Елена Соковенина
Системные ошибки Д.Т.

Дядя Тёма пишет стихи

Однажды дядя Тёма шел по улице с Аней – он ее из школы забрал. И рассказывал, как делаются сосиски. Как вдруг – ой! – провалился в люк. Там на дороге с люка крышку сняли.

– Анька! – кричит он из-под земли. – Руку дай!

Аня задумчиво говорит:

– Какой ты смешной, дядя Тёма!

Но руку дала. Дядя Тёма вылез, отдышался и говорит:

– Я стихи сочинил.

 
Плохо быть кенгуру
Хвост не лезет в нору.
Он наружу торчит,
Выделяется,
Все прохожие удивляются.
 

– Хм, – сказала Аня. – Только ты больше не делай так, ладно?

И они пошли дальше.

– Слушай, – спросила вдруг Аня, – а сколько тебе лет? Ну, вообще – сколько?

А дядя Тёма ей:

– Шестьдесят восемь.

Аня говорит:

– А-а. Ну ладно.

Так они шли, шли, и тут он как рявкнет:

– Анна! Ты что, совсем сдурела?

– Нет еще, – говорит Аня. – А что?

– Ну, ты посмотри на меня! Какие шестьдесят восемь?

Аня вздохнула и остановилась.

– Ну чего? – говорит. – Чего тебе? Ну посмотрела, и что? – Дядя Тёма бросил на нее грозный взгляд.

– Да пошутил я! Сорок два мне, курица ты слепая!

Аня подумала и говорит:

– А-а. Ну ладно.

Вот они пришли и сели за математику.

– Так, – говорит дядя Тёма, – что там у нас? Деление в столбик. Очень хорошо-с. Я тебе вчера все объяснил, давай теперь сама.

Аня в носу пальцем покрутила и говорит:

– Ладно. Сейчас.

Написала в тетрадке: «45 678 разделить на 567» и сидит. В окно смотрит.

Дядя Тёма подождал и говорит:

– Ну?

– Сто, – говорит Аня.

Там по двору кошка шла.

– Анна, – говорит дядя Тёма, – ты что, с елки упала? Какие еще сто?

– Ну, двести семьдесят, – говорит Аня.

Посмотрела, что дядя Тёма сидит мрачный, и поправилась:

– Ну ладно, ладно. Сто тысяч!

Опять посмотрела. Дядя Тёма был уже немножко не такой мрачный.

– Ну, – говорит Аня, – тогда девяносто.

– Чего – девяносто?

– Девяносто тысяч.

– Подумай еще.

– Ну, или восемьдесят.

– Восемьдесят тысяч?

– Ага.

Дядя Тёма выдохнул, как кит, откинулся на спинку стула и говорит:

– Нормально. Пиши теперь свое деление в столбик.

Аня посмотрела в тетрадку, опять сказала «ага», взяла линейку, провела линию под «45 678» и опять сидит, в окно смотрит. Там кошка в песочнице лапкой ямку копала.

– Та-ак! – говорит дядя Тёма. – Все понятно! Опять гадала, гадюка габонская? С печки спрыгнула, в сапоги попала? Пальцем небеси проковыряла?

Но тут под ним стул сломался.

Дядя Тёма пробормотал: «Проблемы со стулом», – встал, стул заново собрал и клей потребовал. Потом над столом нагнулся, на бумажке решение написал и домой пошел.

Поздно уже было потому что.

– Вызывали? – спрашивает он на следующий день.

Аня говорит:

– Ага, вызывали.

– Двойку поставили?

– Нет, – говорит Аня, – не поставили.

– Забыли, что ли?

– Дождешься, – Аня даже фыркнула. – Как бы не так. Тройка мне.

Дядя Тёма присвистнул.

– Это за что же? – спрашивает.

А Аня ему говорит:

– За то, что я слишком умная. Что ты смотришь? Да что ты ржешь-то? Ну не совсем же я дура.

Тут как бы и возразить было нечего.

Страх и риск дяди Тёмы

В новогодние каникулы все разъехались кто куда. Аня, например, уехала с родителями в Финляндию. А дядя Тёма дома остался. У него ангина еще не прошла.

Анин папа ему позвонил и говорит:

– Да. Да. Нет. Да нет. Да нет. Да нет.

Аня подергала его за рукав, но папа отмахнулся, и она стала играть вокруг него в поезд. Потом в лошадку. Лошадка скакала галопом и уже в единорога превратилась, а папа с дядей Темой по работе разговаривали. Релиз, говорят, релиз, а конь не валялся. Аня вокруг папы скачет – папа за ней поворачивается. Поворачивается такой, поворачивается, а сам в телефон говорит:

– Куда уехала? А. Ну да. Ну да. Так ты один совсем, что ли?

Тут папа помолчал, а потом такой говорит:

– Ну давай. Ты там с голоду не помри только!

И положил трубку.

Тем временем дядя Тёма готовился к Новому году. Он все прибрал, обмахнул тряпкой гипсовую мушку-дрозофилу, засунул в шкаф чугунный крюк от ворот, резиновому слону на полке придал правильное положение. Потом нашел под столом расческу и отнес на полку в ванной.

Потом он нарядил елку. Включил лампочки. Лампочки сияли и подмигивали.

Тут дядя Тёма вспомнил, что стиральная машина тоже со вчерашнего дня подмигивает, и в ванную побежал. А потом ему в голову пришли стихи. На кухне, когда он утку в духовку ставил. Дядя Тёма побежал, чтобы их записать, но оказалось, что, пока бежал, все забыл. И никак не вспомнить.

Совсем никак.

Дядя Тёма разозлился и обиделся. Еще и телефон под руку пищит: сообщение кто-то прислал.

– Верблюды многогорбые! – зарычал дядя Тёма. – Свиньи морские летающие! Страусы ужасные! Лемуры бестолковые! Бородавочники безногие!

От злости он решил не читать сообщение. Но потом все-таки его открыл. Сообщение было от Ани.

«Купила лакричные конфеты, чтобы ты не помер с голоду».

Дядя Тёма очень любил лакричные конфеты. Правда, как раз сегодня он принял железное решение: раз и навсегда покончить со сладким. Поэтому он съел один (1!) кусок пирога, два (2!) маленьких пирожка с вареньем и мармеладку одну.

И четыре печенья напоследок. И всё.

Дядя Тёма долго думал. Он прочел сообщение про лакричные конфеты двадцать пять раз, а потом ответил: «Соленые или сладкие? Леденцы или ириски?»

Аня ответила через минуту: «Всякие разные!»

И на дядю Тему такое вдохновение нашло, что он тут же написал стихи. Но не те, которые про утку, а другие:

На свой страх и риск я накушался ириск.

Когда Аня приехала, дядя Тёма уже здоров был. Аня ему сперва не поверила, но он вставил себе в рукав чугунный крюк от ворот и громко закричал:

– Р-р-рому, канальи! Свистать всех наверх!

И Ане подарок подарил. Ногу от скелета. Гипсовую, правда, но это была еще хорошая нога.

– Режим дня? – переспросил дядя Тёма. – И чего тут такого сложного? Ты не можешь описать свой режим дня, что ли?

Описать режим дня Ане по окружайке задали.

– Ну, ты же представь! – Аня постучала себя по лбу. – Что я напишу? Что у меня подъем с семи до семи сорока пяти, а потом сразу начало уроков? А где утренняя гимнастика? Завтрак где? Умывание куда девается? Или мне написать, что время отхода ко сну – час ночи? Если папа вовремя планшет отберет.