Елена Руденко
Незримого начала тень
Глава 2
Предвестник чувств
Из журнала Константина Вербина
Меня проводили на квартиру, где остановился граф Апраксин. Офицер расхаживал по гостиной, его лицо было бледным и осунувшимся. В стороне у окна стоял мой старый знакомый Юрьев, ставший подполковником Шестого округа Корпуса Жандармов[10].
– Вы недавно приехали и не знаете о важном деле, которое под нашим началом собирался выполнить поручик Кравцов, – произнёс граф устало, опускаясь в кресло. – Для этого я и подполковник Юрьев прибыли в Кисловодск. Он должен был договориться с турецким князем Селимом ад-Хамидом, дабы тот отменил своё решение о помощи черкесам.
Мы с подполковником опустились в кресла напротив друг друга. Хоть я и привык к вечно озадаченному лицу Юрьева, но сейчас мой приятель выглядел особенно задумчивым и потерянным. Мне знакома подобная растерянность, когда приходится оказаться в водовороте непривычных событий, и вдобавок должно принять спешное решение или немедля найти разгадку сложной задачи, запутанное условие которой написала жизнь.
– Подполковник Юрьев сообщит вам подробности, – продолжал Апраксин суровым тоном. – Случай очень щепетильный, если убийца не будет найден в ближайшие сроки, нам всем не поздоровится. Возможно, нам вменят то, что мы сорвали дело государственной важности… Разумеется, все подозрения пока падают на турка, но у нас нет никаких доказательств, чтобы предъявить ему обвинение, а бездоказательные выводы могут быть расценены как клевета и повлекут усложнение отношений с Османским государством, а они и без того неважные. Даже если мы раздобудем доказательства, политического скандала не избежать.
– Осмелюсь заметить, – произнёс я осторожно, – убийство может быть не связано с происками врагов Империи. У меня было одно дело в Петербурге, когда одного из лучших чиновников канцелярии убила ревнивая жена…
На мгновение лицо графа прояснилось.
– Дай Бог, чтобы ваше предположение оказалось верно, – произнёс он устало. – Но для того, чтобы выяснить мотив преступления, надобно сначала найти самого убийцу. Должно поторопиться, как вы понимаете, дело не терпит задержки!
Я отрапортовал, что рад приступить сегодня же.
Пожалуй, я бы не согласился с утверждением графа Апраксина, будто сначала следует схватить убийцу, а потом уже подумать о мотиве. Жизненный опыт заставил меня убедиться в обратном, нередко именно верно вычисленный мотив, помогает разоблачить хитроумного преступника. Не бывает убийств без мотива… Хотя, поговаривают, что в Англии появился безумец, убивающий людей ради забавы весьма изуверскими способами. Мне с трудом вериться, что на свете встречаются подобные мерзости, даже черкесские «хищники» не замечены в подобных злодействах.
– Не беспокойтесь, старина, – сказал мне Юрьев, когда мы покинули генерала. – Вы не были причастны к нашему делу, с вас спроса не будет.
– Мой друг, – улыбнулся я, – мне ещё рано хоронить себя в маленькой провинциальной усадьбе, что ждёт меня, если я не найду убийцу в течение недели и зарекомендую себя как непригодный.
Подполковник кивнул.
– Тело нашли на рассвете, – сказал Юрьев. – Меня не отпускает мысль, что это дело рук наёмных убийц турецкого князя, – он взглянул на часы. – Нам уже назначено время для встречи с ад-Хамидом. Думаю, будет разумнее начать именно с этой беседы…
* * *
Селим ад-Хамид, гладко выбритый, одетый по последней европейской моде черноглазый мужчина среднего возраста, поприветствовал нас в изысканной восточной манере. Как оказалось, он весьма недурно говорит по-русски, лишь изредка запинаясь, вспоминая нужные слова. Я знал, что нынешний султан, Махмуд II, пытается привить европейскую культуру своему народу, хотя подобные нововведения вызывают явное недовольство не только среди консервативных простолюдинов, но и в кругах религиозных аристократов.
– Ваш посланник говорил со мной, – произнёс турок. – Он нанес мне визит после бала. Я угостил его кофе, весьма любезно побеседовав, мы мирно расстались… Я согласился на предложение вашего посыльного, ведь у него было то, что мне надобно…
Турок сделал паузу, дабы увидеть, понимаем ли мы его намёк. Хамид догадывался, что мы в курсе его дел.
– Как долго длился ваш разговор? – спросил я.
– Не более получасу, ваш посланник прибыл ко мне после часа ночи. Он принёс мне то, что надобно, – ещё раз намекнул Селим. – Мое сердце скорбит по вашему воину. Я думаю, он был хорошим человеком…
В гостиную вошла весьма привлекательная молодая особа яркой восточной внешности, невысокая, тоненькая, одетая по-европейски, но по светскому мнению весьма скромно – в закрытое темное платье с кружевным воротником, открывающим лишь тонкую шейку. Поприветствовав нас грациозным реверансом, восточная барышня направилась к столику у окна, где лежала книга.
– Моя воспитанница, Надин, – с гордостью представил ее Селим. – Обедневшие родственники согласились отдать мне свою дочь под опеку…
Похоже, турецкий гражданин легко смекнул, насколько в европейских странах ценят женскую привлекательность, поэтому и решил взять хорошенькую родственницу в сопровождающие.
– Надин весьма умна и образована, – похвастал он, – я пригласил к ней великолепных учителей! Она в совершенстве знает французский, немецкий, английский, русский и арабский. А как прекрасно Надин играет на рояле! Я право, не восточный тиран!
Надин смущенно опустила взор. Опекун жестом велел ей покинуть гостиную, и восточная барышня покорно удалилась.
– Я знаю, что ваши нравы позволяют родственнику говорить в обществе о поклонниках девушки. Признаюсь, некий французский господин, по имени Жевье, занятый изучением Кавказа, влюблен в Надин, будто герой восточной поэмы! – произнес Хамид слащаво.
Он хитро улыбнулся.
– Увы, наш воздыхатель не барон и не граф, – турок разочарованно вздохнул, – полагаю, вам не составило труда догадаться, что моя красавица заслуживает самой выгодной партии…
Он широко развел руками.
– Как я понимаю, Жервье посватался к вашей племяннице? – решил уточнить я. – Надин благосклонно отнеслась к его вниманию?
– Нет, что вы! – с восточным порывом ответил наш друг. – Надин очень умна, она не обратила никакого внимания на ухаживания Жервье. Все его попытки добиться благосклонности встретили лишь безразличие Надин. Поймите, у восточных барышень иное воспитание, их нельзя завлечь красивыми речами и изящными манерами, они видят человека изнутри!
Турецкий господин весьма настойчиво предложил немного задержаться, дабы провести время за непринуждённой беседой, и нам нелегко удалось отказаться от восточного гостеприимства.
– Кравцов договорился с турком, – сказал Юрьев, – но, возможно, Селим не захотел отобрать у него силой то, «что ему было надобно»… В этом случае дело государственной важности бесславно провалено…
В голосе подполковника звучала обреченность, мой приятель выражал готовность принять праведный гнев начальства.
– Вот что складывается, – рассуждал я вслух. – Кравцов пробыл на балу недолго, уехал после двенадцати. Потом он отправился на квартиру, взять «то, что надобно» для турка… Приблизительно он прибыл к часу и выехал полвторого ночи… Странно, что Кравцов отправился в горы…
– Вы говорили, будто убийство может оказаться не связано со службой Кравцова. Есть ли у вас какие-либо идеи? – спросил Юрьев.
Его взор выражал тайную надежду на спасение своего чина.
– Кравцова застрелили из пистолета? – решил уточнить я.
– Да, мы сразу установили этот факт, – твердо ответил приятель.
– На мой взгляд, убийство очень похоже на нечестную дуэль, – меня унесли размышления, – Вам наверняка знакомы случаи, когда струсивший противник при помощи сообщников-секундантов заряжает только свой пистолет… При следствии отыскать виновных секундантов очень трудно, мне удалось лишь однажды распутать подобное дело в Петербурге, и то благодаря самоуверенности одного из секундантов, который после столь удачного предприятия решил за солидную сумму посодействовать одному приятелю в устранении соперника в сердечных делах.
– Да, я и сам знавал подобные случаи на Кавказе, истинная мерзость! – воскликнул офицер с возмущением. – Значит, вы полагаете, что мы столкнулись дуэлью-убийством?
Юрьев желал получить сразу окончательную версию. Ему были непонятны долгие размышления, молниеносно сменявшие друг друга после случайных фраз, неудачно оброненных подозреваемыми.
– Судя по месту преступления, дуэль-убийство – единственная логически объяснимая версия на данный момент, – произнёс я. – Кравцову могли воткнуть нож в спину на ночной улице, добавить яду, застрелить в квартире через окно… Почему его нашли убитым в горах? Именно место убийства настораживает меня… У него были враги или просто ссоры с людьми, которые значительно уступали ему в меткости или фехтованию?
– Он враждовал только с князем Алексеем Вышегородцевым, – задумался Юрьев, – но, могу предположить, при случаи такого поединка перевес был бы не на стороне Кравцова… Конечно, он был меткий малый, но князь из тех стрелков, которые попадают в муху… Обычно, Кравцов и Вышегородцев осыпали друг друга колкостями и мирно расходились. Поспешу заметить, что мадемуазель Юлия, сестра Кравцова, ставшая невестой князя, видя их неприязнь друг к другу, однажды публично произнесла, что в случае дуэли она «сама проклянёт убийцу», и ей «будет не важно, кто выйдет победителем». Барышня Кравцова любила князя и брата и боялась их потерять… Надо бы допросить князя…
– Не стал подозревать князя в подобной трусости, – произнёс я уверенно. – поскольку знаю его со времен своей воинской службы.
Юрьев со мной согласился.
– А вы не знаете… утром или ночью в горах шёл дождь? – я знал погоду горной местности. – В одних окрестностях может лить дождь, в других – светить солнце.
Во взгляде офицера мелькнуло изумление.
– Верно, мне доложили, что дождь смыл все следы, – медленно произнес он, поражаясь необъяснимой догадке.
– Значит, дождь не мог идти долго, потому что на траве осталась кровь, – задумался я, – кровь из мёртвого тела может течь лишь несколько минут…
– Верно, на траве была кровь…Откуда вам это известно? А как вы догадались про дождь? – жандармский офицер недоумевал.
Видя нескрываемое удивление Юрьева, я решился на откровенность.
– Надеюсь, вы не отнесётесь к моим словам скептически, – ответил я. – Утром Александра, сестра моей супруги, сказала мне об убийстве Кравцова… Она сообщила мне об этой трагедии за несколько минут до прибытия вашего посыльного.
Несмотря на услышанные от меня «догадки», подполковник отнесся к моим словам с явным недоверием.
– Осмелюсь предложить вам воочию убедиться в таланте моей дорогой свояченицы, – произнёс я уверенно.
Не знаю, зачем повел себя столь настойчиво, будто какая-то неведомая сила заставила меня отстаивать истинность таланта нашей Александры.
– Интересно, как вы это сделаете? Может, пригласите её отправиться с нами на место убийства? – Юрьев не скрывал иронии. – Шутки нынче неуместны.
Я замер. Безумная идея, что дар Александры поможет нам, охватила меня. Но как заставить графа Апраксина согласиться на это предприятие? При желании Юрьева уговорить легко, но Апраксин не согласится так просто подключить к делу государственной важности барышню с «сомнительными талантами», именно так он отзывается о людях с мистическими способностями.
– Это исключено, – подполковник покачал головой, прочесть мысли по моему лицу в эту минуту сумел бы любой. – Не скрою, проявив свои мистические качества, ваша барышня сумела бы развеять мои сомнения… Но я не смею даже заговорить с нею о следствии, не получив должного разрешения графа Апраксина. Если мадемуазель Каховская сумеет доказать графу свои таланты, тогда я уверую во всю мистическую чушь, поразившей половину высшего общества подобно бубонной чуме.
Граф Апраксин не любит суеверий. Говорят, однажды за столом оказалось тринадцать человек – дурная примета, будто один из тринадцати, первый вставший из-за стола, вскорости непременно умрет. Апраксин, дабы посрамить невежество, отужинав, встал из-за стола первым. Прошло три года, а граф живет и здравствует, впрочем как и все его сотрапезники.
Однако весьма известен случай, приключившийся с его родственником Степаном Апраксиным, ставшим свидетелем сверхъестественного явления и за три дня предсказавший свою кончину. Степан Апраксин успешно похлопотал о воинских почестях погребения своего друга Василия Долгорукого, оставившего службу накануне своей смерти. Благодарный призрак явился к нему и в награду пообещал: «за три дня до кончины твоей приду к тебе». Встреча с умершим произошла при свидетеле, да и уважаемый господин не слыл сочинителем мистических небылиц. Друг сдержал слово, и три последних дня жизни Степан Апраксин провел как человек, собирающийся в дальний путь, завершив все неотложные дела. Такие вот слухи ходили по Москве по поводу смерти Степана Апраксина, и мне довелось немало раз послушать эту историю, по юности сочтя все выдумкой.
Кстати, есть и примета, по отношению к которой генерал очень педантичен. Он никогда не отправится в путь в понедельник. Однажды, дабы поспеть к сроку, Апраксину надобно было выехать в понедельник, он твердо дождался полуночи, прежде чем тронулся в путь.
Выходит, граф не может относиться с безразличием к мистическим явлениям, ежели его семье довелось встретиться с подобным, хоть и всячески высказывается о своем недоверии к мистическим исканиям. Разумеется, сам граф ни разу не говорил о видениях своего покойного родственника.
Суеверен ли я сам? Несмотря на свою педантичность к деталям, совершенно невнимателен к приметам. Могу рассыпать соль и даже не заметить такой неудачи, а встретив на дороге черного монаха, подумаю о чем угодно, но не о возможном грядущем несчастии, сейчас я не сумею припомнить, когда заяц перебегал мне дорогу, и связать этот случай со случившейся бедою.
– Аликс убедит генерала, – произнёс я уверенно, – куда сложнее убедить мою супругу позволить сестре принять участие в нашем следствии.
– Я помогу! – воскликнул Юрьев. – Немедленно едем к вам!
По времени Ольга и Аликс уже должны были вернуться от источника, моя супруга при всей светской учтивости не сможет долго выслушивать местные сплетни.
Ольга сдалась на удивление очень быстро. На мгновение мне показалось, что она одобряет нашу затею. В согласии Александры сомневаться не приходилось. Она весьма оживилась, узнав, что может помочь мне в следствии.
Глава 3
Мечтая вызвать мертвых…
Из журнала Александры Каховской
Граф Апраксин не проявил к моей персоне никакого любопытства. Он поприветствовал меня в добродушном, но покровительственно-снисходительном тоне. Судя по взору графа, я показалась ему одной из многочисленных барышень, которые, будучи по природе заурядны, вообразили себя оракулами и пытаются всячески убедить окружающих в своей необыкновенности, поскольку не нашли иного способа привлечь к себе внимания.
– Разрешите познакомиться с вашими талантами, – произнёс граф, доставая колоду карт. – Мадемуазель простит мою дерзость?
Он достал одну из карт и положил предо мной рубашкой вверх.
– Это я должна попросить вас, – робко произнесла я. – Я могу чувствовать только смерть, я не провидец и не способна даже узнать, какая карта предо мной на столе…
Генерал молча кивнул. На его суровом лице мелькнула одобрительная улыбка, ему понравилось моя честность.
– Вас не затруднит подробнее рассказать о вашем даре? – попросил он.
Голос графа звучал серьезно, без тени иронии. Разумеется, Апраксин относился ко мне с недоверием, но умело скрывал свои чувства, выказывая свой интерес к моей скромной персоне.
– Мне дано предчувствовать, когда человек должен умереть, – ответила я.
– Вы можете предсказать человеку, когда и как он умрет? – попросил уточнить Апраксин.
– Обычно я предвижу трагедию за день, очень редко за несколько дней, – пояснила я. – Моему взору открываются картины смерти…
Пред строгим взором графа я запнулась.
– Продолжайте, прошу вас, – добродушно произнес он.
Он мне не верил, но симпатизировал, что придало мне уверенности.
– Мир мертвых стал для меня явью, – продолжала я, – к примеру, взяв в руки предмет, связанный с людской гибелью, либо придя на место трагедии, я могу увидеть подробности печального события… Мне также дано говорить с умершими…
– Спиритические сеансы? – на сей раз в добродушном голосе Апраксина промелькнули нотки насмешки.
– Нет, – едва скрывая возмущение, произнесла я, – разговор с умершими возможен только тогда, когда им это угодно. Они сами обращаются ко мне! Я бы не посмела потревожить покой ушедших!
Мой ответ, похоже, вызвал симпатию графа.
– А как они беседуют с вами? – он с трудом сдерживал иронию, я это чувствовала.
– По-разному, через видения, длящиеся мгновения, предрассветные сны, неприметные знаки… Разговор с мертвым, как с живым, бывает очень редко…
Похоже, мои слова понемногу вызвали доверие графа.
– Значит, вы можете увидеть картину смерти, если возьмёте в руки предмет, связанный с гибелью человека? – попросил уточнить Апраксин.
Теперь его голос стал, действительно, серьезен.
– Да, граф, я могу полагаться на свои таланты, если этот предмет соприкасался с телом жертвы в момент смерти, – ответила я, – Также о многом могут рассказать зеркала, находившиеся в комнате, мистическое стекло всё запоминает…
Апраксин кивнул. Он достал из ящика стола мусульманские чётки и протянул их мне.
– Что вы можете сказать об этом предмете? – спросил граф бесстрастно.
Я напряглась, готовясь увидеть кровавые сцены битв, но ничего не почувствовала. Напрасно мои пальцы перебирали четки. Тишина и пустота.
– Что вы чувствуете? – спросил Апраксин.
– Простите, я ничего не почувствовала, – честно ответила я, возвращая ему чётки.
Щёки горели от стыда. Утешало лишь то, что граф Апраксин не сообщит о моей неудаче никому, и о моём позоре не станет судачить всё водяное общество.
– Браво, сударыня! – генерал не смог сдержать довольной улыбки. – Эти чётки изготовлены недавно местным мастером, я заказал их в подарок моему московскому приятелю, любителю кавказских вещиц.
Едва сумев сдержать вздох облегчения, я не смогла сдержать улыбки.
– Мадемуазель, не знаю почему, но я вам верю! – воскликнул граф. – Согласен дать вам разрешение, – но его лицо обрело прежнюю суровость. – Не могу знать, как ваш талант поможет следствию, но нам сейчас не помешает любая помощь. Дай вам Бог, сударыня! Но это не значит, что вы должны быть в курсе всех дел следствия, – сказал он мне строго, – ваша задача увидеть…
Подробности следствия меня не особо занимали, я была рада удивительной возможности проявить себя, наконец-то, мой дар сослужит добрую службу.
Константин проводил меня до коляски и, попросив меня подождать, вернулся к Апраксину и Юрьеву для дальнейшего разговора.
Из журнала Константина Вербина
Наша беседа с графом Апраксином была прервана визитом Сергея Вышегородцева, брата князя, которого мы успели занести в список подозреваемых. Я вспомнил слова Аликс о том, как этого молодого человека охарактеризовала Нина Реброва: игрок, волокита, лодырь, сквернослов, которого старший брат постоянно выручает из всяческих нелицеприятных передряг.
Черты лица молодого Вышегородцева искажал страх.
– Мой брат исчез! – произнёс он взволнованно. – Алексей не вернулся домой со вчерашнего вечера!
– Прошу вас успокоиться! – велел граф Апраксин. – Что вам известно?
– Ничего! – простонал Вышегородцев. – Будь я проклят! Я кутил всю ночь в весёлых компаниях, не подозревая о том, что Алексею грозит опасность! Как отвратительны слухи о том, что мой брат убил Кравцова и скрылся! Чепуха!
Разумеется, мне давно известно, что в светских кругах новости распространяются весьма скоро, но я не ожидал, что настолько.
Юноша едва сдерживал рыдания. Мне не удалось понять, чем вызван его страх и горе: беспокойством за судьбу брата или за свою собственную жизнь.
Граф кивнул мне, дабы я задал гостю необходимые вопросы.
– Чем объясняется ваша уверенность в невиновности брата? – поинтересовался я.
Вышегородцев опустил взор. Мы сразу сообразили – он что-то скрывает.
– Мой брат не трус… – твердо повторил он.
– Никто не обвиняет князя в трусости, – продолжал я, – и мы были бы счастливы убедиться в его невиновности. Возможно, именно ваши слова снимут подозрения с брата…
Он молчал – колебался, пытаясь принять верное решение.
– Алексей не был врагом Кравцова… Я готов поклясться! – в его голосе звучало скрытое отчаяние.
– Прошу вас, будьте откровенны, в ваших руках честь вашего рода! – мой тон не был настойчив, но твёрд.
– Ради брата, я нарушу клятву, данную ему! – Вышегородцев сдержал вздох, – Алексей и Кравцов тайно служили в канцелярии Бенкендорфа. Более того, они работали в паре, разыгрывая в свете неприязнь друг к другу! Я надеюсь, что Алексей похищен и жив… О, Господи!
Сергей закрыл лицо руками.
– Поиском вашего брата займутся немедленно, – задумчиво произнёс Юрьев, – Я, право, не знал, что они разыгрывают вражду…
– Этого не знал никто, кроме меня, – ответил Вышегородцев, пытаясь унять чувства, – Их актёрский талант часто помогал им в исполнении служебных поручений, – Сергей тяжело дышал от волнения, – я поклялся сохранить тайну… Но сейчас вопрос жизни и смерти, пусть ради спасения Алексея стану клятвопреступником…
– А был ли у вашего брата и Кравцова общий враг? – спросил я.
– Не знаю, явных врагов не было… Алексей со мной не откровенничал… Клянусь, я ничего не знал о поручении, которое они должны были выполнить в ближайшие дни… Разумеется, я вообще ничего не ведал об их служебных делах!
– Когда брат открыл вам тайну, что вовсе не враждует с Кравцовым? – продолжал я беседу.
– Около года назад, я сам узнал обо всём случайно… – юный Вышегородцев вздрогнул.
– Пока хватит вопросов, – прервал Апраксин. – Ступайте домой, позже с сами ещё побеседуют…
Вышегородцев, немного успокоившись, удалился. Граф казался пораженным новостью не меньше нас. Неужто он тоже не ведал об этой искусной игре?
* * *
Преодолев узкие дорожки, мы приехали на место убийства: широкая поляна, окружённая невысокими холмами с одной стороны, заканчивающаяся небольшим обрывом – с другой. Мы спешились. Аликс, не проронив ни слова, быстро направилась к обрыву. Солнце, сокрытое одним из горных хребтов, освещало поляну, трава казалась неестественно яркой, как на цветных лавочных гравюрах.
– Кравцов упал здесь, в пяти шагах от края, – говорила она, прикрыв глаза. – Он лежал ничком, вдоль обрыва, лицом к тому холму. Правая рука немного вытянута вперёд…
Аликс встала на место, где по её предположению лежало тело. Лицо ее побледнело, мне захотелось немедля прервать наш эксперимент, но Юрьев удержал меня.
– Я в восхищении, барышня не могла этого знать! – воскликнул он с нескрываемым изумлением. – Невероятно! Все верно!
Жандармский офицер, насмешливо отзывавшийся о мистических увлечениях доктора Майера, с живым любопытством наблюдал за маленькой Аликс, которую всего лишь несколько минут назад считал романтической выдумщицей.
– Ночь, хлещет дождь, – продолжала Александра. – Яркая вспышка сквозь тьму… Гром… дождь смыл первые капли крови…
Она пошатнулась. Я поспешил к ней, чтобы поддержать, но Аликс, извинившись, выпрямилась. Я осторожно взял Аликс под руку. Чувство, что в каждом ее слове кроется подсказка, не покидала меня. Сумею ли я понять послание призрака?
– Ваши ответы поразительны! Что вы ещё можете сказать? – поинтересовался Юрьев. – А убийца? Вы видели убийцу?
– Простите, мне очень жаль, но я никогда не вижу лица убийцы, – ответила Аликс, опираясь на мою руку от усталости.
Да, мертвым недолжно влиять на судьбы живых, даже на судьбы своих губителей, нам придется самим расшифровать смутные подсказки ушедших.
– Если вас утомил сей эксперимент, мы не станем докучать, – нехотя произнес Юрьев, поймав мой суровый взгляд.
– Благодарю, мне привычны подобные труды, – улыбнулась Аликс. – Если бы вы дали мне вещь, которая была на убитом в момент смерти, возможно, мой рассказ стал бы более подробным… Я понимаю, пока мои речи вам мало чем помогут…
– А что вы можете сказать о князе Вышегородцеве? – спросил Юрьев. – Он жив или мёртв?
Меня поразило, как жандармский офицер уцепился за показания из мира мертвых.
Аликс печально покачала головой. В ее взоре читалось искренне смущение и извинение, что она не может оказать нам стоящей услуги.
– Простите, я не знаю… Здесь его не убивали – единственное, в чём я уверена, – уверенно произнесла Аликс.
– Вы можете узнать, убили его или нет? – Юрьев не отступал.
– Нет, – виновато ответила Аликс, – хотя… если мне дадут хороший портрет, где чётко прорисованы глаза, я попробую узнать, жив Вышегородцев или убит…
Юрьев задумался.
– У госпожи Кравцовой, сестры убитого, должен быть портрет! – произнес он уверенно. – Юлия Кравцова – невеста Вышегородцева, – уточнил он Аликс, – Поскольку нам неизвестно жив князь или мертв, я не стал говорить об их отношениях в прошедшем времени…
Я одобрил уважение Юрьева к неизвестной судьбе Вышегородцева.
– Мне бы хотелось узнать, что князь жив, – тихо произнесла Аликс, смущенно опустив взор.
– Аликс, если тебе стало дурно, и ты не желаешь принимать участие в нашем следствии, то можешь отказаться, – твердо произнес я, поддерживая ее на горной тропинке.
Злость на себя за необдуманный поступок охватила меня, надо было слушать слова Ольги, ей понятнее чувства сестры.
– Нет-нет, – спешно прервала Аликс, – я должна помочь восстановить справедливость… Ради Кравцова, которого я почти полюбила, – шепнула она мне.
Юрьев, довольный, что ему не пришлось уговаривать Аликс, молча следовал за нами. В визите к госпоже Кравцовой он нам компанию не составил, чем весьма меня порадовал, бывалый жандарм слишком настойчиво требует ответов от Александры, совершенно не щадя чувств барышни.
* * *
Юлия Кравцова встретила нас трогательным печальным взором, и я сразу же проникся к барышне сочувствием. Она была бледна и спокойна. Несмотря на печаль, черты лица Квавцовой выдавали дерзкий нрав, иногда барышни подобного характера бывают нежны, а иногда непреклонны.
– За одну ночь я потеряла двоих близких мне людей: брата и жениха, – тихо произнесла она. – С князем мы хотели пожениться через два месяца… Мне совестно, что я поначалу подозревала Алексея в убийстве моего брата, я написала гневное письмо, где отреклась от него, как и обещала… К счастью, он его не прочитал…
Она с трудом сдерживала слёзы.
– Не стоит предаваться отчаянью, сударыня, – произнёс я, – возможно, ваш жених жив. У вас есть его портрет?
– Да, конечно, – Юлия перевела на Аликс взгляд, полный надежды: она догадалась, какой эксперимент мы хотим провести. – Правда, этому портрету пять лет, – невеста князя вопросительно посмотрела на Александру.
– Не беспокойтесь, главное, чтобы портрет был выполнен точно, особенно глаза, – поспешила ответить она.
Нам принесли небольшой портрет очень хорошей, тщательной работы. Я обратил внимание на тонкий европейский кинжал, висевший у князя на поясе. Художник с особой тщательностью выписал сей предмет – вероятно, по желанию заказчика. Поскольку я знал Вышегородцева со времён моей воинской службы, то не мог не запомнить, как он дорожил этим кинжалом.
Александра приняла портрет из рук Кравцовой. Склонив голову, она внимательно всматривалась в его лицо. Затем, прикрыв глаза, провела рукой по портрету.
– Ваш жених жив! – произнесла Аликс уверено.
Лицо Юлии просияло.
– Жив? Где он сейчас? Что с ним? – она не могла сдержаться.
– Простите меня, я не знаю, – виновато ответила Аликс, вновь рассматривая портрет.
Вдруг она вздрогнула и побледнела, но быстро совладала со своими чувствами. Радостная Кравцова не успела ничего заметить.
– Если князь жив, его вскоре отыщут, – успокоил я Кравцову.
Мне не терпелось узнать, что увидела Александра. Какое видение на мгновение столь взволновало её? Я заметил, что Аликс хочет скорее выйти на свежий воздух, ей вот-вот станет дурно от переживаемого волнения, которое приходилось скрывать. Мы спешно покинули гостиную. Поддерживая Александру под руку, я довёл её до коляски.
– Этот красивый кинжал на портрете, – сказала мне Аликс, не дожидаясь моего вопроса. – Я вдруг увидела, что он был на поясе убийцы, застрелившего Кравцова… Это видение промелькнуло мгновенно, когда я рассматривала портрет…
Не вернуться и не расспросить Юлию Кравцову о кинжале я не мог.
– Не припоминаю у князя этой вещи, – сказала она, задумавшись. – Возможно, он подарил кинжал или продал его до нашего знакомства. Мне очень жаль, но я не никогда не придавала этому значения.
– Вы уверены, что кинжала не было среди вещей вашего жениха? Может, князь просто не показывал его вам? – предположил я, не видя причины, по которой можно столь легко расстаться с любимым предметом.
– Мой Алексей очень любит хвастать предо мною своим дорогим оружием, – ответила Юлия, – я знаю обо всех его военных вещицах… У нас с ним очень тёплые доверительные отношения, – я заметил, что она говорит о Вышегородцеве в настоящем времени, значит, верит, что он жив. – Князь – человек замкнутый, у него не было близких друзей… Разве что мой брат, упокой Господь его душу… и вы, он иногда очень тепло вспоминал вас…
Она улыбнулась.
– Вы найдёте Алексея! – это был не вопрос, а утверждение. – Князь жив, значит, он скоро вернётся… Он умеет выпутаться из любой передряги, я это хорошо знаю…
Я не мог с ней не согласиться.
Вдруг радость на лице барышни сменилась возмущением.
– А вдруг князь, действительно, совершил убийство?! – воскликнула она.
Кравцова поднялась с кресла, ее пальцы сжались в кулак.
– Неужто он виновен? – повторила она с разочарованием. – Тогда лучше ему быть убитым!
– Не стоит обвинять князя заранее, – возразил я спешно.
– Вы правы, – виновато прошептала Кравцова, – но я ничего не могу поделать… Меня одолевают дурные мысли, за которые мне становится совестно… Я мысленно обвиняю Вышегородцева, а потом прошу прощения у него… Князь именно тот человек, которому я готова покориться и все прощать… только не убийство брата…
Кравцова опустилась в кресло, закрыв лицо руками. Присутствие постороннего не смутило ее, но я испытал неловкость. Некоторые особы имеют способность изящно выражать свои эмоции, не нарушая приличий, вызывая у окружающих непреодолимое сочувствие.
А кто наследует немалое состояние Кравцова? Разумеется, оно перейдет к сестре, как приданное… Допустим, преступление ради денег возможно… но зачем убивать князя? А если он жив? Кажется, я окончательно запутался в своих размышлениях!
