молчать о том, что нашего ксенопсихолога скрутит во время полёта. Шайтан бы умер, кабы не канитель с нежданным пассажиром!
– Капитан Бархатов, – снова начал командир, сдерживаясь.
Ксенобиолог удовлетворенно кивнул и выпрямился.
– Дим-Палыч, послушай. В первый раз Генку оттрепало тридцать семь дней назад, он как раз успел между заданиями отболеть и оклематься. Ты помнишь: в прошлый раз он чувствовал себя нормально, а до второй волны – обычной второй волны – остается ещё двадцать девять стандартных суток. – Барс тщательно выговаривал слова. – Сейчас лихорадку спровоцировали… преждевременно и извне.
Пока мы с командиром это переваривали, Медведь придвинулся к Шайтану и прошелся пальцами по краю панели – проверил, что не так с системой жизнеобеспечения и почему она не отсылает данные, как положено. С присвистом втянул воздух сквозь зубы. Подвел итог:
– Генку хотели убить.
– Да, – согласился Барс, наблюдая за сменой данных; панические красные огоньки на панели сменялись тревожными желтыми. – В следующем прыжке. Отлетался бы…
– За что? – спросил Медведь у меня. – Серый! Он был на твоей родной планете. Во что он там вляпался?
– Не знаю. Я его до старта не видел.
Шайтан едва не опоздал к сроку. Примчался – язык на плече. Чего ради моего друга понесло на Даммиану? И мне – ни полслова…
Дим-Палыч наконец покинул дверной проем и вошёл в каюту. Снаружи толпились мужики – встревоженные техники с планетологами и обозленные Медведевы бойцы. За злостью скрывались растерянность и чувство вины: служба безопасности проворонила покушение на ксенопсихолога! Я внутренне содрогнулся. А если бы я опоздал?
Дим-Палыч постоял над Шайтаном. Считать устанешь, сколько раз они друг другу жизнью обязаны. Работа планеторазведки в целом довольно опасна, а нашей группе особенно везёт.
– Вот только ты мне очнись, – пробормотал командир, – вот ужо я тебя. – Наверно, его слова должны были звучать как угроза или хотя бы упрёк. А прозвучали как просьба: «Не умирай».
Дим-Палыч встряхнулся и отдал распоряжения:
– Служба безопасности: выясните, кто перенастроил систему жизнеобеспечения в каюте. Арсений: реши, вызывать ли спасателей – или ты справишься сам.
– Справлюсь, – заверил Барс. – Надо лишь в медотсек перевезти. И… Дим-Палыч, навскидку могу сказать: ему понадобится не меньше пяти дней на восстановление.
Иными словами, мы пять дней будем висеть в обычном космосе и не уйдём в подпространство, чтобы не навредить Шайтану. Он и здоровый-то подпространство с трудом переносит, а уж во время приступа луизианской лихорадки – совсем никак. С тяжелобольным на борту выполнять задание нельзя, но передать Шайтана спасателям и лететь без ксенопсихолога невозможно. Устав не позволяет.
Густые брови Дим-Палыча сдвинулись.
– Ясно. Будем ждать. – Комгруппы огляделся; взгляд льдистых глаз остановился на мне. – Пойдём, волчонок. Для тебя дело есть.
Мы зашагали к рубке управления.
– Поспешная, топорная работа, – заговорил командир, когда чужие уши остались далеко. – Сейчас Михаил определится с перенастройкой – и мы поймем, кто исполнитель.
– Какой-нибудь техник из тех, кто проводил предполетный осмотр. – Я поразмыслил. – И был, вероятно, ещё один исполнитель. Который спровоцировал преждевременную вторую волну… Как это можно сделать?
Дим-Палыч пожал плечами.
– Мало ли способов ввести препарат. Оцарапали, укололи… Заходи. – Он открыл дверь рубки.
Когда мы вошли, старший пилот общался с пультом и одним из экранов; лицо было сосредоточенным и хмурым.
– Дим-Палыч, либо систему переналадил кто-то шибко умный, так что не отследить, либо Шайтан это сделал сам. Вот погляди. – Лёша указал на экран, с которым общался.
Все было очевидно: последнее вмешательство в работу Шайтановой системы жизнеобеспечения – спустя тридцать одну минуту после того, как мой друг поднялся на борт. Использованный код доступа принадлежит ему самому.
– Вот как, – без удивления сказал комгруппы. – Значит, гипноимпульс. Куда проще, чем вредителей-техников к нам засылать.
Я стиснул зубы. Короткий импульс психоизлучателя – и человек превращается в марионетку. Он не то что собственную систему жизнеобеспечения отключит – он и корабль свой взорвёт, и целую базу, и…
– Убийство, наспех замаскированное под случайное самоубийство, – задумчиво произнес старший пилот и связался с Барсом. – Сень, похоже, Шайтана из «психа» недавно полоснули; попробуй найти следы. Спасибо, родной. – Лёша выключил связь. – Когда только «психи» запретят? – вопросил он безнадежно.
Никогда, подумал я. Следы психоизлучения полностью исчезают спустя двое суток, и после этого ни один эксперт доподлинно не выяснит, имело оно место или нет. До того удобное оружие – его только шире применять станут. Шайтан бы умер в каюте, а сказали бы, что он думал скрыть недомогание и для этого выключил передачу реальных данных…
– Сергей, – заговорил командир, – «Теймар» останется здесь, а ты полетишь на «Гренландию»-четыре. Возьмёшь пассажира, за которого просил Драгховер. Алексей тебе проложит наиболее удобный маршрут…
– Дим-Палыч! – вскинулся я. – Шайтана чуть не убили. Куда нам ещё чужой на борту?
– Наиболее удобный и безопасный маршрут, – продолжил комгруппы, словно его не перебивали. – Слетаешь и доставишь это сокровище на борт в целости и сохранности.
– Заодно в пути познакомитесь и сойдетесь поближе, – добавил Лёша.
Вспомнилось, как негодовал Дим-Палыч в ответ на просьбу… хм… приказ? Скажем так: распоряжение Дракона.
– Серый, я серьёзно говорю, – Лёшина усмешка противоречила словам о серьёзности, – это очень ценный и нужный нам пассажир.
Кого Дракон нам подсудобил? Чью-то жену или дочку? Или – сердце ёкнуло – Таниту? У её родителей достанет влияния… Вздор. Никаким чудом Танита не может оказаться на богом забытой базе.
– Сергей, будь осторожен, – произнес командир. – С этим покушением, теперь не знаешь, чего ждать.
Маршрут мне Лёша проложил – бывалым пилотам на зависть. Все сикось-накось. Я мог бы добраться до цели в три длинных прыжка через подпространство, но нет. Лёша выстроил такое путешествие, что я мысленно за голову схватился. Предстояло идти окольными путями, с огромной ненужной петлёй, в семь длинных прыжков и четыре коротких. Сколько бесполезной маеты! И пустой траты времени.
– Не надо ворчать, – указал старший пилот, хотя я благоразумно помалкивал. – Ты выйдешь к «Гренландии» там, где никому в ум не придет тебя подкарауливать. Это секретная военная база, и ты к ней приближаться не станешь. Вынырнешь, доложишься, и они сами доставят пассажира.
– И будь осторожен, – настойчиво повторил Дим-Палыч. – Действуй по обстоятельствам.
«По обстоятельствам»! Он дал мне карт-бланш. Кажется, я из волчонка превращаюсь в космического волка, равного всем остальным?
По пути на третью палубу, где стоит в ангаре наш катер, я хотел забежать в медотсек – проведать Шайтана – и был огорошен тем, что в доступе мне отказано.
– Барс, ты чего заперся? – спросил я через коммуникатор.
– Тут Шайтан после загадочного покушения, – откликнулся ксенобиолог. – Отказ в доступе не я придумал, а Медведь. Он всему экипажу отказал.
Дверь медотсека открылась, и Барс вышел ко мне из тамбура; тамбур был освещен холодным голубоватым светом и походил на шлюзовую камеру разведкатера. Добрейший Барс был порядком расстроен.
– Когда речь идет о «психах», самому себе верить перестаёшь, – поделился он. – Может, это как раз у меня было задание – ликвидировать Генку. Я, можно сказать, почти справился. Но ты вмешался и не позволил довести дело до конца, а я уже позабыл, что я – киллер.
– Как Шайтан?
– Лучше. Температуру я сбил, и он спит.
– А следы излучения?
– Я не нашел, но это ничего не значит. – Барс печально покачал головой. – С луизианской лихорадкой не шутят. До осложнений допрыгаться – раз плюнуть, а ты Шайтана знаешь. Он себя не бережёт ничуть.
Это я знал преотлично.
– Серый, пожалуйста, будь осторожен, – повторил ксенобиолог напутствие командира.
До «Гренландии»-4 я добирался, будто экзамен на пилотирование сдавал: неспешно, аккуратно, со всеми положенными остановками и передышками, сберегая силы и здоровье. Вынырнув из подпространства в обычный космос, я включал маскировку и висел, затаившись и поглядывая вокруг, чтобы никто не споткнулся ненароком о мой катер. Разумеется, военные бы загодя меня обнаружили, и корабль хатти-катт издалека бы засек, а вот, к примеру, транспорт лашей запросто мог вывалиться из несущего потока и сослепу меня протаранить. Я следил, чтобы этого не случилось.
На базе меня заждались. Вынырнув после заключительной серии коротких прыжков, я принял заунывное:
– «Гренландия»-четыре – «Теймару». Вы меня слышите? Приём. «Гренландия»-четыре – «Теймару»…
– «Теймар»-ноль-один – «Гренландии»-четыре. Вас слышу. Приём.
«Гренландия» всполошилась:
– Что значит «ноль-один»? Почему «ноль-один»? Нам весь «Теймар» нужен.
– Весь «Теймар» не пришел. У вас есть для меня пассажир? Готов принять на борт.
– Ой, да забирай, Бога ради, – заквохтала «Гренландия», распаляясь. – Баба с возу – кобыла в космос…
Тут, видимо, кто-то кому-то дал по шее, и в эфире зазвучал другой голос:
– «Теймар»-ноль-один, сообщите свои координаты.
Я сообщил, дивясь: неужто военная база меня не видит? Я-то их спутники наблюдаю, и маскировка не включена.
– Оставайтесь на месте, – велела «Гренландия». И для верности повторила: – Не двигайтесь.
– Понял; не двигаюсь, – подтвердил я, удивляясь все больше.
– Приготовились, – торжественно объявила «Гренландия» и начала отсчет: – Семь, шесть, пять… один. Оп-ля!
Полыхнули обзорные экраны, и взвыла сирена. Боевая тревога! Сирена тут же смолкла, экраны пригасли, картинка на них прояснилась. Я едва поверил собственным глазам: в ста сорока метрах от меня колыхалось нечто. Катер – не катер, глайдер – не глайдер, бочка – не бочка… Какой-то невиданный прежде транспорт, невесть откуда взявшийся в опасной близости от моего борта. Он медленно поворачивался вокруг основной оси и покачивался, будто лодка на морской волне. Я готов был голову дать на отсечение: эта штука не явилась из подпространства и не скакнула ко мне поверху. Откуда же она? Бог мой, неужели вояки освоили гипер? Это не сказки? И я угодил на испытания гиперпространственного микропрыжка? Испытания прошли успешно… не считая того, что эта штуковина едва не вмазалась в мой катер.
Вероятно, на базе предвкушали мой испуг и возмущённые вопли, но я не доставил парням удовольствия и промолчал.
Гипер-бочка невнятно представилась как борт номер что-то там (мне этого знать не полагалось) и запросила разрешение на пристыковку.
– Валяй, – буркнул я нелюбезно.
Прекратив колыхаться, она подошла, выпустила гофрированный рукав перехода – и тот приник к моему катеру, словно в жарком поцелуе. Я поймал себя на идиотском сравнении. Неужто я всё-таки подсознательно жду Таниту?
– «Теймар»-ноль-один, разрешите пассажиру подняться на борт.
– Без оружия, – предупредил я.
Гипер-бочка помолчала, затем я услышал:
– Говорит Айвер Джан Хелла Рик Олли. У меня нет оружия, только носитель информации. – Голос был звонкий, мальчишеский, как будто Айверу-Ну-И-Имечко едва ли стукнуло шестнадцать. Впрочем, звучание голоса зачастую обманчиво.
Почему, спрашивается, командир с Лёшей насмехаться надо мной насмехались, а никаких данных о пассажире не сообщили? Я в досаде спросил:
– Ваш носитель может представлять опасность?
– В определенном смысле – да, – отчеканил Айвер Джан Хелла. Как сталью о сталь прозвенел. – Мне нужно поговорить с капитан-лейтенантом Шаталиным. Лично.
– Переходите.
В шлюзовой камере я его продержал на целую минуту дольше обычного – сканировал так и эдак, чтобы он лишнего на борт не занёс. У парня ничего с собой не было, кроме курсантской формы, удостоверения личности и стандартного накопителя информации. Химической или биологической угрозы он не представлял. Зато стало ясно, отчего Лёша веселился, а Дим-Палыч оставил меня в полном неведении. Положа руку на сердце, я бы на их месте тоже так поступил. Сюрприз.
Впустив Айвера Джана Хеллу внутрь, я сообщил гипер-бочке, что принял пассажира, и дал разрешение отстыковаться.
– Удачи, «Теймар», – пожелал пилот и – ну, конечно, как же иначе? – напутствовал: – Будь осторожен. Гляди в оба.
Рубка в разведкатере невелика, дверь – сбоку от пилотских кресел, поэтому я не мог столь же эффектно развернуться от пульта управления лицом к гостю, как недавно разворачивались мне навстречу Лёша и командир. Я всё же повернулся и принял внушительный вид.
Гость явился. Стал на пороге (порогов на разведывательных катерах нет, это фигуральное выражение) и звонко доложил:
– Курсант третьего года обучения даммианской Школы военных пилотов Айвер Джан Хелла Рик Олли.
Худенький, невысокий парнишка, однако с отличной выправкой и прямым твердым взглядом. И он был куда больший даммианин, чем я. Я-то – полукровка и выгляжу достаточно скромно, а у него – вот уж масть так масть. Карие глаза с золотой искрой, золотисто-коричневая, как просвеченный солнцем мёд, шевелюра и золотистая же, будто в блестящей пыльце, кожа. Со стороны поглядеть – согласишься, что в дурацкой моде на даммианский медовый окрас есть некий смысл.
Как известно, население Даммианы – жертва генетического эксперимента. Люди приобрели свой чудный окрас искусственным путем, и гордиться тут особо нечем.
Айвер Джан Хелла отчего-то встревожился.
– Сэр, разрешите вопрос. Вы учились на Даммиане?
– Я учился на Новой Земле-два.
– Но вы – пилот! – воскликнул он, как будто во всей галактике, кроме Даммианы, пилотов больше нигде не готовят.
– Я учился в Академии планеторазведки, – объяснил я терпеливо, – и у меня три специальности. В том числе я пилот, да. А теперь скажите, курсант Айвер Джан Хелла Рик Олли: как вас называть по-человечески?
– Как хотите, – буркнул он уязвленно, спохватился и добавил: – сэр.
Я развернулся к пульту управления и указал на кресло второго пилота:
– Садитесь, Айвер Джан Хелла.
Угнездившись, он окинул пульт очень правильным, понимающим взглядом. Курсант третьего года обучения. Почти выпускник.
– Сэр, позвольте, я объясню. Айвер, Джан и Рик – мои старшие братья, а Хелла – сестра. Во время боя с хатти-катт за Даммиану, летающая крепость противника нанесла удар по поселку, где жила наша семья. Погибли все, только мать уцелела. Она была в соседнем поселении, в больнице; время пришло рожать. И она мне дала имена остальных своих детей.
Я сочувственно помолчал. То был первый и последний раз, когда хатти-катт атаковали мирное население. Вроде бы по ошибке… Но зачем же парня в школу военных пилотов понесло? Мать бы пожалел: военные пилоты – поголовные смертники.
Айвер Джан Хелла угадал, о чем я думаю.
– Я не единственный сын. Мать второй раз удачно вышла замуж. – Судя по легкой гримасе, он материнский выбор не одобрял; впрочем, это уже было совершенно не мое дело.
Курсант-смертник машинальным, привычным, хозяйским движением положил руки на пульт управления. Пилот, чтоб его!
– Лапы убери.
– Ой. – Он дёрнулся, смутился. – Виноват, сэр.
Я подавил усмешку. Вот и начинаешь чувствовать себя старым и мудрым. Для командира группы ты ещё волчонок, а для молоденького курсанта – уже сэр.
– Кто хлопотал, чтоб тебе попасть на «Теймар»?
– Пришлось целое представление разыграть, – признался он неохотно. – Я мать припугнул, она крепко надавила на отчима, а тот – на планеторазведку.
Я прикинул, кто у него может быть отчим. Вероятно, один из заместителей командующего флотом.
– Зачем? Рассказывай. И учти: мой командир разрешил действовать по обстоятельствам. Если мне что-нибудь не понравится, я тебя на «Теймар» не повезу, а возвращу на «Гренландию».
Курсант-смертник хотел было повернуться ко мне вместе с креслом. Не рассчитал: так въехал коленом в кожух моей системы противоперегрузки – аж побледнел.
– Сэр, – начал он, – спецслужбы способны квалифицировать мои действия как государственную измену. И мне бы не хотелось вовлекать… – Он сбился и закончил по-простому: – Я не хочу заодно и тебя впутывать.
– Ты уже весь «Теймар» втравил, – заметил я.
– Нет! – возразил он с горячностью. – Я только с капитан-лейтенантом Шаталиным… У него – имя; ему командование доверяет.
– А к отчиму со своим делом отчего не пошел?
– Пока мы рассуждаем, люди погибнут.
Я ему поверил. Что бы он ни раскопал, с чем бы ни рвался к Шайтану – Айвер Джан Хелла полагал: это серьёзно. И ведь чем чёрт не шутит, мог и нарыть что-нибудь стоящее. Именно такой неопытный, но смышлёный парнишка зачастую подметит то, что проморгали взрослые умудренные дяди. Я узнавал в нем себя.
Тронув катер с места, через пару минут я ушел в подпространство. Можно было и сразу нырнуть, без разбега, но это был бы жёсткий, экстремальный рывок, а мне хотелось не ударить в грязь лицом. Ясно же, что военный пилот не упустит возможность сравнить, как летают в подпространстве вояки и планеторазведка.
Конечно, он смотрел во все глаза; и советовать взялся. Дескать, смертельную «вдовью избушку» он бы вот так обошел, а под большой «ловчий садок» лучше вплотную подныривать, чем стороной обходить, зато в малом «садке» можно неплохо порезвиться, если попрёшь напролом… Я слушал, слушал, кое-что намотал на ус, но в конце концов не выдержал и урезонил мальчишку:
– Ты, братец, не путай планеторазведку с военными. У тебя задача – вдоволь покуролесить, пока жив, а мне надо с минимальным риском доставить к цели экипаж.
Изрёк – и самому смешно стало. А парнишка, наоборот, погрустнел, как будто я ему влепил замечание.
– Извини, командир; был неправ.
Обратно я шёл не тем маетным маршрутом, который проложил Лёша, а по-своему, коротким путем. На душе было неспокойно. Знать бы, как дела на борту. Конечно, дальнюю связь никто не отменял, и я мог, вынырнув на перекрестье, вызвать «Теймар» и расспросить, как и что. Но это означало выдать себя с головой любому, кто интересуется моим местоположением. В ушах же звучало на разные голоса: «Будь осторожен; будь осторожен…» Этим советом я пренебрегать не собирался.
– Айвер Джан Хелла Рик, – я намеренно перечислил все его имена, желая выказать уважение, – где ты познакомился с Шайтаном… с каплейтом Шаталиным?
– В Информсети. Я искал знающего человека… Нашел и вызвал по дальсвязи, и он согласился поговорить. – Курсант-смертник улыбнулся. – У него дочка на плечах лежала. Одетая лисицей – как воротник. Капитан-лейтенант со мной разговаривал, а она рожицы корчила, чтобы меня посмешить.
Я тоже не сдержал улыбки, представив Надию в лисьих мехах на плечах у отца, которого она обожает, но так редко видит. Шайтан души не чает в дочке, а Даше их встречи не нравятся. Хоть что с ней делай, никакие уговоры не помогают. Она вроде соглашается, что ребёнок имеет право на встречи с отцом, а потом опять начинает противиться. Думаю, её муж подзуживает. Дашин супруг всем хорош, идеальный глава идеальной семьи – только нашего ксенопсихолога на дух не переносит. Неужели боится, что Даша внезапно одумается и снова полюбит Шайтана? Развалится идеальная семья, Дашу с детьми вычеркнут из программы поддержки…
– Когда вы общались? – спросил я.
– Восемь дней назад.
– А ты сам где был?
– На Даммиане. Потом меня отправили на «Гренландию» – на практику.
– То есть, на Даммиане ты с Шайтаном не встречался.
– Нет… Он там побывал? Ах, чёрт…
– И после этого его пытались убить. – Я помолчал, ожидая, когда Айвер Джан Хелла осознает мои слова. – Есть какие-нибудь соображения?
– Нет, – заявил он. – Никаких. Я уже втянул Шай… Шаталина – и вот что вышло. Нет!
Он так перепугался, что я не стал давить.
– Командир, – заговорил он после долгого молчания, в самом конце путешествия, – тебе Ростислав Чернорижский кем приходится?
– Никем. Я из Чернорижских лишь отца знаю, а он Владислав.
– Значит, дядька, – промолвил курсант-смертник. – Ваша фамилия на Даммиане известна…
– По-твоему, на планете одно-единственное семейство Чернорижских?
– Такое семейство – одно. – Мальчишеский голос захолодел, звякнул неприятным металлом.
Меня разобрала досада.
– Послушай, Джан Хелла. Мой отец был военный пилот, как и ты. И он погиб совсем молодым, как и… – Я прикусил язык. Не предсказывай пилотам будущее – глядишь, худшее и не сбудется. – Он никогда не рассказывал о своей даммианской семье – значит, так было надо. Тебе ясно?
– Ясно, сэр, – отчеканил курсант.
Я тут же обругал себя за то, что не сдержался, но расспрашивать было поздно.
Мы вышли из подпространства наверх. Где «Теймар»? На месте. Только с ним что-то неладно… очень неладно.
Айвер Джан Хелла подался к пульту.
– Командир, у корабля масса втрое больше положенной.
– Вижу.
Система обнаружения докладывала: прямо по курсу – «Теймар»; один-одинёшенек, никого рядом нет. Однако в массе он почему-то прибавил. И сбоку возле корабля – черным-черно, ни звездочки не видать. Неправильный четырехугольник абсолютной глухой черноты, как ворота в неведомое измерение… или в космический ад.
– Галлуни, – прошипел курсант-смертник. – Галлуни его захватили! – Он бросил руки на пульт – я едва успел блокировать ему доступ к орудиям. – Командир! Давай вдарим, чтоб от них дым пошел…
– Уймись, – оборвал я. – Ещё мы с галлунями не воевали.
– Ты просто не знаешь! Они… – Айвер Джан Хелла заставил себя успокоиться и процедил сквозь зубы: – У меня к ним очень большой счёт.
– Свой личный счёт будешь выставлять, когда станешь комэском. И будешь посылать в бой парней – а потом объяснять командованию, почему они не вернулись.
Он присмирел.
Я вызвал «Теймар». Лёша не отозвался.
Приборы не опознавали прилепившийся к «Теймару» корабль галлуней, но глазом можно было различить черноту, которая искажала форму нашего разведчика и заслоняла звезды. Вот же гадство какое!
Галлуни – гроза отдалённых космических трасс и головная боль руководства. Не то чтобы отпетые пираты – скорей, нахальные вымогатели. Захватив пассажирское судно или грузовой транспорт, они угоняют пленников на свой корабль, создают для них подходящую среду – атмосферу, температуру, влажность – а затем начинают долгие нудные переговоры о «нарушениях» со стороны плененного экипажа и об условиях выдачи нарушителей. Условия разнообразием не блещут: отдайте галлуням бесполезный астероид, передвиньте пост наблюдения, вместо космического буя поставьте другой такой же… То ли они потешаются, то ли глумятся, то ли у них есть иной, неведомый нам резон.
Переговоры заканчиваются победой бесстыжих галлуней. С другими террористами разговор короткий, а с галлунями тютькаются. Оно понятно – цивилизация у них технологически мощная, и высокое руководство мечтает заполучить галлуней в союзники. С такими «друзьями» врагов не надо. Наглые они не в меру и подлые. Скажем, на летающие крепости хатти-катт им в ум не придет покуситься, и с могучими дарлогами вымогатели не связываются – себе дороже. Однако на кого послабей напасть – милое дело. На тех же лашей, к примеру, вовсю охотятся.
А с недавних пор и на землян повадились кидаться. Как раз по флоту приказ вышел: огонь по галлуням не открывать, сопротивления не оказывать, мирно сдаваться в плен. Из плена вас выручат, выкуп заплатят, рано или поздно Земля с Галлунем задружится, а до той поры терпите. Это надо ж так себя не уважать! С грозными хатти-катт сколько лет воевали – а тут паршивых галлуней не трожь. Унизительно, чёрт возьми.
