Сан Саныч: Да она же старая, не помнит то уже ничего. Как же, вместе с нами ходила, искала.
Миша: Так, допустим. Была медсестра… сколько она работала?
Сан Саныч: Да пару лет. Ей там буквально оставалось год наверно работать. И все.
Миша: Значит была медсестра, молодая, да? Ну конечно, вчерашняя студентка. Из бедной семьи видимо, раз нет денег за учебу заплатить. Врачом хотела стать. Ага, отправили ее после института сюда отрабатывать. Работала-работала и потом бац – убежала в ночи. А куда убежала? Что с ней стало – никому не известно. Так что ли получается?
Сан Саныч: Да фиг его знает, наверно так. Давай еще по одной.
Миша: Погоди, а что было потом? Ну вот убежала она, вы ее не нашли.
Сан Саныч: А ну тогда год без медсестры работали. Тяжело было, очень! Я в тот год внимательно девушек смотрел и выбрал вот одну – Олесю. Чтобы и спокойная была, такая ну, понимаешь… сирота если – вообще отлично. Ну кто ж знал, что она убийцей окажется.
Миша: Значит, Олеся попала в колонию спустя год, так скажем, перерыва?
Сан Саныч: Да.
Миша: А тетка ничего не делала?
Сан Саныч: Да кому она нужна, она же старая, кружку то еле держит…
Миша: Понял. Слушай, а где эти осмотры проходили? Дай гляну, ну напоследок, а? Я только сам дойду. Там же нет никого сейчас? Ну я пошел, я просто посмотрю. А ты еще коньячку найди, а то чет одной мало. На пенсию же провожаем человека.
(Миша уходит в смотровую)
(Миша идет и говорит сам с собой, потом заходит в смотровую)
Миша: Странное место. Саныч то конечно дурак, но все равно не колется. Если тут то, о чем я догадываюсь, то дело трудно будет прикрыть. Если еще с теткой были подозрения, что тут нечисто и что-то скрывают, то сейчас я чую прям, что тут что-то круче, чем обычная мокруха будет. И что за хрень с этим целевым распределением? Кто это придумал? Бред какой-то. Надо отрабатывать, чтобы не стало. А если не нравится? Это же студент – еще ребенок. Да и какая тут практика может быть среди зэков? Яйца им проверять? Щас и узнаю, что за осмотры там были.
Толя: ТЫ! Это ты меня сюда посадили! Это из-за тебя я здесь!
Миша: Эти глаза. Это ты! Ты тот самый парень! Сколько лет прошло, а вот глаза я помню, никак их забыть не могу.
Толя: Ох я бы тебе, да как дал бы в морду, продажная ты скотина. Ты хоть знаешь, что тут делают с людьми? Ты хоть представляешь, куда ты меня отправил? Я никого не убивал, а ты меня смешал с говном и отправил в эту жопу.
Миша: Толя, погоди. Я узнать все хочу. Помоги мне. А я тебе помогу.
Толя: Чем ты мне поможешь то? Помогатель блин. Еще дел повесишь? Что, скажешь, что я декана убил? Хотя, если это поможет Олесе, то пусть так. Лишь бы ей жизнь не портить.
Миша: Олесе?
Толя: Ну да. Блин, ну че ты вылупился то? Ну люблю я ее! Люблю! Вот так бывает. Завертелось тут у нас, все, прям тут, в смотровой. Ты это, правда можешь помочь ей? Я все расскажу, ты только послушай меня.
Я человек не плохой. Может поэтому она меня и полюбила. Не знаю, почему выбор на меня пал. Тут же ха – целая колония мужиков. Все ее хотели, но она никому не давала. Я думал и у меня шансов нет. Кто я и кто она. Хотя, нас кое-что сближало, я же тоже врач. Но об этом потом.
Олесенька. Тоненькая такая, молоденькая, с веснушками. Я когда первый раз увидел ее, так офигел. Я таких красивых в жизни не видел. Волосы постоянно в косички заплетала, как ребенок. А один волосок постоянно выбивался – она его за ушко поправлять любила, когда нервничала. Сядет так порой за стол, вздохнет, и давай что-то там записывать. Она как будто не отчет писала в карту, а дневник. Даже казалось, что не замечает никого вокруг, все пишет и пишет, а ты стоишь как дурак со спущенными штанами. Не знаешь то ли идти, то ли стоять на месте. Как-то раз я помню, подошел к ней близко и волос этот ей сам за ушко убрал. Я думал, что вот сейчас отпрыгнет от меня в другой конец смотровой. А она нет. Смутилась, что ямочки вот тут на щеках появились и покраснела. Так поцеловать ее хотел. Но знал – нельзя. Мне срок еще могут намотать больше. Я же тут давно уже, выходить уже скоро. И каждый раз короче думал, как бы ее увидеть, да подольше бы. Долго мы так в гляделки играли, я видел, что тоже вроде как нравлюсь ей. И однажды не сдержался, руку ей положил на коленку, когда рядом с ней сидел за столом. А она не убрала. Покраснела только еще больше. Я тогда повыше, ну и завертелось все у нас.
Ну как…Мы же видеться могли только тут, на осмотрах личных. У нас было десять минут, когда мы оставались один на один. Но мы не всегда спали. Иногда разговаривали. Она говорила, что я тут единственный, с кем ей хочется поговорить. Но и все она рассказать мне не могла. Спрашивала про других девочек, что знал – ей рассказывал. Она очень боялась, что ее однажды убьют, как других и в мешке выкинут на свалку, как собаку.