bannerbannerbanner
Вокруг да около, заметки Сокола

Елена Соколова
Вокруг да около, заметки Сокола

Полная версия

ПОСВЯЩАЕТСЯ ВСЕМ СЫНОВЬЯМ



Сыну



Когда-нибудь, когда меня не станет на земле,

Я уплыву на белом корабле

Туда, откуда никого не вернуть.

Мой сын возьмёт тетради и пластинки мои.

И я смогу с ним говорить о любви…

Катя Гордон


Мы должны держать глаза открытыми и видеть, когда стоим на распутье, ведь столько дорог на нашем пути: тропинки, боковые дорожки, разные возможности.

Туве Янссон

Вступительное слово

Долгое время я слышала, какие мои рассказы потрясающие и что мне непременно следует издаваться. Я прошла путь от состояния, когда всему этому не особо верила и не принимала всерьёз, до осознания, что книга, собственно, уже существует в виде разрозненных постов в соцсетях, и она действительно классная. И моя задача – искать издателя.

Но каждый раз, когда я представляла, как «стучусь в двери» к издателям, у меня буквально начинались зубная боль и ломка. Я прекрасно понимала, что рассказы подвергнут редактуре, переиначат, уберут смысловые акценты, исправят все эти мои нелитературные словечки. Такое уже происходило каждый раз, когда я принимала участие в каких-то писательских марафонах. Кураторы просто брали и переделывали мои истории в нечто другое. От этих мыслей у меня сразу пропадало желание что-либо делать.

Решение пришло внезапно во время очередной тренировки в бассейне. Я просто увидела для себя совершенно неожиданный вариант. Это было как яркая мощная вспышка в мозгу. Я МОГУ ИЗДАТЬ САМА СЕБЯ. И это не должно стоить дороже денег. Проект будет не коммерческий, чисто для своих по себестоимости, тираж небольшой. Ну, в крайнем случае, я просто сделаю «еврейский ход» и до конца жизни буду дарить свои книги близким на день рождения.

И когда я всё это придумала, то сразу полюбила проект всем сердцем. В него пошла энергия. Я, забросив все дела, до боли в спине часами просиживала над редактурой, придумывала концепцию, читала, смеялась и плакала, вновь переживая события минувших лет, немного волновалась, но всё равно отчего-то была уверена в успехе. Это было нужно мне, и я верила, что это будет нужно вам!

В этой книге собраны все истории за девять лет. Они расположены в обратном хронологическом порядке – от самой последней к самой первой. Они про мою семью: меня, мужа, наших сыновей и кота Гришу. Можно проследить весь мой писательский путь, посмотреть, как менялись и я, и тексты. Я намеренно не стала переписывать ни одной буквы (хотя признаюсь, соблазн был).

Мои истории очень личные и искренние, в них заложено много любви и принятия, веселья и грусти. Я бы хотела, чтобы, отправившись в этот читательский путь, вы позволили себе расслабиться и от всего сердца смеяться и плакать, как делала это я в процессе создания.

Я благодарю каждого, кто был рядом всё это время! Знайте, я с восторгом замечала каждые ваши отзыв, сердечко и смайлик.

История сто тридцатая. Про кулинарию

В детстве, когда я говорила, что хочу лепить из теста, бабушка отвечала мне, что тогда даже голова будет в тесте. Именно этим фактом я и оправдываю свою нелюбовь к кулинарии: эмоциональной травмой и отсутствием благословения со стороны женского рода.

И я до сих пор отчаянно избегаю контактов с сырым и склизлым.

Игорь вот совсем другой.

Вчера вечером он пёк пирог. И первым делом закатал рукава и погрузил руки в миску по самые локти. Он поговорил с кефиром, ласково погладил яичные желтки, смело сыпал и мял, мял и сыпал. И фигня, что это был бисквит.

– Ещё муки? – спросила я, озадаченно глядя на действо.

– Погоди, сейчас потрогаю и пойму…

Я молчала и не вмешивалась. За 12 лет я наконец поняла, что восприятие информации у сына идёт через какой-то другой канал. Не как у меня – с опорой на логику и авторитеты, а как у папы – через творчество и тягу к экспериментам.

Муж стал было давать совет, что надо разровнять край коржа вилкой. Сын возразил, что тесто нужно просто погладить.

Погладить…

Это прямо что-то про безусловную любовь.

Когда еда сырая и разрозненная, я исповедую принцип социопатии. Я не глажу тесто, не целую будущий борщ в дёсны, не справляюсь об эмоциональном состоянии запеканки.

Максимум, что я могу, – это отчаянно фрустрировать на тему своей кулинарной бесталанности.

Ещё могу есть (и всячески рекомендую себя в качестве кушателя).

А ещё могу взять и написать про это текст.

Вот как сейчас.

История сто двадцать девятая. Про больничный

Андрей вчера чуток недомогал. И краем уха услышал, что если заболеет, то в школу можно не ходить.

Утром мальчик проснулся в приятном ожидании и надеждах. Демонстрировал соплю и страдания.

Но мы же врачи (один из нас даже педиатр). Мы быстренько оценили его состояние. Насморка не было. Ну максимум лёгкая заложенность.

Тогда Андрей не растерялся и издал такой горловой звук, который, вероятно, характерен для старого забулдыги с бодуна, но никак не для мальчика семи лет из интеллигентной семьи.

– Хххыыыыырррр, тьфу-у-у-у!

И потом закричал: «Горло, горло!» – и заплакал…

Там, конечно, было горло, после такого-то… Хорошо, не выплюнулось наружу. Андрей вообще по жизни бодрый переговорщик. Возможно, в будущем он станет с успехом вести переговоры с международными террористами. Там для этого все данные.

Я шёпотом сказала мужу, что следующим этапом перфоманса станут почечная колика и эпилептический припадок.

Чёрт его знает, то ли мы с годами размякли, то ли стали мудрее, то ли Андрей и правда бодрый переговорщик.

Но в итоге он остался дома.

Я максимально убедительно и проникновенно, как умела, сказала ему, что, если он устал, не обязательно болеть.

До обеда Андрей ещё как-то сипел (потому что трюк с горлом не мог пройти безнаказанно).

Потом мы пекли пирог. Играли на домре. Играли без домры. Жизнь текла весело и размеренно. Честно говоря, там некогда было болеть.

А вечером он молча и без каких-либо напоминаний собрал сумку на завтра в школу.

Похоже, что переговоры с его внутренними террористами таки увенчались успехом.

История сто двадцать восьмая. Про мышление

Андрей в своём первом классе стремительно двигается по научной стезе – его всё время выдвигают на олимпиады.

Сегодня в машине по дороге в школу Игорь сказал, что Андрей, если не победит, обязательно будет плакать.

Я как-то сразу встрепенулась, потому как олимпиада – это всё что угодно, но точно не повод для слёз. Спросила старшего, мог бы он дать брату совет с высоты своего опыта.

Игорь подумал и молвил:

– Я однажды пошёл на олимпиаду, чтобы прогулять «Окружающий мир». Сильно уж тема была неинтересная. Немного пописал и пошёл домой… И вообще, там невозможно выиграть, это просто везение.

Иные советы лучше бы не давать…

Я, в свою очередь, возразила, что выигрывают не боги, а люди, которые ходят с нами по одним и тем же улицам. Просто у них чуть-чуть больше таланта и терпения.

Вчера Игорь сделал перестановку на кухне – двинул стол к окну. Потому что «он художник, он так видит». Теперь за трапезой мы сидим как олени, лицом во двор, а кто-то один наполовину в холодильнике. Если смотреть со стороны улицы, получается картина XVIII века «Барыня пьёт чай». После того как стол совершил разворот, я постоянно теряю на нём соль и сахар.

Я ела свой ужин и делала «большие глаза» мужу. Он шёпотом отвечал, что скоро всё пройдёт. Вот прошла же еловая ветка, которую Игорь припёр с помойки после нового года, фигурно обрезал и поставил в вазу. Правда, она «проходила» недели две. Сначала везде осыпалась, потом засохла. А потом уже переехала в помойку. Повторно.

Н-дя… Не у каждой еловой ветви такая полная приключений судьба…

А ещё Игоря выдвинули на конкурс по домре. Платный и дорогой. Мне скинули видео репетиций. Утром я пила чай, злилась, что в очередной раз не вижу на креативно развёрнутом столе сахар, и смотрела ролик. И скажу вам: если в раю и правда играет музыка, то это была именно она.

Игорь возразил, что слажал ноты тут и тут, потому что мало тренировался. Я не знаю, честно. У меня, вероятно, нет каких-то рецепторов в мозгу, чтобы оценить перфоманс со столом, инсталляцию в виде сушёной еловой ветви или ровное исполнение мелодии.

Но я учусь каждый день.

По крайней мере, пытаюсь.

История сто двадцать седьмая. Про простые радости

Дети рассыпали чечевицу. Такую, знаете, мелкую зелёную. Потом собрали. А у нас кухня зелёная. Прямо цвета чечевицы. Я теперь ещё пару месяцев буду встречать её везде.

И ещё рабочая смена такая была тяжёлая, когда пришло всё, что только можно и даже нельзя.

И я занималась делами на кухне и перебирала эти случаи, как зёрна.

Зерно за чайником.

«Метастатические лимфоузлы около аорты».

Зерно у плиты.

«Замершая беременность».

Ногой нашла парочку штук.

«Женщина хочет третьего ребёнка, и другая, которая тоже хочет и зачем-то снимала исследование на телефон (я не знаю, зачем, но, впрочем, мне не жалко)».

Зерно в водяном фильтре. Это самое трешовое, потому что ты его там совсем не ждёшь.

«Девочка, прооперированная после осложнения сальмонеллёза (сальмонеллёза, блин!), а потом ещё раз повторно – после спаек. Не спрашивайте, как такое возможно, я не знаю. Какая-то несчастливая судьба».

Я выгребала эти зёрна отовсюду, но их ещё останется прилично.

 

И я подумала: «Какого чёрта?! Пусть будет суп!»

Потом я колдовала над варевом и думала о простых радостях. Зёрна всё ещё встречались в процессе, я просто бросала их в котёл к прочим мыслишкам и помешивала, помешивала…

Получилось маленькое волшебство, приправленное имбирём, кардамоном и личным спокойствием.

Простые радости – самые верные.

История сто двадцать шестая. Самый короткий пост в этом году

Спустя сутки Игорь позвонил из лагеря и шёпотом сообщил:

– Мама, я так устал следить за Андреем…

– А ты можешь не следить? Ну… Может, пусть он будет сам, без твоего пригляда?

Игорь вздохнул как-то по-взрослому и после небольшой паузы ответил:

– Могу. Но всё-таки лучше послежу.

Похоже, кто-то внезапно познал радость и ловушку материнства…

История сто двадцать пятая. Про задачу по географии

Дано:

* ребёнок почти 12 лет, одна штука, явно не глупый, творческий;

* мать, одна штука, уставшая с работы, амбициозная;

* отец, одна штука, который любит и мать, и дитя в равной степени;

* задание по географии.

А теперь вопрос: как померить расстояние на карте и сохранить нервную систему в здравии?

Короче, я психанула, потому что Игорь не сделал всратую географию. Позвала отца. Они сели. А там дел – ну на 10 минут. Масштаб карты известен. Надо померить циркулем расстояние в сантиметрах и умножить. Справится даже малыш. Я в тот момент так думала.

Сын сделал. Батя проверил.

А дальше у меня взыграла какая-то смутная интуиция. Я решила только взглянуть. И нашла ошибку в расчётах. Ну окей, бывает. Пересчитали. А интуиция мне всё шептала и шептала. Я предложила перепроверить расстояние линейкой. И оно не совпало, вот те крест. Скрепя сердца, переделали. А интуиция всё роптала: «Лена, Лена, Лена…» Тогда я открыла дневник, и оказалось, что расстояние следовало померить между абсолютно другими городами. Все по очереди поэмоционировали, кто-то поревел, кто-то поматерился, переписали и гордо принесли мне. А мы с интуицией к вечеру чё-то так устали уже. Я подумала, что просто взгляну. Ну, краем, млять, зрачка. Кусочком хрусталика зыркну. Короче, оказалось, они опять померили какие-то не те города. Почему – не знаю.

Такая вот фигня.

Семья с атрофированной географичностью. Что-то врождённое, наверное. И точно не лечится.

Я сказала, что они олени. Интуиция и вовсе почти застрелилась. Вырвали лист. Перемерили, переписали.

Я сидела и думала, что это дитя явно неглупое. Вот 100 %. Он готовит еду, вырезает витые ножи из дерева, рисует как боженька, лучше прочих играет на домре, шарит в английском. Что там за проблема с этой географией? На прошлой неделе мне даже пришлось научиться мерить азимуты. Я теперь построю азимут из любой *опы в светлое будущее.

Муж сказал, что я шарю в географии, потому что я врач УЗИ. Дескать, мы ставим крестики и строим углы. Вот и весь мой секрет.

Действительно…

Потом я лежала и пела на манер Басты:

– Когда меня не станет… Построите азимут сами…

Интересно, Василий Вакуленко умеет мерить азимут?..

История сто двадцать четвёртая. Про уроки

Я вчера провалила свой челлендж доброжелательности. Дети сами учили уроки, пока мы были на работе. Андрей учил ответственно, а Игорь почти тоже, но скорее творчески (у нас в этом плане всё как всегда, всё стабильно). Но у старшего по некоторым предметам спорные оценки и ещё амбициозная мать. В общем, Игорь реально выучил параграф. Но, к сожалению, не тот, что надо, а следующий. А время было как раз без десяти минут спать. Я решила, что спать я хочу сильнее, чем его прибить. Опять же спать нужно уже сегодня, а прибить-то можно и завтра. Засучила рукава и погрузилась в историю Древней Греции. Теперь я знаю назубок всё про ублюдский поступок Париса, генеалогическое древо древнегреческих богов и даже название полуострова, на котором якобы была Троя. Мы запоминали, что Елена – Прекрасная, потому что как мама. Рисовали ось с датами до нашей эры. Потом вернулся муж и сказал, что всё было не совсем так, как в учебнике. А я уже к этому времени превратилась из Елены Прекрасной и Доброжелательной в деву-воительницу Афину. Просто там до истории ещё были «Муму», переменные гласные и информатика – в общем, всё то, что мне искренне неинтересно.

Если вы сейчас хотите люто-бешено самоутвердиться за мой счёт и написать, что дети должны учиться сами, то я, пожалуй, соглашусь. Мой младший сын так и учится – вовремя, быстро и сам. А зато старший – весело. Сегодня вечером отец обещал детям лекцию про Трою. И это прекрасно ещё и потому что в момент лекции Елены Прекрасной не будет дома.

История сто двадцать третья. Про доброжелательность

Вчера спросила мужа, доброжелательный ли я человек. Есть вопросы в семейной жизни, которые не предполагают долгого обдумывания. Сска, если ты не хочешь открывать двери дома в страхе, что из недр квартиры на тебя полетит топор, отвечай своей бабе быстро, чётко и обязательно утвердительно. Не надо всех вот этих многозначительных пауз или фраз типа «А про какой период жизни мы конкретно сейчас говорим?».

В общем, муж задумался на 1/200 миллисекунды и огрёб проблем от самой доброжелательной женщины на планете.

А я себя знаю, поэтому мне мужа даже немного жалко в этой ситуации. А раз мне его жалко, это ещё раз доказывает, что я милый и доброжелательный человек.

Сейчас поправлю топор в ножнах и пойду творить добро. Сюрикэны только воткну в отвороты ботинок – и сразу убегаю. Щас ещё яду в медальон долью, а то засох уже. И в путь. И ещё повернусь и на прощанье эдак посмотрю ла-а-а-а-асково. Проникновенно.

Чтоб ждал и помнил.

И тренировал скорость ответов.

#обаяние_анаконды

История сто двадцать вторая. Про ЗОЖ и сон

Специалисты по ЗОЖу говорят, что спать надо ложиться в 9 часов вечера. Типа это и полезно, и с утра будет много времени для всяких дел.

У меня не получается. После того как дети засыпают, во мне просыпаются мафия, чтец, ученик, любитель сериалов и прочее. В 10 вечера жизнь только начинается.

Но вчера в результате концерта и у меня сформировался определённый дефицит сна, и я решила попробовать лечь в 9.

В 5 с хвостом я открыла глаза и удивилась. Некоторые мои друзья в 6 утра делают телесные практики. Самое гуманное, что я обычно могу сделать в 6, – это послать на… того, кто посмеет мне мешать практиковать сон.

К 6 утра Инстаграм был прочитан, йога сделана, а до будильника ещё далеко. Я решила помыть кухню. В начале седьмого пришёл сонный кот, отматерил меня, сказал, что, если это безобразие не прекратится, он напишет жалобу в общество защиты животных, поел и ушёл спать в детскую. В 6:30 я была близка к тому, чтобы начать жарить сырники, а это у нас в семье приравнивается к подвигу.

К счастью, проснулся муж, посмотрел на всё это и сказал:

– Кто вы и куда дели мою жену?

Пришлось признаться, что это, млять, всё ещё я…

Сырники я всё равно пожарила, потому что, когда ты с утра такой неистово продуктивный, очень хочется жрать.

Потом я ещё пела и танцевала под NЮ, нарвалась на бездну непонимания от детей, которые осудили и мой музыкальный вкус, и плещущую через край энергию.

Ужасно токсичное окружение.

Надо сегодня лечь попозже, чтоб завтра их всех хорошенько пропесочить. А то расслабились тут на материнских сырниках и танцах…

История сто двадцать первая. Про Турцию

Меня все спрашивают, как Николай Чудотворец, православный святой, оказался в Турции. Попробую рассказать.

В общем, первые пару дней я жила в полной изоляции, ходила только с плеером в ушах и ни с кем не планировала знакомиться. А потом мой общительный нрав взял своё. Я нечаянно завела подруг. Их звали Наташа и Наташа (очень удобно), лет им было под 70, и они были филологами из Москвы. Наташи звали меня Леночка, исключительно на «вы», сказали, что у меня красивые ноги, умный взгляд и я определённо похожа на еврейку. После такого количества комплиментов мы, разумеется, стали друзьями и отправились пить вино. Говорили о высоком и важном: книгах Дины Рубиной, любви и еврейском вопросе. Было так невообразимо хорошо, что спать разошлись поздно. Или рано. Смотря в каком часовом поясе вести подсчёт.

А с утра у меня как раз была экскурсия с обязательным целованием святых мощей. И вот на рассвете я села в автобус, где женщина-гид хорошо поставленным голосом сказала: дескать, уважаемые туристы, а не удивляет ли вас тот факт, что у нас есть храм православного святого? Я ещё подумала, что удивляет и даже очень. И тут же уснула. Прямо махом.

Я спала на всех перегонах автобуса. Нет, целование мощей было исполнено мною с умеренной асептической истовостью, без лишнего религиозного перебора, желания загаданы, иконы куплены. Там, возле гроба, действительно мощнейшая энерговоронка. Всё улетает во Вселенную напрямую, как через рупор.

Но потом я снова спала. И снова, и снова.

В море я решила быть стойкой и держаться. Но когда все смотрели в стеклянное дно яхты, а волны ещё и предательски покачивали нас, самообладание меня покинуло. Я подумала: «Какого чёрта, кого я тут любила?» И снова крепко уснула. Прямо на краю стола.

Возможно, меня настигли джетлаг и акклиматизация, или Дина Рубина с её любовью, еврейским вопросом и вином. А может быть, в тот момент я наконец просто расслабилась и выдохнула. Примерно так, как выдыхают свои сокровенные желания возле гроба Николая миллионы прихожан со всего мира.

В итоге про житие святого я не знаю ни-че-го. Ни одного слова.

А Натальи вечером мне очень обрадовались. Я показала им икону и пошла спать.

Ну, потому что день был долгим и насыщенным.

История сто двадцатая. Про забытую сменку

Отвезла детей в школу и уже почти подъехала к дому, как позвонил Андрей и сказал, что забыл в машине сменку. Вы, возможно, не поверите, но это очень страшно – в возрасте шести лет оказаться в школе во второй месяц учёбы без сменки. А Андрей – как я – очень ответственный.

Я как представила, что он сейчас стоит в ужасе в подвале в гардеробе в своих очень тёплых осенних ботиночках… Так сразу и даванула тапком на газ. Нет, я не лихачила, я просто мысленно растягивала эти семь минут до начала урока. Тянула и тянула, стоя второй раз за утро в пробке.

Я вбежала в школьный подвал и обалдела. Там было много детей. Мно-о-ого-много. Примерно миллион. Или даже два. И все они были одинаково одеты, бегали и кричали. Быстро и громко. Скорость и звук. И я стала бегать и кричать с ними: «Андрей, Андрей!» Без шансов. Невольно вспомнились сказки, где герои искали что-то своё ценное в огромной массе вариантов. Я решила, что буду пробовать чувствовать его за три минуты сердцем. Или жопой. Чем-то я должна же его найти. А время уходит.

А потом я внезапно увидела. Он стоял в углу, нос заострился от ужаса, в глазах была вода, готовая пролиться.

Фу-у-ух… Успела!

Короче, теперь он будет у меня выходить из машины строго по описи.

Ну и надо вечером провести беседу о преодолении жизненных трудностей.

И для меня тоже…

История сто девятнадцатая. Про образование

Муж так устал учиться, что стал транслировать мысли «Может быть, взять всё к чёрту и бросить?». Эта осень вообще выматывает тревогой, сезонным ОРЗ, бытовыми моментами. Надо много мужества, чтобы продолжать делать своё дело.

Тогда я рассказала ему семейную легенду. Когда мама родила моего старшего брата, было очень тяжело, и она хотела бросить институт. И никто не мог её переубедить. Тогда к маме пришла тётка, жена бабушкиного брата, женщина сильная и решительная. И принесла ковшик. И сказала: «Вот тебе ковш, будешь варить кашу и ходить в институт». И больше никаких обсуждений и возражений.

И вот я всё это рассказываю мужу так пламенно, как комсомолка с трибуны: дескать, давай, жми, я тебя всегда поддержу, принесу ковш, сковороду, прочую там утварь, да всё, что скажешь!

И в этот момент так чётко ощущаю эту связь поколений: что времена изменятся, всё пройдёт рано или поздно. События станут тенью самих себя.

А вот образование останется.

– Я правильно тебя понял? Если я брошу учёбу, ты нахлобучишь меня ковшом по голове?

– Да, детка, ты определённо уловил суть послания…

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10 
Рейтинг@Mail.ru