bannerbannerbanner
Мама для чужого наследника

Елена Сотникова
Мама для чужого наследника

Полная версия

Александра смотрит на меня, как на ядовитую змею. Отшатываясь и переводя возмущенный взгляд на мужа.

– Герман? – прорезаются в голосе истеричные нотки. – Что это здесь делает? – тыкает наманикюренным пальцем в мою сторону. – Ты… ты отдаешь себе отчет? Она же…

– Она здесь потому, что я так приказал! – рубит на корню любые претензии ее муж.

– Зачем? – не унимается женщина. – О чем с ней разговаривать, особенно после того, что она сделала?!

Илюша спросонья пугается незнакомого места, а еще больше – негативно настроенных людей. Он утыкается носом мне в плечо и пытается таким образом спрятаться.

– А что я сделала? Сохранила жизнь вашему ребенку? Не бросила его, не сдала в детдом? Полюбила, как своего? После того как вы от него отказались? – не выдерживаю, вскидывая подбородок.

Глажу сына по голове, чтобы успокоить его, и стойко выдерживаю шквал негатива от Александры.

После моих слов она едва ли не задыхается от ярости и бессилия. Совсем как я пару минут назад.

Но, в отличие от меня, биологическая мама Илюши не сдерживается. Ее не останавливает даже наличие ребенка у меня на руках.

– Да как ты смеешь, дрянь? – замахивается она со всей силы, но я успеваю увернуться, и ее ладонь рассекает воздух, пустое место, где я только что стояла.

– Саша! – сливаясь с очередной звуковой волной грома за окном, бьет по барабанным перепонкам голос Германа.

Он в мгновение пересекает разделяющие их метры и хватает ее за руку. Дергает на себя, зрительно приказывая замолчать.

– Как ты можешь, Герман? – меняя свой тон с грозного на жалобный, скулит Александра. – Она украла у нас самое дорогое! Она воспользовалась моментом, а ты вместо того, чтобы… чтобы… ты приводишь ее в наш дом?! Ты пытаешься с ней говорить по-человечески? А что дальше? Предложишь ей остаться здесь?

Они схлестываются взглядами, и я вижу, как под ментальным напором мужа Александра сдувается подобно воздушному шарику. Меня и пугает, и восхищает одновременно такая сила.

– Если потребуется – сделаю, – ровным спокойным голосом произносит мужчина.

Только от его спокойствия у меня мурашки бегут по всему телу. И, похоже, не только у меня.

Я замираю вместе с его женой. Затаиваю дыхание, ожидая дальнейшего развития действий. Градус напряженности возрастает.

И вздрагиваю, выдыхая, когда тишину комнаты разрывает плач ребенка.

Илюша проголодался. У него по расписанию обед. Плюс незнакомое место, негативно настроенные люди и нервная мама. Все вместе сказывается на его настроении.

Я понимаю, что простыми словами и укачиванием тут не обойтись. Но выбора у меня пока нет.

– Успокой его! – не выдерживает биологическая мама. – Как тебе можно доверять ребенка? Герман? – снова обращается к мужу за помощью.

Но он продолжает игнорировать ее манипуляции.

– Саша, тебе лучше уйти. Поговорим позже. И наедине.

Александра вспыхивает. Поджимает обиженно губы, но новый приступ плача малыша заставляет убедиться, что Герман прав.

– Поговорим вечером, – зеркалит она слова мужа.

Фыркает и покидает кабинет.

Странно, но после ее ухода сынишка замолкает. И хоть я понимаю, что эта передышка ненадолго, но она позволяет мне немного прийти в себя.

– Дайте его мне? – неожиданно просит Герман сразу после ухода жены.

Протягивает руки к сыну, и, на удивление, Илюша реагирует положительно. Он смотрит на отца с интересом. Не пряча лицо мне в плечо, как было с той же Александрой.

Я теряюсь в первое мгновение, не зная, как поступить. Все еще опасаясь, что у меня могут просто забрать ребенка и не отдать. В конце концов, мы на чужой территории. Я бы даже сказала – на враждебной.

Но сынишка, в отличие от меня, не чувствует недоверия к хозяину дома. И его следующие действия вызывают у меня искреннее недоумение. Он мило улыбается и тянется к отцу.

Учитывая, что Илюша не любит чужих и крайне неохотно идет на контакт с посторонними взрослыми, его такая реакция выбивает у меня почву из-под ног. Я не успеваю принять решение, как Герман, пользуясь моим замешательством, забирает из рук сына.

Я порываюсь возразить, но замолкаю на полуслове, замечая, как в одно мгновение меняется выражение лица мужчины с жестокого и равнодушного на мягкое и… человечное, что ли? Жесткая линия рта изгибается в улыбке, а рядом с уголками глаз появляется сеточка мелких морщин.

Я задерживаю дыхание, глядя, как Герман сажает сына поудобнее и берет его крохотный кулачок в свою ладонь. С какой нежностью и восторгом рассматривает маленькие пальчики, гладит по плечу, любуется ребенком.

В его движениях сквозят осторожность и страх. Словно он боится причинить вред Илюше. Подобные эмоции переживают молодые неопытные родители в первые дни после появления малыша на свет. И, конечно, эти нюансы не ускользают от моего взгляда.

Я молчу, наблюдая за состоявшимся контактом отца и сына. Отмечая про себя, насколько они похожи. Только у Илюши глаза не синие, а голубые, с серым ободком. И волосы кудрявятся на затылке, если вовремя не подстригать.

Сынишка с интересом рассматривает папу, хватает цепочку на шее отца и тянет ее в рот.

– Он хочет кушать, – не выдерживаю я.

Мне и радостно, и одновременно больно от этой сцены. Я полюбила Илюшу, как родного. Мечтала о том, чтобы у сына был достойный любящий отец. Даже парня себе подбирала с учетом того, как он относится к детям.

С содроганием вспоминаю слова Александры о том, чтобы отказаться от малыша, отдав в детский дом. Спасибо маме, которая поддержала и уговорила не делать глупостей.

С того момента Илюша стал для меня целой вселенной. Ради которой я готова была свернуть горы. Огорчало только отсутствие мужского воспитания в семье. И вот сейчас, глядя на то, с каким трепетом и нежностью Герман смотрит на сына, я должна была быть счастлива. Расплываться в улыбке. Прыгать до потолка. Если бы не одно но.

Встреча сына с отцом означает, что я в жизни Илюши становлюсь лишней. В новой семье есть и мама, и папа. Они ему родные. А я…

Сердце обливается кровью, в горле встает колючий ком.

– Вы не обедали? – Кравицкий на время переключает свое внимание на меня.

– Ваши люди появились без предупреждения. Я пыталась договориться с ними, взять ваш номер и созвониться для встречи в удобное время. Но меня никто не захотел слушать.

Герман устало ведет головой. Переводит взгляд на меня и насмешливо усмехается.

– София, знаете, что я ненавижу больше всего? – тянет он задумчиво. – Ложь! А вы мне сейчас лжете. Никуда бы вы звонить не стали. И тем более договариваться о встрече. Но к этому мы с вами еще вернемся. А пока внизу на первом этаже есть кухня. Можете попросить повара приготовить что-нибудь для ребенка. Или выбрать из уже имеющегося меню.

Я цепенею от мысли о том, что никто нас не собирается отпускать. Смотрю внимательно в сапфировые глаза и уточняю:

– Мы с вами так не договаривались. О том, что я останусь здесь с ребенком, речи не было.

– Не было, – подтверждает он. – Но мы так ничего и не обсудили. Вот после обеда и побеседуем. Решим все, что связанно с моим сыном, а после я вас отпущу.

– С Илюшей?

Герман из любящего отца вновь превращается в ледяную глыбу. От которой на расстоянии разит холодом. Он молча сверлит меня взглядом и, игнорируя мой вопрос, цедит сквозь зубы:

– Идите за мной. Я покажу вам, где находится кухня.

Глава 3

Меня с сыном отсюда не выпустят. Я почти убеждаюсь в этом, складывая все за и против. А бежать из крепости Кравицкого невозможно. Во-первых, полно охраны, видеонаблюдение, закрытая территория.

И если даже мне каким-то чудом удастся выскользнуть отсюда, то еще не факт, что я смогу добраться до дома прежде, чем меня хватятся и вернут назад. Такси в поселок не пустят, я видела шлагбаум и пропускной пункт.

Да и куда бежать? Они знают, где я живу. Поэтому иного выхода, кроме как договариваться, у меня нет. Но и тут тупик. Кравицкие наверняка потребуют отдать им Илюшу. А для меня это равносильно смерти.

Герман отводит нас на первый этаж, здороваясь с поваром и давая указание накормить. В огромном помещении, напичканном самой современной кухонной техникой, можно расположить целую квартиру. Двухкомнатную точно. Или четыре-пять таких комнат, как у нас в общежитии.

Посередине кухни выделяется островок со столешницей из массива дерева с эпоксидной смолой с причудливым рисунком. За этот стол нам и предлагает сесть Матео – двухметровый здоровяк с непривычным акцентом. В фартуке и поварском колпаке.

Вопреки моим переживаниям, Матео дает мне целый список из того, что можно предложить на обед маленькому ребенку. Супы овощные, мясные, пюреобразные. Паровые митболы, диетические котлетки из кролика, индейки, дичи, овощные суфле, запеканки, омлеты, крупяные гарниры. Куча десертов.

Повар с удовольствием рассказывает состав каждого, с точными данными, сколько калорий в порции того или иного продукта. Чувствую, кто-то из семьи хозяев держит жесткую диету.

Меня тоже приглашают пообедать, но я вежливо отказываюсь. Вряд ли в таком состоянии кусок полезет в горло.

Пока Илюша с аппетитом уминает овощной суп, я решаю позвонить маме. Нужно предупредить ее, что мы задержимся.

Слава богу, телефон у меня пока не отобрали. И это хоть немного успокаивает, дает ложное ощущение защищенности.

Я вытаскиваю из кармана смартфон, замечая на дисплее семь непринятых звонков от мамы. А вот это уже плохой знак.

Мы опоздали на обед всего на каких-то минут пятнадцать. Я могла задержаться в магазине, загуляться в парке – да где угодно, мама никогда не искала нас, названивая до посинения. А тут… Неужели люди Кравицкого побывали и у нас дома? Угрожали маме?

Сердце обрывается вниз, стоит лишь подумать, какие могут быть последствия от такого визита.

– Соня, дочка! Где вы? – слышу встревоженный голос родительницы. – Соседка сказала, видела, как вы гуляли в парке. А потом подъехал черный джип, вылезли два мужика и затолкали вас с Илюшей в машину! Соня, что происходит? Ты где? Кто эти люди? Что им от вас надо? Соня? – обрушивает она на меня шквал вопросов.

 

Я уже по голосу слышу, как она себя накрутила. То ли соседка преувеличила, то ли мама что-то недоговаривает.

Но спасибо хотя бы за то, что мои подозрения не оправдываются.

В любом случае еще рано делать какие-то выводы. Поэтому я выдыхаю и пытаюсь ответить максимально ровно:

– Мама, все в порядке. Не переживай за нас. Мы живы, здоровы. И даже вкусно накормлены, – улыбаюсь вежливо Матео. – Просто нас неожиданно пригласили в гости.

– Кто пригласил? Зачем? Куда? А Илюша с тобой? – пытает настойчиво мама.

– Со мной. Пригласили знакомые. За город, на дачу. Все так спонтанно получилось. Я сама не ожидала. Мам, я потом все объясню, не волнуйся.

– Что это за такие знакомые мужчины?

– Это муж моей подруги. Ты ее не знаешь, я с ней раньше общалась. Они мимо проезжали, увидели меня, остановились. Решили позвать с собой. Мне неудобно было отказываться, она беременная, – сочиняю на ходу.

Потом я ей все объясню. Подробно. Когда сама выясню, что меня ждет дальше. А сейчас нет смысла раньше времени паниковать. От этого ничего не изменится, а вот здоровье мамы может не выдержать.

– Когда вы вернетесь домой? – все еще настороженно спрашивает она.

– Вечером, – тяну неуверенно. Надеясь, что к тому времени ситуация хоть немного прояснится. – Но если что изменится – я позвоню, предупрежу. Хорошо?

– Соня, ты мне врешь, – улавливает фальшь в моем голосе мама. – Я же чувствую.

– Нет, мам. У нас все отлично, уверяю!

Она тяжело вздыхает, принимая мой ответ. И внезапно вспоминает:

– А Лешу ты предупредила?

– Нет, – вылетает прежде, чем успеваю подумать.

Черт! А вот про своего парня я совсем забыла. Как и про то, что сегодня ровно три месяца, как мы встречаемся. И он собирался вечером забронировать столик в кафе по такому случаю.

Леше я отправляю смс с извинениями. Пишу, что у меня форс-мажор и встретиться сегодня не получится. Надеюсь, он не сильно обидится, а в идеале – поймет и просто перенесет празднование. Три месяца и датой-то назвать сложно.

– Вам все понравилось? – интересуется Матео, улыбаясь. – Может быть, все-таки пообедаете сами?

У меня возникает стойкое ощущение, что улыбка – это часть дресс-кода повара. Хотя в глазах все же светится искренний интерес.

– Спасибо. В другой раз. Я не голодна. А блюда Илюши были бесподобные. Обычно он плохо ест, а сейчас его даже кормить не пришлось: сам все съел.

Матео расцветает от счастья еще больше. Только вот от следующих его слов мне становится не по себе. И желание улыбаться в ответ убавляется.

– Герман Львович распорядился подготовить детскую комнату, – задевает за живое. – Я думаю, мальчику там понравится.

– А где сам хозяин? – Пальцы сжимаются в кулак до такой степени, что ногти впиваются в ладонь.

Я не ощущаю боли. Кроме той, что изнутри жжет грудную клетку.

– Он ждет вас у себя в кабинете. Проводить?

– Спасибо, я сама найду.

На мгновение мелькает мысль спросить, как отсюда выйти. Было бы неплохо, только, боюсь, охрана заранее предупреждена и все ходы-выходы наглухо перекрыты. По крайней мере, до тех пор, пока не решат наш вопрос.

Мы с Илюшей медленно поднимаемся наверх. Сейчас у меня есть время рассмотреть и шикарный ремонт, и огромную – в пять, а то и больше метров высотой – дизайнерскую люстру с подвесными фарфоровыми капельками-лепестками, которая должна освещать путь по винтовой лестнице с первого до второго этажа.

Здесь очень красиво. Все подобрано со вкусом. Не хватает только одного – уюта.

Дом больше похож на музей или дворец. Но никак не на семейное гнездышко.

В какую-то секунду мне становится страшно. Даже не от того, сколько стоит окружающая меня красота, а от понимания, какую власть имеет эта семья, владея такими деньгами. И что я могу противопоставить им, вздумай пойти против. А именно это я и собираюсь делать.

Дверь в кабинет оказывается открытой, и мы без стука входим. Герман сидит за рабочим столом, уставившись взглядом в монитор компьютера. Замечая нас, отвлекается, жестом приглашая сесть.

– Все в порядке? – уточняет он.

– Да, спасибо. Илюша поел.

– А вы?

– Я не голодна, – уже во второй раз за сегодняшний день повторяю эту фразу.

Он хмыкает, выключая компьютер. Складывает перед собой на столе кисти рук в замок.

– Что ж, хорошо. Тогда давайте сразу к делу. Я предлагаю вам три миллиона. И вы отдаете нам нашего ребенка. Идет?

Началось…

Я крепче прижимаю к себе Илюшу, сидящего у меня на коленях. Мысленно молясь только о том, чтобы мне хватило сил не сорваться и не наговорить глупостей Кравицкому.

– Я не торгую сыном.

– А это и не ваш сын, – мрачнеет Герман.

– А вы докажите, – бросаю, не подумав.

И тут же прикусываю язык. Понимая, что ляпнула лишнего.

Не в моих интересах дергать тигра за усы. Но сказанного уже не воротишь.

– Могу и доказать. Если потребуется. Но поверьте, вам этот метод не понравится. – Я молчу, и Герман продолжает: – Пока я согласен идти вам навстречу. Готов даже заплатить. Вполне достойно, я считаю. Вам хватит, чтобы купить квартиру и съехать из общежития. Да, может быть, на жилье в элитном доме не хватит, но таких денег вам не заплатят нигде. Даже если снова решите подработать суррогатной мамой. Вы прекрасно знаете расценки. Так что давайте разойдемся по хорошему? Вы вернете нам сына, мы поможем вам финансово.

Я отрицательно машу головой.

Когда-то я согласилась на это дело. Готова была родить и отдать. Тогда я еще не знала, что такое материнский инстинкт, и была уверена, что с легкостью смогу расстаться с рожденным мною ребенком.

Как же я ошибалась!

У Кравицкого куча денег. Если его жена не желает рожать сама, он может снова заказать себе малыша. Раз уж опять захотелось поиграть в отцовство.

А Илюшу я им не отдам!

– Это мой ребенок. И ни за какие деньги я его продавать не собираюсь. Мне кажется, я ясно дала это понять!

– Пять миллионов? – повышает ставку Герман. – Десять?.. Долларов! – бьет по столу кулаком.

Я вздрагиваю, а вот Илюше нравится этот жест, и он, заливаясь смехом, пытается, как папа, стукнуть кулачком себе по коленке.

Герман переводит взгляд на ребенка. Смотрит пристально. И черты лица невольно смягчаются, превращая его из небожителя в простого и привлекательного мужчину.

Я тут же одергиваю сама себя. Еще Кравицким восхищаться не хватало! Он может быть сколько угодно красивым, но мы с ним совершенно разные люди. Такие никогда не пересекаются в жизни. К тому же, напоминаю себе, он женат и пытается отобрать у меня сына.

Поэтому пресекаю все симпатии на стадии зарождения.

– Герман Львович, этот разговор бессмыслен! Я не отдам Илюшу ни за какие деньги. Для вас он игрушка, а для меня – самое дорогое, что есть в жизни, – смотрю ему прямо в глаза. – Если вам так хочется наследников – закажите другого ребенка. У вас хватит денег. А нас оставьте в покое!

При упоминании о других наследниках мужчина каменеет. Замирает, переставая дышать. Только желваки на скулах нервно дергаются, словно я задела его за живое.

Я не понимаю, чем вызвана такая реакция. Тем, что посмела перечить? Не прогнулась? Не купилась за деньги?

А впрочем, мне все равно. Важнее отвоевать свое право остаться матерью.

– Вы уверены, что не пожалеете о своем выборе? – тихо спрашивает Кравицкий после минутного молчания.

Я слышу угрозу в голосе, хотя Герман даже не повысил тона.

– Не все в этом мире продается. Мне жаль, если для вас это новость.

– А мне жаль вас. Вы просто еще не представляете, что вас ждет впереди. И с чем вам придется столкнуться.

Глава 4

Мы возвращаемся домой на черном шикарном седане. Мне до сих пор не верится, что нас отпустили. Вот так просто, без издевательств, лишних запугиваний, пыток.

Водитель довозит чуть ли не до подъезда, не спрашивая адреса. Что, в принципе, неудивительно. У Кравицкого наверняка целое досье на меня лежит где-нибудь на полочке.

В одном из окон на первом этаже дергается штора. Представляю, какие слухи поползут обо мне теперь среди соседей.

– Вернулись? – охает мама, встречая нас на пороге.

– Да. – Я спускаю Илюшу с рук, пряча глаза, и наклоняюсь расстегнуть ремешок на его сандаликах.

Я все еще не хочу рассказывать ей о том, что произошло. И давать лишний повод для волнений.

– Вы обедали? – суетится она, хлопая дверью холодильника.

Врать нет смысла, но и аппетит я так и не нагуляла.

– Да. Илюша поел.

– А ты?

– А я хочу чай, – выпрямляюсь в полный рост.

Мама уходит на кухню с чайником, а я иду в свою часть комнаты и валюсь кулем на кровать. Раскидываю руки в стороны, бесцельно глядя в потолок.

Я выжата. Морально. И что делать дальше – ума не приложу. Герман предупредил, чтобы я не даже не думала бежать. И чихать бы я хотела на его угрозы, если бы не одно но: мне некуда, а самое главное – не на что это делать.

Денег и так хватает только на коммунальные, еду, памперсы и немного на одежду. Если бы я могла знать заранее – отложила бы на черный день. А так…

Можно, конечно, попытаться занять у знакомых. Или даже в банке. Если дадут.

Но что дальше? Пока найду работу, пока пройду испытательный срок, пока получу первую зарплату – все это может затянуться не на один месяц. А деньги имеют свойство кончаться катастрофически быстро.

Илюша вытаскивает из шкафа ящик с игрушками, переворачивает на ковер и роется в поисках своих любимых смешариков. Пока я, как мазохистка, снова и снова прокручиваю в голове разговор с его отцом.

Герман ведь даже не извинился, не объяснил причины отказа. Просто свалился на нашу голову как снег на голову и потребовал отдать ребенка.

– Мама, ням-ням? – Сынишка замечает на полке последнюю фруктовую пюрешку в мягкой упаковке.

Тянется в надежде достать сам. Я помогаю ему. Откручиваю крышечку, пробую на всякий случай на пригодность и отдаю Илюше, ставя мысленно галочку в списке дел, что нужно сходить в магазин за продуктами. Еще вчера хотела, да вылетело из головы. В холодильнике почти пусто. Только кастрюля со вчерашним супом да отварные макароны.

Конец месяца. Плановая экономия.

На секунду в голове пролетает мысль: а правильно ли я поступаю? У меня ни гроша за душой, живу сегодняшним днем, экономлю, покупая все на скидках. Что меня ждет впереди? Среднемесячная зарплата и работа без выходных?

Кредиты, ипотека, пособия малоимущей?

Что я смогу дать ребенку на такие деньги? Сколько должно пройти времени, чтобы я прочно встала на ноги и начала прилично зарабатывать? И получится ли у меня это?!

А Кравицкие точно не обидят сына деньгами и материальными перспективами.

Может быть, я не права, эгоистично лишая Илью обеспеченной жизни? Может, они осознали и готовы принять его в свою семью? Полюбить так же сильно, как и я?

Додумать не успеваю. В дверь начинает кто-то настойчиво стучать. Так сильно, что я пугаюсь.

– София Андреевна? – спрашивает высокая дама в очках, стоящая на пороге.

На ней белая блузка и темно-синяя юбка миди. За женщиной стоят молодая девушка и мужчина в строгой офисной одежде.

– Да, я, – холодеет спина от предчувствия неприятностей.

– Меня зовут Татьяна Анатольевна. Я из органов опеки. К нам поступила жалоба от соседей о том, что вы жестоко обращаетесь с ребенком, пренебрегаете своими родительскими обязанностями и в принципе не следите за мальчиком.

В первый момент я надеюсь, что они обознались.

С соседями у меня никогда не было проблем. У многих тут есть дети. И двое, и трое. И я более чем уверена, что с их стороны подобное просто не могло прилететь. Абсурд.

Да, может быть, я не идеальная мама, но уж точно не изверг и не дегенератка.

А после вспоминаю, что эти люди назвали точно мое имя. И я только что вернулась от человека, который пообещал устроить мне веселую жизнь, если я не отдам ему сына.

Наверное, стоило ожидать чего-то подобного, но я все же надеялась, что это произойдет чуть позже. Гораздо позже. Что за это время я успею найти выход из положения. Что слова Германа окажутся просто обычной страшилкой.

Признаюсь, наивно и безответственно с моей стороны.

Мне нужно было бежать сразу, как только я вышла из машины. Как только переступила порог дома Кравицких.

А теперь, глядя в бездушные глаза исполнителей закона, я понимаю, что уже поздно. Механизм запущен, и мне остается только держаться.

– Здравствуйте, – выдавливаю из себя онемевшими губами. – Простите, как обращаюсь?

 

– Жестоко и безответственно, – грудью прет вперед женщина.

Отталкивает меня в сторону и прямо в обуви заходит вовнутрь. Следом за ней по очереди идут сопровождающие.

В небольшом помещении на двадцать квадратов, поделенном на две комнаты перегородкой, становится тесно от такого количества народа.

Татьяна озирается вокруг, презрительно морща нос, и останавливается взглядом на Илюше. Подходит ближе, пристально осматривая его со всех сторон.

У сына содрана коленка, на лбу еле заметный синяк. Коленка – результат падения в парке во время прогулки, а синяк остался от игры в прятки, когда Илюша залез под стол.

Любому взрослому человеку, у которого есть дети, понятно, что это обычные царапины для малышей подобного возраста. Особенно летом, когда на ребенке минимум одежды.

Но по триумфу в глазах Татьяны я вижу, что она нашла то, что искала. И на все мои повисшие в воздухе оправдания звучит насмешливое:

– Ну вот же – наглядное доказательство! – Она тянется к ребенку, но сын, пугаясь незнакомых, пятится и прячется за меня. – Он еще и боится. Наталья, запиши: ребенок ведет себя странно, нервно реагирует на посторонних.

– Он вас не знает. И это нормальная реакция для малыша такого возраста! – Подхватываю Илюшу на руки и прижимаю к себе.

Целую в макушку, шепча ему ласковые слова.

– Так, а здесь что? – деловито продолжает Татьяна, подходя к холодильнику. Распахивает дверцу и начинает внимательно изучать содержимое.

Я на секунду закрываю глаза, мысленно матерясь на саму себя. Кто же знал, что именно сегодня на мою голову свалится столько неприятностей!? И именно в день, когда у меня кончились продукты, заявятся органы опеки!

– Я как раз собиралась в магазин, – все еще надеясь на чудо, оправдываюсь неуверенно.

– Ну конечно! А что еще вы могли сказать? Ни молока, ни фруктов. А зачем они, правда? Только деньги тратить, – передразнивает Татьяна. – Ребенок и без них обойдется. Зато бутылочка красненького имеется. Увлекаетесь? – машет она перед носом гранатовым вином, которое еще в прошлом году кто-то подарил на праздник.

Я почти не пью, а именно этот напиток еще и на вкус оказался ужасным. Так и стоял в холодильнике: и выбросить жалко, и пить никто не хотел.

Девушка, что пришла вместе с этой мегерой, фотографирует крупным планом вино и содержимое холодильника.

– Хватит! – не выдерживаю я. Выхватываю из ее рук эту проклятую бутылку, швыряя в мусорное ведро. – Прекратите! Мы прекрасно знаем, что никто на меня не жаловался. И это персональный заказ Германа Кравицкого! Так?

Дама приподнимает бровь, не опровергая и не соглашаясь. Давая мне шанс убедиться в том, что происходящее – дело рук биологических родителей Илюши.

– Соня, дочка, чай готов. Ой, – слышу голос мамы. – У нас гости? А что же ты их на пороге держишь? Заходите, – обращается она к мужчине, статуей застывшему у входа.

– Мама! – выдыхаю обреченно, вспоминая о родительнице.

Понимая, что она пришла в самый неподходящий момент. А зная о ее слабом здоровье, боюсь даже представить, каким стрессом обернется для нее эта ситуация.

Татьяна прижимается к стене, пропуская вторую хозяйку комнаты. Окидывая и ее оценивающим взглядом.

– Наташ, захвати в кадр вон тот угол с кучей тряпья крупным планом, – командует она издевательским тоном своей протеже.

– Соня, что происходит? Кто это?

– Мам, не волнуйся. Присядь. Все в порядке.

– Все в порядке у вас будет, когда вы одумаетесь и возьметесь за ум, София. Поверьте, лишение родительских прав поставит огромную кляксу в вашей автобиографии. И в будущем, если вы решите завести своих детей, – Татьяна делает особый акцент на последних словах, тем самым практически прямым текстом подтверждая мои догадки и опасения, – у вас могут быть крупные проблемы со стороны органов опеки. Мы пристально следим за такими семьями. Поэтому советую не делать глупостей, за которые вам потом придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь.

– Сонечка, дочка, что ты натворила? – охает мама, бледнея на глазах.

Безжизненно оседая на стул и хватаясь за сердце.

– Уходите! Убирайтесь отсюда! Вон! – цежу сквозь зубы, стискивая руки в кулаки.

Едва сдерживая желание вцепиться в волосы этой продажной дряни.

Она ведь прекрасно все видит и понимает.

Останавливает только осознание того, что Татьяна всего лишь исполнитель.

– Подумайте и дайте ответ до вечера. Оставляю вам номер телефона, по которому со мной можно связаться. Поверьте, – смягчается на мгновение железная леди, – жизнь на этом не заканчивается. Вы молодая. У вас еще будут свои дети. А вот не своих… впрочем, вижу по глазам, вы все поняли.

Она оставляет на столе кусочек белоснежного картона с цифрами, кивает своим сопровождающим, и их троица покидает помещение.

Оставляя после себя гнетущую тишину и ощущение полного краха.

– Чай остыл, – нарушает молчание спустя почти десять минут мама. И добавляет следом: – Это за Илюшей приходили, да? И сегодня ты ездила не в гости, а к его родителям, так? Дочка, пожалуйста, не ври мне! Его хотят забрать у нас?

– Да, мам, – отвечаю шепотом. Провожу по волосам своего крохи и почти беззвучно добавляю: – Только я уже не смогу с ним расстаться.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14 
Рейтинг@Mail.ru