Елена Васильевна Ленёва
Тайна Лоэнгрина
– Пфф… – Грета недовольно фыркнула. – Я не гарантирую, что всех вспомню. Неужели это важно?
– Не знаю. Мне кажется, эти люди… кто-то из них мог желать смерти Вольфу. Это может быть ниточка. Связь. Кто-то же убил его. Вольф приехал к сестрам. А этот «кто-то» уже знал, что он находится там. Он знал также, что гость потом отправился к вам. Мы можем предположить, что сестры рассказали о визите гостя не только вам. Кому? Сколько людей узнали о его существовании от них? Сестер расспросить мы не можем…
Сильва перебил Шлоссера:
– Подождите… Но даже если предположить, что сестры рассказали о визите Вольфа кому-то еще, зачем этому кому-то убивать его? Вы считаете, что в этом замешаны родственники?
– Мой племянник прав! – подтвердила Грета. – Какой смысл кому-то из наших… э-э… очень дальних родственников убивать несчастного Вольфа?
– Надо отработать все версии. А что, у вас, Сильва, есть свои соображения?
– После того, что рассказал ваш Ганс… я подумал, возможно, убийство как-то связано с работой отца. Он ведь устроился на работу. И еще. Вы говорили, что заказчик торопил убийц, настаивал, чтобы это произошло здесь, в Баварии. Возможно, он не хотел, чтобы убийство связали с Нижней Саксонией.
– Хм… Интересная версия. – Шлоссер задумался, затем обратился к Грете: – Фрау Генриетта, не рассказывал ли Вольф что-либо о своей работе, коллегах? Может, он опасался кого-то?
– Мне кажется, наоборот. Он был очень доволен. Говорил, что нашел хорошо оплачиваемую работу и теперь может пригласить семью. Что его зарплаты хватит даже на учебу сына в университете.
– Так, может, он кому-то составил конкуренцию? – гнул свою линию Сильва.
– Вы считаете, что, заняв должность обычного инженера, он кого-то потеснил? И это может вызвать настолько сильную ненависть, чтобы убрать конкурента?
– Я понимаю, выглядит странно. Но меня зацепил тот факт, что с отцом хотели расправиться как можно скорее. Причем на территории Баварии. Почему? Может, безопаснее было, наоборот, подстеречь отца у собственного дома, организовать такую же драку… Или я неправ?
– В ваших словах есть логика. Будем рассматривать эту версию, Сильва, – повторил Шлоссер и поменял тему: – Вы нашли документы, о которых я вам говорил?
– Конечно. Выгреб у деда все семейные тайны. – Сильва рассмеялся. – Правда, тайн оказалось немного. В архивах нашел метрические свидетельства о времени рождения и крещения предков по линии отца, начиная с середины девятнадцатого века. Запись об Ульрихе Генриховиче Эппенштейне, тысяча восемьсот шестьдесят второго года рождения, я обнаружил в метрической книге церковно-приходского архива городка под Владимиром. В этом же городе его отец, Генрих, женился на Марии Скобелевой, принадлежащей мещанскому сословию, и принял православие. У них родился Ульрих (православное имя Юрий) и еще через два года дочь Елена. Проследить наследников Елены мне не удалось. А вот у Ульриха были наследники мужского пола: сначала мой прапрадед Георгий, потом прадед Иосиф и, наконец, мой дед Рудольф. Дед жив, ему сейчас восемьдесят шесть лет. Потом отец и я. У меня детей пока нет. Не успел.
– Надеюсь, ты планируешь однажды жениться и продолжить свой род, дорогой племянник? – спросила Грета.
Вопрос был неожиданным, Сильва даже смутился.
– М-м-м… – промычал он невнятно.
– Надеюсь, ты не из этих… из модных течений?
– Чего? Бог с тобой, Грета. Ну и мысли у тебя! Я что, похож на додика?
– Хрен вас поймешь, молодых.
Шлоссер кашлянул, сдерживая улыбку.
– Вот. Смутила герра подполковника.
– Ничего-ничего. – Шлоссер заглянул в свой блокнот и продолжил: – Ваш отец был православным?
– Да. И отец, и дед. И теперь я знаю, что вся немецкая родня до колена Генриха Эдуарда, женившегося на православной русской Марии, приняли православие. А Грета мне рассказала и о более ранних Эппенштейнах. Но они были лютеранами. Так, Грета?
– Да, это так. У Луитпольда были сыновья Отто, Максимилиан и Винфрид. Мое «дерево» идет от Максимилиана, а твое, так я думаю, от Отто. У Отто были сыновья Генрих и Леопольд. Видимо, один из них – Генрих – и есть тот, чей след ты нашел под Владимиром.
– А тети Эльза и Агнет?
– Они, как и я, ведут свое родство от Максимилиана Эппенштейна. У Максимилиана было много детей: семь дочерей и сын Людвиг. У Людвига тоже, в основном, дочери, среди которых была мать моих прямых предков, и один сын Витольд – предок Эльзы и Агнет.
– Разве можно все это запомнить? – рассмеялся Сильва.
– Это не так сложно на самом деле, – уверенно ответила Грета.
– Действительно, не так сложно, – рассмеялся Шлоссер. – Но главное я уяснил. Вы, фрау Генриетта, являетесь потомком Эппенштейнов по женской линии. А вот фрау Эльза и Агнет – по мужской. Но так как они женщины, то фамилия на них закончилась. Но есть ли еще мужчины Эппенштейны?
– Да-да, меня это тоже очень интересует! – увлеченно воскликнул Сильва.
– Из тех, кого я знаю, последний Эппенштейн (его звали Хуго) умер в девяностые годы. Он вел свой род от Леопольда, брата того Генриха, который уехал в Россию, – вашего далекого предка. Хуго умер бездетным. Он воевал, остался инвалидом и не женился. У него был брат Адольф, который умер молодым. У Адольфа остались две дочери, которые впоследствии вышли замуж. Возможно, где-то еще существуют Эппенштейны, о которых мне неизвестно.
– У вас же есть это… как его… дерево.
– У Луитпольда было три сына. – Грета задумалась, покачала головой. – Я не знаю, что стало с Винфридом. Наверное, где-то есть его потомки. Возможно, он умер молодым. Есть сведения также, что у Отто были незаконнорожденные дети: сын и дочь.
– Мой предок согрешил с кухаркой? – пошутил Сильва.
– Наоборот, с очень знатной дамой. Замужней. Поэтому дети, скорее всего, получили фамилию мужа той дамы. Это было нередким явлением в девятнадцатом веке. Адюльтеры, внебрачные связи, незаконнорожденные дети. И если порыться в архивах, можно найти много любопытного.
– Все это чрезвычайно интересного, – сказал Шлоссер, – я должен обработать эту информацию. И кто знает…
Он не договорил. Его телефон завибрировал: пришло сообщение. Он прочел, написал ответ.
– Однако мне пора. Фрау Генриетта, вы разрешите мне звонить вам и, если понадобится, приехать?
– Конечно, подполковник.
Шлоссер поднялся. Грета царственно поплыла провожать гостя к выходу. Сильва вдруг подумал… а не рассказать ли следователю о сегодняшнем приключении? До встречи с Йозефом он считал, что автомобилист вел себя на дороге так отвратительно лишь потому, что идиот. Но вдруг, после этой долгой беседы, им овладели сомнение и тревога. А что, если это было сознательное нападение? На него, Сильву Эппенштейна?! Н-нет, вряд ли. И все же…
– Я провожу вас до машины, – сказал Сильва.
Шлоссер намеревался ответить, что ему не стоит беспокоиться, но, взглянув на Сильву, понял, что тот хочет сообщить нечто важное. Наедине.
– Не знаю, Йозеф… Возможно, вы примите меня за параноика. – Сильва скорчил гримасу.
– Говорите, что случилось.
– Дело в том, что меня сегодня чуть не сбила машина. Если б я вовремя не отскочил… думаю, меня бы уже не было в живых.
– Что? Сильвестр, это очень важно!
– То есть вы считаете, что это могло быть спланированное нападение? М-м… Покушение? Именно на меня?
– Не могло быть, а было! Так, это меняет дело. – Шлоссер полез за телефоном, намереваясь позвонить. – Я выделю вам охрану.
– Что-что? Перестаньте. – Сильва остановил его. – Я же говорю, какой-то сумасшедший мчал на машине и не справился на повороте, его занесло… Он и машину зацепил за ограждение.
– Вы сами в это верите?
Сильва пожал плечами.
– Номер машины не запомнили? Какая марка?
– Черный «Мерседес». – Сильва прикрыл глаза. – Я видел его в Швангау. И встречал человека, который сидел на пассажирском сиденье, у озера… – он говорил медленно, пытаясь восстановить в памяти картину на стоянке машин. – Нет… Букву «А» помню точно.
– «А» есть на номерах у Саксонии, Померании и Баварии…
– Нет, там две буквы. Или даже три. «AU». Точно, «AU».
– Уже лучше. А цифры?
– Только двойка. Нет, не вспомню. Может, позже. Я попробую напрячь память. Номерной знак я видел. Но в памяти лишь эти две буквы.
– Сильва, будьте осторожны.
– Но почему? Я никого, кроме Греты, в Германии не знаю. Кто это такие? Что им от меня нужно?
– А что им было нужно от вашего отца?
– Вы связываете гибель отца и эту дурацкую историю? – Сильва удивился. И разволновался. – Это невозможно.
Шлоссер не стал его разубеждать. Он явно связывал оба эпизода между собой.
– Может, эти люди искали что-либо у Вольфа? Какие-нибудь бумаги? – размышлял он. – Отец вам ничего не рассказывал перед поездкой в Баварию?
– Это так давно было. Я спрошу у мамы. Может, она что-то вспомнит. А вы не знаете, его дом осматривали? Тот, который он арендовал? Кажется, он говорил о доме на берегу озера в Оснабрюке. Там ничего интересно не нашли?
– Нет, не знаю. В деле нет информации. Попробую выяснить. Хотя надежды мало: слишком много времени прошло.
– Да, я вспомнил вот что: отец пользовался услугами частного детектива.
– Детектива? А для чего? Что он искал?
– Родственников. Кажется, именно детектив ему помог отыскать Эльзу и Агнет. Отец по телефону рассказал нам, что нашел дальних родственников в Баварии и решил их навестить.
– Это любопытно… Очень даже любопытно. Надо найти этого детектива.
– Двадцать с лишним лет прошло.
– И все же попробовать стоит. А вы, Сильва, будьте осторожны. Не выходите из дома.
– Да вы что? Как это можно? Находиться в историческом месте, рядом с замками сказочного короля и сидеть дома?! Я завтра же поеду в Хоэншвангау. Потом в Нойшванштайн. А еще Линдерхоф неподалеку. Тут же на неделю открытий!
Шлоссер покачал головой, но ничего не сказал.
– Не волнуйтесь за меня, Йозеф.
– Я оставил визитку Генриетте. Вот, возьмите и вы тоже. При малейшем сомнении звоните. Может, что-то вспомните, увидите нечто необычное… И пообещайте, что будете осторожны. С незнакомыми людьми в контакт не вступайте!
– Обещаю. Спасибо. И вы тоже держите меня в курсе. Если что-то выясните…
– Я вам завтра позвоню.
– Хорошей дороги, подполковник.
Шлоссер уехал. А Сильва еще какое-то время постоял в раздумье, потом прошелся вокруг дома, дошел до летней веранды, до живой изгороди из туи… Долго размышлял, прежде чем зайти в дом.
Он не видел, как кот Теодор наблюдал за ним из окон, перескакивая с одного подоконника на другой. Когда Сильва открыл входную дверь, кот встретил его одобрительным мяуканьем и нежным ласканием.
Глава II
3. Februar 1861. München, Nymphenburg, Schloss der bayerischen Herrscher / 3 февраля 1861 год. Мюнхен, Нимфенбург, Дворец баварских правителей
Все утро Людвиг сочинял письмо. Он не знал, отправит ли он свое послание австрийской императрице, или, как часто бывало, лишь «поговорит» с ней на бумаге и оставит лежать исписанный лист в ящике стола. Но ему необходимо было выговориться. Елизавета – единственная, кто может выслушать его и понять.
«Любезный друг мой, Сиси. Давно не видел вас. Знаю, что лишь с вами могу поделиться радостью, ибо только вы можете разделить мой восторг. Пишу вам из Нимфенбурга. Вы знаете, что родился я здесь, в этом дворце, однако воспитан я в Хоэншвангау, где все пронизано легендой о рыцаре-лебеде, полной такой невыразимо поэтической прелести. Сколько раз, сидя под цветущими липами во дворе Хоэншвангау, я мечтал об этой легенде. Сколько раз в своих мечтах я видел этого рыцаря, плывущего по воде со своим верным лебедем…
Вчера произошло знаменательное событие: мы с братом и матушкой посетили «Лоэнгрина». В этой опере я нашел мечты моего детства и мои фантазии юноши воплощенными чудесным образом. И они, эти столь знакомые мне образы, говорили со мной в опьяняющих меня звуках, как сладкий аромат цветущих лип. Вагнер – гений. Что за чудо он сотворил! Какое наслаждение для слуха!
Милый мой друг, эту ночь я провел в рыданиях и мечтаниях: о славном рыцаре Лоэнгрине и прекрасной Эльзе…»
В дверь постучали. Мария, мать Людвига, беспокоилась о сыне. Его комната была заперта на ключ.
– Людвиг, почему ты не выходишь из комнаты? Ты не пришел на завтрак. Ты не заболел, сын мой?
– Нет, мама, я не болен, – услышала она в ответ.
Марию смущало поведение сына. Вчера королева Баварии и ее сыновья, Людвиг и Отто, ходили в оперу. В Мюнхене давали «Лоэнгрина» Вагнера, и спектакль произвел очень сильное впечатление на мальчиков, особенно на Людвига. Он почти весь спектакль проплакал: от восторга и переполнявших эмоций. «Мой старший сын слишком эмоционален. Кронпринцу это позволительно, но королю… Ведь однажды он станет королем, и ему предстоит решать государственные задачи. Ах, пора бы ему повзрослеть. – Мария не отходила от двери, за которой прятался в своей комнате семнадцатилетний сын. – Как ребенок, право. Большой и красивый ребенок».
– Я волнуюсь, Людвиг, – прислонилась она к двери и прислушалась.
Ключ в замке повернулся, дверь отворилась. Сын, такой красивый и статный, с улыбой смотрел на мать. В глазах восторг и странная печаль. Как это может сочетаться? Да, есть нечто непостижимое во взгляде сына. Свекр говорит, что у Людвига страстные глаза Адониса. Это правда: у него удивительные синие глаза, невероятно красивое лицо с правильными чертами. Глядя на него, невозможно остаться равнодушным. К тому же он высок и строен.
Оба мальчика у нее красавцы, но они совершенно разные. Марии так легко общаться с Отто и так сложно понять старшего сына. Отто с детства рос веселым, подвижным и резвым мальчиком, он всегда предпочитал шумные игры со сверстниками, а не средневековые саги. А Людвиг… он такой странный.
Сын наклонился и поцеловал мать:
– Не стоит волноваться, мама. Наоборот, я счастлив! Я очень счастлив, мама. Это такая музыка! История рыцаря Лоэнгрина… Эта опера… Я не спал всю ночь, плакал.
– Ты слишком чувствителен, сын мой. Опера прекрасна, я согласна. Но чтобы плакать? Не спать?
– Да-да, плакал и не спал, – Людвиг улыбнулся, а на глаза снова навернулись слезы.
– Ты романтик, Людвиг.
– Мне нравится это слово – романтик. Пусть будет так.
– Кронпринц Баварии должен быть серьезнее, – возразила она, но возразила как-то неуверенно.
– Я хотел бы встретиться с Вагнером. Он сотворил чудо. Мама, как мне с ним увидеться?
– Ты же знаешь, что ему запрещен въезд в Баварию. После майских событий14…
– Ах, какая несправедливость! Это музыка, а не политика. Надо поговорить с отцом, он может отменить этот предвзятый указ. К тому же прошло столько лет после восстания. Мне тогда даже года не было, мама! Вагнер – гений. Понимаешь?
– Людвиг, сейчас не время. Отцу надо ехать в Италию на воды поправить здоровье. Кроме того, нынешнее обострение отношений с Данией… Нет, не думаю, что отца нужно беспокоить по такому поводу.
Кронпринц ничего не ответил, лишь виновато улыбнулся.
– Надеюсь, мы увидим тебя за обеденным столом, Людвиг?
– Хорошо, мама, я приду.
До обеда оставался еще час, и Людвиг предался мечтаниям. Лоэнгрин… Герой немецкого эпоса, который появлялся всегда, когда нужно было защитить невиновных. Лебединый рыцарь в сияющих доспехах появлялся на ладье, запряженной лебедем.
Людвиг с детства любил сказки, читал и перечитывал средневековую немецкую литературу, легенды о Тангейзере, саги о нибелунгах, эпические поэмы о Парсифале – хранителе священной реликвии Грааля и его сыне Лоэнгрине, героические сказания братьев Гримм о рыцаре Лебедя.
Но Вагнер! Вагнер создал не просто оперу, он… он… И вновь слезы затуманили глаза молодого кронпринца. Это совершенство. Божественная, очень красивая музыка и глубоко раскрытый внутренний мир героев, их переживания и чувства. А с каким совершенством Вагнер показал борьбу добра и зла. Неземная музыка.
С легендой о Лоэнгрине – рыцаре чаши Грааля – Людвиг был знаком с детских лет. Но как по-новому его история зазвучала благодаря Вагнеру!
Святой Грааль – чаша, из которой пил Иисус Христос во время Тайной вечери и в которую Иосиф собрал его кровь после распятия. С тех пор символ Грааля воплощает духовную чистоту и совершенство рыцарей, служащих ему. Рыцари защищают униженных, несправедливо обиженных и гонимых, творят добро, не раскрывая своего имени. Иначе, если раскроют имя, им придется покинуть землю и вернуться в заоблачный Монсальват – замок святого Грааля.
Прекрасный таинственный рыцарь Лоэнгрин приходит на помощь брабантской принцессе Эльзе, побеждает в поединке с оболгавшим девушку Тельрамундом и предлагает стать его женой. Лоэнгрин предупреждает Эльзу, что она никогда не должна спрашивать его имя и выяснять, откуда он прибыл. Она дает согласие. Однако силы зла не дремлют, и под разными предлогами пытаются уговорить Эльзу узнать настоящее имя рыцаря. И увы, принцесса в день свадьбы задает рыцарю роковой вопрос. Лоэнгрину ничего не остается, как признаться, что он рыцарь Грааля, наделенный великой силой. Однако теперь ему нельзя оставаться среди людей, и, сев в ладью, которую тянет лебедь, он уплывает навсегда. А Эльза оплакивает свою судьбу. Такова легенда…
Снова в дверь постучали. И сразу же заглянул Отто. Людвиг встал ему навстречу, обнял брата.
– Муттерхен15 сказала, что у тебя мокрые от слез глаза… Тебя так потрясла опера?
– Да, Отто. Я плачу от счастья.
– Мой брат романтик, – засмеялся Отто.
– А разве тебе не понравился «Лоэнгрин»?
– О, я люблю оперу. Но не до такой степени. По мне, лучше поехать в полк. Наблюдать за лошадьми в попонах, офицерами в военной форме – это более веселое занятие, чем проливать слезы над судьбой оперных героев.
– Но какая музыка, Отто!
– Хорошая музыка, согласен. – И тут же, без всякого перехода, Отто спросил: – а кто тебе больше нравится: кирасиры или рейтары16?
– Лошади. – Людвиг засмеялся. – Мне нравятся лощади. И не в кавалерии, а на выездке. Или в конюшне. Я не люблю войну, Отто.
– Но без войны нет жизни. Отец обещал, что двадцать седьмого апреля, в день моего пятнадцатилетия, он назначит меня вторым лейтенантом, а через год я смогу поступить учиться в кадетский корпус.
– Ты действительно этого хочешь?
– Конечно. Потом я получу звание старшего лейтенанта, а в восемнадцать, наконец, смогу отправиться на действующую военную службу в чине капитана. Я еще не решил, в какой полк: в пехоту или кавалерию. Но у меня есть время для раздумий.
– Я рад за тебя. Отличный план.
– Ну да… Получше, чем учиться в университете.
– И чем же тебе университет не угодил?
– Людвиг, я – не ты. Мне скучно зубрить языки, физику и химию… А еще писать стихи и сочинять музыку. – Отто скорчил гримасу и рассмеялся. – Ну, разве что плавание и верховая езда. Однако этому можно научиться и вне стен университета. Нет, военная служба – это мое, а наука и искусство – это твое, братец.
– И хорошо, что мы с тобой разные. А я, наверное, в деда пошел. Люблю театр, искусство, живопись. У деда замечательная коллекция живописи. Одна Галерея красавиц чего стоит!
– Ха! Дед не только театр и живопись любит. Он еще очень любит женщин, – рассмеялся Отто. – Питает слабость, так сказать. До такой степени питает слабость, что из-за одной ирландской авантюристки даже был вынужден уйти с престола в пользу нашего батюшки.
– Наш дед очень чувственный мужчина. Мне кажется, он не слишком переживает оттого, что стал свободным от королевских уз. К тому же эта женщина очень красива. Ты же видел ее портрет в Галерее.
– Я люблю деда, ты знаешь. Но что делать, у него есть слабость. Женщины – его слабость. – Отто засмеялся. – Однажды он чуть не соблазнил собственную племянницу…
– Отто! – Людвиг широко открыл глаза.
– Да ладно, все в семье об этом знают.
– Но он же не знал, что это была его племянница. Об этом никто не знал. Супруги Шпиринг хранили секрет и никому не говорили, кто настоящий отец Каролины.
– Был секрет, да. Хранили до тех пор, пока Карл Теодор не узнал, что его братец, король Баварии, слишком увлекся юной баронессой фон Шпиринг. Карлу пришлось рассказать брату, кто настоящий отец девушки, и дед был вынужден свои ухаживания за юной баронессой свернуть. – Отто говорил весело, не смущаясь тем, что тема весьма деликатная.
– А ты откуда об этом знаешь?
– От одной девушки. Но тебе не скажу.
– Отто… Я твой брат.
– Ладно. От Вильгельмины, сводной сестры Макса Хольнштайна. Она подслушала однажды разговор матери с отцом. Кстати, ты не забыл, что вчера мы пригласили на обед Макса? – Отто хмыкнул, увидев удивленное лицо брата. – Неужели не помнишь? В антракте!
– Забыл… Совершенно забыл. Спасибо, что напомнил. Люблю Максимилиана. Мы давно с ним не общались. В театре он был с красивой дамой…
– А я ему не доверяю, – перебил Отто.
– Почему? – спросил Людвиг с удивлением и даже испугом.
– Не знаю. Просто он мне не нравится.
– Но мы знакомы с раннего детства. Он часто бывал у нас. Наш отец крестил его.
– И что? Вот увидишь, Макс еще доставит нам много хлопот.
– Он наш троюродный брат… Если его бабка действительно дочь Карла Теодора, а не барона Шпиринга…
– А ты сомневаешься? Это секрет только для чужих, Людвиг.
– Но почему ты не жалуешь Макса? – тихо спросил Людвиг, – этот секрет не может быть причиной…
– В этом вся проблема. Он – Виттельсбах! Как и мы. Однако носит имя Хольнштайн.
– Это достойное имя, Отто.
– Ну да… Его бабушка согрешила с братом нашего деда, но об этом не принято говорить вслух. А его мать вообще ушла от мужа, когда Максу был всего год. Потом родила еще пятерых детей от другого мужчины. Ты думаешь, ему все равно?
– Он любит своих братьев и сестер. Так бывает в жизни, Отто. Ты еще слишком юн, чтобы рассуждать на темы любви. К тому же Каролины уже нет на этом свете, не будем говорить о ней плохо.
– Да я не о ней. И мне все равно, что происходит на самом деле в других семьях. Просто я чувствую, что Макс не совсем тот, за кого себя выдает. Ты не разбираешься в людях. Для тебя все хороши.
– Так и есть.
– Но я бы ему не доверял.
Людвиг обнял брата.
– Я очень тебя люблю. Давай завтра выедем на лошадях?
– Чур, я на Авроре! Или ты уступишь мне Теодора?
– М-м… Он и сам не захочет, – смутился Людвиг. – Если я буду рядом, он не захочет…
Отто рассмеялся:
– Да ладно. Я понимаю. Любимый конь, любимый хозяин. Аврора мне даже больше нравится.
– Договорились, – Людвиг довольно улыбнулся.
«Он очень красивый, – подумал Отто, – мой брат красавчик! Людвиг похож на маму. Жаль, что у него нет подружки. Он слишком серьезный. И странный. Нельзя быть таким романтиком».
«Отто очень похож на отца. И манеры отцовские, и сердится, как отец, – рассуждал о брате Людвиг. – Но, в отличие от отца, Отто очень веселый, добрый и душа любой компании. Как же я люблю своего брата. Однако он горяч в своих суждениях…»
– Отто, надеюсь, мы не будем в присутствии Максимилиана обсуждать его девушек и его семейные тайны?
– Можем обсуждать мои!
– У тебя есть тайны? – с притворным удивлением поинтересовался Людвиг.
– У меня есть девушки.
– Бог мой… Тебе четырнадцать.
– Через два месяца пятнадцать. И девушки мне очень нравятся. Армия тоже. Вот раздумываю, что лучше? – Отто захохотал.
– Отто! Тебе надо учиться, потом…
– Ах, оставь. Все нормально. Это ты думаешь только о Сиси… Она прекрасна, спору нет. Но она жена Франца Иосифа, императрица Австрии.
– Сиси – мой друг, – тихо ответил Людвиг.
– Я знаю. – Отто вздохнул. – Я тоже ее очень люблю. Как кузину и очень хорошего друга…
– Вы здесь? – в комнату вошел Максимилиан фон Хольнштайн. – Кажется, меня пригласили на обед.
Максимилиан был красив: высок, строен, голубоглаз. Он имел успех у женщин. К тому же он был амбициозен, энергичен и честолюбив. Макс Хольнштайн делал прекрасную карьеру: в настоящее время находился на придворной службе.
– Здравствуй, друг мой, рад тебя видеть. – Людвиг обнял Макса. – Представь, Отто собирается учиться в кадетском корпусе и затем поступать на военную службу.
– Что ж плохого? Отто, ты рассуждаешь здраво. – Он похлопал по плечу младшего кронпринца, затем обратился к обоим братьям: – Я тоже начинал с камер-юнкера и офицера кирасирского полка. Потом был назначен юнкером, затем получил младшего лейтенанта.
– Ну нет, такая карьера не для меня, – улыбнулся Людвиг.
– Романтикам нечего делать в армии, – Макс засмеялся. – К тому же ты будущий король.
Людвиг замахал руками:
– О, нет… Надеюсь, отец будет долго править. Я не хочу заниматься государственными делами.
– Людвиг хочет жить в сказочном замке, слушать музыку и мечтать.
– Да, это правда. – Людвиг смущенно улыбнулся. – Я хочу вернуть в Баварию Вагнера. Он мог бы написать не одну оперу! Я хочу построить замок… Нет, два… Или три замка. Сказочных и романтических…
– У нас уже есть Хоэншвангау. Чем не сказочный замок? – смеялся Отто.
– Да… Я люблю его. Но я хочу свой замок… с Тангейзером, Персифалем и Лоэнгрином… – глаза кронпринца увлажнились, и лицо осветилось мечтательной улыбкой.
Отто и Максимилиан переглянулись, пожав плечами.
– А не пора ли нам обедать? – весельчак Отто нарушил элегическую атмосферу.
И трое юношей отправились на обед. Чтобы спуститься в столовую, им пришлось пройти сквозь Галерею красавиц, которую создал дед кронпринцев Людвиг Карл Август. Революционное движение сорок восьмого года принудило короля Баварии отказаться от короны в пользу сына Максимилиана. Однако бывший король Людвиг совсем не жалел о таком поступке: жизнь частного человека его вполне устраивала. Он наслаждался свободой, покровительствовал искусствам и путешествовал. Бывший король питал слабость к красивым женщинам. Поэтому заказал художнику Йозефу Штилеру тридцать шесть портретов красивейших женщин и собрал их все в одной галерее – недавней столовой южного крыла главного дворца Нимфенбурга.
Прелестные девушки и женщины на портретах – принцессы и простые горожанки, баронессы и актрисы – притягивали взгляд. В этой галерее находились портреты Марии Фридерики Прусской – матери Людвига и Отто, ирландской авантюристки Элизы Гильберт, из-за которой Людвиг Баварский оставил свой трон, красавицы Амалии фон Крюденер, которой восхищались Гейне, Пушкин, Вяземский и всероссийский император Николай Павлович, а Федор Тютчев посвятил ей свое знаменитое стихотворение «Я встретил вас».
Здесь же находился портрет Каролины фон Хольнштайн, матери Максимилиана. Его мать умерла два года назад в замке Фронберг. Ей было всего сорок четыре года.
У портрета красавицы Каролины Максимилиан фон Хольнштайн замедлил шаг.
28. April 2018. Schwangau, Regierungsbezirk Schwaben, Bayern / 28 апреля 2018 год. Швангау, округ Швабия, Бавария
Спустившись на завтрак в малый салон (так называла Грета большую комфортную кухню с камином, массивным столом и стульями по центру, диваном, креслами, журнальным столиком), Сильва увидел молодую девушку, возившуюся у плиты. Милая толстушка лихо управлялась с омлетом.
– Доброе утро. Я Анка, – представилась она.
Вчерашний день пребывания Сильвы в Баварии (а сегодня начался уже четвертый день с момента его приезда) прошел спокойно. Никаких нападений, наездов и попыток запугать. Так что к вечеру Сильва расслабился: вряд ли случай с автомобилем как-то связан с ним лично и уж тем более с его отцом. Нет, Шлоссер ошибается. Сильва рассудил, что идиоты на дорогах встречаются повсюду, и успокоился. Вдобавок вчера ему пришлось демонстрировать свои поварские способности, и Грета вполне благосклонно оценила его старания.
Накануне утром, спустившись, как всегда, на завтрак, Сильва увидел плачущую Урсулу. Хоть Грета и старалась успокоить домработницу, однако лицо тетушки выражало недовольство.
– Что случилось? – спросил он, – у вас проблемы, фрау Урсула?
– Моя дочь попала в больницу. Мне нужно уехать на несколько дней, потому что зять один не справляется. Он рано уходит на работу и не успевает отвезти детей в школу и приготовить еду.
– Что-то серьезное с дочерью?
– Не знаю. Когда сегодня утром зять позвонил, я так разволновалась, что даже не спросила, что произошло. Фрау Генриетта, – тихо обратилась она к хозяйке, – я должна поехать и помочь им.
– Я не могу запретить тебе, Урсула. Если ты считаешь, что нужно ехать к детям, поезжай. Попробуем без тебя справиться с обедами и ужинами.
– Я закупила свежие продукты на два дня. Морозильная камера также полна. Не думаю, что задержусь надолго. И, если хотите, могу вам порекомендовать очень хорошую девушку, она заменит меня на какое-то время. У нее есть опыт работы, к тому же она прекрасно готовит. Вежливая и ответственная. Она вам поможет справиться с хозяйством.
– Я не терплю незнакомых людей у себя дома, Урсула, ты же знаешь. Мы уж как-нибудь сами, – вздохнула Грета. – Сильва, ты хороший повар?
– Вполне. Не волнуйтесь. Я возьму на себя поварские обязанности.
Урсула благодарно улыбнулась Сильве.
– Спасибо. Я не буду долго отсутствовать, – теребила она кончик фартука. – А если понадобится помощь, обратитесь к Анке. Я вам гарантирую, что девушка очень порядочная. У нее есть опыт и знания.
– Оставь ее номер телефона на всякий случай. Посмотрим.
– Грета, я справлюсь. – Сильва подошел к плите. – Прямо сейчас приготовлю нам горячие тосты. А фрау Шварц мы отпускаем.
– Нет-нет, завтрак я уже приготовила. Вам ничего не нужно делать. А я пойду, если вы не возражаете, – вздохнула она.
Вот так они остались вдвоем: Грета и Сильва. Вернее, втроем: кот Теодор – тоже член семьи. Причем очень важный.
Сильва планировал посетить в этот день два замка – Хоэншвангау и Нойшванштайн, однако решил, что в Нойшванштайн можно поехать завтра: приготовление обеда никто не отменял, и обещание нужно выполнять.
Между завтраком и обедом Сильва продумывал предстоящий визит в замки «сказочного короля» (так прозвали баварского короля Людвига Второго за его необычный стиль жизни и тягу к красоте, которую он воплотил в строительстве замков). За чтением рассказов о жизни короля Людвига Сильва взгрустнул.
– Печальная история, Тео, – поделился он своими мыслями с котом. – Больше всего на свете король желал одиночества. Он был романтик и мечтатель, любил сказки и легенды. Но он был король, понимаешь… Не все могли понять его тонкую душу, а он искал свою совершенную иллюзию. И еще он любил Вагнера. Надо же, я тоже люблю Вагнера. «Лоэнгрин» – божественная музыка. Знаешь, Тео, мой дед Рудольф научил меня слушать и понимать классику. А ты, дружочек, любишь Вагнера? – почесал он кота за ухом. Тот в ответ довольно заурчал. Да так громко, грубовато и с переливами, что Сильва его расцеловал. Тео с удовольствием поддался человечьей ласке. – Ну, ты трубишь, как музыкальный инструмент. Вот и проверим вечером, нравится ли тебе Вагнер. Послушаем тихонько перед сном. Э-э… вместе с рыцарем… – Сильва в который раз обратил взгляд на картину в старинной золоченой раме: плывущего в лодке с лебедем Лоэнгрина.
