Елена Сомова
Пляски калибанов. Рассказы и стихи
«Старость во мне вызывает магический ужас…»
Старость во мне вызывает магический ужас
Жутко смотреть в нафталинный кошмарик старух,
видеть безжизненность кожи морщинистых рук
и неожиданно бледный там свет обнаружить.
Мне в знак приветствия вспыхнет один огонек,
сразу погаснет, как травленый в пепел окурок,
и мухоморная всхлынет пиететура,
сухозастойно взложив побукварный паек.
Немощь страшна даже в юности, если мотор
тихо буксует у въезда на гору познаний,
и так смешны все примочки воспоминаний,
даже закружится, в лед припаркованный бор
денег никчемных – от смерти они не спасут.
Страшное счастье, когда только теплые стельки
сердце согреют, к ребенку затеяв маршрут,
припорошённый пожизненно лютой метелью.
В старости радость поумничать – как морковь
зайцу во мгле затерявшемуся в новогодних
детских концертах, где был и Никола Угодник,
в тайны сердец положивший нам свято любовь.
Просто поумничать вместе, поговорить
и уложиться в расходов поденную квоту,
тихо вздыхая, сучить перетертую нить,
правнукам сладости выдав, как первую ноту
в песне столетий, которую еще вить…
2011, май, 10 – 24 фев. 23 г.
«В борьбе за деньги, славу и вино…»
В борьбе за деньги, славу и вино
вопит сладкоголосое оно,
себя на вы бесспорно величая.
Приятно в мыслях из России уезжать,
предав букеты мяты, иван – чая,
далеких предков, и отца, и мать,
накостыляв обидчикам заочно
и позабыв их телефон нарочно.
Еще приятней с крыши поплевать
на конкурентов, покупая бизнес
почти задаром, обнаружив лизус
на заднем месте. Никого не сомневать
в своей бездарности и написать рекламу,
как умный пИнгвин на своем щите —
законном ложе. Принесли как драму —
дают и в личном офисе поспать
под попугаий чих промяв кровать.
2010, май – 24 фев. 23 г.
«Стая диких собак продолжает свой гадкий сюжет…»
Стая диких собак продолжает свой гадкий сюжет:
рвут одежду в клочки и зубами впиваются в кожу.
Отведу этот ужас – умолкнут поганые рожи,
и чернила просохнут мои, не задев их манжет.
Русской травли расправа вершит свой срамной самосуд.
Гаснет радость в глазах, и о стекла царапают звезды.
Водяные кукушки размыли по веточкам гнезда, —
за скорлупками взглядов овечью отару пасут.
Вечен междусобой – не протиснуться сквозь скоторяд.
Бородатые дебри кишат своей трепаной шкурой
и чужую загадят, – смотри, у прилавков стоят
и торгуют своей оцифрованной литературой.
Тихий ужас глядит в моровую Россию – дыру,
где пускают по кругу, спустив полосатые гольфы.
Обнуляя духовность, повытрепанные эльфы
в бредоверти смакуют благую для блефа пору.
2011, 1 мая
«По змеиной тропе, давя одноглазых гадюк…»
По змеиной тропе, давя одноглазых гадюк
в целомудренных лупах, надвинутых прямо на темя,
дабы задом провидят, я двигаю свое время
по шкале Мандельштама. Прозрите поэта! О, трюк
распознать гениальность в другом, и принять, и понять,
не обидеться, что он талантливее и умнее.
Из людей делать монстров легко недоверьем, и злее
вам не будет попутчика, шпагоглотателя слов.
2011, 22 марта
«Безлико дни проносятся в молчанье…»
Безлико дни проносятся в молчанье
как выделкой наружу обещанье
с гравюрой обесцвеченных надежд.
Нутро пустот нули несет по кругу
и навевает зябко песню друга
о воздаянье. Дух лапшички свеж.
Лапша наушная развешена красиво
на так доверчиво подставленные уши
лукаво загребающей рукой…
Так пересвистываются травинки
в болотных жижах, капая с рассвета
и передергивают узел лета
под писк птенцов людей: «Тепло, постой!»
В трясучке зимней вспоминая солнце,
в тьме безнадежности строгая память,
когда, чего и сколько упустили,
куда теперь, да и к кому бежать?!
И ходит яд: цикута ли стронций
в гнезде надежды. Как тут не полаять,
когда все должники себе простили?
Мне ль их лапшу на вилки собирать?!.
«Колбасные культуры менеджмента…»
Колбасные культуры менеджмента
усердно распальцовками листают
поэзию. То дань эксперимента
привить еду к культуре. Застрелюсь.
Пока мозги поэта в снах витают,
у культуртрегентов счета не тают,
как только приземляются – так «здрасьте!»
Деньгам салют! Святой воды напьюь.
Дебилам книги режут, словно булки,
фальшивки – соглядатаи процесса,
оберегающие мир от стресса
и чтенья моих подлинных стихов.
Прогрессом одурманенные умки
от мыслей чешут в кошельке и сумке, —
их мысли угнездились по прорезам
их портмоне. Каких еще вам слов?!
Вам не найти заступников святым
«Господа импотенты…»
Господа импотенты,
доктора пучеглазых наук!
Умер от спешки
самый назойливый потный паук!
Брил он подмышки
лезвием бабки безглазой своей,
мглы инвентарной
с полуэкватором к горлу соплей.
Выложен в доке
с частью от спутника Колобка,
и на флэшмобе
мнёт сервированного петуха.
Так было надо
всей королевне пернатых морей,
выгуляв стадо,
можно дойти и до упырей.
Здрасьте, Клыкуни,
весь распоясанный мам-пап-клан,
злые гаргульи
добрым оттачивают вигвам.
Листиком свежим
в пятнышках первой большой любви
дергают перлы,
нежа лучи фруктовой зари.
16 – 18 февраля 2023 г.
«Хищник обыкновенный…»
Хищник обыкновенный
сластолюбивый игрец на дуду,
праведник пленный,
спесь избывает в эдемском саду.
Брызжут гормоны
в стороны света – как птицу – лови
хлюстовы стоны
о затерявшейся где-то любви.
В парке сомнений
пережимающий вены вопрос
тайны Вселенной
неандертальски затейливо внес
в толстый футлярик
для мумиёвски печальной дрыхнИ.
Выспись, комарик,
сдача анализов. Разотри.
16 января 2023 г
За что?..
За что нас ненавидят мужики?
За то, что им детишек нарожали
и мучились, растили вопреки,
слезами омывая век скрижали?..
За что судьба, как пестрый арлекин,
Из сердца вырывая свет и радость,
глумится, отнимая жизни сладость
из ощущений счастья, если свин
все топчет, хрюкая, как пьяный арлекин?..
10 фев. 23 г.
«Здесь каждый лепесток любви в крови…»
Здесь каждый лепесток любви в крови
несбывшихся исчерпанных желаний,
а для сомнений в свете оправданий
искать устанешь в голубой дали,
где не твои пенаты расцвели,
и не твои детишки торжествуют.
Твои устали ждать просвета. Дуют
туда, откуда лишь фигура «Се ля ви»
по-русски, так что хоть страдай, хоть что —
уйдет твое для счастья жизни время —
и не вернешь цветенья хризантемы
в пушистых волосах, и ждать грешно
в конце пути. Ждать приза от судьбы,
когда уж внуки скоро оперятся.
А ты ждешь в пустоте оваций
вдруг импульса, свечения волны.
Голь перекатная катает в волнах свет,
и этим светом сердце кормит разум,
чтоб не сорваться в пустоту простраций,
непониманье мира, где кастет
и правосудие всегда вершит
в тумане, где лишь мертвый не грешит.
28 июля 22 г.
«На белом небе развевались птицы…»
На белом небе развевались птицы
как флаги черные во всё крыло.
Я вспоминала всех любимых лица,
которым меня видеть не дано.
В делах несуетных бравада волка —
побольше хапнуть – и бежать в свой лес.
Как вор, укравший судьбы втихомолку
у добрых дур, дающих на развес.
Позорных премий полигон и казни
дымящейся от зависти слезы
и в зеркале творимом безобразье
не выраженной боли—полосы
на коже. Не рубцованные раны
своей полузабытостью сквозят.
Это не сердца взорванные шрамы
отображают сотни раз подряд
мгновенья лучезарного подъема
до верхних знаков голоса и нот,
когда отчаливает лодка от парома,
слуга Харона быстренько гребет.
Угробив юность, не надейся: старость
не выдает авансов, как мешки.
Теперь судьба – болезненная вялость,
гнилье корней и хмурые смешки,
питанье раны смертью, главной раной
напополам с «живительным» плевком.
И вечно длится исполненье кармы —
грязь на стекле ответственным дымком.
Верблюжьи шеи и рога крутые —
садись в совет, пока продляют шанс.
Лгут безголовые, сверкают золотые, —
всем раздадут моей судьбы аванс.
Гребите, щедрые на обещанья,
и лицезрейте атомный щелчок.
Жизнь – это варево и состязанье,
а не в саду божественный сверчок.
Гремите тушами и удила грызите, —
и вашу скачку прессе не догнать.
Устали в свой кружок рекламой звать
увидеть ваши чучела в зените.
Чудовища твои амбивалентны,
сквозь оргстекло не видно их в анфас,
не выражают в целом сантименты,
а бьют безбожно в фейерверках фраз.
И по кровИ скользя вдоль их прилавков,
не взвешивай толченые нули.
Им тебя видеть без гроша так сладко, —
не приближайся к злобе и не зли
тореодорски. Ветряное право —
молоть всю чушь и правду – пополам,
убийственную суть шальной оравы
и бывшую страну, теперь – бедлам.
Стегайте в кровь все согнутые спины,
вам не найти заступников святым.
И даже если вы во всем повинны,
вам все простит ваш главный херувим.
Нам не зарплаты выдадут – расплаты,
И от зари мы гнемся до зари,
искать на удаленке ваше злато —
перебирать баранками нули.
На ярмарке тщеславия загоны
сквозят ублюдками и трепом на крови.
И все от них притоны и препоны —
разврат их душ. Болит?! Не говори.
13 февраля 2023 г.
«Затяни хоть какой новомодный мотив…»
Затяни хоть какой новомодный мотив
ты упрешься в оптический берег азарта,
но с другой стороны. Потерять узел старта —
это крах и начало стыда и вины.
Конкуренция – это биенье копыт
по твоей голове, и над уровнем крови
ты увидишь обломки любви, – старты боли.
Разбиваешь судьбу о случившийся быт,
Говоришь: «Так случилось…», и чья в том вина,
что тянулся далече, а взял половину,
да и то слишком близко. И слепок из глины —
твоя маска лжеца вместо вида лица.
Сущность, правда, пытаться и биться должна.
Не узнать резонанса без точного пульса, —
держишь руку на нём или выше? Обуйся.
Обнулился – иди, куда шел. И споем,
когда вызреет тема, в которой дым вился
и светлел золотисто небес окаем.
28 января 2023 г.
Во имя света
Испепеляйся в праве быть собой —
не самым лучшим и не самым худшим,
и не тащи трофеем, будто туши,
весь ворох недовольств, претензий. Злой
не привлекателен. Творец руин —
не фараон, разбивший пирамиду,
а жрец-могильщик, в пламени Фемиду
просящий о судьбе, как золотой павлин
о цвете радуги, когда могильный червь
обвил, как пуповина того света,
и тянет в сплин, в руинах интернета
взять настроенье. Перерезан нерв,
но тряпка движет по инерции, шутя
над ветром: быстро сорванной афишей
сигналит, обмотав твой дворник. Лишний —
не значит, никакой. Борись, любя
и ненавидя, но не лежа в трупной зря.
10 фев. 23 г.
Психологическое фото
Опасен, как причал разбухший,
и шаг навстречу – как обрыв.
Увеселяющее душу
в тебе открыло марш – прорыв.
Как нападающий на поле,
ты будто хочешь мяч отнять.
Баранкой, скрюченной от боли,
ты бьешь других, клянущий мать.
Увы, для злобы нет привета,
и слово доброе, как ложь
в душе, лишенной силы света.
Ругательствами – невтерпеж —
ты сыпешь, засоряя душу
и заслоняя полумрак
до полной темноты. Наружу
не высунешь свой зодиак,
пока в кипящей магме злобы
расплата движет, как мотор,
нося характер свой особый
и жизни вечный произвол.
6 Февраля 2023 г.
Опера нищих
«Зима, мандарины, козлы…»
Зима, мандарины, козлы
крадутся вдоль всех парапетов
и деньги считают взахлеб.
Конечно, в другом конце света
немного другие носы
и профилей тоньше полет,
и крутит всей жизнью планеты
крыло синей птицы, и льет
воды родниковый сатрап.
Он шею пониже склонил —
губами к прохладе – но как
достать кристаллический лед
вдоль сада высоких перил?
Он их никогда не пройдет —
Он вцепится пальцами, – вот —
И будет тянуться к водичке…
Не сразу, но будет полет —
об этом напишет он в личку, —
что падает, – и упадет.
А друг, зажигаючи спичку,
в воде сварит с солью яичко
и на золотой скорлупе
напишет стихи, в потолке
читая все мантры, как птичка.
23 ноября 2022
ОПЕРА НИЩИХ или РОЖДЕННЫЕ ИЗ КЛЯКС. Рисунок Елены Сомовой, 2022 год.
«Весь удавочный комитет человекозавоевателей…»
Весь удавочный комитет человекозавоевателей
сердцевеет флажками, дракон их возьми, эстафеты.
Как сияет восход! Как закат в аду замечателен!
Будто в дамской курилке вонючие сигареты
не затушены, и отваливаются кончики
отыгравшего пепла, почившего авторитета.
И дымит разлинованной речки рубаха
промоченная
на вместилище страха,
где башкой нашла нефть притянувшая землю комета.
И все машет крылами давно прилетевшая птаха.
Негде птахе присесть:
не бронировала по космической связи.
Наморгала в насест
Слез невинных для высшего князя.
И сползает в кювет после родов на главной дороге
Баба мира, сложив по-египетски ноги,
пока спали на плахах – все в крошках —
олимпийские окольцованные носороги.
Зигмунд Фрейд разберет, что творится в их тлей недоеденных бошках.
1 июля 2022
«Мир в дреме, в дреме…»
Мир в дреме, в дреме
Вышла из ботинка
Одна бликоликующая мышь
И пляшет, как поп-корн на сковородке.
И радуга по стенам.
Поглядишь —
Сквозь радугу в восторге осязания
Щебечет ложь, сложив павлиний хвост.
По замыслу борьбы есть перекос,
И уповают агнцы на заклании,
В ладони тыча васильковый нос.
11 Октября 2022
***
Узнать, что творится у нас в Голгофе,
Немудрено после крепкого кофе:
Уже организм пережил отчизну,
как тот инсультник в предсмертной клизму.
«Свиная лазерная пушка…»
Свиная лазерная пушка
В окне сидит уже с утра.
Как тьмы болотная лягушка,
Седалом думает она.
Конторская тупая грымза
Укоротит любому век,
С кем сталкивается без визы.
Так оглупленный человек
На тонущем пирует судне,
Болотной жижей не давясь
привычно,
в день свой страшносудный
царит и княжит, не крестясь.
Обобществленные владенья
Высасывают жизни всех,
Кто попадает на съеденье
Под варварский кривой лемех.
19 июля 2022-07-20
«Брошенные имперской знатью…»
Брошенные имперской знатью
ради их сраных карьер,
бродят и ищут дорогу
безглазо среди химер
настоящего. Прошлое —
заблуждение сфер.
Пащенки Санчо Пансо
Копья вострят с галер,
Зная, что им не светит
В этой системе мер.
Блеют в наглазниках овцы,
Тянут губы к траве:
шиш вам! Где амазонцы —
там и листва в дерьме:
высрались на ромашки —
и со щитами прыг
в сытные «от государства»
дарственные прощелыг.
Жрите скорей пирожные —
Слопает вас (ме… ме…) диа-бред (на обед)
Вместе с карьерной лестницей —
В небо шатких побед.
Нищие куртизаны,
Освободи дуракам
Место за партой, залы
Для расстановки нар!
20 авг. 22 г.
Из сна
Приснился замурованный в чердак
Галапагосский выболтень науки,
Пугливо чешущий отравленные руки
Антибактериальным для макак.
Забросил в море человечий знак,
Любовь опознающий без ищеек,
Теперь же ищет в реках перешеек:
Застрял там, может, сердца зодиак,
И отражая звезды, камышит
В зеркальных водах: то Персея щит,
в который он смотрел, рубя Медузу
Горгону.
Озираясь на ослов,
Найдет ли выболтень кроссворды слов
На панцирях, свободных от короны?
15 авг. 21 г.
Легкий завтрак Пети в семейном лайнере
Сегодня день осеннего равноденствия Солнца.
Солнце пересекает небесный экватор.
Пересекая земной экватор, Петя с женой ругаются матом:
Все так не просто в люкс-классе босса,
Тяжесть глотания яств в кресле
Так не легка, что слышит Люфтганза,
Как его рвет носками под Брестом,
Ухаря Петю. Он пишет стансы.
Интеллигент с банным тазом глубоким,
С веником жизни голубооким.
Петя удобно сместил экватор,
Как и его сместили когда-то.
Были на службе толстые тети,
Грязные дяди шли с жирной упряжкой
Русых гнедых секретарш. Вы поймете,
Что значит рядом смачные пряжки
С гипсовых слепков наследников Коти,
Серого Коти в синей Тойоте.
С матом легчает жизнь вне багажной
Недоэссенции счастья поклажи.
Не в кабаке хвост русалки-селедки, —
Чай в самолете на жизни излете —
Это вам не имбирем по рису
В пленке от рыбьей шкуры – не крысы.
Слава всему достославному рису!
Дайте жене половиночку миски, —
Это вердикт. Знак восторга и икса.
Прямо почти в салате редиска!
– Ешь, только быстро.
23 сен. 22 г.
«Поэтов, как котиков гладят…»
Поэтов, как котиков гладят
По шерстке рифмованных строк.
Погладил – и ты в шоколаде,
Любимец, привратник стихов.
Один гладиатор умелый
Всех выгладил, позже – слинял
Лечить аллергию и нервы
На стадии сна фудзиям.
Погода про лето шептала
На ухо потерянных глаз,
И жизнь в тишине краснотала
До юности ввысь поднялась.
Вот там-то ее и скрутили
Мочители наших сердец,
А после табличку прибили,
Мол, здесь проживает истец.
И люди, берущие палки,
Чесали в затылках: «Зачем?»
Вот в этой смирительной свалке
Ты мозгом до крови вспотел.
Твой испепеляющий разум
Вулканом надежно гремит
И чертит короткие фразы,
Где тянущий лямки бандит
Считает себя человеком,
Родясь под забором страны
У самого синего века,
Своей не почуяв вины.
9 – 10 июл. 22 г.
«Нам, толстым, не везет…»
Нам, толстым, не везет
Мы движемся, как слоник,
И нити ткани лопаются вслед.
Была б худее – завела бы домик,
Пыряла б в нём, как вол, пока скелет
не крошится, пока дымящей новью
порадует кораблик ветровой
и принесет мне аромат с любовью,
и окунет в блаженство с головой.
По голограмме облака над сушей —
Пушинки тополя настойчиво летят
И открывают чакры, лица, души,
На озере пух маленьких утят,
Восторги бархата травы, богатой
на ощущенья: и прохлада в зной,
и гамма клевера – он вездесущий! —
брусничным цветом услаждает взор порой.
Нет крови на моих стихах заклятых,
Кишок, дымящихся и скальпеля, взасос
кромсающего мякоть плоти, смятых
вонючих простыней. И вот вопрос:
я, не бывавшая в анатомичке,
однажды посмотревшая кино
про внутренности, приставляю спичку
к цикорию конфорки, ни одной
попытки суицида не свершая,
самоубийца я в глазах людей:
диету прочат и вагоны чая
дристосного, – пей сам! Учи врачей!
Я ж не могу писать на унитазе,
И жить в обнимку с ним, за три часа
До полдника не съесть обед в Камазе
И взвешиваться после на весах.
Я лучше затоскую по любови,
Повою на юпитер в час ночной,
Потом умру рассветною порою,
А после – на работу с головой.
Нам, толстым, повезет на распродаже
Резинок для трусов – метраж большой
За маленькие деньги. Маша тоже
Купила про запас вместе с лапшой.
Идем по рынку, словно бы богини
Индийские, ну, или же слоны.
«Слонихи» – так со школы нам забили
Цепь погонял среди обжорств страны,
В которой не было ни мяса ни колбаски,
А были макароны и кефир.
И в транспорте мы уминались в тряске,
И до сих пор орем чуть что: «За мир»!
В колдобинах дорог бензин недешев,
А жизнь дешевле пятака свиньи,
Простые мы, как монументы трешниц,
Бежавших от диет и просьб семьи
Не жрать под вечер, ночью и под утро,
Когда дрозды диковинные спят,
Лишь дядя Петя дрелью сверлит что-то,
И за спиной родители стоят.
Сверли, Петюша, хоть стену, хоть крышу, —
У нас починят – только жэк проспит
Полдюжины аварий. Третий – лишний,
Но у жены сосед в душе болит.
Она не толстая душой и телом.
Вот, похудеем – и нагоним. Ей
Сосед несет покушать между делом,
А ты с диетой. Кто тебе родней?
Я фитнес-леди стану непременно,
Вот в этой жизни свой шашлык доем,
И сразу спать. Сон снится офигенный, —
Я в нем богиня! Слон идет в мой плен…
25 июн. 22 г.
«Доблестный критик не разбирает нот…»
Доблестный критик не разбирает нот
режет по булке текста любвеобильно,
резкий маньк-убийца, кровавый ход
испепеляющ. Движется семимильно
по текстографике века. Земной маршрут
ставит на водные лыжи сопливых асов, —
эти откритиканят во весь редут.
Им свежий замысел – сочные ананасы.
Но всё мельчает кладка мастеровых,
всё пустоту толкут грамотейцы штата,
изобретая ложь и ее маршрут
до адресата.
16 – 18 июл. 22 г.
Елена Сомова. Рисунок из цикла «Критики».
Экскаватор
Раздолбаями полон расчетливый мир.
Бред сумятицы и мирового восторга
Отодвинуты, словно борьба за эфир.
Всем понятное лето. Грибница парторга.
Он натырил с народа, что мог, и теперь
рвет клубникой от не состыковки металла
и характера, в коем лишь страсть отобрать
и по матрице жрать образцы, как сметану.
Хищный спрут, он талантливо врал и подлил,
тихой сапой под юбкой жены укрываясь
пред натурой, с которой рвал жилу, искрил,
пыль пуская в глаза, надрывал стыда алость,
как билеты в театр иль талон отрывной,
за которым рвались вороватые пальцы
и мусолили, сок выжимая. Засранцы
так всегда поступают, борясь с сатаной,
но они-то и есть он. В подвале души
расскребёт свою дверцу наверх, – и в восторге
от содеянной подлости. Варвар при торге.
Знаменателен финиш повисшей лапши.
Всем понятное – лето, малина, укроп,
Земляничный сироп в облепиховой давке.
Нюхай, деятель зла, вороную удавку,
В коей жизни губил. Вот пожатый твой сноп, —
Забирай и отваливай в царство вранья
с хвастовством, подрекламленным сквозь паутину
мирового господства убогих кретинов,
проповедников лжи ради денег. Свинья
пустомелит и жатву гребет под себя.
И очнувшись, еще больше хапает смело.
Так бы совесть с охапкой лжецов осмелела
и ударила в бубен отваги, звеня
пограбленьями, вырванными у людей
их деньгами на жизнь. Экскаватор гребет
и гребец выжимает и камень и лед.
Вот и вся экономика грязных свиней.
27 июн. 22 г.
Сады Семирамиды
Богиня тщеславия
Изысканно откинув темную прядь с плеча, дама презрительно повернула головной отросток прямо, и неожиданно осклабилась. Ее губы выражали одновременно и неотвратимое презрение и сожаление, нечто похабное проскальзывало в ее лукавстве и резких жестах, ладонях ее рук, более похожих на холодное оружие, нежели на матерински нежные с пухлыми подушечками руки женщины.
Последний жест, над которым всплакнул бы режиссер Товстоногов, был наряд в цвет стула. Это была точка накала: темное бордо платья отливало отчаянием и наглостью в сочетании с такого же, цвета театральных портьер, стула, возвышающегося над плечами. Этот унизительный трон снежной королевы с примесью запаха провинциальных помоек, не иначе, был поставлен специально для офисного спектакля, с помощью которого она выразила свою карьерную прыть.
Не голословно и непременно в такт кивания головы, которую она с удовольствием бы поместила на плечо некоего орла, хваткого, игривого и готового пасть к ее ногам и смотрящего, как на пещеру Аладдина, в ее рот, изрекающий приказы высшего порядка.
– Вы идите, а я останусь! – гордо вскинула она плечи, готовая сразиться с монстром капитала. И в темно-серых, подернутых пеплом, глазах запылал восторг труда.
– Прощайте, мадам, – ловко вскинул бы фальшивыми эполетами, расшаркиваясь со снежной королевой, капитан ее гвардии, но задел рукой, несомой к виску для отдачи воинской чести, канделябры пальцев ея несогласия с его готовностью испариться из этой преисподней ее театральной гримерки, где она впаривала в мозги постулаты Проперция всем посетителям.
Но перед выходом на свежезагазованный воздух, мумифицированный ее памятью орел воскликнул вдруг в восторге единения мечты о былых страстях, исковерканных сильными мира сего:
– Клюква в сахаре, мадам!
И протянул широким жестом коробку лакомств.
Шары ея величества выкатились почти на плечи и напоминали базедову болезнь. Даме стало явно не по себе, и бесподобный вопль алкающий сладко-кислого, огласил просторы офисного склепа:
– Какая няма!
Снежная королева слегка привскочила на стуле, схватила коробку с ягодой, собранной на отечественном болоте и осахаренной в антисанитарных условиях, и припустила прыть всеядства.
«Оставалось только объять ее труп», – думал беженец, расталкивая несчастных в коридоре почетной гвардии будущих ее трупаков, ежедневно насилуемых ею бравурными мечами рекламы.
Снежная королева еще готова была толочь песок ее стеклянных речей, и долго любоваться собой издалека. Она думала о своей начитанности правилами и догмами, и о своей неотразимости в зеркалах глаз кавалера, выбранного ею для отработки щитовой рекламы на пластинке ее единственной извилины, неукоснительно следующей постулатам, высиденным в яичной кладке нового трудового кодекса. Ее беглую жертву покоробила судорожная готовность вцепиться в его личную жизнь, и волочить его за собой, подобно тройке лошадок в упряжке.
«Куда вы?..» – мелькнуло в кинематографической памяти поколений любителей синематографа.
«К морям! К морям и океанам моих слез…», – отыгрывала она сухой огонь своих слез, высохших в углах глазных впадин.
Министр ея величия разлегся, как пьяный факир в подножии сцены, и ковыряя пальцем пол рядом с креслами зрителей, тронул нос крысы, шаркающей хвостом в подполье.
Она не напугалась, играя, – привыкла, видимо, к переменам внимания ее партнера в противоположную строну. Там было венецианское стекло колец на ее пальцах. Кольца змеи из тухлого сундучка ее покоев огибали сознание жертвы и магически завораживали, напрочь лишая воли и ведя к полному беспамятству.
Воплощаясь в зрителях, дама снежной воли щекотала невидимой стенкой, отгораживаясь от призраков страсти. Натыкаясь на эту стенку, ее невольные зрители брали антракт и бежали к морям, расположенным подальше от ее окальцинированного дома души, – суть палатки над пропастью дел ради заработка и уважения, а может, страха перед нею.
Когда она снимала грим и возвращала себя кровати, мелкая дрожь хватала ее и влекла в бездну лекал, по которым она кроила людей и выносила их за скобки, подводя черту под их судьбами.
Под всеми сразу и одновременно. Только так она могла раскрепоститься и уснуть. А жертвы ее самолюбия мечтали о том, чтобы она не проснулась никогда, и тогда им не пришлось бы до резей в мочевых пузырях, засиживаться перед нею, сочиняя подарок-избавление. Когда надумывали спиртное, она резво хватала бутыль за горло, и душила несчастный пузырек ея мечт, терзаемая жаждой. Но чаще это были конфеты, и она ела их быстро и жадно, как память о любви.
«Ох, скорей бы заткнулась и отпустила», – думали жертвы богини тщеславия, а она мастерки прощупывала своим лазером ветерана трудовых боев за цивилизационный комфорт бытия, и влекла жертв в комфорт подобострастия.
2 июля 2023 г.
